Satellite

Джису просыпается от шороха бумажного пакета и следующего за ним мягкого хлопка двери. Он не помнит, как уснул. Помнит, только как закончилась тренировка, как все они растянулись по залу, как Чихун похлопал Сунёна по плечу и сказал, что ему нужно поработать в студии. Ещё помнит, как они с Чаном и Хансолем болтали, привалившись к стене и наблюдая, как остальные медленно, но верно один за другим выходят из зала и бредут в сторону общежития. В какой-то момент его воспоминания прерываются и возобновляются только на приглушенном хлопке двери и шорохе бумажного пакета. Джису чувствует, как у него затекла рука. В зале (а открыв глаза, Джису находит себя именно здесь) нет никого, кроме него и Хансоля. Самого Хансоля он едва видит в темноте — бледный свет разрезает её небольшими прямоугольниками окон. — Сколько сейчас? Вздох. Хансоль включает свет, и Джису недовольно жмурится. — Половина пятого, — хрипло бормочет Хансоль, словно Джису всё ещё спит и он боится его разбудить. — Ты уснул и я отправил Чана домой. Хансоль неуклюже опускается рядом — у него в руках кофе на двоих и кепка, в которой уместился тот самый бумажный пакет. Джису садится и разминает затёкшую руку. — Мог бы и разбудить. — Я и собирался, когда вернусь. — Хансоль протягивает ему один из стаканов и пакет. В нём ещё не остыли мягкие, ароматные пончики. — Рад, что не пришлось. Джису думает, что Хансоль святой. Тот зевает — он и сам с удовольствием бы поспал. У них в расписании дыры размером с мировой океан, вот только легче от этого не становится. Все их дни — сплошной тренировочный зал и студия. Иногда спать Хансолю хочется больше, чем жить. Он бы с удовольствием и сам поспал прямо здесь, в тренировочном зале, если бы Джису не уснул, положив голову ему на колени. Встать через несколько часов ему удалось с трудом. Хансоль рассеянно трясёт головой, ставит кофе чуть в стороне и теперь уже сам заваливается головой к Джису на колени. Тот не имеет ничего против. Джису с Хансолем легко — тот дурацкий совершенно, глупый, странный, с кучей заморочек в голове, таких, которые никому из них даже не снились. И при этом невероятно притягивающий. Притягательный. С Хансолем здорово валять дурака, косячить на тренировках и получать нагоняи от Сунёна; с ним классно бродить по парку по дороге в общежитие, обсуждать проблемы — общие и личные и молчать потом долго. Спать у него на коленях тоже очень классно. А ещё класснее — знать, что тебе потом принесут, например, кофе и пакет тёплых пончиков, которые достать в половину пятого утра почти не реально. Откуда-то, словно за несколько километров от них, слышится едва-едва музыка. — Чихун тоже полуночничает, — бормочет Хансоль. Джису делает несколько больших глотков кофе и жмурится, качает головой. — Иногда мне кажется, что такими темпами до камбэка доживут не все, — говорит он. — Добро пожаловать на Голодные Игры, — отвечает Хансоль, и они смеются. — У меня они хотя бы не голодные, — Джису потрясает в воздухе пакетом. — Спасибо. — Всегда, — говорит Хансоль и на мгновение затихает. — Всегда пожалуйста. Джису жмурится едва заметно и, зажав в зубах пончик, ерошит лениво Хансолеву челку. Тот закрывает глаза. Джису думает, что вместе они непременно справятся. Вслух он не говорит ничего, но Хансоль, словно почувствовав, произносит: — Всё будет отлично. Джису чуть оттягивает русую прядку, ведет невесомо и словно бы случайно ладонью по лбу. — Конечно, — лёгкое прикосновение большого пальца к виску. — Как может быть не отлично, когда у тебя есть тот, кто тебе принесет кофе в чертовых пять утра. Хансоль усмехается. Джису ловит его выдох своим запястьем. — И пончики, — добавляет Хансоль. Джису склоняется над ним, и он чувствует, как пахнет выпечкой от его губ. — Всегда пожалуйста. — Всегда, — повторяет Джису, тоже почему-то запинаясь. — Всегда спасибо. Где-то, словно бы в километре от них, слышится едва-едва музыка. Всё будет отлично. У них — всегда.