Одно лишь дыхание.

      В комнате невообразимо душно, казалось, воздух накален до предела. Наверно, опять кто-то из парней закрыл все окна, и поэтому Юнги просыпается уже в сотый раз от духоты, в сотый раз пытается уснуть. Спать осталось от силы часа два, эти два часа ему нужны, как воздух, потому что еще шире круги под глазами стать просто не могут, а визажисты устанут замазывать их толстенным слоем грима. В последнее время работы было выше крыши – студии, записи новых песен, постановки танцев, встречи с начальством – все это отнимало невероятно много сил у каждого, но надо было еще и выглядеть веселыми и счастливыми перед камерами. Никто не мог себе позволить такой роскоши как личная жизнь, свободное время, отдых, лишние пару часов сна и так далее. Так что, придя домой, парни, не сговариваясь, все заваливались спать, иногда даже не снимая одежды и заваливаясь на чужие постели – главное, поскорее заснуть. А лучше – и не просыпаться потом.       Потолок, казалось, уходил в далекую черноту. Юнги уже не маленький ребенок, чтобы бояться темноты – он начал ее благословлять, особенно когда нужно как следует выспаться перед завтрашним концертом. Темнота и тишина казались самыми прекрасными явлениями, которые только существуют на свете. Иногда на человека наваливается столько, что хочется лишиться всех чувств и кануть в небытие – ничего не слышать, ни видеть, не чувствовать, а лучше и не думать ни о чем.       Перевернувшись на другой бок, он уткнулся носом в чью-то горячую спину. Тифу ты, и так жарко, так тут еще кто-то из парней пристроился. А, это Техен. Ублюдок, мать твою, опять допоздна сидел и завалился на первую попавшуюся койку? С утра пиздюлей получишь, а сейчас просто отдай Юнги его законное одеяло.       Отобрав одеяло у обнаглевшего парня, Юнги пытался снова заснуть. Так, думай о своем сне, что там было?       Перед глазами всплыли расплывчатые образы из сна. Казалось, что чем четче ты пытаешься их вспомнить, тем дальше они от тебя ускользают. Это как плыть за мячом, который от твоих гребков уносится все дальше и дальше…       Вода. Вода везде. Теплая, солоноватая на губах, вода была повсюду. Всю их квартиру затопило. Казалось, что все погрузилось в вакуумную тишину – неслышно было ничего – не барахлившего телевизора в углу, на котором улыбающаяся кореянка пела какую-то песню, умильно посылая воздушные поцелуи в камеру, не дрыхнувшего в кресле перед ним Хосока и Чонгуком, накрытых одним пледом. Наверняка плед накинул заботливый Джин. На кухне горел свет, который через толщу воды казался приглушенным. За столом замер Намджун с ворохом бумаги на столе перед собой. Зарывшись в волосы руками, он, видимо, как всегда из последних сил пытался сосредоточиться на новых текстах, которые должны быть готовы к злосчастной среде. Вода казалась тяжелой, плыть через нее было тяжело. Казалось, что и она замерла и была, как застывающее желе. Не видя собственных рук, как будто те стали призрачными, не думая о том, что воздух вдруг перестал быть нужным, Юнги пробирался по коридору. Заглянув в полуоткрытую дверь спальни, он увидел фигуру Чимина, с головой закутавшегося в плед и уставившегося в стену слепым взглядом. Он сидел бездвижно, на стене перед ним застыл желтый свет от проезжающей мимо машины. В комнате царил полный мрак. Проплывая дальше, он заглянул в ванну. Там горел свет, и прямо над раковиной, которая находилась сразу за дверью, отрывком было видно умывающегося перед сном Джина. Он всегда соблюдал эту традицию. Но в этот раз что-то было не так. Просунув голову в дверной проем, Юнги разглядел его лицо – оно раскраснелось от многократных вытираний полотенцем, глаза распухли. Выглядел он откровенно паршиво, и Мин не хотел заставать его в таком состоянии. Последняя дверь в коридоре – вторая спальня. Дверь была заперта. Прильнув к ровной деревянной поверхности, он попытался прислушаться. Там царила полная тишина, такая же, как и здесь – всепоглощающая.       Зайдя в комнату, он не задумывался над тем, куда делась вся вода или как одежда так быстро высохла. В комнате был только один Техен, лежащий на его постели и завернувшийся в одеяло как чертова гусеница. Он не спал, только уставился в потолок таким же слепым взглядом, который был у остальных.       Подойдя к своей кровати, Мин плюхнулся рядом, подминая под себя подушку. Техен придвинулся ближе, перекинул через хена горячую руку и уткнулся доверчиво носом в складку футболки на груди. Он дышал глубоко, ровно, и сердце колыхалось едва в груди – Мин это чувствовал.       Юнги вновь охватила духота. Что такое, он опять проснулся? На этот раз сверху на него навалился засранец Техен. Если это тоже окажется сном, Юнги сойдет с ума. Может, у него сонный паралич, или что-то в этом роде?       Парня чуть ли не охватывало отчаяние от мысли, что он, кажется, и не заснет сегодня. С глухим стоном уткнувшись носом в плечо младшего, от чего он чуть дернулся. Отлично, этот засранец поплатится за то, что так любит занимать чужие кровати. Паршивец. Промычав что-то вроде «ммм, хен…» он поднял голову, не размыкая превратившихся в щелки глаз. Волосы торчали в разные стороны, и сейчас Техен был похож на домовенка. Черт его знает, откуда у Юнги такие ассоциации, но ослабленный недосыпом разум взывает позвать Нафаню.       Младший перевалился на другой бок, освобождая Мина, который мгновенно подскочил с кровати. Как же он заебался. Все, теперь он точно не заснет и будет очень об этом сожалеть завтра. Но ему срочно требуется никотин и улица, больше шума, а то тут как в аквариуме. Парень подошел на босых ногах к окну и открыл его с громким щелчком. Руки слепо хватают помятую пачку сигарет и зажигалку. Быстро сделав первую нервную затяжку и удовлетворенно потянувшись, почувствовал вкус никотина, Юнги уставился в распахнутое окно. Из губ вырывается струя дыма, которая, выходя за пределы оконной рамы, растворяется в темной воде, как акварель. Что за черт…?       Придвинувшись ближе, он посмотрел вниз. Город оставался городом – ничего не изменилось. Только вот было тихо. как в гробу. И только мерное посапывание Техена доносилась сзади. А наверху, там, в черном, как тушь, небе, плавно передвигались синие громады, отсвечивающие тысячью огней от города. Это были громадные киты, повисшие над головой ничего не подозревающих жителей и которые едва не касались брюхами верхушек небоскребов. Мин даже выпустил сигарету из губ и забыл, что та постепенно тлеет в руках. Мазаным движением вминая ее в пыльную пепельницу, он протер глаза, растрепал волосы, бил по щекам и снова открывал глаза – и снова видел китов в небе, и звезды, которые пятнышками плавали в том же небе, как будто на поверхности воды. И слышно все еще только посапывание Техена и его тихий шепот в духе «хен, ложись спать, завтра много работы». А Юнги стоит в ужасе от происходящего у окна и отчаянно трет глаза до красных кругов.       Нет, к черту, это опять сон. Один и тот же гребаный сон, где тишина съедает его изнутри, и слышно только гребаного Техена, где киты в небе и ребята спать должны давно. Когда это прекратится то, а?! В ярости сминая край футболки а потом, кидая ее же на пол, в черноту угла, парень плюхается на кровать и переворачивает подушку на холодную сторону. Отпихивая одеяло куда подальше, он предпочитает не думать о придвинувшемся чуть ближе Техене. О том, что его дыхание щекочет где-то на уровне лопаток, а руки, повязнувшие в рукавах домашней кофты, подкрались к спине, сонно царапая тупыми ногтями по мягкой, взмокшей от духоты коже. Юнги взвыл в подушку со всеми оставшимися силами. К черту все.       Резко перевернувшись, парень сгреб в охапку спящее нечто и прижал как можно ближе, словно боясь потерять единственное, что пока было естественным. Нет никаких китов в небе, нет никакой оглушающей тишины, нет духоты, повисшей в воздухе мертвый туманом, нет парней, застывших прошлым вечером такими, какими были – усталыми.       Этот сон – пытка. Личная пытка Мин Юнги.       Техен в руках пошевелился. Дернувшись, он уткнулся Юнги куда то в шею. Нос защекотали мягкие, чистые волосы с приятным ароматом чего-то сладкого – обычным запахом шампуня. Что-то промычав во сне, спящий сомкнул пальцы на мокрой спине старшего и снова затих.       В полной тишине и темноте Юнги все еще пытался на чем-то сосредоточиться, хотя бы чтобы быть в сознании утром. Мысли плутали неизвестно куда, словно как и их хозяин, путались в простынях и чужих волосах, почему-то необыкновенно мягких сегодня. И ванильный аромат, который уже словно проник под кафель ванны, казался не обыденным, а успокаивающим.       Юнги сжался сильнее, стискивая в руках свое единственное спасение и путаясь холодными ступнями в одеяле и опутывая ими теплые, в мягких домашних штанах, голени. Казалось, что теперь он чувствовал пульс младшего, что все еще спал, не шелохнувшись, мерно посапывая.       Вдох. Грудь парня резко поднимается, где то в шее словно проходит холодом.       Выдох. Рваный, от которого колышется что-то внутри, а в шее, в том же самом месте, становится почти до невыносимого щекотно.       В какой-то момент Юнги ловит себя на мысли, что их дыхание попадает в один такт. Мерный, спокойный. Словно на дыхании Техена, этого нескладного дурака с квадратным оскалом вместо улыбки живет вся вселенная, весь тот перевернувшийся с ног на голову мир, где все еще киты в звездном небе и Хосок с Чонгуком все так же сопят перед теликом. Этот чертов мир, с повторяющимся, как по заезженной пластинке, сном, промокшими насквозь простынями и вакуумной тишиной. И он, этот не унывающий генератор низкого смеха сейчас рядом, непривычно смирный и спокойный.       Он и не думал, что у них на двоих может быть одно лишь дыхание.