три минуты

мы над тысячей крыш пытаемся не дышать, двадцать три этажа, секунда — и мостовая, мне в тебе удержаться, и тебя удержать попросить бы у бога, только молитв не знаю; ощущаю укором пасмурно-хмурый взгляд: «ну, бросай же уже, так каждому будет лучше». почему ты не можешь даже сейчас понять, что я вряд ли когда-то стала бы это слушать? я тебя удержу. любой идиот бы смог. но ладони скользят, пугает собой дорога, на уставших моих плечах умирает бог. я впервые узнала, что же такое «много». как же сложно, обидно, больно и тяжело, я совсем не хочу встречаться лоб в лоб с асфальтом, и держу твои пальцы. всё будет хорошо. эта ночь, посмотри, мне кажется, пахнет мятой. я боюсь, что однажды кончится высота, ведь наш бог две минуты уже истекает кровью, оборвётся, обрушится, так что наверняка нам придётся прощаться сегодня навек с весною. в хватке пальцев, уставших, сходятся все мосты, я смотрю на тебя, а сзади бушует город; ломят пальцы, запястья, плечи, ключицы, и — три минуты, считаю: тридцать четыре, сорок. ты мне шепчешь: «устала? так кто же из нас слабей?», улыбаешься мягко, смотришь немного строго и меня отпускаешь с тысячью этажей. умирающий бог признаётся, что не был богом.