"Пусть говорят" на новый лад

— Добрыйвечер, добрыйвечер, добрыйвечер! — затараторил заводным цыпленком очкастый телеведущий. Его улётный костюм «с искрой» на самом деле только вчера достали из загашников Мосфильма (не пропадать же бывшему добру Штирлица из известного кино), и сдали в аренду вечно экономящим помрежам передачи. — Сегодня у нас в программе «Болтовня вразнос» молодая, несчастная женщина! Мы поговорим о любви, ненависти и страдающих детях! — ведущий воинственно стрельнул окулярами и вскинул руку. Сидящая в первых рядах полуслепая бабка-ветеран перекрестилась: в начале сороковых после такого жеста человека в форме все и началось. — У нас в гостях Раиса Захаровна Крупнова, невинно обманутая женщина, оставшаяся с ребёнком на руках без всякой помощи своего бывшего мужа. Встречайте! Грянула жизнеутверждающая музыка, которая заставила подпрыгнуть на месте и снова перекрестится пенсионерку, из-за кулисы робко вышла нескладная рослая бабища с валиками жирка на талии и со следами былой красоты на густо накрашенном лице. — Присаживайтесь, Раиса Захаровна, расскажите нам о себе и своем горе! — рванул к гостье ведущий, чем окончательно перепугал дурёху. Райка-Пылесос с Третьей улицы Строителей никак не могла привыкнуть, что все её здесь величают по отчеству, которое она умудрилась позабыть в залихватских изгибах своей богатой биографии. Проводив на мягкий диванчик вздрагивающую Крупнову и незаметно показав из-за спины кулак безостановочно крестящейся бабке, ведущий уселся рядышком с гостьей и вопросительно уставился на неё в ожидании ответа. Райка поморгала жирно подведёнными глазами и сложила руки с облезлым черным маникюром на круглых коленках. Кремпленовое платье слегка задралось на целлюлитном бедре, но Раису это не смутило. — Ну, в общем, так! Жили мы сначала с Толиком хорошо… — Как вы познакомились? — гаркнул ведущий, сбив с толку едва сосредоточившуюся бабу. — Дык… в монтаже и познакомились, ну… в шиномонтаже… — растерянно пролепетала она. — Мимо я шла, сумочку уронила, а он подобрал! Раиса гордо вскинула голову, словно доказывая окружающим, что и она имеет право на настоящие джентльменские ухаживания, как всякая женщина. Попутно позабыв при этом, что в тот достопамятный день она не только сумочку уронила, но и нехило приложилась об асфальт сама. — Так все и началось? — вызвать на бойкую конструктивную беседу отчаянно тормозящую гостью было трудно и ведущий уже сигнализировал о приглашении очередного гостя. — Да, началось! — пытаясь сосредоточится на людях и камерах вокруг, Раиса не могла отмахнуться от усердно лезущих в голову воспоминаниях о паре зуботычин и отпечатках от аккумулятора у себя на заднице. У её мужа ещё тогда сформировалась стойкая привычка начинать занятие любовью с мордобоя. — Хорошо! Что произошло потом? — Потом… — Райка, пугливо озираясь, старательно искала в памяти парочку приличных эпизодов из их совместной жизни, — он ко мне жить переехал, зарплату приносил, ребёночка завели. А опять… потом… пить он начал, сволота такая! По студии пошел гул — много у нас на Руси пострадавших от пьянства баб! Раиса, почувствовав поддержку из зала, манерно приложила замызганный платочек к бесстыжим глазам и тщательно потёрла, изображая невинные слёзы праведной обиды. — Когда руки распускать начал по пьяни, я ещё подумала, может простить? А уж когда он дедушкину гармошку порвал, спирту насосавшись, кончилось моё терпение! Выгнала я его! — зал одобрительно зашумел, и раздались апплодисменты, приободренная героиня выпрямилась на диване и горько покивала головой, весьма благоразумно опуская подробности совместных запоев. И с дедушкой Петром в том числе. — Хорошо! — обтекаемо подвел итог началу диалога ведущий и снова рявкнул во всю мощь луженой глотки. — Встречайте, бывший муж Раисы Захаровны — Анатолий Лидочкин! В студию бочком, на цыпочках, протиснулся здоровенный бугай. Его внешность была прямо противоположна игривой фамилии — угрюмый пустоглазый пропойца с рябым лицом. Вытянутая майка непонятного цвета и огромные ручищи-лопаты, которые он имел привычку «распускать», сразу настроили против него всех женщин на трибунах. Верующая бабулька истово теребила концы белого платочка, борясь с желанием осенить себя крестным знамением — её здорово напугал громадный кулачище ведущего, предупредительно показанный из-за спины. Опрятный дедушка рядом участливо посматривал на неё и тоже боролся с желанием — успокаивающе погладить незнакомую пенсионерку по плечу. — Анатолий! — подскочил к новому персонажу ведущий. Механик Лидочкин довольно шустро отъехал от него прямо на заднице в дальний угол дивана. — Почему вы отказываетесь платить алименты своему сыну? — студия сладострастно замерла, готовая разорвать в клочки горе-папашу. — Какому сыну? Чего платить? — Толик разинул рот и глупо заморгал, пытаясь сообразить где он и что надо делать. «Интересно, а буфет здесь есть?» — Он ещё и спрашивает, ирод царя небесного! — завыла высококачественной сигнализацией Райка. — Забыл что ль, мальчика своего Павлика, кровиночку родную! Раиса заплакала всерьез, потому что самой на похмельные мозги так вдруг отчего-то стало жалко мальчика. Зал ответил на её всхлипы мерным океанским рокотом человеческого сочувствия. — Не пил бы ты, сынок, молодой ишшо! — опрятный дед не удержался от комментария с места и был немедленно награждён уважительным взглядом бабульки-ветеранши. Откровенно говоря, ведущий и сам несколько оторопел от такого внезапного поворота в тщательно отредактированном плане беседы. Его, конечно, предупреждали, что главные герои вследствие многолетней алкогольной интоксикации способны на многое. Но диалог явно затягивался, и его смысл увиливал в сторону. Он кашлянул в сжатый кулак, чтобы дать себе время определиться с дальнейшим, и вкрадчиво произнёс: — Возможно, появление в студии сына вернёт отца на грешную землю. Встречайте — Павлик Лидочкин! Заиграла мозговыносящая слезоточивая мелодия. Перед зрителями весело проскакал худенький малыш лет семи, сверкая исцарапанными круглыми коленками из-под коротких штанишек на подтяжках, в беленькой, явно ему великоватой, рубашонке и первым делом заявил, широко и радостно улыбаясь: — Я сегодня не описался! Я сухой спал! — зрители, показанные камерой издалека, сплошь вытирали слёзы умиления и хлопали в ладоши. Бабулька-ветеранша крестилась, её плечо поглаживал сидящий рядом дед. Мальчик, на лице которого явно читались следы отставания в развитии, ни слова больше не говоря, быстро забрался на колени к незадачливому папаше и засопел, сунув палец в рот. — Саморезик мой! Винтик мой недокрученный! Перфоратор мой недочиненный! — засюсюкал с ребёнком Толик. В голове у него сразу все встало на свои места. «Райка козлится из-за пацана, щас бить будут!» — Видите, как он с ребёночком обращается! Называет как? А конфетку дитятке не на что купить! — обвиняюще тыкнула в него пальцем героиня. — Ты это… не того, лярва бутылошная! Сыночку моего ненаглядного прячет от меня, курва, и ещё с пер... прир… пиртензиями, прям! — Анатолий сгрёб в охапку счастливого Павлика, гордый тем, что ему удалось выговорить такое сложное слово. В его глазах, резко прояснившихся от нахлынувших эмоций, загорелся гнев. — Ах ты *пи-пи-пи* ластогоний! Использованный *пи-пи-пи*! *Пи-пи-пи* недоделанный! — Райка вскочила со своего места и в два широченных шага оказалась на середине павильона, продолжая верещать непечатные слова, старательно «запиканные» добросовестными редакторами. — Сиди, гнида подзаборная! Какие тебе деньги-алюменты? Пропьешь ведь! — не остался в долгу приободрившийся Толик. Пожилая парочка, уже сидящая рука об руку, успевали только поворачивать головы вправо и влево, с азартом следя за развитием событий и здорово напоминая зрителей теннисного матча. — Так Раиса пьёт? Поэтому вы боитесь платить ей деньги? — перебил пламенную речь Анотолия ведущий. — Ещё как пьёт, запоями, твою мать! И мать её тоже, кстати, бухала в чёрную голову, отчего и померла, дура старая. — Лидочкин победоносно обвёл взглядом студию, которая уже потерялась в догадках — какую сторону следует поддерживать и лишь вяло претявкивалась друг с другом отдельными выкриками. — Да кто пьет? Кто пьёт, я тебя спрашиваю, сучара ты задрипанная? — Райкин голос дрожал и всем казалось, что от обиды. На самом деле она страсть как боялась, что правда неуклонно вылезет наружу. — Не верьте этому алкашу, гражданин начальник, не было такого! В зрительном зале наступила мёртвая тишина. Ведущий разинул рот, пытаясь переварить автоматическую оговорку Раисы, которая выдала себя с головой коронной фразой всех знакомых с полицией людей. И пока главная героиня разразившейся драмы слабенько улыбалась, старательно себя реабилитируя, ведущий на всех парах летел вперёд, боясь упустить нить происходящего. — Может быть ясность в эту историю внесёт соседка Раисы Захаровны? — ведущий промокнул платочком лоб и отработанным жестом поправил очки на переносице. — Ещё больше не запутала бы! — тихонько шепнул на ухо бабушке Вере, успевший познакомиться с ней пенсионер Геннадий Петрович. — Встречайте! Соседка гражданки Крупновой — Кристина Шендяпкина! В студию, исполненная чувства собственного достоинства, медленно вплыла прилично одетая худощавая дама в годах. Высокомерно поджатые тонкие губы, презрительный взгляд и длинный нос выдавали в ней любительницу совать этот нос куда надо и не надо. Встряхнув тщательно уложенными на макушке каштановыми букольками, дамочка тут же заголосила мерзким визглявым голосом, чем тут же испортила о себе первое, довольно положительное, впечатление. — Что ж ты врёшь, кобыла ногайская! Кто у меня под дверью в два часа ночи валялся пьяный в зюзю? И пьёт и пьёт без продыху! Мальчик без присмотра, больной ведь мальчик, уважаемые! Муж — прекрасный, добрейшей души человек — не накормленный, не прибранный! Какая из тебя жена и мать, потаскушка ты драная?! Всё это соседка Раисы произносила, размахивая руками и подходя ближе к диванчику, на котором расположилась Крупнова. Что и оказалось в итоге её главной стратегической ошибкой. Раиса Захаровна, сообразив, что перевес сочувствия в студии явно не на её стороне и терять ей уже нечего, подскочила со своего места и с рыком, напугавшим бы любого, закалённого в боях индейца, ринулась на старинную обидчицу. Шендяпкина попятилась, но сделала это недостаточно быстро, не привыкшая, видимо, к конкретным разборкам. Зато Райка-Пылесос, учавствовшая не в одной уличной баталии, преуспела. Она в мгновение ока вцепилась в волосы соседке и принялась трепать ту по всему пространству перед местами для гостей. Шендяпкина охнула, взвизгнула и принялась отбиваться от нахалки сумочкой, вихляясь взад-вперёд и демонстрируя зрителям практичные панталоны до колен под взмывающим вверх подолом цветастого платья. — Дрянь *пи-пи-пи! — верещала Раиса. — Давно на моего мужа глаз положила, разведёнка озабоченная, теперь жизнь мне поганить будешь? Павлик восторженно приплясывал на коленях отца и, радостно смеясь, хлопал в ладоши — подобные развлечения ему были явно не впервой и мальчик не только не боялся, но и получал неожиданное удовольствие от знакомого зрелища. Ведущий окончательно оторопел. Он разевал рот, как пресловутый язь, шевелил руками и приседал, совершенно не зная, что предпринять. Бабуля-ветеранша Вера Ивановна в испуге вцепилась в рукав опрятного дедушки Геннадия Петровича, чисто по-женски ища поддержки в трудную минуту. Он ободряюще приобнял её, пользуясь моментом и благостно прищурился. Служба безопасности как всегда подоспела очень вовремя, когда всё интересное уже закончилось, и секьюрити осталось лишь развести по воображаемым углам «ринга» двоих раскрасневшихся баб. В кулаке у Раисы был зажат клочок накладных кудряшек, а мадам Шендяпкина могла гордиться красным пятном на скуле Крупновой, которое уже начинало неумолимо синеть. Обе тяжело сопели и сверкали глазами — по всему было видно, что следующая горячая встреча у этой парочки не за горами. Ведущий никак не прокомментировал происшествие, опасаясь продолжения драки. Он резво перебежал на другой конец студии, то ли подальше от опасных женщин, то ли по каким-то своим соображениям и уже оттуда, судорожно цепляясь за микрофон, принялся руководить выходящим из-под контроля процессом. — Итак, подведём предварительный итог нашей сегодняшней встречи! Раиса Захаровна требует уплаты алиментов в количестве… — очки ведущего уставились в лист бумаги, невесть откуда взявшийся в его руке, — двухсот тысяч рублей. Анатолий платить категорически отказывается, мотивируя свой отказ пристрастием к алкоголю нерадивой мамаши. Лидочкин закивал головой, прижимая к себе улыбающегося Павлика. Раиса протестующе что-то бормотала, но ей, видимо в целях безопасности, вырубили микрофон. — Почему же именно сейчас нашей гостье так понадобились деньги? Спросим у близкого друга и коллеги Анатолия, Олега Ридлецкого. Появление очередного персонажа было встречено студией массовым ахом. Пенсионеры в первых рядах крестились уже вместе. Коллега и близкий друг, а попросту — кореш и собутыльник — Олег-Дизель был невообразимо тощ, высок, отчаянно глазаст и невероятно бородат. Его абсолютно лысую голову украшали лётные очки на толстом самодельном ремне, чем придавали ему сходство с актёром Вином Дизелем в боевике про неуёмного фурианца*. Собственно, этим сходством Олег чрезвычайно гордился и всячески его поддерживал. Сейчас же, устроившись рядом с Анатолием и рассеянно потрепав по голове потянувшегося к нему мальчугана, он произнёс: — Раиса — женщина лёгкого поведения. Это всем известно. Даже ко мне подкатывала, пока Толян… — кореш покосился на Лидочкина, — отдыхал после работы. Неожиданно складная речь из уст такого чучела произвела неизгладимое впечатление на почти уже влюбленных пенсионеров. — Надо же! По внешнему виду трудно судить о человеке! — удивленно пробормотала Вера Ивановна. — А деньги ей прямо сейчас понадобились, потому что хахаля себе завела! — Олег задрал голову, обнажая тощее горло с острым кадыком, и самодовольно прищурился, довольный произведённым эффектом. Студия ахнула от вероломства прошареной бабы, которую только-только все начали жалеть. Похоже, эта новость и для Толика стала новостью, он вытаращил глаза и согнулся в три погибели, пытаясь рассмотреть свою бывшую через два стоящих рядом дивана, словно в ней прямо сейчас образовались какие-то свежие положительные черты. Раиса приосанилась, но тут же была выведена из душевного равновесия язвительной репликой заклятой соседки: — Который по счёту хахаль-то? Сорок седьмой, аль пятьдесят седьмой? — Шендяпкина встряхнула оставшимися кудряшками и разулыбалась, довольная всеобщим вниманием. Ведущий тут же переключился на неё. — Что вам известно об этом? — «Как же они мне все надоели, матьтвоюбожетымой!» — привычной скороговоркой ругался про себя взмокший телеведущий. — Ходит какой-то хлыщ, да! Наверняка, брачный аферист! — резюмировала взятая крупным планом соседка героини. По её разумению ничего приличного у соседки-проститутки и появиться не могло. — Да тебе завидно просто, титька тараканья, что к тебе не ходит никто, вот и злобишься! — припечатала Райка. Несмотря на некоторую половую распущенность она все-таки чувствовала превосходство над менее удачливой в любовных делах мадам Шендяпкиной. — Сиди уже молча в своей норе, да песенки свои слушай! «Лишь для тебя — рассветы и туманы!» Раиса, откровенно кривляясь, передразнила известного на весь свет любимца горе-разведёнок. Кристина побагровела и набрала воздуха в лёгкие. Ведущий тут же забился в очередном припадке активности. — Давайте же познакомимся с новой любовью Раисы! У нас в гостях Константин Флаконов! Раздались жиденькие апплодисменты. Зрители уже устали реагировать на колоритных персонажей и удивлять публику становилось все труднее и труднее. В студии появился высокий хрупкий мужчина без возраста. Из тех про кого говорят — и двадцать, и все семьдесят дашь. Плюгавенький, носатый, в огромных старческих очках с толстыми стёклами, он застенчиво смотрел себе под ноги и то и дело одёргивал траченый молью серый лапсердак. Флаконов чинно проследовал к диванчику Раисы, которая гордо восседала там одна и пристроился рядышком, близоруко озираясь по сторонам и улыбаясь всем подряд. — Кем вы работаете, Константин? — ведущий обвел тяжёлым, предупреждающим взглядом остальных собравшихся, чтобы те не вздумали помешать содержательному диалогу. — Библиотекарем, — проблеял новоиспечённый любовник разбитной Райки и захлопал веками с реденькими ресничками над бесцветными глазами. Все в студии с изумлением уставились на Раису. Где она успела встретить и заманить в свои, явно потёртые частым использованием, любовные сети такого кадра — была удивительная загадка. Сама виновница торжества сидела гордая и счастливая, помалкивая, что на заре знакомства с Костей-Глушаком она перво-наперво передралась с ним возле помойки из-за пустых пивных бутылок. Довольная впечатлением, которое произвёл её крайне интеллигентный, кроткий с виду, жених, она тут же ринулась в атаку. — Товарищи! Граждане! Вот избавилась я от мужа-алкоголика, семью новую построю, заживу с приличным человеком и с ребёнком своим! Помогите с несправедливостью справиться! — она картинно всхлипнула, чувствуя, что перевес сейчас явно на её стороне. — Где ж это видано, чтоб родной отец кровиночку свою бросил без денег? — Павлик, деточка моя, иди к маме! — Райка поманила мальчонку и тот, спрыгнув с коленей отца, безропотно перебрался к матери. — Ничего не понимаю, Геннадий. Кто тут прав, кто виноват? — пытаясь сделать это потише, нашёптывала на ухо дедушке Вера Ивановна. Они уже перешли на «ты» в процессе совместных переживаний. Ведущий почесал макушку и предпринял последнюю попытку разобраться в происходящем. — Давайте спросим у Павлика, как ему живётся? — зрители загалдели. Мнение заколебалось от «нечего волновать несчастного ребёнка» до «устами младенца глаголет истина». — Павел, ты уже ведь взрослый мальчик, правда? — начал издалека присевший на корточки перед ребёнком мужчина. — Ну да! — веско изрёк малыш, с увлечением ковыряя пальцем в носу. — Скажи мне, с кем тебе лучше — с папой, мамой, или дядей Костей? — заинтересованная публика замерла на вдохе, словно предчувствуя эту самую истину в последней инстанции. — Папка хороший, дерётся только иногда. Но это если я сигареты у него таскаю или на балкон вылезаю через перила! — Павлик обвел окружающих его изумлённых взрослых широко распахнутыми глазёнками. — Мамка тоже хорошая, когда не бухает и дома сидит, а то как упрётся за бутылкой, мне и поесть нечего. Зрители, как вдохнули пару минут назад, так и забыли выдохнуть. А впечатлённый тем, что его внимательно слушает такая толпа народа Павлик, чего с ним не случалось за всю его маленькую жизнь, спокойно продолжал: — Дядя Костя тоже хороший. Он не пьёт и не дерётся. Кашляет только всё время. У него этот, как его… беркалёз! Первой отмерла мадам Шендяпкина, резво отпрыгнув на безопасное с её точки зрения расстояние от разносчика смертельной заразы. — Я так и знала, что с этим тихушником что-то не так! — заглосила возмущенная баба, спровоцировав оглушительный взрыв гомона и свиста среди вконец офонаревшей от такого поворота событий публики. Смущённый Костантин и совершенно растерянная Раиса молча озирались по сторонам, откровенно не понимая из-за чего весь сыр-бор. — Ну, туберкулёз у человека, он лечится же… щас всё лечится! — робко пыталась объяснить положение вещей Крупнова, но её уже никто не слушал. — Отобрать у неё ребёнка надо, пропадёт крошка! Ему лучше с отцом! — гарпией вопила Шендяпкина, подпрыгивая на месте. В её хорошо поставленном голосе явно чувствовались отголоски коммунистических трибун. Едва под высокими сводами зрительного зала затихли последние отголоски сканадала, как ведущий снова постарался взять бразды правления в свои руки. — Значит, какой мы делаем вывод из нашей поучительной истории? Нельзя оставлять мальчика с мамой, у которой жених-туберкулёзник, нельзя отдавать его отцу, который пьёт и дерётся, как утверждает сам Павлик. Что же делать? Как сложится судьба несчастного ребёнка и куда он отправится жить?.. — К нам он жить отправится, к нам! — перебил излишне экзальтированного человека с микрофоном Геннадий Петрович. Они успели перекинуться мнениями с Верой Петровной, выяснив, что живут неподалеку и обменять две их однушки на одну двушку будет совсем легко. Взаимная симпатия, так внезапно зародившаяся между пожилыми людьми, грозила перерасти в настоящее чувство. У всех присутствующих в очередной раз коллективно отвисли челюсти. Недоделанный Вин Дизель веско изрёк в наступившей вновь тишине: — Во стариканы дают! — Кто вам отдаст чужого ребёнка просто так? — взбеленился Анатолий. — Мой это сын! Никому не отдам! И тебе, бабка не жить, если влезешь! Злобно сжимающего кулаки бугая испугался даже подобравшийся поближе массивный секьюрити. Однако, Вера Петровна лишь презрительно смерила разбушевавшегося алкоголика холодным взглядом: — Ии, милок! Я в сорок втором таких отморозков с самолета прямо вместе с танками расстреливала. Из пулёмёта. Жахнешь, бывало по нему — горит, сердешный, тока дым столбом. В Дунькином полку я служила, слыхал? ** Шибко нас фрицы боялись! Всю войну прошла, а ты кулаками на меня махать! Под Сталинградом выстояли — жарко было там, война, чай, — и ничего, справились, живем. Так что ты супротив меня — тля шишколобая. Кишка у тебя тонка на гвардии капитана рот разевать. Ведущий понял, что это последний в его жизни эфир. Благообразная, без конца крестящаяся бабулька оказалась суровой воякой с железным характером и стальными нервами, и он с ужасом взирал на сидящего с ней рядом деда. — Ежели кто бузить супротив нас начнёт, так у меня старых знакомцев в конторе*** хватает и внучёк — зам прокурора города. Показанная крупным планом парочка милейших старичков никак не вязалась в помрачневших умах алкоголиков и гостей столицы с громкими подвигами и славой. Ситуацию разрядил опять же маленький Павлик. Он слез с мамкиных упругих коленок и споро подбежал к новоиспечённой бабушке. — А у тебя котик есть? Я котика хочу, а мамка с папкой не разрешают! Бабушка Вера погладила ребёнка по непослушным вихрам: — Есть котик, есть, внучек… — И собачка есть, — добавил Геннадий Петрович, — большая и умная! Овчарка называется, на границе раньше служила! С этими словами он покосился на окончательно сникших Анатолия и Раису. — Вы, молодёжь, как исправитесь, да пить бросите — милости прошу в гости! Рады будем, может быть. Гас в студии свет, расходились зрители и вытирали пот операторы с режиссёрами, ломали голову где похмелиться главные и неглавные герои телепередачи. А маленький Павлик шёл по улице за руку с новыми родственниками, ел клубничное мороженое и радовался близкой встрече с пушистым рыжим котом и учёной собакой.