Книга Путей

Фурихата не сразу понял, что заблудился. Сначала он просто свернул с тропинки, а потом наткнулся на земляничную полянку. Ягоды были крупными, душистыми, чуть горчили, потому что росли среди сосен, и такими вкусными, что Фурихата забыл обо всём. Об оставленной на краю полянки корзинке, о заманчивом бревне, на котором вполне могла притаиться грибная семейка, о дупле в старой сосне, в которое он собирался заглянуть. О том, что нужно прислушиваться к голосам одноклассников. И теперь, сжимая в перепачканной земляничным соком ладони стебельки лесной гвоздики, растерянно прислушивался. — Ау! — позвал он. В ветвях стрекотали сороки, тишина звенела в ушах. Вечно с ним что-то приключается. Старший братик опять будет смеяться, а папа рассердится, нахмурится и отвернётся. И скажет, что сын снова разочаровал его. Но если, подумал Фурихата, никто не узнает, если получится отыскать всех раньше, чем его хватятся, то, может быть, всё обойдётся. Фурихата подобрал корзинку, поворошил грибы. Он был совсем не уверен, что они все — съедобные. Он вообще собирался отдать корзинку дома маме, чтобы она ахнула и похвалила его. И сказала, что из этого можно будет съесть. И вся кухня пахла бы лесом. А цветы они бы поставили в синюю узкую вазочку. Ту, что подарила бабушка. Фурихата ещё раз аукнул, послушал тишину и, поудобнее перехватив корзинку за плетёную ручку, пошёл наугад. Туда, где деревья, казалось, росли не так густо. Среди стволов мелькнуло что-то яркое, и Фурихата ускорил шаги. Он даже вскрикнул от радости, когда разглядел за соснами крышу дома. Но это был не дом. Храм. — Простите! — громко позвал Фурихата у приоткрытой двери. — Тут есть кто-нибудь? Он почти не надеялся на ответ. Храм казался заброшенным: потемневшие стены, поломанная решётка ящика для подношений, проваленные ступеньки крыльца, колодец для омовения рук пересох, и на дне каменной чаши лежали растрескавшиеся деревянные черпаки. Кто вообще додумался ставить храм в лесу? Но дверь тихонько прошуршала в сторону, выпуская наружу любопытную лисью мордочку. Лис уставился на Фурихату круглыми золотистыми глазами и хрипло тявкнул. Фурихата присел на корточки, протянул руку ладонью вверх, как учила мама, чтобы зверь мог её обнюхать: — Привет, лисик. Ты не дикий? Не убежишь? Лис настороженно коснулся носом кончиков пальцев Фурихаты, фыркнул и уселся, задрав мордочку. — У тебя есть хозяева? — спросил Фурихата. — Ты чей? Он говорил, чтобы не было так страшно. Храм в лесу, никого нет, но лис упитанный, весь лоснится. Может, он жил при храме? А когда монахи уходили, то почему-то не забрали его. Бросили? — Тебя бросили? — озвучил последнюю мысль Фурихата. Лис презрительно посмотрел на него и поднялся. — Эй, подожди, не уходи! — запаниковал Фурихата. — Смотри, что у меня есть! Фурихата пристроил корзинку с грибами на решётку ящика для подношений, поспешно вытащил из рюкзачка собранное мамой бенто, выловил из риса сосиску и протянул лису. Тот заинтересованно понюхал угощение, цапнул его острыми зубами, зачавкал, заурчал довольно. Фурихата тихонько рассмеялся и, присев на скрипучие ступеньки крыльца, тоже приступил к еде. Наевшийся лис прошёлся вокруг Фурихаты, заглянул в корзинку, в рюкзак и, боднув под локоть, забрался на колени. Фурихата осторожно погладил яркое рыжее ухо, почесал пушистый подбородок, шейку. Лис прикрыл золотистые глаза и тихонько заурчал, незаметно впиваясь острыми коготками в ткань джинсов… *** Акаши уже давно не видел людей. Храм местного бога был заброшен уже очень много лет, и хотя бог был на редкость упрямым, человеколюбивым, и всё ещё на что-то надеялся, Акаши ждал, когда тот ослабеет достаточно, чтобы забрать кое-что. Кое-что важное. Второй говорил, что с Книгой он снова обретёт могущество. Бог об этом знал. Кивал при встрече, улыбался. Бог его не боялся, и Акаши всё никак не мог понять, пришло время или нет. Всё же Акаши был ёкаем, а не богом. А боги — они всегда со своими хитростями. Когда из леса вышел человек, Акаши как раз навещал давнего недруга. Второй внутри сегодня ворочался беспокойно, бормотал: иди, иди, мне интересно. Когда Второй не спал, ему всё было интересно. Акаши облазил храм с крыши до подпола, но ничего, как всегда, не нашёл. — Я тебе говорил, что он всегда носит её с собой, — разочарованно пробормотал он. «Не уходи. Я что-то чувствую. Жди». От человека вкусно пахло усталостью и страхом, Акаши даже облизнулся. Он недавно ел, но этот человек — совсем ребёнок — так славно боялся. Кто бы смог отказаться? Человек остановился у дверей, позвал. Голос срывался на звонкие нотки — нежная, слабая добыча. Акаши вышел навстречу — принюхаться, подобраться поближе. От человека вдруг полыхнуло радостью, и Акаши чуть не сбежал. Не то! Он уже развернулся, чтобы уйти, но человек запаниковал, а Второй внутри потянулся наружу, зашептал: «Подойди к нему, я что-то чувствую, не отпускай». Акаши прыгнул человеку на колени — глупый, глупый человек, разве тебя не учили, что нельзя так близко подпускать к себе незнакомых? — острые кончики когтей проткнули плотную ткань, по-комариному неощутимо коснулись кожи, прокалывая её. Второй внутри вытянулся напряжённой струной, когда из-за храма появился бог. Акаши только сейчас сообразил, что корзинка с грибами стоит на ящике для подношений, и разозлился: дурной человек подкормил вредного бога! Всё же не зря давным-давно он сделал всё возможное, чтобы люди покинули эти места. Они всегда портят любое начинание! Бог, как обычно, приветливо улыбнулся Акаши и обратился к поспешно вскочившему на ноги человеку: — Привет. Ты как здесь очутился? Акаши даже удивился, что человек не спихнул его с колен, а осторожно подхватил под живот, чтобы встать и поклониться. — Добрый день! Я Фурихата Коки. Из начальной школы Сото-Канда, — зачастил он. — Мы пришли сюда на кинокогари. Я заблудился. А вы кто? — Я присматриваю за храмом, — ответил бог. — Так это твой класс собирает сегодня в лесу грибы? — Да. — Я слышал, как они тебя зовут, Фурихата-кун. Ты просто свернул не на ту тропинку. Знаешь, в лесу нужно очень внимательно смотреть, куда идёшь. У тебя с собой обязательно должна быть карта, если ты куда-то собрался. — Но у меня нет карты, — растерялся человек. — Поэтому ты и заблудился. — А у вас есть? — Конечно. Смотри. Бог достал из складок хаори тонкую книжку в потрёпанной вытертой обложке — Второй забормотал «я же говорил, вот она, жди», — раскрыл её где-то посередине, развернул к человеку: — Смотри, вот тут храм, а вот — видишь? — тропинка. Она выведет тебя к одноклассникам. — Спасибо, — кивнул человек. — А где можно купить такую карту? Бог аккуратно закрыл книжку, погладил её по обложке. — Знаешь, Фурихата-кун, я подарю тебе эту книгу. Только пообещай мне, что будешь очень внимательно смотреть, куда идёшь. Без карты запросто можно заблудиться. — А как же вы? — спросил человек. Бог легко улыбнулся: — А я уже выучил все тропинки наизусть. Не переживай. А теперь идём, я тебя провожу. Человек радостно кивнул, потянулся за книжкой, и Акаши полоснул удерживающую его руку так, что она разжалась, выпуская его на свободу, а сам Фурихата растерянно вскрикнул. — Акаши-кун! — глаза бога блеснули холодным светом. Акаши взъерошил шерсть, припал к земле. — Это ваш лис? Человек от любопытства забыл даже про набухающие кровью царапины. Бог покачал головой. — Нет, не мой. Он иногда просто приходит в гости, — он взял рюкзачок человека, засунул туда книжку, забросил на плечо лямку. — Идём, я проведу тебя к людям, чтобы они смогли обработать ранки. Знаешь, такие царапины очень плохо заживают. Всё же лис дикий. Человек не обратил внимания на оговорку бога и доверчиво вложил маленькую перепачканную ладонь в его руку. Акаши оскалился. Ха! Его царапины вообще не заживут! Не получилось с богом, получится с человеком. Он же совсем глупый: как можно доверять первому встречному, в лесу, в заброшенном храме? Как можно брать подарки? Второй внутри напрягся, завыл: «Пусти-пусти-пусти, неудачник, уносит, пусти же!» А бог уже вёл человека прочь. К другим людям. Акаши посмотрел им вслед, прищурился. И вовсе он не неудачник. Сейчас он проследит за ними! Но вредный бог свернул возле тории, пропал из виду на мгновение и скрылся совсем. Увёл человека — и книгу, такую нужную, такую важную — своими путями. Второй взревел и рванулся наружу. Когда бог вернулся, Акаши был готов перегрызть ему горло. И пусть тот могущественнее, Акаши уже было всё равно. Он рванулся к полупрозрачной тонкой фигуре — Второй делал его быстрым, ловким, и на его счету было уже несколько поверженных богов — и покатился кубарем по красной опавшей листве от одного неуловимого движения призрачной руки. Бог подошёл, взял за шкирку, поднял к своему лицу и устало поглядел на него. Второй заклацал зубами, замахал всеми девятью хвостами, пытаясь добраться до бога. — Давно я тебя не видел, Акаши-кун, — тихо и как-то горько сказал бог. — Почему ты не приходил? Сколько лет прошло. Даже не сразу узнал тебя в облике дзинко. — Ты что наделал? — разъярённо зашипел Второй. — Ты мне обещал! Обещал, что вернёшь мне её! Что ты поможешь! А ты! Что ты сделал, Те-цу-я?! — Послушай… — начал бог. — Ты мне говорил, — перебил Второй, — что нужно сражаться до последнего, что всегда есть надежда. И ты — ты сам — отдал Книгу человеку? — Акаши-кун! — Я с самого начала знал, что этим всё закончится. Второй попятился вглубь, выталкивая Акаши на поверхность. Он никогда не рассказывал, что произошло у них с богом, как бы Акаши не допытывался. «Ты лишь часть меня, мой глаз, мой голос, моя шерстинка, — огрызался Второй на все расспросы. — Тебе не обязательно всё знать». Акаши вывернулся из рук бога, встал на ноги, провел руками по волосам, вытряхивая запутавшиеся в них кленовые листья. Бог печально смотрел на него. — Не сегодня, — надменно сказал Акаши. — Но теперь у тебя нет Книги Путей, ты скоро ослабнешь, и мы… — Ты всё равно не смог бы взять книгу, лисёнок, — покачал головой бог. Акаши мимолётно удивился, как то тот сумел отличить его от Второго — это не удавалось ещё никому. — Даже у меня из рук не мог бы взять. — А человечек, значит, смог? — в глубине заворочался Второй, и Акаши шикнул на него: «Сиди, сам разберусь!» — Смог. Не мог не взять. Разве ты не почувствовал в нём что-то особенное? Эта книга ждала его. Его, не тебя. Он сможет помочь, послушай же! — Я обману его, — прошипел Акаши, не слушая. — Обману, а Книгу заберу себе. Он сам мне её отдаст. Он развернулся и пошёл домой, ощущая спиной чужой взгляд, но когда обернулся, рядом со старым храмом уже никого не было. Пять лет спустя — Ты предупредил своих, что задерживаешься? Фурихата молча кивнул и снова уставился на площадку, где Кагами показывал чудеса дриблинга. Рико покачала головой. Она знала, что родители Фурихаты против его занятий баскетболом, но выгнать первогодку не могла. Вечно сутулый, с тревожными глазами, словно уже провинился и ждёт наказания, он вызывал жалость, этот нелепый мальчишка. Непонятно, зачем вообще вступил в клуб. Хотя он что-то говорил про свою девушку. Но никто так её и не видел. Рико отошла, подозвала к себе жестом Митобе и что-то принялась ему негромко втолковывать. Фурихата вздохнул. — Что-то не так? Куроко присел рядом на скамейку, набрасывая на шею полотенце и вытирая выступивший на лице пот. Он выглядел запыхавшимся и усталым. Кагами продолжал носиться по паркету, словно у него был неисчерпаемый заряд энергии, как у вечного двигателя. — У меня так никогда не получится, — тоскливо признался Фурихата, словно его кто-то дернул за язык. Они с Куроко никогда не были особо дружны, но тот умел молчать и слушать, а Фурихату вдруг понесло в откровенность. — Никогда. Я такой неудачник, Куроко. Завалил контрольную сегодня. Представляю, что скажут дома. И ни в одной выездной игре ещё не участвовал, всегда на скамейке запасных, и игры только со вторым составом. Все умеют что-то такое — кроме меня. А дома снова скажут, что Аки — это мой старший брат, знаешь, он в этом году заканчивает Тодай, — что он всегда… и чтобы я брал пример… Фурихата съёжился ещё сильнее, сжал кулаки, зажмурился. — Меня всё время с ним сравнивают. Как будто меня самого по себе и нет. Как будто я никому и не нужен. — Зря ты так думаешь, — отозвался Куроко. — У каждого есть какой-то талант. Ты просто ещё не понял, какой у тебя. А помнишь? — спросил он, помолчав. — Когда мы всей командой заблудились в старом городе, ты нас вывел. Я тогда подумал, что у тебя есть с собой навигатор. Фурихата хмыкнул: — А, это. Нет, навигатора у меня нет. Но это не сложно, на самом деле. Я просто хорошо ориентируюсь, так было с самого детства. Это не талант. — Талант, — возразил Куроко. — Есть даже такой вид спорта — спортивное ориентирование. Если бы у нас в школе был такой клуб… — Даже если и талант, — перебил его Фурихата, — от него всё равно нет никакого толку. Ладно, Куроко-кун, извини, что я так на тебя всё вывалил. Если можешь — забудь. Куроко улыбнулся, кивнул. У Фурихаты на душе стало чуть легче. Он как раз домывал пол, когда открылась дверь в зал. На пороге стоял мальчишка — в футболке и джинсах, худой, не выше самого Фурихаты, и вряд ли старше. У него было бледное лицо и яркие глаза — жёлтый и алый — под неровно обстриженной красной челкой. Фурихата смотрел на него и думал, что никогда в жизни ему ещё не было так жутко. Взгляд держал его, не давая ступить и шагу. Фурихата решил, что если странный мальчишка на него сейчас набросится, то он даже убежать не сумеет. Ноги словно приросли к полу. — Не бойся, — наконец сказал мальчишка и поднял руки ладонями вверх. — Я не хотел тебя пугать. Я просто заблудился. — Не можешь выйти из школы? — ватными губами спросил Фурихата, удивляясь про себя, что вообще сумел что-то сказать. — Ты новенький? — Нет, я не из вашей школы, — улыбнулся мальчишка. — Меня зовут Акаши Сейджуро. На улице уже никого нет, а район я не знаю. У вас тут горел свет, и я зашёл, чтобы попросить помощи. Позаботься обо мне. Он поклонился, словно бы нехотя, насмешливо. — Я Фурихата Коки, — торопливо представился Фурихата. — Я попробую тебе помочь. Ты где живёшь? — Я живу в Киото. Сюда я приехал в гости и, кажется, сошёл не на той станции. Мне нужно в Шибую. Шибуя-Парк отель. — Это просто, — откликнулся Фурихата, — ты знаешь, где метро? — Да. Я от него и пришёл сюда. — Шесть остановок по розовой ветке, потом пересядешь на желтую, до конечной, и оттуда на автобусе четыре остановки. Отель будет в тридцати метрах по ходу автобуса. Он замолчал, увидев, как пристально смотрит на него Акаши. — Ты уверен? — разбил тот повисшую тишину. Фурихата пожал плечами. Перед глазами словно стояла карта, со всеми обозначениями, направлениями, дорожными знаками и списком достопримечательностей. — Ну, как-то так, — неловко сказал он. — Может, у тебя есть карта? — спросил Акаши. — Извини, — склонился в поклоне Фурихата. — Карты у меня нет. Но ты не сомневайся, это правильный маршрут. Хочешь, я напишу тебе на листе, куда идти? Или, если у тебя есть телефон… — Нет, не нужно, — сказал Акаши. — Увидимся, Фурихата Коки. Он молча поклонился, развернулся и вышел, не заметив Куроко, вернувшегося в зал с ведром чистой воды. — Кто это был? — спросил тот, выглядывая в коридор. — Не знаю. Он назвался Акаши. Акаши Сейджуро. — Вот как, — задумчиво сказал Куроко. — Ты его знаешь? — Откуда? — Куроко удивлённо обернулся. — А что от тебя хотел этот Акаши Сейджуро? — Сказал, что заблудился, — сказал Фурихата. — Я подсказал ему дорогу. — Я слышал, — сказал Куроко. — Ты так всё объяснил. Как будто знал всё наизусть. — У меня в голове карта, — вдруг признался Фурихата. Внезапный испуг вылился в болтовню — лишь бы не молчать, иначе просто захочется кричать, а он уже не маленький, чтобы вопить от страха. — Я в детстве как-то потерялся в лесу и набрёл на заброшенный храм. Я даже не успел испугаться. Там был служитель. Он вывел меня к классу и подарил карту. — Какую карту? — Ну, карту. Чтобы я не заблудился больше. Такую книжку, вроде тех, что продают туристам, только старую. Много-много карт под одной обложкой. Кажется, вся Япония была нарисована. Так подробно. Я любил её листать и, наверное, случайно всё выучил. Мне нравилось рисовать в ней. — Рисовать? — удивился Куроко. Фурихата улыбнулся воспоминанию, успокаиваясь. — Ну, я же был маленьким, понимаешь, а тут такая книжка. Там были ещё пустые станицы. Я играл, как будто я путешественник. И рисовал карты тех мест, где побывал, всякие зарытые сокровища. Мне казалось, что эта книжка волшебная, и если пойти по тем дорогам, которые я нарисовал, то обязательно попаду в сказочные страны. Знаешь, как Дороти по дороге из жёлтого кирпича? — А ты хотел на самом деле путешествовать? У Фурихаты сразу упало настроение. Он взялся за швабру: — Не стоит об этом. Учитель рассказал моим родителям, как я заблудился. И они до этого года вообще меня никуда больше не отпускали. А если в школе были экскурсии, мама писала для меня записки с отказом. Так что, — Фурихата вздохнул и невесело улыбнулся, — я вряд ли стану путешественником, даже если у меня будет волшебная карта. — Думаю, это не карта волшебная, — тихо сказал Куроко себе под нос, так что Фурихата его едва расслышал. — Это ты волшебный. До сих пор. *** Дома Фурихата вытащил старую книжку с дальней полки. Её обложка совсем полиняла, надпись «Книга Путей» осыпалась, и только вмятины на ткани позволяли прочесть название. Фурихата открыл разворот, ласково провёл пальцами по нарисованным линиям. Ему казалось, что придуманные им дороги ластятся к пальцам. Он нашёл свою улицу, дом. Если пойти на север триста метров, свернуть налево, а потом направо и ещё раз направо, то через несколько шагов дорога должна смениться тропинкой, вывести из города, в лес, на поляну, где росло дзиммэндзю. Фурихата в своих воображаемых путешествиях всегда приходил к этому дереву, усеянному плодами, похожими на человеческие головы. Дерево улыбалось ему тысячами ртов, спрашивало, куда Фурихата пойдёт сегодня. — На рисовое поле, — улыбнулся воспоминанию Фурихата. — На заброшенное поле, где живёт Доро-та-бо. Он аккуратно закрыл книгу, погладил её по обложке. В доме было тихо. Только поэтому он услышал, как на улице вдруг надрывно заскулила собака. Фурихата выглянул в окно, пытаясь разглядеть её. Звук стал выше, обречённее, словно животное уже потеряло всякую надежду на спасение. Так иногда скулил Ниго, когда думал, что его могут оставить одного. Видно, не мог забыть те несколько дней, что провёл на улице до того, как попал к Куроко. — Эй, — позвал Фурихата, — я сейчас. Собака умолкла, как будто услышала его, а потом снова заплакала тонко и отчаянно. Фурихата положил книгу на стол, потихоньку обул в коридоре кроссовки и выскользнул за дверь. Улица под полной луной была совсем пустой. Фурихата не слышал даже машин, которые вечно проезжали неподалёку по шоссе. — Ты где, собака? — позвал он. Та откликнулась, заскулила громче. Фурихате казалось, что стоит свернуть за забор, и он увидит бедолагу, но звук как будто отдалялся. Фурихата свернул в одну улочку, в другую, под ногами захрустел гравий, потом кроссовки оставили следы в глубоком пышном мху, зашумели вокруг деревья чужого сада, и пришлось напрячь слух, чтобы услышать за шелестом собачий плач. Фурихата сосредоточился на звуке и совершенно не заметил, как очутился… где-то. Здесь на землю опускались сумерки. Блики закатного солнца скакали на мелких волнах, отражались от розового песка, освещали макушки невысоких густых кустов, росших группками вдоль бесконечного побережья. Фурихата застыл, глядя на горизонт. Улицы родного Токио исчезли без следа. Фурихата стоял на берегу моря, и это точно был не Токийский залив с его мутной водой, причалами, кораблями, небоскрёбами и наглыми, вечно голодными чайками. Он сделал шаг назад, упёрся спиной во что-то жёсткое, шершавое и оглянулся. Ближайший к нему яркий розовый плод растянул губы в приветливой улыбке, распахнул глаза в удивлённом узнавании и вскрикнул: — Здравствуй, Коки! Как долго тебя не было! Мы уж думали, ты состарился и умер. Куда сегодня пойдёшь? Фурихата попятился, чуть не упал, развернулся и бросился бежать по берегу, а головы вразнобой кричали вслед: — Привет! Коки вернулся! Куда ты сегодня пойдёшь, Коки? Так он не бегал ни на одной из тренировок Рико. Ноги увязали в песке, словно тот был зыбучим, лёгкие горели от нехватки воздуха, а из груди вырывались хриплые звуки — на крик у него просто не было сил от ужаса и усталости. Наконец, он всё же споткнулся о какой-то выступ в песке и растянулся ничком. Вокруг было тихо. Фурихата почти решился встать на четвереньки и отплеваться от набившегося в рот песка, как вдруг услышал совсем рядом весёлый голос: — И кого ж это занесло в наши края? Фурихата вжался в песок и попытался притвориться мертвым, как выброшенная на берег медуза. Незнакомец помолчал, походил вокруг, потыкал Фурихату чем-то твёрдым в бок и пожаловался: — Я тебя ещё даже не угостил, а ты уже валяешься. Нечестно! Фурихата осторожно повернул голову и застыл, оторопело вглядываясь в незнакомца. Он выглядел ровесником Фурихаты: не слишком высокий, улыбчивый, румяный мальчишка в красном кимоно. Мальчишка рассмеялся растерянности Фурихаты, показывая острые клычки, и затанцевал вокруг него, размахивая деревянным черпаком на длинной ручке. Рыжие волосы взметнулись вверх, заискрились под последними лучами заката. Фурихата сел и, разинув рот, уставился на странные танцы. — Меня зовут Хаяма Котаро, — поклонился незнакомец и протянул ему свободную руку. Фурихата ухватился за неё, поднимаясь, поклонился в ответ. — Фурихата Коки, позабо… — Чудесно! — перебил его Хаяма. — За это надо выпить! — За что? — оторопел Фурихата. — За знакомство, — нетерпеливо уточнил новый знакомец, и втиснул в руки Фурихате широкую чашечку. — Подставляй давай. — Я не могу! — запротестовал Фурихата и попытался отдать посудину. — Я несовершеннолетний, и мне завтра в школу! И я не знаю, кто ты, но… — Да ладно тебе! — перебил его Хаяма и наклонил над чашкой свой черпак. Фурихата с удивлением увидел, как оттуда в посудину полилась прозрачная жидкость. — Белое саке! — торжественно провозгласил Хаяма. — Ну, до дна! Ты не хочешь меня обидеть! Он смотрел на Фурихату так, словно врежет ему своим черпаком по лбу, если тот попробует отказаться. Фурихата вздохнул, поднёс чашку к губам и отхлебнул пахнущий фруктами и цветами напиток. В голове сразу зашумело, как не шумело ни на одной из вечеринок с пивом, что устраивала баскетбольная команда тайком от Рико и Хьюги. Берег качнулся и медленно поплыл в сторону. Фурихата уселся на песок. Над ним снова рассмеялся Хаяма: — Понравилось? Давай ещё! Я так давно не пил ни с кем, а пить в одиночку, знаешь, совсем не так весело, как в компании! Вот я тебе сейчас расскажу, как однажды встретил на берегу трёх красавиц. Он, не переставая тараторить, снова наклонил черпак над чашкой Фурихаты. Откуда в черпаке берётся саке, отстранённо подумал тот, и почему не разливается, когда Хаяма так им машет во все стороны? Но саке было таким сладким и вкусным, Хаяма таким прикольным, а его истории такими смешными, что Фурихата совершенно расслабился. Он не то чтобы забыл, что только недавно попал в какой-то странный мир, что убегал от дерева с говорящими головами, что завтра в школе контрольная, а мама может проснуться и пойти проверить, укрыт он или нет, как привыкла проверять с самого его детства. Просто это вдруг стало таким неважным и далёким, совершенно не стоящим внимания, в отличие от ещё одного глотка саке и смеха Хаямы. Хаяма потащил его за руку в прибой, и Фурихата захохотал и на ходу скинул кроссовки, чтобы не намочить их. Вода была тёплой, как в онсене. Хаяма легонько толкнул Фурихату в плечо, и тот, всё ещё смеясь, рухнул в волну. Сквозь прозрачную воду он успел увидеть, как Хаяма склонился над ним: его лицо неуловимо изменилось, покраснело, черты заострились, а в светлых глазах застыло что-то жадное и недоброе. Фурихата потянулся встать, но Хаяма вдруг навалился на него и начал топить. *** Акаши только и успел увидеть, как сёдзё тянет мальчишку на дно. Он узнал его мгновенно и успел только поразиться тому, что глупый Фурихата делает здесь, на изнанке мира людей, а потом вспомнил, что мальчишка должен уметь находить всякие пути. Странно, что он появился тут только сейчас. «Книга!» — вдруг взвыл Второй, и Акаши, не раздумывая, бросился за человечком в воду. Хаяма скалился из глубины, но, по-настоящему, он никогда не был Акаши соперником. Так, собутыльник на время полнолуния, когда не хочется оставаться одному. — Отвали, Акаши, — рыкнул Хаяма. — Я первым его нашёл! — Моё! — рявкнул из глубины Второй, и в глазах сёдзё отразился алый блеск. — Пошёл прочь, найдёшь себе другого. — Мне этот понравился, — оскалился сёдзё. — Хочу его. — Ты начинаешь меня раздражать, — процедил Акаши. Сёдзе под его взглядом попятился, разжал руки. Фурихата всплыл на поверхность, раскинувшись звездой и не подавая признаков жизни. — Я тебе это припомню, бывший, — булькнул Хаяма и ушёл в глубину. Акаши потащил человечка из воды, несколько раз нажал на грудь. Человек судорожно закашлялся, задёргался в его хватке, распахнул перепуганные глаза и, кажется, собрался заорать, но только неровно выдохнул, глядя в бешеные глаза Акаши. — Ты, человек, — прошипел Акаши, — у тебя совсем нет мозгов? Фурихата всё так же молча хлопал глазами и тряс головой. Его начала бить запоздалая дрожь, и он обхватил себя руками за плечи, пытаясь согреться. — Только совсем идиот станет пить на берегу с сёдзё, — сказал Акаши. — Ты хоть представляешь, как тебе повезло, что я проходил мимо?! — А ты что здесь делаешь? — прохрипел Фурихата. — Ты же должен был быть в Шибуе. Где Хаяма? Акаши только головой покачал: — Бестолочь. Это был сёдзё. Напоил тебя и тащил к себе. — Кто? — переспросил Фурихата. — Я не понимаю. — Сёдзё, — раздражённо повторил Акаши. — Местный пьяница. А ещё он хватает глупых людей и тащит к себе. И никто из них уже не возвращается домой. Ты что, совсем ничего не знаешь? Фурихата оглянулся на прозрачные волны и поёжился. — Глупый человек, — фыркнул Акаши. — Как ты сюда попал? Книга с тобой? — Какая книга? — человек, наконец, встал, неловко повёл плечами, поморщился, как будто у него что-то болело. А может, и впрямь болело. Хаяма никогда не заморачивался целостностью своих жертв. — Я… Не знаю. Я не собирался никуда попадать. Собака скулила. Я шёл за ней. А там дерево. Говорящее… Он замолк, словно окончательно пришёл в себя. Белое саке Хаямы никогда не было слишком крепким. Значит, книги у него с собой нет, понял Акаши. Не отобрать. Второй разочарованно нырнул в глубину. — Идём, — сказал Акаши и тронул человека за плечо. — Я покажу тебе дорогу. — Куда? Голос у Фурихаты был перепуганным. Раньше надо было бояться, подумал Акаши. Потянул человека за рукав футболки. — К людям. *** — Выход там, — сказал Акаши. — Направо, второй поворот… — И прямо, пока не настанет рассвет, — ошарашенно закончил Фурихата. Он с детства любил английскую сказку про Питера Пена и Небывальщину, но даже не предполагал, что когда-нибудь наяву услышит этот адрес, по которому ещё никто ни разу не посылал писем. Головы на дзиммэндзю закивали, подхватили многоголосым эхом: — Рассвет. Рассвет. Пока не настанет рассвет. Акаши удивлённо приподнял брови. — Нет. Откуда такой странный путь? Направо, второй поворот и через сад — там будет твой мир. Иди и попытайся не заблудиться, — добавил он ядовито. — Книги же у тебя нет. Он развернулся и начал спускаться к морю. Даже не попрощался, подумал Фурихата с внезапной обидой. Он отвернулся, опасливо отодвинулся от ближайшей любопытно принюхивающейся к нему головы, а когда снова посмотрел вниз, то увидел только, как по берегу, высоко подняв рыжие хвосты, идёт лис. Фурихата сморгнул. Лис скрылся за кустами, и Фурихата медленно попятился направо, ещё раз направо. Под ногами захрустел гравий, плечо оцарапала кончиком ветка яблони, за соседским забором залаяла собака. Луна всё так же заливала ночную улицу своим светом. — Акаши, — сказал сам себе Фурихата. — Акаши Сейджуро. Что ты делал в нашем спортзале? Он потихоньку пробрался к себе в комнату, рухнул на кровать, даже не сообразив сменить мокрую одежду, и провалился в сон. Во сне улыбающийся Хаяма тянул его за одну руку в море, за вторую ухватился Акаши и тащил на берег, а головы дзиммэндзю раскачивались на ветках и подбадривали соперников. Акаши вдруг обернулся лисом и больно укусил Фурихату за руку. — Бестолочь! — тявкнул он. — Вставай! А то в школу опоздаешь! Фурихата подскочил на постели. В дверях стоял брат и недовольно смотрел на него. *** Весь день Фурихате мерещилась в толпе яркая макушка Акаши, но каждый раз это оказывался не он. В этом сезоне было модно окрашивать волосы во все тона красного. «Книга Путей» лежала на дне спортивной сумки и выглядела совсем неволшебно. Ровно до тех пор, пока Фурихата не взял её на большой перемене в руки. На свободной странице, той, что шла раньше сразу за его последним детским рисунком, возникла карта. Фурихата тупо смотрел на неё, вспоминая весь свой путь. Карта немного померцала под его взглядом и начала меняться на глазах, переплетая дорожки, наполняясь разными значками и надписями. Похожий на человечка значок с надписью «Хаяма Котаро» медленно двигался по береговой линии. Фурихата осторожно закрыл книжку и положил обратно. — Ты какой-то задумчивый, — сказал ему Куроко по дороге из спортзала. Ему сегодня было в ту же сторону, что и Фурихате, он шёл рядом почти неощутимо, пока не заговорил. — У тебя бывало чувство, — спросил Фурихата, глядя прямо перед собой, — что что-то должно случиться? Что-то такое, что может изменить всю твою жизнь? Куроко легко подстроился по его шаг, пожал плечами: — Что-то вроде интуиции? — Не совсем, — попытался объяснить Фурихата. — Это как если стоишь на перекрёстке и не можешь выбрать, по какой дороге идти. — Как в сказках, да? — у Куроко был серьёзный тон, но Фурихата заметил, как по его губам скользнула слабая улыбка. — Как в сказках, — медленно повторил он. — Бывало? — Бывало, — ответил Куроко. — И что ты сделал? — замер в ожидании Фурихата. — Я воспользовался шансом всё изменить, — ответил Куроко. Дома Фурихата никак не мог взяться за уроки: книга лежала в ящике стола, и ему казалось, что он слышит, как она шелестит страницами, на которых появляются новые карты. И Фурихата не выдержал. Ночь была тёмной — луну скрыли низкие облака. Но чужой сад так же знакомо шелестел ветвями, а на втором повороте под ногами захрустел гравий, предупреждая — сейчас. Сейчас было ослепительно солнечным, и Фурихата зажмурил слезящиеся после ночи глаза, шагнув под полуденные лучи. — Коки пришёл, — радостно прозвучало рядом. Щёку облизнул мокрый язык, Фурихата вслепую шарахнулся в сторону, и кто-то рассмеялся на разные голоса. Дзиммэндзю было точно таким, как Фурихата запомнил по первому разу. Головы улыбались ему, прикрывали макушки широкими листьями, защищаясь от жарких лучей. — А у меня нос облазит, — пожаловалась одна из голов. — И пить хочется. Нос и в самом деле покраснел. Фурихата сорвал листок подорожника, что рос прямо под ногами, и осторожно приблизился к дереву. — Можно? — неуверенно спросил он. Голова забавно вытаращилась на него, а потом заулыбалась, вытянулась вперёд, насколько позволял черешок, подставила нос. Фурихата аккуратно пристроил листок на нём. Голова скосила глаза, пытаясь рассмотреть зелёную нашлёпку, разулыбалась и застенчиво спросила: — А пить? — Пить-пить-пить! — поддержали её другие головы. — Там-там-там! Возле корней спряталась деревянная бадейка, Фурихата взял её в руки и спросил: — Это… вас полить надо? — Полить-полить-полить, — закивали головы. — Река там-там-там! Фурихата огляделся: сегодня он попал не на берег моря, а в какую-то холмистую местность. Внизу, скрытая деревьями, блестела под солнцем речка. Фурихата вздохнул, подхватил бадейку и начал спускаться. Вода в реке была прозрачная. Фурихата засмотрелся на мелкие разноцветные камушки на дне, на проплывающую стайку мальков, казавшуюся одной большой серебристой рыбой. — Интересно, а если я выпью этой воды, — пробормотал он, — со мной же ничего не случится? Хотя я пил саке Хаямы. Это считается? Он припомнил все сказки, в которых нельзя было есть и пить, потому что даже одна крошка волшебной пищи что-то необратимо меняла, но солнце припекало всё сильнее, а вода пахла так чисто и вкусно, что Фурихата наклонился к реке. Его лицо отразилось в воде, и Фурихата облизнул запёкшиеся губы. Отражение облизнулось в ответ, потянулось ему навстречу, оскаливаясь в улыбке заострёнными зубами. Зубов было слишком много, и Фурихата отшатнулся назад, опрокидывая бадейку, перебирая руками в попытке отползти назад, подальше от реки и её жителя. Водяной высунулся по пояс из реки, облизнулся ещё раз и мягко улыбнулся, прищурив миндалевидные глаза. У него были длинные тёмные волосы, густые ресницы и чувственный рот. — Ну надо же, — промурлыкал водяной. — Чужак из другого мира. Давно тут таких не было. Подойди поближе, человечек. Голос завораживал, как музыка. Он звал подойти, притронуться к чуду, остаться с ним навсегда. Фурихата бездумно сделал шаг вперёд. — Не бойся, человечек, — голос у водяного стал совсем нежным, как журчание ручья. — Я тут потерял кое-что на берегу. Гребень. Любимый. Его вынесло волной, а я не могу выйти из воды. Ты же мне поможешь? Фурихата зачарованно кивнул: — Да, конечно. Одну минуту. Он пошарил взглядом по прибрежному песку: недалеко от воды и в самом деле поблёскивал отполированным боком костяной гребень. — Подай мне его, — мягко попросил водяной. — А я тебе в благодарность покажу что-то милое. Фурихата поднял вещицу, протянул руку навстречу водяному, как вдруг затылок обожгло болью. Боль заставила очнуться. Фурихата вскинул руки к волосам, зажимая болящее место, краем сознания отметил, что подошёл совсем близко к воде, и вдруг понял, что смотрит прямо в глаза водяному. В этих глазах застыло что-то жадно, хищное, ждущее, и Фурихата подумал, что почти так же смотрел на него сквозь толщу воды Хаяма. И что он бы хотел никогда-никогда не видеть больше таких взглядов. — Отойди от него, — раздалось за спиной. Водяной насмешливо улыбнулся, обнажив острые рыбьи зубы. — Сей-чан. Давно тебя не видел. Котаро рассказывал, что ты отбил у него добычу, но я не верил. Это так мелочно. Совсем не похоже на тебя. — Отойди от него, Лео. Водяной — Лео — продолжая улыбаться, потянулся вперёд, но Акаши внезапно оказался между ним и Фурихатой, и тот зажмурился от страха. *** — Спасибо, что спас меня. Дурной человек благодарно кланялся, а Акаши затапливало облегчение пополам со злостью. Нурэ-онна уже почти заманил к себе человека, и если бы Акаши не проходил мимо… — Между прочим, дважды, — сказал Акаши. — Если бы не я, то Лео бы уже обгладывал твои косточки на глубине. Ты совсем глупый? Неужели ты с первого раза не понял, что к воде здесь нельзя подходить? — Я не собирался подходить к воде, — Фурихата вспыхнул, то ли от стыда, то ли от гнева. — Угу, — Акаши носком подпихнул к нему пустую бадейку. — Как ты вообще тут оказался? Снова. — Я не собирался, — повторил Фурихата. — Просто дзиммэндзю хотели… хотело… пить. — А ты такой добрый, — насмешливо протянул Акаши, — что ради других готов даже в пасть к нурэ-онна влезть. — Извини, — Фурихата опустил глаза, взялся за ручку бадейки. — В следующий раз можешь не спасать меня. Он подошёл к реке, набрал воды и начал медленно взбираться наверх по склону холма. Акаши смотрел ему вслед, пока внутри не зашевелился Второй. «Иди за ним». Вот ещё, огрызнулся Акаши. «Книга». Акаши задумался: в самом деле, как человек попал сюда второй раз? В первый — ладно, пусть случайность. Акаши таких случайных видел не однажды. Кому-то даже помогал найти выход. Но второй раз… Неужели человек начал пользоваться Книгой? — Фурихата-кун, — догнать человека на четырёх лапах было секундным делом. Человек отпрянул в сторону, чуть снова не расплескал воду и уставился на Акаши огромными перепуганными глазами. — Т-ты, — он даже заикаться начал, — т-ты г-говоришь! Т-так мне т-тогда не п-показалось. Ты лис. Акаши сел, обернув лапы пушистыми хвостами. — Дзинко, — поправил он. Фурихата опустил бадейку на землю, присел на корточки и нерешительно протянул руку ладонью вверх. Акаши фыркнул от возмущения — что за дурацкий жест? — а человек вдруг ахнул: — Ты извини меня, но ты — Акаши? Ну, то есть… Да, ты Акаши, но, послушай, мы с тобой ведь раньше встречались? — зачастил он. — Я только сейчас вспомнил. Ты не помнишь, да? Я тогда маленьким был. На кинокогари, в лесу. Там ещё храм был. И я заблудился, а ты — это же был ты? Человек лепетал, весь раскрасневшийся, он даже забыл про то, что мог сегодня умереть. Акаши принюхался — возбуждение пахло не хуже страха. А Фурихата вдруг тихо рассмеялся: — Это был ты. Точно. А одноклассники не поверили, что я тебя видел. И учитель сказал, что лисы в Сото-Канда не живут, и что храма там нет. Ты тогда съел сосиску из моего бенто! — Я бы съел тебя, — сказал Акаши, — если бы ты не вызвал Куроко. — Кого?! — вскрикнул человек. — Куроко, — Акаши раздражённо оскалился чужой непонятливости. — Куроко Тецую. Бога. *** — Но Куроко же совсем не бог, — растерялся Фурихата. — Он учится вместе со мной. Играет в баскетбол. Он, конечно, хороший игрок, мне таким никогда не стать, но его призрачные броски вообще мало кто может повторить. — Призрачные броски? — хмыкнул Акаши. — Не бог, говоришь. А ты случайно никогда не замечал за ним ничего странного? Фурихата бы мог сказать, что в Куроко было странным всё подряд, но это означало просто признать правоту Акаши. — Даже не пытайся, — сказал Акаши. — Я вижу тебя насквозь. А теперь признавайся: где книга, которую тебе дал Куроко? И не смей говорить, что не знаешь ни о какой книге. Иначе бы ты тебя здесь не было. Он встал, медленно ступил к Фурихате поближе, тот шлёпнулся с корточек на задницу и охнул. — Я жду. Хвосты хлестали воздух позади Акаши, как беспокойное пламя. — Дома, — ответил Фурихата. — Я оставил её дома. — Ясно, — сказал Акаши. — Ты принесёшь её мне. Это был не вопрос, Фурихата как-то сразу понял, что Акаши не привык просить, только отдавать приказы. И тут в нём проснулось упрямство. Оно редко давало о себе знать, но когда проявлялось, то Фурихату нельзя было сдвинуть с места. — Нет, — твёрдо сказал Фурихата. — Я не принесу её тебе. Куроко отдал книгу мне. Воздух возле Акаши заколебался, и Фурихата увидел, как вместо дзинко перед ним появляется человек. На лице у Акаши мелькнуло и пропало удивление. — Не принесёшь? — повторил он. — Однако, Фурихата-кун, ты отважный человек. Даже не знаю, что об этом и думать. Наверное, это всё же не отвага, а глупость. — Зачем тебе книга? — набычился Фурихата. — Что в ней такого особенного, что ты хочешь заполучить её? — А вот это не твоё дело, — тоном Акаши можно было заморозить реку. — Моё, — упрямо возразил Фурихата. — Куроко отдал книгу мне! И я хочу знать, почему ты за ней охотишься. Кстати, — вдруг испугался он, — ты знаешь, где я живу? На лице Акаши медленно, как восход солнца, проступила очень неприятная улыбка. — Я искал тебя пять лет, — сказал он. — Я всё про тебя знаю. — Тогда почему? — выкрикнул Фурихата и отступил от него. — Почему ты ещё не забрал её? Внутри всё дрожало. — Не трясись ты так, — скривил губы Акаши. — Хотя твой страх так вкусно пахнет. Он облизнулся, и Фурихата увидел, что зубы у него слишком белые и острые для обычного человека, каким Акаши выглядел. — Я не могу её отобрать, — сказал Акаши и опустился на землю. — Но эта книга — моя память, мои знания, моя жизнь и мой путь. И она мне нужна. Он устал, вдруг осенило Фурихату. Он же держится из последних сил, и только гордость не даёт ему просить. Он присел рядом, не решаясь коснуться. — А если я тебе верну книгу, что будет? — тихонько спросил он. — Не знаю, — ответил Акаши. — Куроко сказал, что я не смогу её взять. И что ты можешь мне помочь. — Я? — поразился Фурихата. — Но я же… я не знаю, я же никогда… — Куроко, — сказал Акаши. — Что Куроко? — не понял Фурихата. — Куроко знает. Принеси книгу, — приказал Акаши. — Принеси мне её, а я уж придумаю, как договориться с Куроко. Тон у него был властным и холодным, и Фурихата подумал, что зря его пожалел. Он встал, взял бадейку. — А ты… — замялся Фурихата. — Я подожду тебя здесь, — ответил Акаши на невысказанный вопрос. — Чтобы ты не боялся, что я как-нибудь подкараулю тебя у твоего дома. — Я вовсе не об этом хотел спросить, — возмутился Фурихата. — А о чём? — приподнял брови Акаши. — На той книге печати, да? Когда я тебе её верну, то Куроко их снимет, и ты станешь свободным? — выпалил Фурихата и испуганно ойкнул, глядя, как глаза Акаши наливаются багрянцем. — Я не связанный печатями ёкай, — презрительно рыкнул Акаши. — Я бог перекрёстков! *** — Бог? Человек уже давно ушёл, а Акаши всё сидел под деревом и размышлял. Второй после вспышки нырнул в глубину и не отзывался. — Нам всё равно придётся поговорить, — позвал Акаши. — Выходи. Внутри Второй раздражённо заворочался, забормотал. «Чего тебе надо?» — Не ёкай? Ты — не ёкай? А я? «Не совсем так». — А как? «Я не всё помню». Акаши вздохнул. Неужели и в этот раз он ничего не узнает? — Расскажи, что помнишь, — предложил он. — И почему не всё помнишь. «Ладно, — Акаши даже затаил дыхание. — Я покажу». Перед закрытыми глазами развернулось чужое воспоминание: светлый лес, небо лоскутами сквозь кружево сосновых ветвей, пятеро на поляне. — Спорим? Кто-то с золотистыми глазами насмешливо улыбается. — Скорее. Пока нет Куроко. — Ты слабый, — фиолетовые волосы развеваются на ветру. — Ты без своих карт просто никто. Слабый, никчемный бог дорог. — Что ты сказал? Воспоминание обжигает алым. — Отдай книгу, — у фиолетового пламени равнодушный голос. И только в самой глубине — почти не расслышать — что-то тёмное и алчное. — Докажи, чего ты стоишь без неё. — Вечный спор, кто сильнее, — смеётся золотое. — Скорее, он уже близко, я знаю. — Я покажу тебе мою силу, и ты подчинишься мне. Потому что победитель получает всё! Листы книги разлетаются по всему лесу. — Какой смысл в предрешённой победе, Акаши? — глухо ворчит грозовое облако. — Это скучно. Я ухожу. — Я тоже в этом не участвую, — в мшистых глазах беспокойство. Двое против одного. — Ты чувствуешь? — фиолетовое растекается сумерками по поляне. — Ты уже чувствуешь слабость, Ака-чин? Чувствуешь, как сила уходит от тебя? Как ты становишься всё меньше и глупее? — Я могу вернуть свою силу в любой момент. — Ну так верни её, — золото вспыхивает в сумерках, окруживших Акаши. — Верни, пока Мурасакибараччи не раздавил тебя! — Что здесь происходит? Пронизанные золотом сумерки растворяются среди деревьев, оставляя на поляне двоих. — Что? — эти огромные глаза Акаши узнает среди тысячи других глаз. — Что здесь произошло? Акаши тянется к книге, но прикосновение оставляет на ладонях ожоги, и он роняет её в траву. — Да что ж случилось? — Куроко поднимает книгу, быстро перелистывает страницы, с ужасом глядя на места обрывов. — Что ты сделал? Что ты сделал с собой?! Он смотрит на Акаши, и во взгляде ужас мешается с горем: — Кто ты? — Разве не очевидно? Я — Акаши Сейджуро. Те-цу-я. Воспоминания подёргиваются туманом, в котором мелькают тропинки, и дороги, и карты, начертанные на пожелтевших листах. И книга, становящаяся всё толще. «Ещё немного, — слышится тихий голос. — Я не могу найти последнюю, думаю, туда нам просто нет хода. Но я придумаю, как тебе помочь». Корни деревьев, сухой жаркий нос, побуревшая от крови рыжая шерсть и тусклые глаза. «А потом я нашёл тебя, маленький бедный лис, — сказал Второй. — Ты почти умирал, и я…» — Не надо, — попросил Акаши. — Не продолжай. Я понял. Ты поглотил меня. «Спас». — Поглотил, — возразил Акаши. — Почему я не помню? «Не знаю, усик. Ты тогда умирал — может, поэтому?» — Уйди, — попросил Акаши. — Мне нужно подумать. Второй вздохнул едва слышно и пропал. Акаши машинально зарылся пальцами в прибрежный песок. В памяти — уже не чужой, своей — всплыло воспоминание: кривая ухмылка, серые волосы, светлые глаза. Голос, произносящий: «Вот мы и встретились». — Вот мы и встретились, — раздалось за спиной. — Как тебе удалось выжить, дзинко? *** Фурихата заблудился. Ощущение было новым и непривычным. Такого он не испытывал с младшей школы. С тех пор, как Куроко отдал ему Книгу. Фурихата ещё раз огляделся: лес притих вокруг него, даже птицы не перекликались. А может, в волшебном лесу нет птиц? Он достал из сумки книгу, перелистнул страницы. Вот бы понять, где это я, подумал Фурихата. И книга отозвалась: тонкие линии очертили тропинку, петляющую между деревьев, поляну невдалеке от схематичного взъерошенного человечка, подписанного «Фурихата Коки». Фурихата обрадованно улыбнулся и рванул по тропинке: полянка лучше, чем густой лес вокруг. Он усомнился в этой мысли, когда дошёл до места. Поляна была занята. Посреди неё горел костёр, над которым что-то булькало в чугунном котле, и в воздухе разносились умопомрачительные ароматы. У Фурихаты даже заурчало в животе. И всё это было бы прекрасно — Фурихата любил вкусно поесть, — но к костру, котлу и ароматам прилагался огромный о́ни. Он уставился на Фурихату с самым зверским выражением, заслонил собой котёл и низко проворчал: — Моя еда! Фурихата мелко закивал, пятясь обратно за деревья: — Конечно-конечно, ваша, я вовсе… я просто шёл мимо. Я уже ухожу. О́ни вдруг потянул носом, принюхиваясь к Фурихате, и рыкнул: — А ну, стой! Ты человек?! Фурихата подпрыгнул, развернулся и ломанулся сквозь лес. Да что ж это такое? — в панике думал он. Кого ни встретит, тот сразу хочет его сожрать! Хватит, никогда больше! Найдёт Акаши, отдаст ему книгу и забудет всё, как страшный сон! Сзади грохотали тяжёлые шаги, и Фурихата понял, что не успевает. Он попытался скрыться в каких-то кустах — и завяз намертво. Кусты оказались колючими, и шипы вцепились в его одежду, не позволяя даже развернуться к приближающемуся ёкаю лицом. — И зачем ты туда влез? — раздалось совсем близко. — Отпустите меня, прошу вас! — взмолился Фурихата. — Да я вроде тебя и не держу, — удивились за спиной. — Ты там застрял, что ли? Фурихата помотал головой и съёжился, стараясь казаться меньше: — Не ешьте меня, пожалуйста. — Что? — кажется, о́ни надоело разговаривать с его спиной, и он, протянув длинную руку, схватил Фурихату за шкирку и потащил из зарослей вверх. — Ты назвал меня людоедом?! Фурихата зажмурился, замолотил руками и ногами по воздуху, пытаясь попасть по ёкаю, и тот раздражённо зарычал: — Прекрати дёргаться! — Акаши! — заорал Фурихата в отчаянье — потому что кого ж тут ещё звать? А Акаши уже дважды появлялся в самый страшный момент и защищал его. — На помощь! О́ни даже отпустил его от неожиданности, так что Фурихата рухнул на землю и больно приложился копчиком. — Да что с тобой не так, человек? — с некоторым удивлением спросил ёкай, рассматривая охающего и потирающего задницу Фурихату. — Ты не людоед? — Фурихата мог думать только об одном. — Нет! — рявкнул ёкай. — Точно? — Ты нарываешься? — нахмурился о́ни. — А зачем ты за мной гнался? — возмутился Фурихата. — Я уже в третий раз сюда попадаю, и в третий раз за мной гоняются всякие страшные существа. Хаяма хотел утопить, Лео обсасывать косточки, дзиммэндзю каждый раз обнюхивает, как будто чего-то ждёт. Даже Акаши сказал, что собирался меня съесть, а я как-то вызвал Куроко… — Замолчи! — не выдержал о́ни. — Какой Хаяма? Какие косточки? Кто тебя обнюхивает? Зачем ты вообще всё это мне рассказываешь? — Но ты же о́ни! — И что? — О́ни — людоеды! А я — человек! А у тебя котёл! И тут о́ни захохотал, схватился руками за мускулистый живот, согнулся почти до земли. — Что смешного? — с обидой выкрикнул Фурихата. — Ты тоже меня нюхал! — Ладно, человечек, — отсмеявшись, разогнулся великан. — Не бойся меня. Я не буду тебя есть. Фурихата недоверчиво уставился на него. — Не буду, не буду, — махнул рукой о́ни. — Как тебя зовут? — Фурихата. — Я Небуя, — жутко улыбнулся ёкай. — И я жду гостей. У меня сегодня охота удачная была. А тут ты. — Как закуска? — Фурихата попытался перевернуться на четвереньки и отползти. — У тебя должен быть хлеб! — Хлеб? — не понял Фурихата. — Ну ты же человек, — пояснил ему, как нечто очевидное, Небуя. — А у людей всегда есть хлеб. Давненько я не ел его. Даже забыл, какой он на вкус. Но запах ещё помню! Если бы Фурихата не сидел, он бы упал. От облегчения у него даже руки задрожали. Он расстегнул змейку на сумке, в которую, убегая из дому, запихнул вместе с книгой несколько бутербродов, достал свёрток и протянул его великану. — Бери, конечно, Небуя-сан, — сказал он, чуть не плача от облегчения. — Угощайся. Свёрток в огромной ладони казался совсем крошечным, но о́ни принюхался к нему с явным удовольствием. — Спасибо, — пробасил он. — За мной должок. Он развернулся и пошёл прочь. — Всё-таки есть тут и хорошие, — пробормотал себе под нос Фурихата. Он вынул книгу, поглядел на нарисованную полянку, где появилась надпись «Небуя Эикичи», и крепко зажмурился, мысленно прося книгу показать ему дорогу к Акаши. Ладони согрело теплом, а перед глазами развернулась карта. Фурихата улыбнулся: он знал, куда идти. *** Акаши было плохо. Снаружи колдовал мерзкий оммёдзи, который много лет назад едва не убил его, а теперь, видимо, собирался завершить это дело. А внутри, скованный печатями, бесновался Второй. Акаши едва успевал подстраиваться под постоянно меняющиеся заклинания и не подпускать к себе шикигами, которыми управлял колдун. За эти годы он изменился: стал выше, заплёл вечно растрёпанные волосы в косы, обзавёлся привычкой облизывать губы и издевательски тянуть слова. — Дзи-инко-о, — почти пропел оммёдзи, — расскажи, как тебе удалось выжить? Акаши сцепил зубы. Второй яростно бормотал: «Да чтобы я тебя оставил ещё раз? Дай только выберемся. Убью!» — Зачем ты это делаешь? — процедил Акаши. — Я вспомнил тебя, Хайзаки Шого. Я вспомнил, как выгнал тебя тогда из леса — пусть даже ценой своей жизни. И твой клан отрёкся от тебя из-за твоей жестокости. Зачем ты вернулся? Это месть? Хайзаки рассмеялся: — Нет-нет, лисёнок, это не имеет никакого отношения к мести. — Тогда за что? — У тебя столько интересных умений, — причмокнул оммёдзи. — Я хочу, чтобы они стали моими. — Что это значит? — вскрикнул Акаши. Ему всё же удалось расправиться с тремя шикигами. Ещё один — и можно будет попытаться сорвать печати. Тогда Второй освободится и сможет прийти на помощь. — Вы, ёкаи, такие забавные, — алчно улыбнулся оммёдзи. — И такие жадные. У вас столько разных волшебных штучек в запасе, а вы не хотите делиться. — Делиться? — не понял Акаши. — Что значит — делиться? — Однажды жадный и глупый бог потерял свой амулет, — мечтательно протянул Хайзаки. — Потерял? — уточнил Акаши. Хайзаки улыбнулся. — Чудесный, волшебный амулет, который умеет копировать чужие способности. Но, — пожал он плечами, — я не бог. Так что амулет для меня работает по-другому. Глаза у него расширились, стеклянно блеснули, как будто он предвкушал что-то приятное. — Когда ты умрёшь, — облизнулся он и потянул что-то из-за пазухи, — все твои умения станут моими. — Ты не оммёдзи, — прошипел Акаши. — Ни один оммёдзи так бы не поступил! — Разве я спорю с тобой? — удивился Хайзаки. — Я просто убиваю время. «В таком случае, нам конец, усик, — констатировал внезапно успокоившийся Второй. К Акаши как раз прорвался один из шикигами, полоснул его по боку, оставляя длинную, набухающую кровью рану. Акаши взмахнул рукой, разрывая духа на мелкие бумажные клочки, но Хайзаки оказался совсем рядом, скрутил заклятьем и прижал амулет к ране. — Я встречал подобных ему. Его ничто не остановит». — Помоги мне, — шепнул Акаши. — Я не готов. Я ещё не готов умереть. Сейджуро. «Не того зовёшь». И тут из-за деревьев раздался крик. *** Акаши лежал на земле, под тающими заклятьями, и истекал кровью. Над ним склонился какой-то тёмный силуэт. Фурихате показалось, что это вампир: губы у него были в крови, глаза сумасшедше блестели. И только миг спустя понял — не вампир, человек. Оммёдзи. Клочки бывших шикигами шевелились вокруг него, пытаясь собраться. — Стой! — заорал Фурихата. — Отпусти его! Оммёдзи живо обернулся к нему, и Фурихата, не раздумывая, швырнул в него тем, что держал в руках. Книга просвистела увесистым кирпичом и почти врезалась в висок колдуна, но тот успел подставить руку и перехватить её. И тут же взвыл, отбросил книгу подальше, схватился за руку, покрывающуюся волдырями ожогов. — Что это? — простонал он. — Кто ты? — Коки, — слабо улыбнулся Акаши. — Как же ты вовремя. Он что-то подобрал с земли и шепнул: «Кисе». На мгновение всё словно замерло. А потом Фурихата увидел, как между деревьев скользит расплавленное золото, сметая всё на своём пути. — Кто меня звал? — послышался голос. Казалось, он шёл отовсюду, обнимал, душил золотыми шёлковыми нитями. — Кто произнёс моё имя? Акаши из последних сил поднял руку, и сверкающий кругляш полетел в сторону оммёдзи. — Вор, — чётко произнёс Акаши. Золото свилось в кокон вокруг человека, закружилось, скрывая от глаз. — Не смотри, — пробормотал Акаши подбежавшему к нему Фурихате. — Что с тобой случилось? — в ужасе спросил тот. — Кто это? Что он с тобою сделал? Акаши не успел ответить. Золотое мелькнуло рядом, прошелестело едва слышно: «Спасибо». И наступила тишина. Фурихата с опаской обернулся. Оммёдзи стоял невредимый. Глаза у него были тусклыми, как у дохлой рыбы. — Вот и всё, — сказал Акаши, обмякая. — Вот и всё, — эхом откликнулся оммёдзи. Он повернулся, не делая попыток приблизиться к Акаши и Фурихате, пнул сумку со своими инструментами и медленно пошёл к деревьям. — Эй! — окликнул его Фурихата. — С вами всё в порядке? Оммёдзи рассмеялся тихо и горько. — Дурак, — сказал он. — У тебя на руках умирает лис, а ты спрашиваешь, всё ли со мной в порядке. Дурак. Он повернулся к Фурихате лицом: — Надеюсь, ты не думаешь, что я хороший, или что-то ещё в этом роде? — Нет, — пробормотал Фурихата. — Но… — Поверь, ребёнок, в этом, да и в других мирах, хватает тех, кто гораздо хуже меня, — его глаза вдруг на мгновение вернули свой блеск, он оказался совсем рядом с Фурихатой и зашептал ему прямо в лицо, брызгая слюной: — Ты присмотрись к тем, кто рядом с тобой, дурачок. Я потерял из-за этого лиса всё, что имел. Всё! Но, может статься, твоя судьба гораздо хуже моей. Он рассмеялся безумным смехом и исчез за деревьями. Фурихата почувствовал, что Акаши пошевелился, и тут же склонился над ним. — Что мне сделать? — спросил он. — У тебя рана. Ты как? — Книга, — прошелестел Акаши. — Ты принёс книгу? Книга лежала там, куда её отбросил оммёдзи. Фурихата поднял её, отнёс к Акаши. — Её нужно куда-то приложить? — спросил он. — Нет, — лицо у Акаши становилось всё бледнее, между пальцами прижатой к ране руки текли густые алые капли. — Ты должен нарисовать карту. — Карту? — оторопел Фурихата. — Сейчас? — Сейчас, — кивнул Акаши. Он подтянулся на локтях, сел, прислонившись спиной к древесному стволу. — Ты должен отвести меня к Куроко. Чёртов Хайзаки слишком сильно ранил меня. Я один не справлюсь. — Но я же, — растерянно проговорил Фурихата, — я не умею рисовать карты. И не знаю, где сейчас Куроко. — Всё бывает впервые. Научишься. Это не сложнее, чем дорога сюда. — Слушай, Акаши, — рассердился Фурихата. — Я ведь могу и напутать что-то с Путями, я же никогда по-настоящему не рисовал карты. И мы выйдем где-нибудь в Норвегии. Акаши слабо улыбнулся белыми губами: — Почему бы и нет, — протянул он, — я ещё никогда не был в Норвегии. Может, нам и надо туда? Фурихата махнул рукой, уселся рядом так, чтобы Акаши мог на него опереться, и принялся рисовать, старательно представляя дорогу, которая должна привести к Куроко. О́ни Небуя всё так же сидел перед костром и помешивал что-то в котле. Свёрток с бутербродами он завернул в какие-то листья и положил подальше от готовящейся еды. Он удивлённо оскалился, когда Фурихата с Акаши почти выпали из-за дерева к нему на поляну. — Я же говорил, — задушенно прохрипел Фурихата. — Я предупреждал тебя, что ничего не получится. Я не могу нарисовать правильную дорогу. Акаши вывернулся у него из-под руки, сполз на землю и улёгся, подтянув к животу колени, не в силах даже сменить облик. — Так, только не умирай, — в панике склонился над ним Фурихата. — Я сейчас! Он оглянулся и вскрикнул от неожиданности, когда увидел над собой огромного ёкая. — Ты снова заблудился, человечек? — пробасил о́ни. — Небуя-сан, — рассмеялся Фурихата. — Как хорошо, что ты здесь! Это Акаши Сейджуро. И он… — Я знаю, кто он, — сказал о́ни. Он смотрел на Акаши, и Фурихате показалось, что в глазах у Небуи жалость мешается со злорадством. — Он ранен, — заторопился Фурихата. — Послушай, Небуя-сан, не мог бы ты нам помочь? Нужно отнести его к Куроко. Я бы сам отнёс, но он не может превратиться в лиса, а я не настолько сильный. Пожалуйста, я прошу. Небуя расхохотался — кажется, ему было весело. — Слушай, — о́ни оборвал смех и ощерился, — у тебя что, несколько жизней? Ты бессмертный, что ли, что мне предлагаешь такое? — Ээ-э? — озадачился Фурихата. — Ты мне тут не э-экай! — взревел ёкай. — Я — о́ни! Я не ношу на себе бывших богов! Акаши шевельнулся, поднял руку, потянул Фурихату за штанину: — Не связывайся, Коки. Он не станет мне помогать. Но Фурихата раздражённо дернулся, вырываясь из слабой хватки: — А теперь послушай меня, — он сам удивился тому, как прозвучал его голос. — Это — мой друг. Мне плевать, что ты о́ни и что ты никогда никого не носил. Мне пофиг, кем Акаши был раньше. Ему нужна помощь, и он получит помощь, даже если после этого ты сваришь из меня ужин для своих друзей. Ты отнесёшь его к Куроко — самой короткой дорогой. И только попробуй сказать «нет»! Под конец он сорвался на крик и чуть не закашлялся. Он стоял перед огромным ёкаем, уперев руки в бока, как склочная жена соседа, любящая поругаться во дворике на непутёвого мужа. О́ни Небуя вытаращился на него, раскрыв пасть. Кажется, он просто не мог поверить в происходящее. И тут они оба услышали, как негромко смеётся Акаши. — Глупый человек, — хрипло выдохнул он. — Ты думаешь, что сможешь напугать о́ни? Не смеши меня, иначе я умру от смеха. А это не та смерть, на которую я надеялся. Небуя наконец отмер: — Ладно, — сказал он. — Ты меня убедил. И я всё равно тебе должен. Давай сюда этого полудохлого бога. Я отнесу его. Только, — добавил он, вскидывая Акаши на плечо, — я не знаю никакого Куроко. Я отнесу его к Маюзуми. — А кто он? — растерялся Фурихата. Он почему-то думал, что все боги и ёкаи знакомы между собой, и слова Небуи его озадачили. — Это врач для вас? — Не знаю, что такое врач, — так же озадаченно ответил ему о́ни. — Маюзуми — это Маюзуми. Он должен знать, что делать. Фурихата с беспокойством смотрел, как Акаши окончательно побелел и, кажется, потерял сознание. О́ни быстро зашагал между деревьев. Фурихата в попытке не отстать несколько раз споткнулся, прикусил язык, так что рот наполнился кровью, ссадил колено и локоть. Но промолчал. Он понимал, что Небуя, который не носит бывших богов, точно не согласится понести ещё какого-то человека. Небуя то легко лавировал между деревьями, то цокал когтями по асфальту или плиткам тротуара, запросто переходя из мира в мир. Я никогда так не научусь, — с завистью подумал Фурихата. Даже если у меня будут все карты мира. Небуя вдруг схватил его за шкирку, поднял вверх и сказал, обдавая лицо зажмурившегося Фурихаты горячим, пахнущим бобами и мясом дыханием: — Помни мою доброту, человек. Они оказались рядом с храмом, окруженным высокими старыми деревьями. О́ни опустил Акаши под куст цветущей камелии, а Фурихату подтолкнул к тории. — Иди, — сказал он. — Маюзуми где-то там. — А ты? — спросил Фурихата. Он всё ещё никак не мог отдышаться от безумного пути. — И где мы? — А я не лажу с Маюзуми, — простосердечно признался о́ни. — Прощай, человечек. Как-нибудь свидимся! Он сделал несколько шагов и исчез, как не бывало. Фурихата огляделся, присел рядом с Акаши, прислушиваясь. Тот всё ещё дышал, но Фурихате показалось, что дыхание стало слабее и реже. Боги не умирают, напомнил он себе. Даже бывшие боги, что бы это ни значило. Он встал и направился к храму. *** На тории сидела чайка. Акаши видел, как она слетела под ноги Фурихате, взмахнула крыльями, не пропуская к храму. Фурихата попытался шикнуть на неё: Акаши видел, как он взмахивает руками. Отойди, хотел сказать Акаши. Это не птица. А потом всё заволокло серым туманом, в котором ворочался и ругался Второй. — Открой глаза. Тихий голос пробился к сознанию, и Акаши потянулся ему навстречу. — Ну же, открой глаза. — Куроко, — тихо позвал Акаши и улыбнулся. — Человечек нашёл тебя? — Куроко? — удивился голос. — Вот как. Акаши с трудом разлепил веки и уставился в знакомое лицо. В уголках тонких губ притаилась насмешка, светлые волосы растрепались в беспорядке. Это был Куроко и не Куроко одновременно. Второй зашевелился, зашептал: «Пусти, пусти», пригляделся — и вдруг выдохнул губами Акаши: — Чихиро. — О, — улыбнулся не-Куроко. Он неуловимо менялся, словно рябь по воде шла. Рядом приглушённо охнул Фурихата. — Ты меня помнишь? Какая редкость. — Помню. Я многое забыл, но тебя помню. Как он уговорил тебя мне помочь? — кивнул на Фурихату Второй. Чихиро мечтательно прищурил глаза. — Он знает несколько интересных историй. — А ты не меняешься, — сказал Второй. — Всё так же любишь слушать сказки о людях. — Тебе это или нравится, или нет. Мне — нравится. — Я… помню. Они помолчали. Чихиро держал свою руку на ране, и от этого по телу распространялось тепло и слабость. — Спасибо, — прошептал Второй. — Ты знаешь, у меня скопилось столько историй. И лисёнок… Но я просто не мог прийти. Я потерял… одну вещь. — Как трогательно, — голос у Чихиро наполнился холодом, и Акаши на секунду испугался, что всё лечение сейчас кончится. — Хочешь, чтобы я тебя утешил? От меня этого не дождёшься. — Знаю, — сказал Второй. — Ты сам виноват. — Чихиро. — Сколько это уже длится, Акаши Сейджуро? Как давно ты не можешь собрать себя воедино? Тогда ты толкал перед остальными такие пафосные речи — я даже заслушался. И вот посмотри, во что ты превратился. — Заслушался? Ты был там? — спросил Второй. — Но я тебя не заметил. И Куроко… — Куроко нет сюда хода, — лицо Чихиро исказила на редкость неприятная улыбка. — И нет власти над этим местом. Иначе бы он давно забрал из храма кое-что, что принадлежит тебе. — Последние страницы, — ахнул Акаши. — Они у тебя? Ты был тогда на поляне? Это ты забрал их? «Молчи», — шикнул Второй, но Чихиро уже смотрел внимательно, словно собирался проникнуть под кожу. — Ты отличаешься от того бога, который разорвал свою душу на части, — сказал он. — Кто ты? *** Фурихата почти не удивился, когда чайка превратилась в человека. Скорее, он ожидал этого. Он даже ожидал, что этот новый ёкай захочет его съесть — всё же он не слишком верил Небуе, хотя тот и заверял, что не людоед. — Ты принёс новую душу? — спросил человек-чайка. — На закате я её заберу. У Фурихаты сердце заколотилось, отдаваясь болью в висках, и он зачастил, пытаясь не дать случиться самому плохому: — Нет-нет-нет! Это не новая душа. Это бог. А боги же не умирают, знаете. Ну, пока в них верят. А я верю в Акаши, пусть он и не совсем бог, и его ранили. — Ну почему же — не умирают? — равнодушно заметил ёкай. — Вот тут — в храме Цубаки — как раз могила Сарутахико. Фурихата сглотнул, представив рядом с могилой легендарного ками ещё и могилу Акаши. Серый камень, алые с золотом символы. — Но Небуя сказал, — произнёс он совсем тихо, — что тут живёт целитель Маюзуми-сан, и что он поможет. — Целитель? — усмехнулся ёкай. — Живёт тут такой. А ты готов заплатить за целительство? — Да, — отважно кивнул Фурихата. — А что нужно? Он отчаянно надеялся, что понадобится что-то доступное. Хотя в сказках часто отдавали жизнь за жизнь. Но Акаши лежал под деревом не в сказочном мире, и Фурихата готов был рискнуть. — Истории, — интонации у ёкая наполнились ожиданием. — Ты знаешь интересные истории про людей? — Про людей? — удивился Фурихата. — Я… я знаю истории про людей, — вдруг осенило его. — Я расскажу вам про баскетбольный клуб старшей школы Сейрин и невидимого шестого игрока. Маюзуми слушал, не перебивая. Фурихата видел, как меняется его лицо, когда описывал своих одноклубников. На нём появлялась и добродушная хитреца Киёши, и решительность Рико, и кошачья улыбка Коганея, и жажда победы Кагами… Смотреть на это было страшно и интересно. — А вы — нопэрапоен? — робко спросил Фурихата, закончив рассказ. Маюзуми улыбнулся ему глазами Куроко и встал с камня. — Идём, покажешь мне своего бога. И всё шло как надо, пока Акаши не спросил про страницы. Маюзуми Чихиро вдруг встал и пошёл к храму. Акаши смотрел на него больными глазами и даже не пытался остановить. — Подождите! — выкрикнул Фурихата и бросился за ёкаем. — Про какие страницы вы говорили? Из этой книги, да? Он протянул книгу Маюзуми, но тот даже не взглянул на неё. — Послушайте, — сказал Фурихата. — Я вас очень прошу, мне нужны эти страницы. Я не знаю, для чего они Акаши, но я же вижу, что без них ему плохо. — И что? — насмешливо спросил Маюзуми. — Я не занимаюсь благотворительностью. — А если я заплачу вам? — предложил Фурихата. — Множество историй. Разных. В удобное вам время. Я буду приходить сюда и рассказывать их, а если вы умеете читать, то я куплю любую книгу, которую захотите. — Ты хочешь меня подкупить, человек? В глазах Маюзуми читалось любопытство. Он даже по-птичьи склонил голову, разглядывая Фурихату. — Смешно. Очень. А если я скажу — нет? — Нет? — растерялся Фурихата. — А что я могу вам предложить? Ведь есть что-то, что вы хотите? На что могли бы обменять эти страницы? — У тебя нет ничего, что было бы мне интересно. Нопэрапоен вдруг провёл руками по лицу, стирая с него чужие обличья. От него повеяло пустотой и одиночеством. — Иди отсюда, — раздался равнодушный голос. — Брысь. Безликий ёкай обернулся чайкой и взлетел на тории, не собираясь продолжать разговор. Фурихата вдруг разозлился. — Да ради богов! — сказал он. — Вы, Маузуми-сан, упрямей всех, кого я знаю. Вам следовало быть богом упрямства и превращаться не в чайку, а в осла. Знаете что? Идите в свой мир, уносите страницы — ничего! Я научусь читать карты, научусь рисовать их, я пройду всеми возможными путями. Даже теми, которых ещё нет. И когда я дорисую книгу — пусть даже на это уйдёт вся моя жизнь — Акаши снова станет богом. Только вы об этом никогда не узнаете. Потому что некому будет вам об этом рассказать! Он развернулся и зашагал прочь, когда Маюзуми слетел вниз, превращаясь в человека, и заступил ему дорогу. Фурихата остановился, сердито глядя на него, и Маюзуми ответил Фурихате таким же сердитым разноцветным взглядом. Сейчас он был до боли похож на Акаши. Раньше, подумал Фурихата, я бы уже опустил глаза. А теперь я его совсем не боюсь. Маюзуми перевёл взгляд на книгу, которую Фурихата прижимал к груди. — В этом мире столько нехоженых путей, столько монастырей и храмов, а тебя угораздило заблудиться и выйти к тому, в котором живёт Куроко. Мне кажется, ты вечно встреваешь во всякие истории, Фурихата-кун. Тебе нужно было родиться ёкаем, — вздохнул он и протянул Фурихате свёрнутые в тонкую трубочку бумажные листы. — Так всем было бы проще. *** Храм возле Сото-Канда был таким, каким смутно запомнился Фурихате. Заброшенным. Старым. Тропинка к нему заросла лесной земляникой, и Акаши, который обернулся лисом и сидел в сумке у Фурихаты, облизывался на редкие ягоды. — Собери немного, — предложил он. — Куроко любит такое. Фурихата как раз высыпал землянику из горсти на решётку ящика для подношений, когда сёдзи знакомо прошуршали, и на пороге появился Куроко. Он приветливо кивнул Фурихате, но смотрел только на лиса. А лис смотрел на него и улыбался жаркой пастью. Фурихата молча достал Книгу и страницы, возвращённые Маюзуми, и протянул всё вместе Куроко. — Когда-нибудь ты расскажешь мне эту историю? — улыбнулся бог. — О том, как ты уговорил Маюзуми помочь вам? — Я обещал никому не раскрывать эту тайну, — улыбнулся Фурихата в ответ. — Но я собирался вернуться к нему и рассказать о том, как ты помог Акаши. Ты же поможешь ему? Куроко осторожно вложил страницы в Книгу, провёл кончиками пальцев по местам обрывов, и Фурихата увидел, как они сгладились, становясь одним целым. — Вот и всё, — негромко сказал Куроко. — Ты можешь отдать её Акаши-куну? Фурихата кивнул, двумя руками взял книгу: — Я что-то должен сказать? — спросил он. — Какие-то волшебные слова? — Ага. Волшебная призма, дай мне силу, — проворчал Акаши, сменяя лисье обличье. — Чего ты смотришь? Я знаю, что такое аниме! Куроко сдавленно засмеялся, смутив Фурихату. Он неловко сунул книгу в руки Акаши и отступил на шаг, на всякий случай прижмурив глаза. Он успел ощутить теплое мягкое прикосновение и сразу — холодное влажное — к щеке. — Коки. Фурихата распахнул глаза, но возле старого храма уже не было ни лиса, ни человека. Только Куроко, который сейчас казался прозрачным и хрупким, совсем не похожим на того подростка-одноклассника, какого Фурихата знал. Он сидел на ступеньках, сжимая руки, и чему-то улыбался. — Куроко, — позвал Фурихата. — А где Акаши? Всё получилось? — Всё получилось, — отозвался Куроко. — Ты теперь не вернёшься в Сейрин? — спросил Фурихата. — Ты ведь там был только из-за меня? Ты знал, что мы с Акаши однажды встретимся? Куроко покачал головой: — Извини. — И мы больше не увидимся? — спросил Фурихата. — То есть, я хочу сказать, что теперь, когда тебе не нужно быть рядом со мной и притворяться человеком, а у меня нет Книги Путей… — Она всегда с тобой, — улыбнулся Куроко. — Прислушайся к себе, Фурихата-кун. Закрой глаза — и ты увидишь Путь, который приведёт тебя… — Куда? — прошептал Фурихата. — Куда захочешь. Бог поднялся со ступенек своего храма и поклонился. — Спасибо. Фурихата почувствовал, как щёки стремительно заливает румянец: — Но я… — Без тебя Акаши никогда бы не вернулся, — твердо сказал Куроко, выпрямившись. — Я не уверен, что он захочет меня видеть в ближайшее время, но если вдруг ты встретишь его, передай, пожалуйста, что я жду его. Столько, сколько будет нужно. Фурихата кивнул и пошёл к краю поляны, туда, где едва виднелась тропинка. — Может, тебя проводить? — спросил Куроко. — Темнеет. Я знаю короткую дорогу. Фурихата покачал головой: — Не стоит. Я сам. — Ты ведь не собираешься заблудиться? В голосе Куроко мелькнуло беспокойство. — Конечно, нет, — отозвался Фурихата. — Я не собираюсь никуда сворачивать. И я обязательно буду высматривать Акаши-куна, — пообещал он. — Мне кажется, он где-то рядом. Фурихата остановился у тории, чтобы поклониться Куроко на прощанье, и успел увидеть, как за дверью старого храма мелькнул рыжий хвост.