То, что не сводит с ума

      Разряд.       То, что не сводит с ума, мешает спать.       Разряд.       То, что не сводит с ума, взрывается головной болью в висках.       Разряд.       То, что не сводит с ума, заставляет прожить еще один день.       Разряд.       Барри снятся медленно сменяющие друг друга секунды на электронных часах. Цифры кислотно-зеленые, выжигающие яркостью радужку. Он знает, что должен бежать со скоростью не менее трех махов, иначе — смерть. Электрический ток течет по венам, стоит ему чуть замедлиться. Барри глотает воздух, но легкие им давятся; в груди жжет и давит.       Ему остается несколько секунд до четырех часов, а после долгожданный укол и блаженное забытье.       Таймер, отсчитав четыре часа, сбрасывается на ноль и начинает отсчет заново. Барри чувствует, как темнеет в глазах от усталости; он облизывает губы и вытирает пот. Резкий щелчок оповещает о включении прожектора, в свете которого он видит металлический стул и привязанную к нему хрупкую фигуру девушки. Ее тело змеями оплетают провода. Девушка поднимает голову и улыбается.       Барри теряет скорость. Током бьет Кейтлин.       Он видит ее судороги, напряженные вены и кровоточащую улыбку; слышит ее сдавленные крики. Искусанные от боли губы шепчут: «Беги, Барри».       Барри путается в собственных ногах, запинается и падает. Кейтлин издает высокий, пронзительный вопль, от которого, кажется, вот-вот разорвутся барабанные перепонки. Он поднимает голову и смотрит на нее: обмякшее тело, не подающее признаков жизни.       Барри резко встает. Пэтти ворочается, сонно трет глаза. У него в горле першит от собственных криков. Он ставит босые ноги на холодный пол, сидя на кровати, упирается локтями в колени и зарывается пальцами в волосы.       — Ты уверен, что все еще не хочешь об этом говорить? — Пэтти касается его плеча; Барри непроизвольно дергается, словно желая сбросить ее прикосновение. Она поджимает губы и ложится, накрываясь одеялом. Его не заботит ее обида; в ушах все еще стоит крик Кейтлин, перед глазами — ее бледное лицо, озаренной улыбкой человека, приносящего себя в жертву по собственному желанию.       Пэтти думает, что он был на войне, списывает ночные кошмары, скрытность и подозрительность на ПТСР и психотравмирующее прошлое. Барри ее переубеждать не стремится. Спустя месяц их отношений, развивающихся стремительно лишь благодаря ее навязчивости и его безразличию, он начинает звать во сне Кейтлин. Говорит, что это погибшая в детстве сестра. Осталась в горящем доме. Не смог вытащить. Пэтти не верит, подозрительно щурит глаза, но молчит. Барри пьет снотворное в лошадиных дозах, однако повторить эффект седативных сывороток доктора Уэллса не получается: кошмары преследуют его каждую ночь.       Барри выходит на балкон и чиркает зажигалкой. Никотин оседает в гортани, всасывается в кровь, но облегчения не приносит. Барри опирается на хлипкие перила, не боясь того, что упадет: кости срастутся за несколько часов, а к боли давно привык. Ночной ветер треплет волосы, но парень не чувствует холода. Холодно было во время экспериментов с Кейтлин, когда она высасывала тепло из каждой клеточки тела.       Барри курит в затяг, сбрасывая пепел на собственные пальцы. Он может тушить об себя сигареты — ни следа не останется спустя несколько минут. Барри зажимает фильтр между зубами и рассматривает в тусклом свете уличного фонаря запястья, на которых набиты татуировки: 281 и 319 — на правой руке и 318, 818 — на левой. Ему приходится обновлять их каждый месяц, когда регенерация избавляется даже от самых стойких чернил.       Пэтти интересовалась, что значат эти числа. Барри врет, что это номера армейских жетонов его погибших друзей из отряда. Можно счесть за полуправду.       Он выкуривает одну за одной все оставшиеся в пачке сигареты — пять штук, сминает пачку и бросает в ближайшие кусты. Лампа фонаря чуть мерцает. Барри стоит на балконе еще несколько минут: Пэтти не любит запах табака.       Она подсовывает ему брошюры о вреде курения и кладет на журнальный столик в гостиной книги с описанными в них методиками избавления от пагубной зависимости. Барри ухмыляется, выкуривая по паре пачек за день, и думает о первых месяцах после побега из лаборатории: тогда он сидел на героине, надеясь хотя бы так забыться, уменьшить дыру, образовавшуюся в груди на месте сердца.       Барри привычно лежит без сна, смотря в потолок. Если хорошо постараться, то можно представить, что трещины на нем похожи на лицо Кейтлин. Если достать еще порцию нового галлюциногенного синтетического наркотика, постепенно наводняющего улицы Ванкувера, то можно даже попытаться представить, что никакой лаборатории не было, что Кейтлин жива и все еще рядом.       Пэтти переворачивается на бок и прижимается к нему. Барри не двигается. Барри думает о том, почему именно он спасся, когда остальные погибли.       Барри думает об этом каждый день на протяжении шести месяцев. Ответа до сих пор нет. *       Он работает в доках: разгружает непрестанно прибывающие торговые танкеры, больше отмалчивается, отстраненно слушая рассказы коллег во время перекуров. У них до сводящей челюсти оскомины обычная жизнь: дети, приносящие плохие оценки и не желающие слушаться; жены, требующие больше денег, внимания и романтики; усталость и чувство нереализованности. Барри выкуривает сигарету до фильтра, чувствуя, как искры тлеющего табака обжигают губы, когда ветер дует в лицо, и считает их всех идиотами. Они не знают, что такое настоящее отчаяние и дерьмовое жизненное положение.       Он с легкостью, удивительной для человека его телосложения, поднимает тяжести, никогда не жалуется и, кажется, совершенно не ждет чьей-либо помощи. У него трехдневная щетина, черные круги под глазами и татуировки на запястьях. Парни из доков, однажды затащившие его в бар после работы, после нескольких кружек пива задают неуместные вопросы. Барри расплачивается, ничего не отвечает, лишь стискивает зубы. А после ловит в подворотне зашуганного дилера и тратит на наркотики весь выданный аванс.       Барри колет героин между пальцами, сидя в кабинке на колесе обозрения. Кабинка чуть замирает на самой высокой точке траектории, словно умоляя полюбоваться видом; Барри растекается на потертом кожаном сидении, закрывает глаза и опасно отклоняется назад: кабинка опасно покачивается, старые, местами проржавевшие прутья скрипят.       Под его веками красно-синим маревом расползается образ Кейтлин, и с ней все, конечно же, хорошо. Она работает врачом, и он забирает ее после смены. У них большой дом, лабрадор с забавным именем и запланированный отпуск в середине июля. Идиллия растворяется, когда кабинка замирает у самой земли, а работник карусели с равнодушием и вселенской усталостью во взгляде безразлично просто его выйти.       Пэтти привычно не задает вопросов; встречает на пороге запахом готовящейся лазаньи в волосах, липкой бледно-розовой помадой на губах, оставляющей смазанный след на щеке. Он уворачивается от ее поцелуев, как уворачиваются от пуль: резко, изгибаясь телом, напряженным взглядом следя за тем, как несколько граммовый разносчик смерти проносится в опасной близости. Пэтти делает вид, что ничего не замечает: улыбка прилипает, лицевые мышцы сводит от напряжения, но она лишь убирает за ухо выпавшую из французской косы прядь и жалуется на его щетину. Барри проводит по своим щекам ладонью, равнодушно пожимает плечами, скидывая рюкзак с рабочей одеждой у самой двери, и идет на балкон покурить.       Следы от инъекций между пальцами предсказуемо и давно исчезают. Барри расчесывает руки от кисти до локтевого сгиба до кровоточащих полос, пока зажимает фильтр сигареты зубами, втягивая в себя как можно больше никотинового дыма, запирая его в легких. Пэтти зовет ужинать, он не реагирует.       Под окнами на перекособоченной качели сидит девочка лет десяти в ярко-голубом платье с заляпанным грязью подолом. У нее белые колготки порваны на коленях, голова низко опущена; кажется, всхлипывает. Барри совершенно не сложно сбежать вниз по стене, без зазрения совести выкрасть из ближайшего магазина самое большое и, на его взгляд, вкусное мороженое, чтобы отдать ребенку и остаться незамеченным.       Пэтти зовет его во второй раз; в голосе едва слышно раздражение. Девочка улыбается, но удивленно осматривается: никого рядом нет. Барри улыбается, когда отправляет окурок в кусты: ребенок ест мороженое и болтает ногами, забывая о том, что за испорченные платье и колготки дома влетит от мамы.       Лазанья у Пэтти отвратительная. *       Барри чувствует, что за ним следят. Это осознание приносит некую долю облегчения: есть повод покинуть Ванкувер, бросить Пэтти, используя небрежно слепленное из нескольких банальностей объяснение разрыва, и сбежать куда-нибудь. Варианты нового пристанища он выбирает с ленцой, просто листает путеводители с сайтов туристических компаний и думает о том, что стоит обновить татуировку. Снова. Благо, мастер тату-салона, с которым он познакомился во время первой недели в Канаде в дешевом клубе на окраине города, не задает лишних вопросов: в юности отрезали язык за стукачество.       Пэтти чувствует неладное: в голосе все чаще проступают истерические нотки, она совершенно не хочет верить в то, что Кейтлин — трагически погибшая в детстве сестра, и часто запирается в ванной, даже не стараясь заглушить слезы шумом воды. Барри в такие моменты курит на балконе, думая о том, что синтетические наркотики совсем перестали действовать.       Барри кажется, что подобное эволюционирование его организма доктор Уэллс оценил бы с привычной усмешкой человека, знающего все и немного больше.       Он выслеживает того, кто следит за ним за несколько дней. Поджидает после работы, предварительно погоняв по городу: следящий оказывается спидстером, правда, недостаточно быстрым. Барри ухмыляется, когда ловит его, вжимает в стену, удерживая с помощью вибрирующей руки, по самый локоть засунутый в трепещущую грудную клетку. Мужчина, которого он поймал, пытается выбраться, но Аллен лишь ухмыляется.       — Уэллс мог бы найти кого-нибудь поспособнее, — замечает Барри, рассматривая незнакомца со светлыми волосами и глазами, в которых затаился страх: перед ним или перед Уэллсом — не разобрать. Аллен ставит на то, что мужчина боится обоих. — Или все его подопытные свинки закончились?       — Из спидстеров выжил только я, — мужчина облизывает губы, говорит с надрывом, чувствуя, как чужая рука в его груди дергается: в глазах Аллена на мгновение появляется нездоровый блеск.       — Бедный доктор, неужели все его эксперименты провалились? — притворная забота змеиным ядом сочится из уст Барри, когда он резко приближает свое лицо к лицу мужчины. — Как тебя зовут?       — Джей Гаррик, меня отправили следить за тобой, — глаза Гаррика бегают, когда он предпринимает очередную попытку выбраться. Аллен кладет свободную руку на его плечо, фиксируя положение своего преследователя надежнее.       — Я бы сказал, что ты провалил свое задание, Джей, — усмехается Барри, чуть наклоняет голову и добавляет: — Ты не похож на того, кому стоит такое доверять. Кем ты был?       — Ученым; начал работать над программой по созданию мета-людей после твоего побега. Мое ДНК идеально подходило. Уэллс уговорил меня согласиться на эксперимент.       — Он умеет уговаривать, этого у него не отнять, — Аллен хищно оголяет зубы. — Он ничего не просил мне передать?       — Только одну вещь, — из уголка рта Джея стекает кровь, и он слизывает ее языком. — Он просил сказать тебе: «Номер 319 ждет».       Барри дергается, как от удара, во рту мгновенно пересыхает.       Сердце Гаррика еще судорожно бьется, когда он вынимает его из груди. Кровь брызжет в лицо, но Барри не закрывает глаза. Алые капли засыхают на правом запястье, и он замечает их только когда приходит домой. Гаррик мирно покоится на дне Атлантического океана, до которого добежать не составило большого труда.       Пэтти снова готовит лазанью. Барри выбрасывает свою порцию в мусорное ведро и молча выходит из квартиры. *       Фелисити Смоук превосходный хакер, совершенно точно любящий попадать в неприятности. Барри помнит ее, как Фел — немного гота, немного неформалку, но однозначно выбивающуюся из толпы одноликих вечно куда-то спешащих заспанных студентов, в бесконечном количестве снующих по университетскому кампусу. Он думает, что прийти к ней — не самая лучшая его идея, но искать в Старлинге не будут, по крайней мере, не сразу. Фелисити поправляет очки, когда, зевая, открывает дверь. И тут же испуганно-удивленно вскрикивает, прикрывая ладонью рот. Барри выглядит так, словно вылез из могилы, в которой должен покоиться, если верить заключению патологоанатома. Но он вымученно улыбается, когда чуть наклоняется, позволяя душить себя в объятиях, позволяя обнять себе положить ладони на еще теплую ото сна поясницу и чуть прижать к себе. Его одежда пропиталась запахом табака, и она презабавно морщит носик.       — Кофе или чего покрепче? — деловито осведомляется она, взмахивая теперь белокурыми волосами и приглашая его войти.       — Нет разницы, — он улыбается, и ему действительно нет разницы: с таким метаболизмом мало что работает, как следует. Алкоголь его не берет — проверял бесконечное множество раз. Фелисити варит кофе в навороченной кофеварке, стоит босыми ногами на холодном кафеле, и Барри испытывает острое желание насильно обуть ее.       — Что случилось с тобой? — она задает вопрос осторожно, словно ощупывает в темноте края разломанных ребер, торчащих из боков, боясь лишним словом или неверной интонацией усугубить ситуацию.       — Есть несколько часов? — Барри сидит, сгорбившись, поникнув плечами, вскидывает голову вверх резко, ломано, когда отвечает, словно недобитая птица: выжить-то выжила, да только дробь перебила все сухожилия в крыльях, и теперь уже не взлететь.       — Есть целые сутки, — улыбается Фелисити, ставя перед ним чашку с крепким кофе без молока и сахара, от которой исходит едва заметный белый пар. Она накрывает его руку своей, ободряюще сжимает пальцы.       Его рассказ умещается в сорок минут. Барри мысленно усмехается, думая о том, что его жизнь не такая и насыщенная, как казалось раньше.       Барри все же умалчивает о Кейтлин, насколько можно; обходит болезненную тему, балансируя, как канатоходец на тонком тросе под самым куполом без страховочной сетки под ногами. Фелисити все понимает сама. *       Барри живет у Фелисити, добавляет Пэтти в «черный список» в телефонной книге, чтобы перестала надоедать звонками, на которые он все равно не отвечает, и с нездоровым, почти патологическим рвением пытается отыскать хоть какие-то зацепки, ведущие к Уэллсу. Фелисити, не растерявшая своих навыков, несмотря на довольно приземленную должность в IT-отделе крупной корпорации, лишь трет красные от постоянного недосыпа глаза и разводит руками, смотрит виновато, словно расписывается в собственном бессилии. Барри бережно снимает с нее очки, относит на кровать и укрывает пледом, когда она засыпает прямо за ноутбуком.       Он чувствует свою вину по отношению к подруге из прошлого, а потому просто сбегает: единственное, чему научился в результате бесконечной череды экспериментов.       Барри сам не понимает, почему решает посетить Централ-Сити; наверное, его приводят отчаяние и неконтролируемая потребность увидеть родных, даже если ему нельзя выдать себя.       Джо держится молодцом; Барри незаметно следит за ним во время рабочего дня, и у него судорожно бьется сердце, когда отец выходит на задний двор полицейского участка, прислоняется лбом к кирпичной кладке и стоит так несколько минут, закрыв глаза. Аллену только чудом удается не выйти из тени переулка. Он только сейчас понимает, насколько права была Кейтлин, когда попросила скрываться как можно дальше.       Айрис предсказуемо счастлива: ее после работы встречает парень-детектив, которого Барри не знает: видимо, тот появился уже после несчастного случая. Аллен смотрит на нее с счастливой тоской, четким осознанием того, что без него ее жизнь продолжается, и совершенно точно не стоит портить сложившуюся гармонию неожиданным воскрешением из мертвых.       На ту базу, где их держали, Барри приходит в последнюю очередь, когда не знает, куда еще можно податься.       Там предсказуемо пусто.       Он заходит на территорию беспрепятственно: если система безопасности и работает, то лишь в качестве пассивного наблюдателя. На стенах в столовой и коридорах видны кровавые разводы. Барри касается их кончиками пальцев, стараясь кожей запомнить шероховатость и прохладу штукатурки. Происходящее кажется сном, видениями из кошмаров, внезапно нахлынувшими в период бодрствования. Он смотрит на прошитые автоматными очередями перевернутые столы в том месте, где они когда-то обедали, на открытые двери лабораторий, из которых явно в спешке выносили оборудование: на полу кое-где валяются обрывки кабелей и крепежные элементы.       Дверь в лабораторию 222 почему-то закрыта. Ему нужны сотые доли секунды, чтобы взломать замок.       В помещении стерильно чисто. На все еще исправно работающей доске для просмотра рентгенограмм висят снимки: скелеты мужчин разных возрастов. Барри определяет это с легкостью, вспоминая занятия по антропологии. Он ведет пальцем по столу для вскрытия, находящемуся в соседнем помещении. Возле стола стоит стол, на котором лежит стандартный набор для вскрытия и, почему-то, пила для резки по металлу. Он вспоминает, что перед бунтом погиб еще один подопытный: Вудворт, дразнивший его в школе. Аллен с долей иронии думает, что в нынешних обстоятельствах многое отдал за то, чтобы Тони продолжал его бить, лишь бы вернулось давно позабытое состояние покоя и гармонии, озарявшее детство.       Когда он готовится выйти из лаборатории, дверь внезапно защелкивается, а свет в комнате гаснет.       — Здравствуйте, мистер Аллен. Как видите, я не забыл Ваше имя, — монитор компьютера на рабочем столе оживает, и на нем красуется доктор Харрисон Уэллс, поправляющий очки с привычной, словно прилипшей к губам, ухмылкой.       — Ты! — Барри оказывается рядом с компьютером в мгновение ока, стискивает зубы так, что на челюсти беспокойно ходят желваки. Уэллс хмыкает. — Гаррик мертв! Ты действительно думал, что он сможет выследить меня?       — Я и не хотел, чтобы он выслеживал тебя. Он должен был передать послание, — Уэллс пожимает плечами, разваливается в ортопедическом кресле по ту сторону экрана. — Объект 107 был неудавшимся экспериментом. Его клеточная структура крайне нестабильна, так что я должен поблагодарить Вас, мистер Аллен, за то, что помогли избавиться от него.       — Только интриги и способны плести! А что насчет встречи? — Барри сжимает пальцы до белеющих костяшек пальцев, вжимает ногти в ладони до крови.       — Именно поэтому я и разговариваю с Вами, — на лице Харрисона снова появляется насмешка, какая бывает у людей, чувствующих собственное превосходство, наслаждающихся тем, что находятся на несколько шагов впереди противника. — У меня есть деловое предложение, мистер Аллен.       — Черта-с-два я соглашусь заключать с тобой какие-либо соглашения!       — Все такой же импульсивный, — притворно вздыхает Харрисон, складывая пальцы «домиком» перед собой. — Я бы на Вашем месте выслушал, мистер Аллен, если хотите поподробнее узнать о судьбе объекта 319.       — Кейтлин! Ее звали Кейтлин! — выдавливает сквозь зубы Барри.       — Если Вам так удобнее, мистер Аллен, то пусть будет Кейтлин. Это сути не изменит. Так Вы готовы слушать?       — Да.       — Что ж, в таком случае Вы должны будете найти и привести одну сбежавшую подопытную. Ее раньше звали Лорел Лэнс. Получила способность управлять звуковыми волнами с помощью голосовых связок. Чем-то похоже на способность Вашего друга, мистера Рэтэуэя. Вы найдете ее, приведете сюда, и я скажу Вам, где стоит искать Кейтлин.       — И почему я должен поверить, что ты выполнишь свою часть сделки?       — Вы не должны, но, что-то мне подсказывает, у Вас нет другого выбора, мистер Аллен. Либо Вы приводите сюда мисс Лэнс, либо продолжаете и дальше блуждать во тьме в поисках призрачной надежды на успех. Я буду ждать, мистер Аллен.       Барри еще какое-то время смотрит в погасший экран, а после разбивает его ударом кулака. Осколки впиваются в пальцы, но он словно не чувствует боли; дышит, как затравленный зверь, и думает, что Фелисити точно не откажет ему в помощи, если умолчать про Уэллса и представить все, как поиск союзников. *       Лорел Лэнс находится быстро при помощи Фелисити, программы по распознаванию лиц и взломанной базы данных ЦРУ.       Барри растерянно касается крови, вытекающей из уха: после крика Лэнс разорвалась барабанная перепонка. Он ухмыляется, вытаскивает уже бесполезный наушник: Фелисити что-то кричит, но он слышит ее словно сквозь толщу воды. Ему кажется, что это даже к лучшему: не нужно будет оправдываться за свое дальнейшее поведение.       — Я не вернусь туда, так и скажи им! — Лэнс снова кричит, но Барри с легкостью уворачивается, наслаждаясь такой непривычной, болезненной тишиной. Она не может причинить ему боль, ее способности не превосходят по своей изощренности фантазию ученых, создавших его.       — Ты сама им это скажешь, — Аллен хватает ее за волосы, заходя со спины, сжимает длинные пряди между пальцами, а после наматывает их на кулак. Он бьет ее лицом об стену, скорее чувствует, чем слышит напряженный, болезненный вздох, от которого резко поднимаются и тут же опускаются ее плечи, когда она обмякает в его руках. Барри вытирает кровь с ее лба, заливающую глаза, перехватывает бездыханное тело поудобнее и уходит на встречу с Уэллсом.       Наушник, в котором все еще раздается встревоженный голос Фелисити, остается лежать на земле. *       — Теперь доволен? — Барри груб, нетерпелив, периодически посматривает на лежащую на столе для вскрытия Лорел. Она слишком похожа на мертвую, но, если приглядеться, можно заметить мерно движущуюся грудную клетку. Дышит. Аллен трясет головой, словно пытается вытрясти звон из ушей; это не помогает, но он все равно не перестает пытаться. Уэллс, улыбающийся с нового монитора (когда успели?), сменившего тот, что Барри разбил, удовлетворительно кивает.       — Отчасти, — у него вкрадчивый, змеиный голос, почти шипящий на букве «с», и он улыбается, от чего Барри нервно сглатывает, повинуясь въевшейся под кожу привычке. Когда-то такие улыбки означали новые эксперименты, обычно, сопровождающиеся нечеловеческими нагрузками и непрекращающейся болью.       — Ты сказал, что мне нужно привести ее сюда. Я привел. Говори, где Кейтлин!       — Скажу, но сначала убей ее, — Уэллс рукой показывает в сторону Лорел, и кисть скрывается за пределами монитора. Барри смотрит на все еще находящуюся без сознания девушку. Решение принимается трудно, мучительно подбираются варианты, проскакивающие в его мыслях с нечеловеческой скоростью.       — Сначала ответь, — у него внезапно пересыхает в горле, и Барри облизывает губы, — Кейтлин жива? — он кажется самому себе жалким, но имя выдыхает тихо, словно боится, что, стоит произнести заветные семь букв в нужной последовательности, и все упоминания о самой Кейт исчезнут.       — Да, — просто отвечает Уэллс и продолжает сверлить взглядом. Выжидает.       У Барри ватные ноги, и каждый шаг дается с трудом, когда он подходит к Лорел, хватает за горло и вытаскивает на центр комнаты, чтобы камеры, установленные в потолке, получили лучший обзор происходящего.       В его голове кричит, надрываясь, Кейтлин, и у нее изо рта течет кровь, и распорот бок, который она неуклюже, понимая бесполезность попыток, закрывает ладонью. И она умрет, она непременно умрет, если он не придет за ней, если он не убьет девушку, которой повезло чуть больше, чем его Кейт.       Лорел приходит в себя, когда в ее грудь проникает чужая рука. Она судорожно глотает воздух, пытаясь закричать, но крик застревает в глотке. Она давится своим криком, как захлебываются плачем младенцы, и слезы текут из уголков глаз. Барри оставляет сердце внутри нее, но разрывает его на куски.       Сзади аплодирует Уэллс, и резкий звук соприкасающихся друг с другом ладоней вызывает мигрень.       — Жду Вас в Коаст-Сити, мистер Аллен. Координаты Вы видите на экране. От тела объекта 1212 избавятся, не беспокойтесь, — Уэллс встает со своего кресла и удаляется из кадра.       — Лорел, ее звали Лорел, — тихо поправляет Барри, его голос сух, безжизненен. Он наклоняется над бездыханным телом и закрывает глаза. *       На базе близ Коаст-Сити его поджидает генерал Айлинг с небольшим отрядом. Барри уничтожает их за две минуты сорок секунд, не торопясь, наслаждаясь моментом.       Айлинга он оставляет напоследок. *       Уэллс совершенно не удивляется, когда к его ногам подкатывает окровавленная голова Айлинга с ошметками кожи в том месте, где раньше была шея. Барри засовывает испачканные в крови руки в карманы куртки поглубже, сжимает их в кулаки, чтобы не сорваться и заставить доктора смотреть на его собственное бьющееся сердце. Уэллс улыбается.       — Мистер Аллен, пойдемте за мной, — и без малейшего опасения поворачивается к спидстеру спиной, открывает неприметную стальную дверь с помощью ключ-карты и ведет переплетением одинаково унылых коридоров. Барри хочется напасть на него, накачать всеми ядами, которыми он накачивал его, сжечь заживо, заморозить, направить вибрационную волну, дробящую внутренности.       Барри просто идет за ним, стиснув зубы, считая секунды до встречи с Кейтлин.       Уэллс открывает еще одну дверь, тоже отчего-то не охраняемую, и Барри кажется странным, что он не встретил ни одного военного, кроме тех, что поджидали его у входа. В помещении, в которое они заходят, ощутимо холодно, и Аллен ежится, но не сводит напряженного взгляда со спины чересчур расслабленного доктора Уэллса, вводящего кажущиеся бессмысленными комбинации цифр в панель управления, встроенную в стену.       — А вот и Ваша Кейтлин, мистер Аллен, — часть стены оказывается замаскированной дверью, которая отъезжает в сторону, открывая взору Барри стеклянный саркофаг, покрытый инеем. Рядом мерно пищат приборы, мониторы выдают прямую линию сердцебиения с редкими всплесками.       Барри оказывается рядом за тысячные доли секунды, прижимает ладони к холодному стеклу, рассматривая сквозь морозный рисунок покрытые снегом ресницы, посиневшие губы. Кейтлин кажется Спящей Красавицей, ждущей одного-единственного поцелуя Прекрасного Принца. Барри прижимается лбом к саркофагу, на мгновение прикрывает глаза, а после резко разворачивается к Уэллсу. Вокруг зрачков пробегают желтые молнии.       — Ты сказал, что она жива!       — Она жива, просто заморожена. Внутренние повреждения были слишком обширны, ничего нельзя было сделать, но мы могли заморозить ее. Я посчитал, что она еще может пригодиться, и, видимо, не ошибся, — Уэллс поправляет очки. Барри мечется взглядом между Кейтлин, заточенной в криокамере, и Харрисоном, что-то выжидающим.       — Ты можешь ее оживить?       — Вывести из криосна? Да. Выживет она после этого? Не уверен. Но Вы, мистер Аллен, можете попытаться, или же Вы можете согласиться работать на меня. Вместе, я уверен, мы сможем найти способ вернуть ее к жизни.       — Ты хочешь, чтобы я помогал тебе в пытках таких же жертв, как и я? — Барри захлебывается возмущением и гневом, как захлебываются выпавшие из лодок в шторм моряки. Он делает шаг по направлению к Харрисону, но не находит в себе сил оторвать ладоней от стекла, под которым все еще живет его Кейтлин. Лишь сверкает глазами, мелко вибрируя, подсознательно желая пробиться сквозь толщу стекла и льда и коснуться ее холодной щеки.       — Мистер Аллен, Вы недавно убили по моему приказу. Бедный объект 1212, она могла стать великой, если бы не ее непокорность, — Уэллс притворно вздыхает, — но Вы, мистер Аллен, еще можете стать великим.       — Не уверен, что хочу величия, — Барри ловит боковым зрением всплеск на мониторе — редкий удар сердца Кейтлин, придающий ему решимости. — И ты его тоже не получишь, — он оказывается рядом с Уэллсом, хватает за галстук, затягивая его на шее, как удавку, а после подтаскивает к криокамере. — Открывай, — Уэллс не сопротивляется, чуть шире распахивает губы, стараясь захватить как можно больше воздуха, но и не подчиняется. Барри старается сдерживаться, когда бьет его лбом о стекло. — Открывай!       — Уверены, мистер Аллен, что готовы рискнуть жизнью своей дорогой Кейтлин? — насмешливо спрашивает Харрисон.       — Открывай! — уже по слогам выговаривает Барри, чеканит каждое слово, выплевывает его через зубы, и Уэллс пожимает плечами, вводит нужную численную комбинацию. Саркофаг с тихим гудящим шумом открывается.       Ее лицо покрыто инеем, она больше похожа на ледяную статую, чем на живого человека, но Барри целует ее в лоб, долго прижимается губами к морозной коже и чувствует, как его окутывает холод. Давно забытое ощущение поглощения тепла приятной болью отзывается в замерзающих внутренностях. Ее сердце бьется чаще, ресницы чуть трепещут. Барри хватает Уэллса, заставляет его приложить ладонь к лицу Кейтлин. Уэллс продолжает усмехаться, и эта усмешка не исчезает с его лица, даже когда оно синеет.       Харрисон Уэллс меняется на глазах, превращаясь в неизвестного человека без лица, лишь с закрытыми веками глазами и тонкими бесцветными губами. Кейтлин делает неглубокий вдох, с ее губ срывается морозный воздух, облачком пара расплывающийся вокруг головы. Незнакомый мета-человек падает на пол, рассыпается на куски.       Только восстановившиеся барабанные перепонки Барри взрываются болью, когда он слышит медленные, звучащие, как издевка, аплодисменты.       — Вы сделали плохой выбор, мистер Аллен. Теперь Вам стоит постараться, чтобы спасти ее. До скорой встречи, номер 281, — настоящий доктор Уэллс появляется на мониторе, закрепленном на стене, напоследок ухмыляется, словно смотря на Кейтлин, и исчезает.       Барри переводит взгляд на нее: на боку расползается кровавое пятно.       Она резко открывает глаза, садится, хаотично мотает головой, не понимая, где она и что происходит, начинает метаться. Хватается за его руки, оставляя на них черные следы обморожения.       — Кейтлин, это я, это Барри, — он прижимает ее к себе, все еще не веря, что она рядом. Тепла лже-Уэллса едва хватает на то, чтобы привести Кейтлин в сознание, но ее волосы все еще белые, глаза — голубые, а жажда тепла неконтролируемая. Она все еще не понимает, что происходит, и лишь рана продолжает кровоточить: у нее отчего-то не получается заморозить собственную кровь, или она этого не хочет.       Барри приходится убить медсестру, чтобы заставить врачей оперировать немедленно, освободив операционную       То, что не сводит с ума, мешает спать.       Барри стоит у входа в операционную, пристально следит за запуганными хирургами, один из которых уже лежит ледяной грудой на полу: ей до сих недостаточно тепла. Его больше интересует ее состояние, чем количество сопутствующих жертв.       То, что не сводит с ума, взрывается головной болью в висках.       Барри мечется по операционной, как раненый зверь: операция длится несколько часов, у нее были две остановки сердца, два врача и одна медсестра мертвы, а территорию больницы окружил спецназ. С ним пытаются поговорить парламентеры, но он не выходит на контакт: значение имеет лишь Кейтлин, у которой темнеют волосы, да и дышит она чаще и ровнее.       То, что не сводит с ума, заставляет прожить еще один день.       Барри рассматривает равнодушным взглядом врачей, спасшим жизнь Кейтлин, думает о том, что они могут составить его фоторобот, рассказать, как выглядела Кейт, и понимает, что это ему совершенно не нравится. Медицинский персонал ничего не чувствует: свернутые на сверхзвуковой скорости шеи не приносят боли. Барри берет Сноу на руки, она еще под наркозом, у нее перештопанные внутренности и чудом остановленное внутреннее кровотечение, но они не могут оставаться здесь. Впрочем, идти им тоже некуда.       То, что не сводит с ума, однажды сведет.