Художники

Глава 4. Стражник немного сконфузился. — Выгоняет, ваше величество. Я вдохнул через рот — и выдохнул. Ох ты, мальчик, Еремирик, ну кто от такого отказывается? — Говорит, что хочет видеть только принцессу. Я постучал по щеке. — А в предыдущие ночи? — Служки не работали, — поморщился начальник. — Докладывали, что он сразу спал. — Уволить девушек, — сказал я, но подумал: — Кто там из них? — Вятха, Лона, Витиха, Гера, — сверился с листочком стражник. Я на секунду задумался. — Уволить, — подтвердил я. Даже Гера не стоит того, если не выполняет задания. — Еще приказания будут? Я постукивал пальцем по подлокотнику, смотря на окно. — Принцессу не выпускать — единственное приказание, — полуобернулся я в кресле. Стражник кивнул и вышел. Я смотрел на окно, смотрел. Еремир — и вдруг такая настойчивость. Надо ему примешивать больше дозы в вино. — Как он себя чувствует? — спросил я по внутренней рации, нажав на кнопку. — Он молчит, ваше величество. Но состояние в норме. — Хорошо, — я нажал на кнопку снова, и продолжил наблюдать через окно. А он за это время ни разу не пошевелился. Как же мне хотелось расслабиться. Вся эта подготовка жутко утомляет! Говорил только себе, что это для дела. Но… Геры нет. А о других девушках сегодня думать отвратительно. Я постучался. Открыл без предупреждения, поэтому застал императрицу врасплох. Она запахнула вторую грудь в халат, но я успел увидеть необычайную белизну царского тела. — Регент Вольх! — у женщины играл на щеках ожидаемый румянец. И приятнее было, что он не сходил еще долго, дольше, чем я мог предполагать. — Я хотел поговорить о делах, ваше высочество. Но, кажется, невовремя… Женщина отвернулась и подвязалась поясом. До меня она снимала макияж — понятное занятие, учитывая, что ее слугу я заранее, настойчиво попросил уйти пораньше. Я развернул пуф и сел напротив дамы. Она вроде бы сохраняла достоинство, хотя смотрел я на нее снизу вверх, уперевшись локтями в ноги. — Я сожалею, что вам пришлось думать, будто моя страна желает напасть на ваше государство. Уверяю, все, что вы знаете об отряде, — слухи. По крайней мере, они не имеют отношения ко мне. — Вы могли мне сказать об этом утром. — Я не мог дождаться утра, — я переменил позу, отчего императрица насторожилась. — Мог бы, если бы вы не находились в моем дворце. А для меня положение гостей составляет первоочередную заботу. — Рада это слышать, — женщина сомкнула губы и бросила взгляд на дверь. — Но если это была единственная причина, по которой вы явились в мою комнату посреди ночи, то уверяю, она не имеет под собой оснований для беспокойства. Вот. Уже не имеет оснований. — Где же ваша слуга? — спросил я, «удивившись». — Я отпустила ее раньше, — императрица действительно решила, что она соврала. — Мне прислать ей замену? — Не стоит… Хотя было бы неплохо, ваше высочество, — женщина явно посмелела. Я улыбнулся. Поставил пуф на место и поклонился даме. Она слышно вздохнула, когда я выходил из помещения. И каким же удовольствием было увидеть страх, который захватил ее лицо, когда я вернулся двумя минутами позже. — Что вы здесь делаете? — Слуги все заняты, — я щелкнул замком. — Я помогу вам сам. — В этом нет необходимости. Тело женщины еще не было старым. Она едва переступила тридцатилетний рубеж — я чуть младше ее, мы почти ровесники, почти ровесники — а значит опыт, накопленный за десятилетие жизни с мужчинами, должен был в разы превосходить знания малоопытных служек. Может, она даже лучше Агнессы. Женщина не закричала, хотя могла была. Но теперь она точно не сделает этого, раз испугалась в первый раз. — Я прошу вас — уйдите. — Отчего? — Мне не нравится ваше присутствие. — Почему? Я — властитель Зенсиса, молод, красив, хорош собой не только лицом. — Прекратите это говорить… — Я чем-то вас не привлекаю? Я уже мог разорвать на ней ткань, но эта женщина сохраняла самообладание. — Своими намерениями. Я полноправная правительница Далании, я наравне с вами. — Не такие уж мы и равные, — прошептал я, наклоняясь к ее лицу. — Вы женщина, у вас есть женские слабости. — У вас есть мужские. — Да, есть, — я отдернул халат. Она отбивалась. Но не кричала. Боже, да правда? Ее тело было жгучим, и податливым. Очень полным и лоснящимся силой. — Вы не смеете этого сделать! — В ваших же интересах, чтобы об этом никто не узнал. Она зарычала. О, как это великолепно. В конце концов, бой — это так сладко. Женщины любят прелюдии. Какие бы ни были женщины, они любят прелюдии. — Если вы сделаете это, вам не видать со мной мира! Я залепил ее слова поцелуем. Она брыкалась, но я уже совсем ее раздел. В конце концов, в конце концов, ну же… О да, я не мог быть отвратнее мужчин, что у нее были! Я имел больше опыта, чем тот, кем она удовлетворяла свои похоти последние три года. Она вдыхала жарко и пылко. Это чувство, когда запретный плод все еще запретен, но он твой. Она начала драться. Боже, женщина, ну зачем ты все рушишь, тебе всего лишь надо бы повиноваться! — Я расскажу об этом всем, — всхлипнула она, не в силах из-под меня выбраться. В этот момент я разозлился. — Тогда вы больше никогда не увидите сына. Она застыла в страхе. Осознав. Женщина, ты все испортила!.. Последние минуты — были просто пародией! Она превратилась в бревно! Неповоротливое!.. Я залепил ей пощечину. — Ваше величество? — я сунул в руки отрапортовавшему стражнику ключи. — Увести императрицу Далании в подвалы. Чтобы минимум удобств! — Д-да, ваше величество. Я все еще был зол. Как она могла, эта баба, отказаться от такого?! Теперь мне еще воевать с их страной! Хотя, конечно, все могло бы обернуться совершенно не так… Ах, больно! Как же больно! Зажал ее зверь у стены, и теперь больно, невыносимо больно! И не только телу — душа болит. Ну как можно, она не думала такое! А оно, оказывается!.. — Двигайся, баба! Рульда всхлипывала. Но казалось, никто не слышит! Весь коридор пуст, ночь — а никто не слышит! Ну хоть кто-нибудь — она так боится кричать! Этот стражник был зверем. Зверем. Настоящим — обмануло сердце. Подсунуло картинку с экрана. И что губа кривая, думала — оно такое, шарм прибавляет. А прибавляло только злости — у него из-под губы будто клыки выглядывали. И было все долго. Невыносимо долго. Что сил уже плакать — нет. Регент Вольх пребывал в хорошем настроении. — Он проснулся? — спросил правитель у охранников. Те предупреждающе кивнули. Вольх еще более повеселел. — Принесите мне стул, — распорядился мужчина, и вошел в камеру.