Мне страшно

Когда все пошло под откос? Когда мир решил скатиться по наклонной? Когда вообще чертов мир решил покончить с собой? И почему это произошло именно сейчас? Этими вопросами Кагами никогда не задавался. Он не думал об этом даже в те недолгие затишья перед очередной изнуряющей бурей, которая, несомненно, была сильнее предыдущей. Кагами думал лишь о двух вещах: как выжить всей их многочисленной группой, и как там его родители. С первым он кое-как справлялся. Рядом были его друзья. Люди, с которыми Кагами подружился, приехав в Японию два года назад: его команда по баскетболу и их соперники, со временем превратившиеся в хороших товарищей. Они поддерживали его, либо он поддерживал их. Например, когда кто-нибудь погибал во время очередного землетрясения или цунами, или еще какой-нибудь выходки природы. А, к слову, иногда люди сами не выдерживали этого всего и умирали добровольно. Да. Похоже, психика была сильной только у некоторых из них. Выходит, не так уж Кагами и справлялся с первым пунктом. Даже нет. Он откровенно не справился с ним. Уже сейчас можно смело это сказать, точнее, сказать это можно было еще в самом начале. От чего он вообще решил, что в момент разрушения мира, какие-то маленькие букашки смогут выжить? Природа не стала бы бунтовать, если бы желала, чтобы они остались в живых. Как глупо. Кагами невесело усмехнулся. Сейчас все именно так - невесело. И это иррационально чувство вины, поднимающееся откуда-то из глубины души Кагами, не доставляло радости. Вообще. Ему казалось, что он прошелся по головам всех своих друзей, товарищей, знакомых, появившихся во время этой жалкой попытки спасения, чтобы выжить самому. Как будто ему хотелось остаться одному. Хотя еще совсем недавно их было двое. Да. Секунд двадцать назад. Пока очередное землетрясение не обвалило очередные камни. Прямо на Кагами. Точнее, они упали бы на него, если бы Аомине не толкнул его и эти гребанные развалины не посыпались бы на этого синеволосого глупца. Что за геройские выходки на заре человечества? Еще один вопрос к самым первым. Еще один вопрос, который останется не отвеченным. Кагами еще раз пнул чертов камень. Как будто это поможет убрать его с тела. С тела… Почему он так спокойно думает об этом? Когда началась вся эта необъяснимая хрень с концом света, для Кагами смерть была, как маленький атомный взрыв. А сейчас стало слишком обыденно. Он снова невесело усмехнулся. Эта фигня произошла не так уж и давно, а, кажется, будто вечность уже прошла. И это говорят, что к хорошему быстро привыкаешь… Кагами бы поспорил. Да, только не с кем. О второй своей мысли Кагами не позволял себе думать. По крайней мере, ему так казалось. Но всегда в часы затишья, когда все могли хоть немного, но расслабиться, он напрягался. В голову лезло все, что было связано с его семьей. Он думал, происходит ли в Америке такая же фигня или это настигло только Японию? Живы ли еще его родители? И самое главное - он не попрощался с ними (прощание в аэропорте не в счет). Эта мысль всегда рождала в нем кучу логических цепочек, из которых выходили всегда лишь плохие концы. Для него. Для его родителей. И для их всех. Тут он всегда начинал бояться. Боятся, что не сможет спастись сам, боятся, что не смогут спастись люди вокруг него. Он позволял мысли о том, что все зря, просачиваться внутрь себя. Он никогда не хотел отчаиваться, но именно в эти моменты отчаяние окружало Кагами своими черными нитями, заставляя впадать его в непрекращающуюся панику. Его сильно трясло, как будто от холода или толчков земли, его руки не могли нормально работать, все буквально валилось из них, его ноги отказывались ходить. Все что Кагами мог – это лежать и трястись. В эти моменты он, как ему казалось, выглядел убого и не мог ничего поделать с этим. Но ему помогал Аомине. Он никогда не церемонился. Если он замечал это состояние у Кагами, то сразу начинал кричать на него, либо бил в морду. На удивление успокаивало. Кагами сразу переключался на то, чтобы ответить, забывая обо всем остальном. Аомине слишком хорошо знал его. А еще Тайге становилось стыдно перед ним, потому что родителей Аомине также не было среди нас. Он сказал, что они улетели куда-то за границу, еще до начала всей этой хрени, поэтому он понятия не имеет, что с ними. На вопросы о том, переживает ли он, Аомине корчил недовольную рожу и отвечал, что – то вроде: «Еще бы, дубина!» Это странным образом успокаивало. Он был не один в своих переживаниях. А теперь он остался один. Кагами вновь невесело усмехнулся. Те толчки земли прекратились так же быстро, как и начались. Как будто это нужно было лишь для того, чтобы убить кого-то из них двоих. Вообще это было странно. Они находились на каком-то поле, рядом с лесом, где почти нет никаких построек или гор, откуда моги появиться камни, но, однако, они откуда-то появились. Лежат сейчас на Аомине. Кагами снова пнул чертов камень. Немного постоял, проклиная себя за бессилие, и сел к ближайшему дереву. Он посмотрел вверх. Была глубокая ночь. Судя по всему, далеко за полночь, и скоро задастся рассвет, но пока небо освещали лишь мириады звезд и полная луна. Это был бы идеальный романтический вечер, хотя между ними никогда не было романтики. Секс, ссоры и баскетбол были их отношениями, но Кагами все устраивало. Ему нравились их отношения. Как жаль, что все так быстро заканчивается. Времени никогда не бывает много, но сейчас его казалось с избытком. Было слишком странно ощущать эту тишину, после бесконечных криков, шума рушащихся зданий и непрекращающегося наплыва волн. И так удивительно было осознавать, как много времени вдруг появилось. Будто этот конец света решил прекратиться именно сейчас, когда Кагами остался один, когда оно ему больше не нужно. Да. Он проиграл. Он сдался. Какой толк идти куда-то сейчас, чтобы прожить лишний день? Все, что он сейчас хотел – смотреть на небо и ждать. Кагами вновь невесело ухмыльнулся. Ждать. Ждать смерти. Он резко и громко засмеялся. Он смеялся так долго, что уже живот болел от непрекращающихся спазмов, а смех никак не заканчивался. Он понял, что его обманули. Ждать смерть оказалось не так страшно. Спустя какое-то время Кагами, наконец, успокоился. Чертова истерика появилась слишком внезапно, но он был рад ей. Мысли немного прояснились, как и небо немного окрасилось розовым. Еще далеко-далеко у самого горизонта, но уже окрасилось, предвещая новый день. День, в котором он будет совсем один. - Я помню это, как сейчас, - Внезапно Кагами начал говорить. Он не планировал этого, ему казалось, глупо говорить с теми, кто уже погиб, но он начал и не мог дальше остановиться. – Мы сидели у костра… - Кагами почувствовал, как по его щекам потекли слезы, а в горле появился удушающий ком, которых не желал исчезать, как бы он его не сглатывал. Он всхлипывал, как маленький ребенок. Для него это стало не слишком удивительным. Он не плакал уже черт знает сколько лет. И даже, когда погибали его друзья, он пытался быть сильным. Ради них. Но сейчас он не мог сдержать этих чертовых слез. Они рвались из него, как из прорванной трубы или сломанного гидранта, или еще чего с бурным потоком воды, и не желали прекращаться. Хотя Кагами бы соврал, если бы сказал, что хочет от них избавиться. Нет. Не сейчас. Не в тот момент, когда уже стало слишком поздно, что- то менять или куда-то идти. - Ты сидел прямо напротив меня и улыбался. Улыбался так, как улыбался всегда. Надменно скалил зубы, показывая свою излишнюю самоуверенность. Ты делал это так, как будто ничего не произошло, - всхлипы мешали ему говорить, но Кагами хотел этого. Пусть он и понимал, что его собеседник – всего лишь тело. Мертвое тело когда-то хорошего друга, соперника и - Кагами до сих пор смущается, думая об этом, но сейчас можно, даже нужно сказать себе - и любовника. Он вновь невесело усмехнулся. Порочное слово, обозначающее чистые чувства. Да, черт возьми, он влюбился в этого самоуверенного придурка, как девчонка. Стоило всего лишь раз победить Аомине, как тот решил стать сильнее. Казалось бы, куда уж сильнее, но так и было. Он нашел соперника, которого отчаялся искать. И хотел победить его. Превзойти. Сначала Кагами было не в радость. С чего вообще ему играть с придурковатым Аомине один на один? Но потом он втянулся настолько, что сам приглашал его на подобные спарринги. Все шло слишком хорошо. Они даже подружились на этой почве (Никто так не нахваливал стряпню Тайги, как этот синеволосый наглец). А потом Кагами, будто током прошибло. Просто он понял, что весь тот азарт, ту заинтересованность, то влечение он чувствовал не от игры с Аомине. А от самого Аомине. Осознание тяжелым камнем упало прямо на голову Кагами. Он задавался лишь одним вопросом: что за херня? Он бесился просто от одной мысли, что этот придурковатый Аомине залез в его душу и сердце настолько прочно, что невозможно было выгнать. Когда он успел? Когда он, черт возьми, успел втрескаться в этого наглого, самовлюбленного болвана, интересующегося лишь баскетболом, большими сиськами и стряпней Кагами. А потом Аомине признался ему. Он произнес это так, как будто говорил, что на улице хорошая погода. И улыбался. Да. Той самой ухмылочкой, которая жутко раздражала Кагами всегда… Но, наверное, не в тот момент. Он ее просто не видел, потому что выпал в астрал от тех простых слов: «Ты мне нравишься. Я бы хотел с тобой встречаться, но только не жди от меня букетов и шоколада. На самом деле я хочу с тобой только трахаться, но ты же слишком правильный для секса без обязательств». Кагами был согласен на все. Его не обижали те слова о сексе без обязательств. Он почему-то чувствовал, что Аомине врет. Так и было. Он сам признался в этом. Просто сказал: «Секс без обязательств мне не нравится, поэтому я убираю часть про него из своего типа признания. Но цветов и шоколада не жди по-прежнему». Кагами был рад настолько, что даже сам накинулся на Аомине ради второго захода. Он снова невесело хмыкнул. Воспоминания об их начале отношений всегда грели Кагами. Оно было достаточно нелепым, но от этого оно не переставало быть таким теплым. Слезы, к слову, тоже не переставали лить. - Знаешь, я четко помню все твои действия в тот вечер, - Кагами повернулся к телу Аомине. Он хотел посмотреть в его глаза, но вспомнил, что сам же не так давно их закрыл. – От тебя исходило напускное спокойствие. Ты веселился. Смеялся, шутил. Пытался снять то напряжение, что всегда витало вокруг нас. Ты был так похож и не похож на себя. Я никогда бы не подумал, что ты захочешь вмешаться во что-то, что будет касаться не только тебя. А тут ты пытался изменить атмосферу среди кучи людей. Ха. Я тогда тобой сильно гордился. А когда мы остались одни, ты подсел ко мне и приобнял. Я помню твою ладонь на своей спине. Даже говоря об этом сейчас, я слегка ощущаю ее жар. Я не понимаю, почему так сильно запомнил тот вечер, но так и есть, я помню твои прикосновения шершавых пальцев к моим скулам и обветренных губ на своих губах. Когда мы отстранились друг от друга, ты долго и пристально смотрел на меня. А я слегка подвисал от поцелуя и от задумчивости. Да. От задумчивости о том, как легко ты отвлек меня от мыслей о родителях и плохих концах. Я помню, как твое сбившееся от поцелуя дыхание восстановилось. Ты мерно дышал и продолжал смотреть на меня, а через какое-то время... По моим ощущениям прошла вечность, - Кагами вновь невесело ухмыльнулся. – Ты начал говорить о страхах. Я помню дословно все, что ты тогда сказал: «Знаешь, какой самый сильный страх человечества? Можешь не отвечать, я знаю, что ты скажешь о страхе смерти. Но ты не прав. Все люди всегда боятся ее ожидания. Они рано или поздно начинают думать о том, как это произойдет, когда и во сколько. Успеет ли тот или иной человек сделать что-либо в этой жизни или нет? И чем больше они об этом думают, тем сильнее боятся. Сейчас каждый из нас думал об этом слишком часто. Даже меня посещают эти мысли время от времени. Но, мне кажется, всем кажется, только не ты. Не смотри на меня так удивленно!» - в этот момент ты снова ухмыльнулся. Ха. Сейчас я понимаю, как мне не хватает этой твоей наглой улыбочки. – «Ты думаешь обо всех вокруг себя, но не о себе. Все видят это. Ты размышляешь о том, как кого-то спасти. И стараешься всегда до последнего помочь в уже безвыходной ситуации. Я не говорю, что это плохо, Кагами. Просто невозможно спасти всех. Тем более, сейчас. Подумай об этом». Сказав это все, ты встал и ушел. Оставил меня одного с загруженной головой. Я думал над тем, что ты говорил. И сейчас думаю. Я могу сказать с уверенностью, что ты был прав практически во всем, - Кагами поднялся со своего места и приблизился ближе к Аомине. Тайга сжал его остывающую руку в своей и навис над бледным лицом. Слезы все еще не прекращали лить. Они падали на лоб, на щеки, на густые темные ресницы, которые уже больше никогда не откроются. На обескровленные губы, что никогда уже не поцелуют Тайгу вновь… Кагами опустился ниже и легко прикоснулся к холодным губам. - Ты был не прав на счет страха, - тихим срывающимся голосом начал Тайга, все так же нависая над мертвым лицом. – Страшнее всего умирать последним. Даже не так. Умирать вторым. После тебя… Мне страшно, Дайки. Мне очень страшно…