Так бывает

— Каччан, — тараторит Изуку, заглядывая то с правой стороны, то с левой. — У тебя ведь тоже уже появилось, да? Появилось же? Кацуки крепко сжимает зубы и поправляет широкий браслет на запястье. — Отвали! — он толкает Изуку в грудь и уходит, не обращая внимания на хныканье за спиной. Кацуки пять. В четыре у людей проявляется причуда, в пять — на запястье проступают цифры, отсчитывающие часы до встречи с родственной душой, а после встречи — имя. У Изуку — тот сам показал, счастливый и гордый — выступило девяносто тысяч: немногим больше десяти лет. А у Кацуки появился ноль — и под ним уже начали вырисовываться бледные буквы чужого имени; даже приглядываться не надо, чтобы прочитать. Он никому ничего не сказал, ни маме, ни врачу, который настаивал, чтобы посмотреть его руку. Кацуки сам в интернете прочел и даже почистил за собой историю просмотров: так бывает. Так бывает, что ты не предназначен своей родственной душе. У него на запястье имя тупого Деку, а у самого Деку через десять лет появится чужое, другое имя, нет разницы, какое — не «Кацуки». Кацуки злится. Злится каждый раз, когда смотрит на Изуку, бесится только больше, стоит ему заметить скрывающий браслет у того на запястье. Под собственным все чешется и потеет, и Кацуки порой представляет, как активирует причуду и оторвет себе руку, чтобы больше не видеть дурацких иероглифов. Или еще лучше — оторвет руку Изуку, за то, что посмел быть родственной душой другого. Некуда бежать от злости и обиды, и Кацуки придумывает спускать их на Изуку. От травли становится немногим легче; Изуку ходит зареванный, и Кацуки говорит себе, что тот сам виноват — если бы у него было его имя, Кацуки бы и не подумал его дразнить. Он бы его защищал, и тогда даже лучше было бы, что у Изуку нет причуды — Кацуки бы его уберег от всего-всего, как герой номер один. Но у дурацкого Деку ни причуды, ни его имени — так что так ему и надо. В школе не становится лучше; с каждым годом ажиотаж вокруг чисел на запястье всё выше, разговоры только о них, повсюду, на уроках, на переменах, везде. Прихлебатели Кацуки недалеко ото всех отошли: хвастаются перед друг другом, что цифры становятся меньше — ну естественно, придурки, это же часовой таймер! Любопытствующих по поводу его цифр Кацуки колотит; его ноль уже пропал, оставив только имя, и представить, что это кто-то увидит — смерти подобно. Всех излишне любопытных удается заткнуть, и Кацуки отводит душу на Изуку — и сам себе не признается, что ждет, когда таймер на запястье того остановится, и проявится имя. Поговаривают, что если убить чужую родственную душу, у овдовевшего появится другой таймер и другое имя; Кацуки запрещает себе об этом думать, но страницу в браузере с этим текстом сохраняет в закладки и прислушивается, если кто-то об этом заговаривает. Кацуки хочет стать героем; Кацуки собирается поступить в Юэй, и там, нет сомнений, не будет этой истерии по поводу тупых цифр. Там никто не будет знать Изуку, и можно будет перестать носить плотный браслет. Можно будет соврать, что всё в порядке, и говорить, что его родственная душа — его, взаимно, целиком и полностью. Но все его планы опять — в который раз — рушит бесполезный придурок. Изуку пробивается с ним в Юэй — беспричудный, бесполезный. И всё. Не соврать, не забыть — не только на три года, но на всю же жизнь, если у Изуку получится проучиться и выпуститься, если он тоже станет героем. Кацуки рычит от бессильной ярости, когда никто не видит, и орет злее и громче — когда видят. Изуку как назло чаще попадается на глаза, крутится с круглой девчонкой и очкариком, и Кацуки вздрагивает, когда видит их вместе; но браслет Изуку всё ещё на месте, и значит, пока ещё есть время. Так думает Кацуки — пока однажды не видит, как Изуку стоит рядом с парнем со шрамом. Их запястья касаются — без браслетов — и Кацуки даже из другого угла видит имя Изуку на чужом бледном запястье. Кровь кидается в голову, в ушах шумит; а эти двое не смотрят в его сторону и улыбаются друг другу, блядский Деку едва не светится. Шрамированный ублюдок будто чувствует его взгляд, поворачивается, смотрит в глаза — и улыбается. Как будто знает. Кровавая пелена застилает глаза, ладони печет от жара — как в детстве — и Кацуки делает шаг вперед. Кацуки хочет стать героем. Кацуки хочет стать героем. Кацуки хочет стать героем. Кацуки станет героем. Убьет половинчатого ублюдка, заставит свое имя появиться у Изуку на запястье — и станет.