Гарри Поттер и Великая Богиня

Разумеется, в вопросе «божественного ребенка» Гарри нельзя обойти вниманием его сенексы: мудрых или злых старых королей, взрослых учителей – суррогатных Отцов. Два самых очевидных сенекса – Волдеморт и Дамлбор. Как говорилось прежде, Волдеморт – бесплодный злой сенекс, Тень Героя (Злодей, Враг), который способствует становлению его Эго, и в которого сам Герой может превратиться в финале. Однако, связанный со змеями и с защитой Лили, Волдеморт является персонажем материнского мифа, он должен быть побежден, отсечен от психики молодого героя. Поэтому его убийство равнозначно окончательному окаменению Гарри Поттера, превращению последнего в шаблон, в человека без творческой энергии, без динамики, без вкуса к жизни, без цели, и даже без собственных корней. «Лишение связи со своей смертью» означает в том числе, что такой герой – если он выживает – не может даже умереть запоминающимся, индивидуальным способом, либо вообще не может умереть в сюжете, поскольку он с некоторой точки зрения и так мертв. А Основной Жизненный Сюжет – битва с проявлениями матери - уже кончился. Финал Гарри Поттера как Героя – недобрый бесплодный сенекс-старик, у которого нет мудрости, чтоб передать ее пришедшим следом, нет энергии и вкуса к новизне для воспитания молодых, Меркурий которого пересох и чье царство давно одряхлело. Если верить «8-му тому» - пьесе «Гарри Поттер и Проклятое дитя» - именно эту картину мы и наблюдаем в жизни Гарри, хотя ему нет даже сорока. Он работает офисным планктоном в Мин.Магии – то есть сделал очень приличную, типовую карьеру. Может быть, он там главный по Аврорам или начальник ДОМПа, но войны нет 19 лет, люди живут в стабильном мире (в том самом материнском природном цикле, который хорош тем, что естественен) – ради цивилизации, которой уже принесли все возможные жертвы. От героев остались почетные доски и могилы, помним, гордимся. И с очевидностью это мир привычной рутины. Гарри, конечно, не может быть флагом этого пространства – он не принес никакого обновления, и ему нечего защищать, жизнь полностью состоялась, ее не разломать и не переделать, не обновить, впереди только старение. И бодяга начинается сначала – с детей. У детей, в общем, наблюдаются все те же дурацкие приключения и травмы на почве социальной непонятости (кто-то распределился не на тот факультет, что желал; его там осмеивают), а что делает Гарри? Да ничего. Его основная проблема – дисконнект с сыном. Он со слезами советуется с портретом Альбуса Дамблдора. Финал истории – сын Гарри осознал, что папа его любит, «потому что он тревожился». Скрашенная резвым сюжетом и неожиданными нюансами, но в общем более чем тривиальная мораль семикнижия нашла тут полное завершение. Как взрослые изрекали банальности на вопросы детей, так они и продолжают это делать. Как никто не задавал Самых Важных вопросов – о природе вечности, например, или чего хочет от нас Небо – так их никто и не задает. И происходит это потому, что в материнском мифе, в мире плодородной Материи, никогда не будет достаточно того Творческого Духа, природа которого отражается в Сыне Матери – ее ребенке. В том самом мальчике с широко открытыми глазами, который мечтает о полете. Такой природой Духа обладает только тот, кто сам Дух – сенекс, старый и мудрый Король. Попытка прийти к Отцу через Мать, как известно, обречена – и в алхимии, и в психологии. В алхимии погружение в Мать выглядит как полное растворение составляющих до взвеси или смеси, которую можно бесконечно греть и кипятить, пока не выпаришь. После выпаривания обнаружим осадок – как говорится, что выпало, то выпало. Без участия Меркурия состав никуда не двинется. (Если хочешь продолжать процесс – просто добавь «воды». Это отлично работает в написании литературы). В психологии погружение в Мать делает из Божественного Ребенка либо Сына (экстатически обслуживающего мир матери, здесь находятся почти все герои-любовники и алкаши), либо Героя (противостоящего матери и тем приносящего ей Славу, потому что из завоеваний и трофеев героизма и состоит культура). Финал этого пути – будучи описан в романе - один: нечего делать. Ничего не происходит. Все любовницы уже опробованы, суть жизни понята, дети рождены, долги социуму отданы, драконы убиты. Наскок тов. Авраама Болеслава Покоя в эссе «Слово о Беллетристике» на Христа для миддл-класса – спасителя Гарри Поттера, который не возненавидел порядок «князя мира сего», его обыденное греховное состояние, не сотворил «все с чистого листа», не принес обществу революцию духа, не обновил его, не зажег идеей, и даже умер как-то фальшиво – это на самом деле наскок на пространство материнского мифа, где наличный мир, действительно, лучший из возможных – потому что других мать не знает. Мало того – они для нее опасны, сомнительны, оторваны от земли и праксиса, неустойчивы, виртуальны, и являются фальшивыми маяками, на которые летят только очень глупые мухи. Таковы все «духовные» увлечения персонажей Роулинг начиная с Гриндевальда (Дары Смерти и новая социальная программа) и заканчивая Дамблдором (Том Риддл как духовное увлечение). - Что такое интертекстуальный дискурс, Семен?... - Жениться вам надо, барин. На этом с теневым сенексом и финалом Героического Пути надо остановиться. Но «Гарри Поттер» содержит и благую весть: в нем, персонаже Гарри Поттере, кроме двойной змеиной природы есть и иная двойная природа: это природа героя/пуэра, собственно героического «вечного подростка». И у этого героя/пуэра Гарри есть собственные сенексы: воистину мудрый старец Дамблдор (если Гарри - герой/пуэр) и профессор Снейп (если бы Гарри понимался как чистый пуэр, «божественное дитя», «юный бог»). Множественные фигуры сенексов тут не удивительны. Мальчика в педагогическом романе про взросление всегда будут окружать несколько персон из поколения Взрослых, так или иначе разыгрывающих роль его отца. На роль Духовного Отца Гарри Поттера в веренице этих персон может претендовать даже Сириус Блэк (если Гарри Поттер – не Герой и не Пуэр, а Сын). Мы рассмотрим это чуть позже. Хотя вот незадача (о ней можно сказать прямо сейчас): смерти всех этих Духовных Отцов произошли в присутствии либо с прямой инспирации Гарри Поттера. И говорит это ни о чем ином, как о тотальном бесплодии любого сенекса в материнском мифе.