Облака в моем кофе

Габриэль сидит напротив и нередко скользит взглядом по моему внешнему виду. Как же, я знал, что старый черный свитер, определенно, мне к лицу. Или же мои волосы, находящиеся в полнейшем беспорядке, так интересуют его. Без понятия. В комнате отовсюду веет неопределенностью и таким надоедливым «а что, если?..». Сердце не колотится, и это даже не кажется странным. Это же Габриэль, обычный Габриэль, мой Габриэль. Его глаза мутные, словно заволоченные дымкой неверия или же желания, и их цвет напоминает крепкий горький кофе, который стоит перед ним на столе. Я насмешливо отрываю взгляд от прогнившего старого стола и вызывающе приподнимаю бровь, чтобы убедиться, что мой собеседник еще здесь. Глаза цепляются за покореженную собачку со стертой краской на его молнии, и тогда мне вдруг хочется услышать звук, с которым эта самая молния расходится. Качаю головой. Нет, Габриэль точно не здесь, но меня это не волнует, ведь я тоже не здесь, а в том месте, где и находится парень, сидящий напротив. Это место, где нет преград истинным желаниям, где единственное, что важно — честность с самим собой и в воздухе витает только животное желание. Меня злит, что весь мой мир вращается вокруг Габриэля, что мое желание — желание Габриэля, что Габриэль — это, черт возьми, Габриэль. И все, в чем нуждается моя разрастающаяся порочным отцвевшим шиповником злость — разрядка. Вот он, сидит напротив, проводит языком по нижней губе, вальяжно откидывается на спинку стула и нагло ухмыляется, глядя на мои расширившиеся зрачки. Не понимаю, чего он старается добиться, не уверен, что именно нехватки места в моих джинсах, но кто его знает? Стол кажется преградой, мнимой, конечно, но я же должен держать себя в руках. Или нет. Я подскакиваю с места и с грохотом роняю стул, который не выдерживает моего порыва и из-за резкого толчка теперь небрежно лежит на полу, потому что Габриэль уже не передо мной. Он за мной. Дышит мне в ухо и, видимо, считает это возбуждающим. Но мне хватает и того, что это Габриэль. Мысли мои гуляют по комнате без конца, и я бы хотел остановиться, но вот незадача: слишком поздно. Мои потрескавшиеся губы находят губы Габриэля, но это не заставляет меня пасть, ведь я уже знал их вкус. Руки кладу на его плечи и пытаюсь прижаться к нему настолько близко, насколько это вообще возможно. Я же знаю, как давно он хотел почувствовать мое возбуждение. Наши языки — две ядовитые змеи, которые все сталкиваются и сталкиваются в бесконечной борьбе. Наши руки — острозаточенные кинжалы, которые оставляют на коже горящие следы. Наши тела — два смерча, которые сливаются в одну смертоносную стихию. Я вижу напряженного Габриэля, нависающего над моим потным телом. Я слышу жалобный скрип кровати от того, с какой силой Габриэль вдавливает меня в матрас. Я чувствую похотливое желание и то, что не смогу остановиться никогда. Никогда. Все просто: я — Натан, он — Габриэль. Этого вполне достаточно, чтобы быть логичным объяснением всего происходящего. Боги никогда не простят меня за этот грех, но простит Габриэль, на остальных же мне плевать. Мы оба грешны. Я держу в руке чашку с кофе, он крепкий и горький. И я — Натан Бирн — клянусь, что вижу в напитке отражение самого дьявола — Габриэля. Его мутные глаза пылают животным желанием, и я отчетливо слышу его порывистый зов: — А что, если?..