Mаs vale tarde que nunca

Отец не был на ее первом дне рождения, на выпускном в Академии, не провожал ее на первую в ее жизни миссию и не ругался с ее первым парнем. Он пропускал памятные даты, совсем не присылал весточек, пропадал на долгие месяцы, и с этим было трудно смириться. Надо было признать: он был гениальным ниндзя, да, но при этом — отвратительным мужем, неумелым другом и, между нами, паршивым отцом. Его отрицательные качества можно было перечислять годами — без перерывов на сон, еду и праздники — его (можно было) проклясть за его видимое равнодушие, за его мрачность и молчаливость, за неумение проявить ласку. Сарада знала: в ее отце было слишком много плохого, чтобы этим гордиться. Но одно из его качеств перечеркивало все его недостатки. …голова кружится, а тело ноет от макушки до пяток. Сарада пытается приподнять голову: после ранения ее лихорадит, и хотя Харуно Сакура, героиня войны, легендарный медик и — что самое важное — ее мама приложила все усилия, чтобы свести опасность для организма дочери на нет, этой ночью им обоим придется несладко. Сараде уже тринадцать, и она уже давно спит отдельно, но сейчас мама ложится рядом, на краешек широкой кровати, и прижимается виском к разгоряченному лбу дочери. Губы Сакуры едва заметно шевелятся, а заострившиеся черты лица кажутся нарисованными. Сакура может вынести все, она может выстроить семью из односторонней, в общем-то, любви, может пережить войну и пронести сквозь нее свое слишком сильное чувство, она может в одиночку воспитать маленькую гениальную девочку, может защитить кого угодно, может все, и это правда. Но в такие моменты даже ей требуется поддержка. Грубые пальцы касаются ее щеки, ласкают тонкую кожу и скользят к виску. Сакура напрягается всем телом, замирает, боясь выдохнуть, боясь спугнуть этот сладкий мираж, этот упоительный восторг, бурлящий в душе. Сарада приоткрывает глаза, когда вторая ладонь ложится ей на лоб, немного сдвигая компресс, и устало улыбается: — Окаэри. Ты вовремя, отец.