Verzaubert

      Во Вратах Балдура все слышали про Раджефаста – высокого, худощавого мужчину восточной внешности, когда-то приехавшего из Калимшана; он жил рядом с Залом Чудес, знаменитым на всё Побережье храмом Гонда. Все знали, что с Магистром Раджефастом шутки плохи – он кого угодно закопает едким юмором, утрёт нос зазнавшемуся адепту своими огромными знаниями. Его домашней библиотеке завидовали все местные волшебники, включая Халбаззера Дрина, хозяина лавки магических предметов, и ходили слухи, что Рамазис, сосед и первый соперник Раджефаста, пытался украсть что-то из драгоценной коллекции и чуть не погиб от охранного заклинания.       Рианнон и Имоен тоже слышали про владельца чудесного собрания книг из Врат Балдура; говорили, будто томов и манускриптов у него немногим меньше, чем в Кэндлкипе, и охраняет он их столь же ревностно.       Только никто бы не поверил, что жадный до знаний, увлечённый до фанатизма наукой Раджефаст с посеребрёнными сединой висками украдёт речную нимфу.       Рианнон взяла заказ на убийство Раджефаста у разгневанной друидки, которая долго увещевала их группу, что волшебник-де совсем с ума сошёл со своими экспериментами, и право, нельзя же неволить живое существо. Но намертво уяснив, насколько жёстко во Вратах соперничество между магами, она решила попробовать решить всё миром.       И вообще для начала выслушать все стороны.       Сейчас они стояли напротив друг друга, и Рианнон, разгорячённая страхом перед такими ожидаемыми ловушками и удивлённая тем, что дверь в дом была открыта и никаких ловушек они не встретили, в полнейшем недоумении смотрела на Раджефаста, который оказался как-то странно не похож на своё описание.       Его сложно было назвать красивым, но интересным и элегантным – однозначно; тёмно-синяя мантия и серебряные кольца явно стоили целое состояние, а в его ровной осанке и остром взгляде читалось невероятное достоинство. Под глазами, вокруг которых прорезались первые морщинки, залегли глубокие тёмные круги, расширенные зрачки лихорадочно блестели.       Рианнон вздрогнула, встретившись с ним взглядом – казалось, она на мгновение заглянула в бездну. Она мотнула головой, прогоняя наваждение.       – Магистр Раджефаст, – позвала она, решив начать разговор спокойно и показать уважение.       Волшебник молчал, и девушка не была уверена, что он её слышит.       – Мы пришли с миром, – продолжала Рианнон. – И просим вас отпустить вашу прекрасную пленницу.       Раджефаст не сводил с девушки пристального, острого, безумного, совершенно измученного взгляда. Её охватила тревога – его душевная боль была столь очевидна, что стоило бояться нападения. Она уговорила Кивана не доставать лук, но знала, что если ей будет грозить реальная опасность, он успеет выстрелить.       Волшебник молчал. Тишина казалась звенящей, ощутимой, как какой-то левитирующий в воздухе предмет.       А потом он вдруг рассмеялся – нервно, тихо, а потом всё громче и громче.       – Что ты знаешь? – покачал головой Магистр Раджефаст. – Что ты знаешь о моей нимфе, ребёнок?       Так дай мне узнать, упрямо швырнула ему Рианнон свою мысль, с порога показав свою способность к телепатии. Да, что, съел, Магистр? Ребёнок из Кэндлкипа умеет делать то, что умеет не каждый маг старше в два и в три раза. Покажи, что заставляет тебя, сумасшедшего учёного, держать в доме на суше водяную нимфу для исследований и игнорировать тот факт, что она неизбежно угаснет. Вызывать на себя ненависть друидов и священников Умберли со всей округи и иметь риск быть атакованным завистниками или вот такими наёмными убийцами, как, к примеру, я.       Раджефаст запрокинул голову, прекратив смеяться, и вновь глянул ей в глаза.       Он показал.       Он встретил Абелу случайно, путешествуя. Он воспользовался стационарным порталом в Вотердипе и надеялся попасть прямо к себе домой, во Врата, но произошёл какой-то сбой, и Раджефаст оказался в лесу неподалёку. Как назло, он устал так, будто побывал во всех Девяти Кругах Ада, и у него не осталось сил ни на телепортацию, ни на пеший путь, который, к слову, занял бы не более часа; поэтому, ругнувшись себе под нос, Раджефаст устроился на ночлег под открытым небом на лесистом берегу Чионтара.       Он проснулся от ощущения прикосновения к волосам. Как ни странно, он не почувствовал тревоги; шутка ли – безлюдное место, ночь. Сбрасывая остатки сна, Раджефаст успел подумать, что кто-то обошёл его охранное заклинание и что почему-то прикосновение ему приятно, хотя обычно он люто ненавидел, когда притрагиваются к его голове. Рука была нежной, как лебединый пух, с тонкими пальцами, она легко, сначала будто несмело гладила его волосы и лицо. Он ощутил спокойствие, умиротворение, как от ласкового солнца и мерно накатывающейся морской волны. Он перехватил руку девушки, и хотя она казалась совершенно человеческой, он знал, что перед ним не человек. Чуть прохладная, белая, как фарфор – он ощутил это ещё до того, как открыть глаза.       Девушка склонилась над ним, мягко и озорно улыбаясь и касаясь длинными, шелковистыми волосами его лица; её запах был дурманяще сладким и нежным, как водяные цветы. Раджефаст продолжал держать её руку, как будто прикосновение нимфы чем-то ему угрожало; несколько мгновений они не отрываясь смотрели друг на друга, словно соревнуясь, кто первым отведёт взгляд: Раджефаст – острый, без капли вольности, нимфа – слегка насмешливый и ласковый. Маг первым опустил глаза, увидев её совершенные, наливные округлые груди, и покраснел, словно шестнадцатилетний мальчишка.       Она коснулась губами его губ, вначале игриво лизнув нижнюю, затем углубила поцелуй, дразня кончиком языка его язык. Раджефаст подался ей навстречу, взяв её лицо в ладони, и ответил на поцелуй жадно и горячо, проникая языком в жаркую глубину её рта. Будто лопнул, как натянутая струна, его вечный самоконтроль. Нимфа мягко отстранилась, скользя ладошками по груди мага и призывая его снова опуститься на дорожное одеяло, и уверенно оседлала его бёдра. Она явно чувствовала его возбуждение даже через одежду. Осознание этого безумно смутило его, дав понять, что процесс не под его контролем. Это было одновременно страшно и пугающе приятно, как нечто запретное и причудливо невозможное. Глупый, гротескный сон, в котором хладнокровный Магистр Раджефаст, обычно берущий своё достаточно скупо рационально, смиренно лежит на одеяле, отдавшись во власть хрупкой девы. Её тонкие ладошки лежат на его запястьях, когда она целует его шею и грудь, и он не может сдержать стона. Она расстёгивает его мантию дальше и гладит по животу, чертит пальцами по загорелой коже, повторяя дорожку волос ниже пупка, и что-то шепчет на языке, которого он не знает. Ночной ветер холодит разгорячённую кожу. Чародей касается наливных грудей нимфы, контрастно белых и нежных в его смуглых сухих руках. Одновременно смотреть на это и притрагиваться к ней – слишком. В висках стучит, и кажется, он вот-вот сойдёт с ума.       Когда он проникает в её горячее лоно, она тихо вскрикивает. Он целует её порозовевшую щёку, зарывается лицом в её шёлковые чёрные волосы, и в этот момент не существует больше никого и ничего вокруг.       К его удивлению, она осталась до утра, окончательно развеяв сомнения в том, что его затянувшееся целомудрие стало причиной эротических сновидений. Раджефаст приготовил завтрак и, счастливо улыбаясь, разглядывал её при свете дня. Она ела, оживлённо болтала и выглядела удивительно похожей на человека, если бы не идеально ровная белая и всегда чуть прохладная кожа и диковатый, гипнотический взгляд бездонных синих глаз с постоянно расширенными зрачками.       – Я хочу знать твоё имя, – сказал он, беря в руки её маленькую ладошку.       – Абела, – расцвела нимфа, ласково ероша его чуть длинноватые тронутые сединой волосы.       Солнце переливалось в до сих пор слегка растрёпанных, украшенных речным жемчугом волосах нимфы. И обычно скупой на проявление чувств Раджефаст трепетно гладил шелковистые кудри и знал, что придёт снова.       Он сам не заметил, как влюбился – как в пропасть прыгнул; он думал о ней круглыми сутками, безбожно игнорируя научную работу и то нёсся к ней сломя голову, то готов был прикрутить себя к креслу цепями, чтобы показать себе, что владеет ситуацией. Но чародея захлёстывала то безмерная страсть и нежность, то ревность – что, если она будет с другим, исчезнет, уйдёт по Чионтару в Море Мечей? Он не знал, какая из перспектив пугала его больше. Первые несколько свиданий после той ночи были безбрежно счастливыми, Раджефаст носился, как на крыльях, и даже вредные, вездесущие соседи заметили, что он будто помолодел на десять лет. Но дальше всё походило на болезненную зависимость, превращающую строгого, собранного, убийственно рационального магистра в больного от Чёрного лотоса пропойцу. Он целовал и брал её властно и почти грубо, подчас причиняя боль, наедине с ней и во сне исступлённо шепча её имя, устраивал сцены и потом просил прощения – совершенно искренне, блестя наливающимися слезами тёмными глазами. И чем больше он стремился к ней, тем больше – он чувствовал это всем существом, кровью и костями – она ускользала от него, как холодная водяная змея.       Она всё ещё дарила ему свою ласку – то, чего именно он жаждал, кладя голову ей на колени, позволяя гладить свои волосы и массировать виски, и он почти ощущал то бесконечное счастье, что было с ними вначале.       Раджефаст, у которого всегда всё было под контролем, однажды решил, что не даст ей покинуть его.       Он бросил к её ногам всё – по крайней мере, так ему казалось. Украсил её волосы морским жемчугом, гораздо более дорогим, чем тот, из Чионтара, и редкими кораллами ярко-оранжевого цвета, прекрасно оттенявшими её синие глаза. Велел привезти платья из тончайшего шёлка и муслина из Калимшана, а Абела предпочитала им свои весьма фривольные одежды из аккуратно сшитых листьев, какие использовались для эльфийских плащей. Кажется, единственным, что доставляло ей радость в золотой клетке, были книги из его огромной библиотеки, особенно поэзия и сборники баллад, один раз она, особенно впечатлившись историей любви рыцаря и феи, начала петь… И тут же прекратила, часто заморгав, чтобы скрыть слёзы.       – Ты ведь играла со мной, – сказал Раджефаст ледяным тоном, садясь на кресло возле её клетки. – Признайся честно, Абела. Это потому, что я человек? Тебе просто нравится заколдовывать нас, ощущать свою власть над мужчинами?       Нимфа покачала головой; у него всё внутри трепетало, сердце стучало гулко и болезненно, потому что он знал, что она говорит искренне. Она всё делала искренне, подчас выглядя глупо или по-детски, но вместе с тем эта странная, нечеловеческая, СВОБОДНАЯ прямота прельщала его.       – Я никогда не играла с тобой, Раджефаст. Я любила тебя, но любовь подобна воде. Её нельзя сдерживать, она всегда утекает из пальцев, и она быстротечна.       – Я надоел тебе? – спросил он недрогнувшим голосом. – Всё преходяще, Абела?       Она посмотрела на него прямо, так, как в их первые счастливые дни.       – Ты не мог надоесть мне, Раджефаст, и моя душа плакала, когда я думала, что когда-нибудь нас разлучит смерть – твоя, это человеческий век короток. И я счастлива тем, что не увижу её, потому что угасну раньше.       Он был учёным и умом понимал, что наяда не может долго жить далеко от воды. Он хотел бы соврать себе, что Абела столь же прекрасна в его плену, как там, на лесистом берегу Чионтара, танцующая с подругами при свете Селуны и поющая баллады водяных эльфов, но видел, что под её глазами залегли глубокие тени, что её лицо не пылает румянцем в ночи их солёно-горькой, как морская вода, любви. Раджефаст почти перестал спать, каждый день твердя себе, что сегодня они вместе последний раз, что он отпустит её завтра утром, хотя нет, вечером, что он оставит её ещё на неделю. Каждую ночь он исступлённо целовал её лицо, смаргивая слёзы и понимая, почему она ни разу не попросила у него свободы и совершенно спокойно ждёт своей смерти.       – Вы же понимаете, что всё уже закончено, – сказала Рианнон просящиеся на язык слова, – если вы любите её, не дайте ей погибнуть. Во Вратах хотят вашей смерти. А кто-то желает забрать Абелу.       – Этому человеку лучше не дразнить судьбу, – ухмыльнулся Раджефаст, и у Рианнон отлегло от сердца – кажется, волшебник очнулся от чёрной тоски. – Я готов отпустить Абелу к Чионтару, но не к Рамазису. Через мой труп её коснутся лапы этого индюка.       – Мы можем чем-то помочь вам, Магистр?       – Нет, дитя. Я, может, и сумасшедший, но не подлец. Лучше я увижу её снова чужой, там, у реки… Или не увижу совсем, если она уйдёт в Море Мечей… Чем буду свидетелем её смерти.       – Вы не сможете снова стать чужими, – уверенно покачала головой Рианнон. – Она оставалась с вами, потому что любила вас. Неужели вы думаете, что она не могла околдовать вас и сбежать? Женщина при желании способна перехитрить даже Асмодеуса.       Раджефаст смотрел куда-то вдаль, когда путешественники открыли клетку и разбудили спящую там Абелу. Волшебник молчал, когда двое из них, мрачный эльф с луком за спиной и заикающийся полуэльф, вывели её из его дома, и она не обернулась в его сторону, потому что едва шла от слабости. Женщина-друид в лёгкой кольчуге последовала за ними, на ходу доставая из поясной сумки зелье, и кивком позвала с собой рыжеволосую девчонку, ровесницу их парадоксально молодого лидера.       – Она забудет меня, – сказал он, оставшись с Рианнон наедине. – Нимфы не люди, они часть стихии; они не умеют любить так, как мы.       – Вы уверены, что человеческая любовь выше? Простите, Мастер, но вы чистой воды эгоист. Абела была готова принять смерть из ваших рук, а вы думаете лишь о том, будет ли она вас помнить… Вы правы в том, что они – стихия, а стихия вечна… Любовь – часть вечности, и любовь – суть нимф и других фейри.       Раджефаст улыбнулся, впервые за всё время; горячившаяся Рианнон поняла, что попала в точку.       – Я бы взял вас на кафедру, юная леди, – сверкнул он зубами, – причём разрываюсь: то ли бестиологии, то ли философии. Уж о вечности мы бы с вами наспорились вдоволь.       – Я бы рада принять ваше предложение, магистр, если бы не нелёгкий хлеб искателя приключений, – съёрничала девушка и, коротко поклонившись, направилась к двери. Она уже потянула на себя ручку, когда чародей окликнул её:       – Я бы переспорил вас, потому что я этой вечности коснулся. И ещё, дитя… Спасибо.