Специфично для "любви"

Шаг, еще один, с каждым разом его движения становятся тверже и уверенней, каблук четко оттачивает каждую секунду, постукивая по надраенному до блеска мраморному покрытию. Мужчина направляется только вперед по коридору дорого украшенных апартаментов, не обращая внимания на все изыски и шикарную обстановку, сравнимую лишь в пятизвездочных отелях. Его это не особо заботит. Мысли заняты совсем не окружением, и уж точно не местонахождением. Померкшим, почти холодным взором он смотрит перед собой, а после переводит взгляд на нужную ему дубовую дверь, окрашенную в нежно бежевый цвет и помеченную номерком. Поздоровавшись с телохранителем, блюстящим за тем, дабы никто не зашел и не вышел из комнаты кивком головы, тот вытащил из внутреннего кармана пиджака листок. Сверившись с записанным рваным почерком числом на клочке бумаге, сжатой в ладони, для подтверждения верности собственных действий, тот сводит брови к переносице, отворяя дверь. Некогда светлое помещение погрузилось во тьму, в коей мало что было различимо для обычного человеческого глаза, однако, слабый источник света в виде настольной лампы, временами мерцающей от перепада напряжения, освещал часть комнаты, считая человека, неподвижно сидящего в кресле. И спокойно сидел тот только до того, как дверь не отворилась. Фиолетовые искорки глаз блеснули во мраке, ища источник звука и останавливая гневный взгляд на человеке в черном одеянии. Отмечая про себя малейшие детали, считая его чеканное лицо — твердое, будто высеченное на медали, отсутствие одного глаза и некие подобие трости в руке, что рано или поздно была отправлена в плетеную корзину, юноша задергался. Кожаные ремни стягивали любое движение, и единственное что тот делал, так это бился спиной о спинку жесткого стула, до покраснения натирая кожу на запястьях в попытках выпутаться из плена. Любая попытка терпела фиаско, сколько бы тот не старался. — Здравствуй, Пикник. — словно тугую ткань разрезали ножом. Именно так прозвучал голос в спокойной, даже отстраненной от происходящего манере. Будто мужчина зашел сюда просто нужную ему документацию взять с собой, не обращая особого внимания на нервные дергания будущего собеседника, на мгновение вновь успокоившегося. — Если добавишь, что рад меня видеть, точно прибью. Выберусь и прибью! — достаточно отчетливо отзывается юноша, оскалившись и зашипев, словно дикий зверь. Такой поворот событий его вовсе не устраивал с самого начала, но нет, надо же было лезть туда, куда сказали вовсе не совать нос. И только Линдт сделал пару шагов в сторону Кэдбери, как Пик вновь заелозил. Жить охота, но того, кто явился сюда, то мало волновало. — Как грубо. — еще немного, и Шпрюнгли появился в поле зрения, а затем и света, выходя из тьмы. Повеяло прохладой, а затем и легким ароматом дорогого парфюма, на что Пикник лишь поморщился. — В прочем, не в манерах дело. — А ты что, в неженки записался, раз упомянул о гру… — блондин не успевает закончить свою полную яда тираду, как его хватают за подбородок, грубо сжимая челюсть пальцами и не позволяя более ничего сказать, кроме членораздельных звуков да мычания, протяжного и не в меру злого. — Молчание — золото, — бесстрастно звучит голос мужчины, и тот едва заметно ухмыляется, лишь крепче сжимая пальцы. — Однако, ты мне должен рассказать, куда дел ту папку с документами. Ведь ты знаешь, что там, так же ведаешь, где она находится. — Мгх… — Тяжело разговаривать, когда хочешь, но не можешь? — на сей раз эта была издевка. В злобе человек говорит быстрее, чем думает. Хотя, тут вероятность получить больше «комплиментов», чем услышать нужную тому информацию. Хватка постепенно слабнет, отпуская челюсть Пика из «плена». — Иди нахуй. — дергая головой из сторон в сторону, Пикник не успевает вовремя среагировать, как тут же после собственного послания получает удар кулаком в челюсть. Замерев на долю секунды в осознании произошедшего только что, юноша кашляет, повернув голову обратно и прожигая Линдта ненавистным взором. — Ответ неверный. Где она? — более коротко спрашивает мужчина, не теряя своего настроя допытаться до истины. — Сжег, чтобы не одна тварь ее не достала. В том числе и ты. — Вновь ошибка. — на сей раз удар был с замахом, и голова блондина нервно дернулась влево. Тонкая струйка крови медленно потекла с уголка губ до подбородка, оставляя алый кровопотек и капая на фиолетового цвета ветровку. — Повторяю вопрос… — Я не знаю! — выпалил Пикник, чуть не плюнув на черный костюм мучителя сгустком крови, — Даже если бы знал, не сказал. Линдт лишь повел бровью, склонившись так, дабы его единственный функционирующий глаз мог встретиться взором с глазами собеседника, на что юноша мелко вздрогнул от нахлынувшей волны страха, но виду не подал. Мужчина мягко опустил руки на колени юноши, и плавно принялся поднимать ладони вверх. С указательного пальца по мизинец находились поверх бедр, а большие едва ощутимо массировали с внутренней стороны, ощущая напряжение в мышцах. С малейшим продвижением вверх, Линдт понемногу разводил ноги Пикника в стороны, дабы сделать еще полшага. Быть чуточку ближе, чем до этого. — Хорошо. Тогда я возьму кое-что лично для себя. — Что?! Нет! — очередная попытка заполучить свободу, очередной провал. Пикника лишь крепче вжали в стул, не давая сделать ни малейшего движения, как бы тот не старался. — Бесполезно, ты ведь это знаешь. — мужчина с садистским удовольствием наблюдает за каждой сменой эмоции юноши и тем, как тот бросался из крайности в крайность, шумно вдыхая воздух через нос. — Только попр… — угроза обрывается, оставаясь недосказанной, и блондин сжал губы в тонкую полоску, стиснув зубы, пытаясь более не издать ни единого звука. Правая ладонь руки легка на пах юноши, сжимая его достоинство настолько, что тот чуть не взвизгнул по-щенячьи, хватаясь за ручки стула чуть не до хруста. Хватка постепенно слабнет, и Линдт принимается ритмично поглаживать член через плотную ткань штанов до тех пор, пока Пикник не заерзал на месте, стараясь избавиться от ладони и неприятного ощущения внизу живота, тянущего вниз. Трение ткани заставляло поддаться едва заметно вперед, тот вовсе забыл о том, как правильно дышать, закусив нижнюю губу. Не поддаваться, ни за что, но организм отвечал желанием быть ближе, не смотря на то, что перед ним стоял его враг. Разум должен был думать о том, как выбраться из этого проклятого места, вспоминать, как он тут вообще оказался, а не подчиняться каждому поглаживанию. Мысли путались в клубок до тех пор, пока юноша вовсе не смог разобрать что есть что. Согласиться на искушение ради того, чтобы выбраться? Стоит ли свобода именно такого риска? Издав сдавленный и не менее протяжный стон, Пикник изогнулся все телом по мере возможности сдерживающих его ремней, запрокинув голову. — Чтоб ты сдох… — кое-как, через сдерживаемый поток неприличных звуков прошипел Пик, судорожно выдыхая воздух из легких. — Обязательно. — усмехнулся мужчина, чувствуя, что вскоре штаны станут тесны для набухшей и не менее напряженной плоти. Лицо Линдта было совершенно невозмутимым, только в уголках рта пряталась еле заметная улыбка, да глаза светились нетерпеливым ожиданием. Пикник закрыл глаза и, больше не контролировал себя, целиком отдавшись движениям ладони, изнемогая от желания. Чувствуя скорую разрядку, тот приоткрыл рот, сладостно застонав в голос. И все бы ничего, если бы все внезапно не прекратилось, словно и не начиналось. Рвано дыша, как разъяренный бык, блондин взглотнул липкий ком, застрявший в глотке в виде матов. Возбуждение достигло крайнего предела. Мгновение, и тот почувствовал ощутимую боль в яичках и в паху. Если бы не ремни, тот бы сам закончил начатое, но нет, у Линдта были свои намерения. — Где спрятали папку? — протянул мужчина, на что Пик ответил звериным рычанием. — Не стесняйся, говори, нас все равно не услышат. — Я… не скажу… — выдавил тот из себя, стараясь привести свои мысли в порядок и избавиться от ощущения незаконченности дела, начатого самим Линдтом. — Упрямец. — самодовольный смех выбивает Кэдбери из калеи, и тот конвульсивно задергался, стараясь притупить все то, что чувствовал на данный момент, убедить себя прекратить предаваться властному голосу и каждому его действию. — Разве ты хочешь лишиться того, что сейчас стоит колом? Линдт всегда носил с собой небольшой складной нож, и при виде лезвия блондин вовсе возжелал исчезнуть, или провалиться сквозь землю, дабы лишний раз не оказаться без какой-либо части тела. Касание прохладного железа к половому органу даже через штаны окончательно сводит Кэдбери с ума. Мужчина издевался в своей излюбленной, приевшейся со временем манере, внимательно изучая за мучением собеседника. — Она находится рядом со старым складом на Уол-Стрит, за деревянными коробками! Только не делай этого! — сломался под напором. Устал от того, что его используют в подобие какой-то куклы, которую можно трогать, где душе угодно. — С этого мог бы и начать. — мужчина скрыл лезвие, аккуратно сложив и убирая к карман пиджака. — Считай, я простил тебя за выходку. А вот мой телохранитель… — Что?! Нет-нет! — дверь в кабинет открылась, ослепляя Пикника ярким светом с коридора и подчеркивая до боли знакомую фигуру еще одного мужчины, одетого почти в такой же похоронный, черного цвета костюм, как и сам Линдт. Именно ему Пикник чуть не проломил битой череп, не расчитав удар, сломал пару ребер и закрыл в сыром и не менее холодном подвале. Все это требовалось по мере выполнения задания, и сейчас его опрометчивый поступок в виде «вырубить и обезвредить» вылился в такого типа последствия. — Развлекайся. — Линдт все той же непринужденной походкой отправился на выход, оставляя своего телохранителя и Пикника наедине. Им точно есть о чем потолковать, и за дальнейшую судьбу юнца Шпрюнгли не особо волновался. Последующие душераздирающие крики, вой и отчаяние заглушили стены комнаты. В мире семь миллиардов человек, одним меньше, одним больше, разницы особой не имело. Теперь дело оставалось за малым — достать нужную тому документацию, спрятанную за складом, как ему сказал Пикник, и написать письмо мистеру Кэдбери о героической смерти его старшего сына. Все равно блондин явно не доживет до рассвета…