Стою возле окна, опираясь локтями на подоконник, и просто смотрю вдаль.
Кинни я не видел со вчерашнего дня. Он ушел и больше не возвращался, и у меня даже возникла мысль, что я больше никогда его не увижу.
Я полночи размышлял над тем, что случилось вчера.
О Боже, я его трахнул вместо того, чтобы уйти. И вот теперь я снова в ловушке, хотя вчера в моих руках была не только его жизнь, но и моя свобода. А еще жизни сотни людей, которых он, возможно, убьет.
Дверь позади меня открывается, и я, даже не оборачиваясь, уже знаю, что это он. Его шаги тише, чем у Бена, а дыхание спокойное, едва слышное.
Я сжимаю кулаки.
Мне так стыдно за свое вчерашнее безумие.
Вспоминаю, как трахался с парнем у себя дома, тогда он назвал меня диким, сказал, что я оставил на его теле многочисленные синяки. И он очень был похож на Кинни. Похож настолько, что хочется закричать — «Что ты со мной делаешь?»
— Вы предпочли остаться. — Его мягкий голос отвлекает меня.
Он останавливается за моей спиной.
Я не двигаюсь. По-прежнему смотрю вперед, но уже ничего перед собой не вижу.
Его руки располагаются возле моих, а грудь упирается в спину. Он практически ложится на меня сверху, и если я отступлю, то он упадет. Только вот отступать мне некуда.
Его губы прикасаются к моему уху.
— У вас вчера была возможность поступить правильно, уйти, не оглядываясь…, но вы, как и сотни других, выбрали меня.
Сотни других?
— Ошибаетесь, — спокойно отвечаю, подражая ему. — Я выбрал не вас, а возможность отомстить вам.
— Однако это не помешало вам трахнуть меня.
Даже не глядя на него, чувствую, как он улыбается.
Медленно поворачиваюсь. Его руки по-прежнему упираются по обе стороны моего тела, так что отойти нет никаких шансов. Только если снова начать его бить.
— Приятное дополнение, — улыбаюсь ему в ответ, глядя в насмешливые глаза. — Тем более, вы так просили.
Ничего не отвечает, просто стоит и смотрит на меня, позволяю и себе его разглядеть.
Его губы слегка опухшие и потрескавшиеся от моих ударов, на щеке проступил едва заметный синяк. И могу поклясться, ему это даже идет. Больше никаких следов вчерашнего сумасшествия.
Решив, что хватит с меня игр, серьезно спрашиваю:
— Зачем вы это делаете?
— Что именно? — вопросом на вопрос отвечает он.
— Издеваетесь надо мной. Держите меня здесь. Мало, что ли, парней? Почему именно я?
— Вам нравится это.
Чуть не давлюсь воздухом от возмущения.
— Нравится что? Когда меня избивают? Или когда меня насилуют так, что я потом встать не могу?
Выхожу из себя, но так и не делаю попытки сдвинуться с места. Подсознательно чувствую, что я взаперти, и что все зависит от него, поэтому и не могу перешагнуть черту для более решительных действий. Всегда уступаю ему.
— Вы сделали со мной вчера почти то же самое, — спокойно напоминает он. Взгляд плавно переходит на мои губы.
— Вы сами попросили.
— В первый день вы тоже могли попросить меня, чтобы я остановился, но вы не захотели уступать.
— Не смейте сравнивать.
Он едва заметно облизывает губы и молчит.
— Чего вы от меня хотите? Когда вы наиграетесь? — спрашиваю, пытаясь понять, что вижу в его глазах.
Но, кроме привычной тени желания и невозмутимого спокойствия, не нахожу ничего.
Он неожиданно кладет руку на резинку моих пижамных штанов. Белья он мне не дал, поэтому под ними нет ничего, кроме того, что его так сильно интересует.
Не двигаюсь, снова замирая на месте.
Он смотрит мне в лицо и медленно просовывает руку, чтобы тут же коснуться обнаженной кожи на интимном месте.
Мой член дергается от незатейливой ласки, она настолько нежная, что совсем не сочетается с ним самим.
Бью его по руке. Она тут же выскальзывает.
— Вы лжец, мистер Тейлор, — негромко говорит он. — Вы кончили вчера в меня от осознания, что доставляете мне боль. Скажу больше — вы даже кончали, когда я вам доставлял боль…
— Вы заслуживаете этой боли, — быстро перебиваю его, чтобы не вспоминать.
— Неужели? Думаете, это решать вам? — серьезно смотрит на меня, и что-то внутри меня подсказывает, что лучше не отвечать на этот вопрос.
Я молчу.
— У вас стоит на меня, хотя вы знаете, что я за человек, — продолжает он, видя, что мне нечего сказать.
Я обессиленно смотрю на него. Хочется закричать. Как он не понимает?
— Я гей, — просто отвечаю, будто это самое логичное объяснение.
— У вас на всех парней стоит? — усмехается он.
— Прекратите! — тяжело вздыхаю. Кинни замолкает и дает мне время собраться с мыслями. Я сажусь на подоконник, он так и стоит возле меня. Я сам хочу разобраться в своих мыслях. И меня угнетает тот факт, что я даже не пытаюсь бежать. Но с другой стороны, я знаю, что бежать мне некуда. — Да, у меня встал, когда я вас избивал. Но… это всего лишь эмоции. Я знаю, что это дико и это неправильно…
— По каким правилам вы живете? — с интересом перебивает он.
— По таким, когда людей не избивают и не насилуют против их воли. Там, где есть свобода, — устало отвечаю, поворачивая голову к окну.
— Дело в том, мистер Тейлор, — тихо начинает он и подходит ко мне, почти не прилагая усилий, раздвигает мои ноги и вклинивается между ними, мягко поглаживая бедра и чуть притягивая к себе, подталкивая меня к краю так, чтобы моя задница упиралась в его пах. — Что некоторые люди предпочитают жить в клетке, — многозначительно смотрит на меня.
— Вы думаете, что это я? — удивляюсь всерьез.
— Вы демонстрируете мне это, — только и произносит он.
— Я просто уверен, что за этой дверью нет выхода. Или там стоит кто-то вроде Бена, который пристрелит меня, не задумываясь, как только я попытаюсь сбежать.
— Мне нравится, что вы ищете отговорки, — одобрительно улыбается Кинни, осторожно поглаживая мои ноги. — Это означает, что вас все устраивает, но вы не можете этого принять. Но дело в том… что сегодня, кроме нас двоих, здесь никого больше нет.
Он выжидающе смотрит мне в глаза.
Ничего не говорю. Не верю ни единому слову и больше не поверю никогда.
Кинни медленно отходит от меня.
— Чего вы добиваетесь? Зачем вы со мной разговариваете? Почему просто не убьете меня, как тех двоих внизу? — озадаченно спрашиваю у него. Знаю, что он не ответит, но не озвучить свои мысли не могу.
— Я же сказал: мы с вами похожи, — просто отвечает он.
— Это вы как поняли? Из-за того, что я вас трахнул? Почему вы, кстати, допустили это? Ебать вас, что ли, некому?
Даже не успеваю и глазом моргнуть, как он подходит ко мне и с силой сжимает мою шею одной рукой, так что мне нечем дышать.
Не вижу никакой пощады в его глазах и проклинаю себя за то, что забыл, с кем я вообще разговариваю. Это не Майкл, с Кинни каждое неосторожное слово используется против тебя.
Он сжимает мою шею еще сильнее, взгляд направлен на меня, но какой-то отстраненный… кажется, что мыслями он уже не здесь и, скорее всего, совсем забыл про меня.
Я пытаюсь увернуться и снять с себя его руку, но хватка у него железная, поэтому я с ноги пинаю его в живот.
Глубоко вздыхаю, когда он перестает удерживать меня.
Вижу, что он возвращается к действительности, переводит глаза на меня, будто пытаясь вспомнить, что произошло.
— Что такое, мистер Кинни, — вдруг усмехаюсь. — Я попал в точку? Ударил по больному месту? Вам, небось, папик нужен, а не такой, как я…
То, что я сказал лишнее, я понимаю, уже когда лежу на полу, а его нога с силой прижимает меня к полу, упершись в грудь.
Я делаю попытку подняться, но он только жестче напрягает ступню.
Поднимаю голову.
На секунду мне кажется, что он сейчас наступит мне на горло и просто раздавит, но тут выражение его лица снова становится беспечным, складывается ощущение, что мы всего лишь собирались попить чай, а не перерезать друг другу глотки.
— Вы можете делать со мной все, что угодно, — ядовито произношу я. — Но однажды я использую свою возможность. В тот момент, когда вы совсем не будете этого ожидать, я отомщу вам. Так что лучше вам сразу меня прибить.
Он спокойно смотрит на меня, а затем слегка качает головой.
— Вы слишком слабый, чтобы противостоять мне.
Внезапно эти слова так меня подстегивают, что я резко обхватываю его ступню и что есть сил тяну на себя.
Он падает на пол, явно не ожидая такого поворота, зато я тут же встаю на ноги.
Хочу пнуть его, чтобы окончательно показать свою победу, но это кажется каким-то глупым и недостойным моего поведения, поэтому я просто разворачиваюсь и бегу к выходу.
Хочется рассмеяться ему в лицо. Это он меня-то назвал слабым? Стоило только сбить его с ног, и вот он без движения в луже крови лежит на полу…
Без движения, в луже крови?
Оборачиваюсь и на миг замираю.
Он действительно не двигается. Его тело практически расслабленно лежит на полу, глаза закрыты, и можно было бы подумать, что он спит, если бы не пятно крови возле его головы…
Проклинаю себя. В любом случае, я же не хотел его убить? Точнее, я хотел его посадить. Но убить? Своими руками, таким легким движением? Только не так.
Медленно подхожу к нему. Слегка задеваю ногой бок. Никакой реакции.
Блядь.
Не осознаю, что делаю, но я падаю перед ним на колени и тут же дотрагиваюсь до шеи, а затем облегченно выдыхаю, когда чувствую, как под кожей бьется едва заметный пульс.
Я убегу отсюда. Сегодня. Как только окажу ему первую помощь.
Разобравшись со своими мыслями, осторожно поднимаю его на руки.
Не такой он и тяжелый, кстати.
Кладу его на кровать и сам сажусь рядом, слегка приподнимаю ему голову, чтобы рассмотреть рану. Рука тут же покрывается кровью.
Но я ошибся, полагая, что это какое-то сотрясение или вообще что-то серьезное. Это всего лишь небольшой осколок графина или зеркала. Настолько маленький, что… Эта рана не смертельная. Точнее… Она даже не опасная.
Да он издевается…
Меня бросает в холодный пот, когда я кладу его голову обратно и смотрю в его глаза. Они открыты. И они смеются надо мной.
Его руки тут же сжимают мои, чуть ли не ломая пальцы.
Пытаюсь не закричать и полностью сосредотачиваюсь на своей боли, когда он переворачивается и одним движением подминает меня под себя.
Кажется, что пару пальцев он мне все же сломал. Руку нестерпимо жжет.
— Когда я сказал, что вы слабый, мистер Тейлор, — тихо начинает он, даже не думая меня отпускать. — Я не имел в виду ваши физические данные.
Я молчу, и он продолжает:
— Вы серьезно хотели спасти мне жизнь?
Он спрашивает не для того, чтобы я ответил ему, а для того, чтобы я задумался. Потому что мы оба знаем ответ.
— Вам не понять, — тяжело выдыхаю, на секунду отвлекаясь от боли. — Просто я человек.
Кинни с интересом рассматривает мое лицо, будто хочет понять, что такое «человек», и я продолжаю, разрушая его иллюзию:
— Но вас я хотел спасти не для того, чтобы вы жили. А для того, чтобы потом умерли в чудовищных муках.
Его лицо не выражает ни одной эмоции, но я чувствую напряжение в его теле.
Он слегка прищуривается, чуть отклоняется, ногой раздвигает мои ноги, а потом коленом резко бьет в пах.
От сильного удара на глаза наворачиваются слезы.
Но я не успеваю об этом подумать, потому что тут же следует второй удар куда-то в район ребер.
Задыхаюсь, не могу пошевелиться, но стараюсь не закрывать глаза, чтобы не выключиться.
Но это не помогает.
Последнее, что я помню, это море всепоглощающей боли во всем теле и чужие руки, снимающие с меня штаны.
***
Просыпаюсь от того, что у меня трещит голова, а веки такие тяжелые, что я с трудом разлепляю глаза.
Все тело ужасно болит, и я даже не могу понять, где болит больше.
Скидываю с себя одеяло. На этот раз меня никто не мыл, я весь в крови, на теле многочисленные ссадины, и, естественно, отсутствует одежда.
Устал он меня вчера, что ли, бить и трахать, раз даже не убрал тут ничего?
Медленно поднимаюсь с постели, оглядываюсь по сторонам.
Дверь закрыта, мои вещи разбросаны. Ну хоть чистые.
На всякий случай подхожу к двери, дергаю за ручку — бесполезно.
Иду в душ и долго стою под холодными струями воды. Она приятно охлаждает раны, позволяет проснуться и вновь почувствовать себя человеком, а не плюшевым мальчиком для битья.
Вытираюсь полотенцем и смотрю на себя в зеркало. На лице ни царапины, видать, Кинни не очень любит, когда на подарке разорвана упаковка.
Пальцы практически не сгибаются.
Вот она — благодарность от Брайана Кинни. Или как там, блядь, его фамилия.
Я, значит, в прямом смысле ношу его на руках, а он избивает меня. Впредь буду знать. Нельзя с ним по-человечески.
Я одеваюсь, морщась от боли, и раздумываю над его вчерашними словами.
Он всерьез думает, что мне это может нравиться? Интересно, они с Беном тоже друг друга избивают до полусмерти, прежде чем трахнуться?
Нужно будет спросить в следующий раз. Надо же мне с ним о чем-то разговаривать.
Невесело усмехаюсь, когда слышу тяжелые шаги на лестнице. Уже придумываю реплику, содержащую как можно больше язвительных и оскорбительных слов для него, поворачиваю голову на открывающуюся дверь и сталкиваюсь глазами с Беном.
На миг замираю.
Он смотрит на меня долгим изучающим взглядом. Делаю то же самое и понимаю, что от моей злости и язвительности не осталось и следа.
Передо мной стоит его любовник, которому вряд ли нравится, что пленник до сих пор жив.
Он подтверждает мою догадку, наставляя на меня пистолет.
По-прежнему ничего не говорит. Да и мне сказать нечего. А кричать — «не убивай меня» как-то глупо, что ли.
Поднимаюсь с кровати, если уж умирать, то твердо стоя на ногах. Но все же хочется знать, что думает об этом Кинни? И вообще… чье это решение? Почему он не пришел ко мне сам, чтобы убить?
Наверное, если бы он не избил меня вчера, то сегодня я бы позвал его на помощь.
Вдруг становится смешно. Кто бы мог подумать, что бояться нужно было не того человека.
Он крепче обхватывает пистолет, будто решаясь, и я вдруг понимаю, что Бен ведь тоже психически нестабилен. Да разве вообще можно остаться нормальным, имея такого любовника? Я могу надавить на него.
Делаю попытку.
— Опять выполняешь грязную работу вместо него?
Он не отвечает несколько долгих секунд.
— Он не знает, что я здесь, — наконец произносит Бен.
Его голос спокойный, но я вижу, как он волнуется на самом деле. Волнуется даже больше, чем я.
И почему-то радует мысль, что это не Кинни попросил убить меня.
— А он не разозлится, если ты прикончишь его игрушку?
Бен ничего не отвечает. Делает два шага ко мне, я же остаюсь на месте.
Почему-то кажется, что с ним можно нормально разговаривать, хотя я и с Кинни нормально разговаривал. Иногда.
— Хочешь убить, потому что ревнуешь? — тихо спрашиваю, глядя на пистолет в его руках. — Брось, я уж точно не претендую на него. Я тебе не конкурент.
— Я не ревную, — отрицательно качает головой, закусывая губу. — Просто скоро ты захочешь его убить, а этого я допустить не могу.
— Я не убийца. В отличие от вас двоих.
— Я слышал обратное.
Приподнимаю бровь.
— Подслушиваешь наши разговоры?
— Мне нет нужды подслушивать их. Брайан с удовольствием рассказывает мне обо всем, что здесь происходит.
— Если бы ты на самом деле знал, что здесь происходило, то уже не разговаривал бы со мной.
Как только я это произношу, то сразу понимаю, что попал в цель — Кинни ничего ему не говорил.
Бен молча раздумывает над моими словами. Делаю еще одну попытку.
— Ты же понимаешь, что его нужно остановить. Плевать, если это сделаю не я, но найдется кто-то еще. Рано или поздно его поймают. И тебя вместе с ним.
— Его уже не остановить, все зашло слишком далеко, — как-то растерянно отвечает он.
— Не позволяй ему заходить еще дальше… Не боишься стать следующим?
Но на этот вопрос я не получаю ответа, потому что в следующий миг его кулак встречается с моим лицом.
***
Еще даже не открывая глаз, я чувствую, что что-то не так.
Кровать не такая мягкая, запах непривычный, одежда не комфортная, отсутствует оглушающая тишина…
Открываю глаза и сразу понимаю — я в больнице.
Но почему я здесь? Меня привез Бен?!
В палату заходит медсестра, вежливо здоровается со мной и рассказывает, как я тут оказался.
Говорит, что меня сбила машина, и нашли меня на дороге. Значит, не Бен. Скорее всего, он просто выкинул меня на обочине, а потом кто-то подобрал.
И на том спасибо.
Но только дело в том, что мне некогда тут лежать. Я должен найти его. Поверить не могу, что Бен меня отпустил.
Через час меня уже допросили все, кому не лень. Только вот по сути я ничего рассказать так и не смог. Я даже не могу сказать, где меня держали. Из того окна был незнакомый мне вид. Не могу вспомнить ничего похожего…
Но я уверен, что буду искать и найду. Но Хорват говорит мне, что отстранил меня от дела.
— Джастин, ты и так достаточно пострадал, — не терпящим возражения тоном объясняет он. — Думаю, что тебе вообще лучше отдохнуть. Съездишь куда-нибудь, развеешься, а вернешься и уже забудешь про этого Кинни.
А вот это вряд ли. Забудешь его.
— Да я особо и не пострадал, — тут же отвечаю я, отгоняя неприятные воспоминания. Необязательно Хорвату все знать. — Я могу помочь. И я хочу помочь!
— Исключено, — очень серьезно произносит он, внимательно глядя на меня. — Хочу, чтобы в ближайший месяц ты даже не произносил его имени. Так что и думать забудь о том, чтобы найти его.
Вряд ли его теперь будет сложно найти, особенно, когда мы знаем, как он выглядит.
Хорват уходит, и почти сразу ко мне в палату влетает Майкл.
— Я уже и не думал, что снова увижу тебя! — тут же говорит он, пытаясь меня обнять.
— Небось обрадовался? — с улыбкой спрашиваю я. На самом деле я тоже в жизни бы не предположил, что есть шансы на мое такое внезапное освобождение.
Я рассказываю Майклу обо всем, что произошло. Точнее, почти обо всем. Многие детали я опускаю, но он особо и не спрашивает ничего, слушая меня, не перебивая.
При упоминании Бена Майкл слегка закусывает губу, но ничего не говорит.
— Но я не понимаю, почему он меня отпустил, а не убил, — тихо заканчиваю я.
— Может, он все же хочет, чтобы ты поймал его? Или он сам его боится и не знает, что делать?
— Я не знаю…
— Джастин… — спустя две минуты молчания осторожно начинает он. — Что у тебя с этим Кинни?
От необходимости отвечать меня спасает медсестра, которая входит для того, чтобы отдать мне какой-то конверт.
— От кого это? — с любопытством спрашиваю я, рассматривая надпись «Джастину Тейлору».
Она что-то невнятно говорит про то, что нашла его на столе и откуда бы ей знать отправителя, а потом уходит, закрывая за собой дверь.
Открываю конверт, резко выдыхаю и тут же закрываю.
Майкл выжидающе смотрит на меня.
— Ты ответишь на мой вопрос? Что произошло у тебя с ним?
Медлю, пытаясь сформулировать предложение.
— Это началось еще в тюрьме, — с болью вспоминаю тот поцелуй и свою реакцию на него. — Я…
Не могу продолжить, боюсь, что он не поймет меня.
— Что ты? — мягко спрашивает он, видя, что я зашел в тупик.
— Это зашло слишком далеко. Я… я не смог перед ним устоять, — с отчаянием в голосе произношу я. — Он… он был слишком хорош!
Каждое слово дается так тяжело. Я впервые озвучиваю то, что так долго тревожило меня.
— И что теперь? — совсем не удивляясь, спрашивает он, глазами указывая на конверт.
— А теперь он охотится за мной.
Тяжело вздыхаю и отдаю ему записку, которая лежала внутри и содержала всего четыре слова:
«Далеко не убежишь, Джастин».
