Эти поцелуи ничего не значили

Сейчас       Господи Боже, Элисон! Девушка, которую Эмили по-особенному любила со времен средней школы, погибла. Этого не могло произойти! Только не Эли! Она же так молода, так красива…       И почему жестокая судьба выбрала ее в качестве жертвы? Ранее       Она сидела на крыльце своего дома и пила чай. Девушка уже давно не ощущала спокойствия или умиротворения. После смерти отца мать смогла найти себе кавалера, к которому укатила, предварительно посоветовавшись с дочерью. Эмили рада за нее. Эмили рада за всех, кто смог двигаться дальше. Теперь Ханна замужем и беременна, Ария поднимается вверх по карьерной лестнице, периодически якшаясь то с Лиамом, то с Эзрой, а Спенсер работает на мать и спит с бывшим парнем лучшей подруги.       Только Эмили не может найти себе места: Элисон - эта, казалось бы, хитрая стерва, простила своего ненаглядного муженька после того, как тот продержал ее в дурдоме за убийство, которое она не совершала.       Да как она может? Светловолосая идиотка! Врач, работающий в психиатрической клинике, оказался повернутым на голову, а она… его… поняла? - Он любил Шарлотту как друга, как пациента, между ними не было романтической связи: они не устраивали свиданий, не занимались сексом. – проговорила блондинка. - Понимаешь, Эмили? – Эли наклонила голову и сочувствующе улыбнулась подруге, стоящей с искаженным от отвращения лицом. - Я вот поняла. Да, тебе сложно это осознать. Мы все натерпелись. И я не прошу тебя принять его. Прими меня. Пожалуйста. – миссис Роллинс повысила голос. - Прими мой выбор. Эллиот – мой муж, и, да, мы остаемся вместе. - Ты в здравом уме? – шепотом произнесла Эмили.       «Да что она делает? Он же загубит ее окончательно! А я должна поговорить об этом с кем-то другим. Кто-то же должен меня понять…» - А мне плевать, - отмахнулась Ханна, - она засирала нам жизнь слишком долго, чтобы теперь мы о ней волновались, - девушка отхлебнула апельсинового сока, - Эмили. Настало время жить дальше. – подруга встала с дивана и подошла к Эм. – Взгляни на меня. Я вышла замуж, жду ребенка. И я буду любить его. – по-особенному нежная улыбка появилась на лице Ханны. – Я уже его люблю. - Найди себе другую боль в заднице, Эм. Моей маме нужен отчет. Извини. Пока! – протараторила Спенс, выбегая из дома. - Эли? – скривилась Ария. – Да ты что, издеваешься? Пусть идет лесом! – девушка пригладила перекрашенные и вновь подстриженные волосы.       Кажется, всем плевать. Но не Эм. Именно она всегда испытывала к этой стерве больше, чем дружеские чувства.       Красавица Элисон всегда была недосягаемой: сначала – «королевой» школы, потом – якобы мертвой, после строила из себя невинную овечку, даже вышла замуж, а под конец вовсе сошла с ума.       Эм решила отдохнуть. Выпить чего-нибудь. Крепкого. Или нет.       Эмили поставила стакан с чаем на ступеньку и зашла в дом. Пора ложиться спать. Пожалуй, лучше всего – на диване в гостиной, потому что на первом этаже окна больше и, если их открыть настежь, не будет так адски жарко. - Мы вместе… В Париже… - И сколько мы там пробудем? - Если хочешь, вечность. - Я целуюсь с тобой только для практики.       Девушку подбросило в холодном поту. Сбивчивое дыхание мешало сосредоточиться. Оглянулась на часы – 5:47. До звонка будильника еще полчаса, но сна – ни в одном глазу. Что делать? До собеседования еще довольно долго.       Телевизор? Спокойно позавтракать, одним ухом вслушиваясь в бред, который несет очередная недожурналистка. В любом случае, сейчас этот вариант кажется единственным, способным отвлечь от мыслей об Эли.       Эмили быстро почистила зубы и достала из холодильника первый попавшийся контейнер с едой. Что это? Пюре? Салат? Пойдет.       Усевшись на диван, зубами открыла крышку и начала есть. А, телевизор! И его включим, добавим фонового шума. «Срочные новости: машина, пересекающая мост в Роузвуде, врезалась в дерево и загорелась».       Эмили, сидя на диване и с аппетитом уминая завтрак - салат, повернулась в сторону телевизора, в данный момент транслирующего местные вести. Чуть прибавив звук и мысленно посочувствовав пострадавшим, красавица продолжила выскребать из чашки остатки законсервированной мамой моркови, приготовленной еще до того, как та несколько дней назад уехала к своему новому бойфренду в Портленд на две недели. Телевизор еще работал, но Эмили не смотрела на фото с места происшествия. «По предварительным данным, в момент аварии в машине находилось два человека. Предположительно, Эллиот и Элисон Роллинс».       Что?       Ложка выпала из рук, глаза округлились, Эмили зачем-то вскочила с дивана и тут же плюхнулась на него обратно.       Элисон и Эллиот разбились в аварии. Все произошло так быстро, что Эм даже не смогла погрустить. Вчера *бум* машина с водителем и пассажиром на огромной скорости въехала в дерево и загорелась, а сегодня Роллинсов уже кремировали, если сожжение и так обгоревших останков вообще можно назвать кремацией.       Как это пережить? Возможно ли теперь вообще жить дальше?       Нет, Эмили вовсе не собиралась покончить с собой. Вопрос поставлен немного иначе: можно ли теперь именно жить, а не существовать?       Судя по разговору с Ханной, которая хотя бы подняла телефонную трубку (в отличии от Спенсер и Арии), никого не волновала смерть Элисон. Так же, как не волновали глупости, которые та постоянно вытворяла. Следующий день       Сегодня отец Элисон поставит останки в склеп. Эмили должна была пойти.       Кеннет достал из коробки закупоренный сосуд с надписью: RIP Alison Rollins Elliott Rollins       И это все? Как так можно? Почему-то в глазах не появлялось слез, хоть девушка и пыталась их выдавить. «Эли, - сказала Эм, кажется, вслух, - мы все, все тебя очень любим…»       Джейсон осторожно обнял девушку, Кеннет медленно поставил сосуд на полку. Мужчина явно пытался скрыть слезы. Эм прижалась к Джейсону и только теперь, кажется, огляделась: небольшой, но ухоженный – без пыли и тенет – склеп, стоящий в дальней части кладбища: - Я не верю, что теперь место Эли здесь. - Эм? – тихо спросил Джейсон. – Мы с отцом уезжаем: нужно в город, домой. – парень сочувствующе наклонил голову. – Мы тебя подкинем. Пойдем. - Да… - протянула Эмили. - Нет! Нет, спасибо, - тут же одумалась девушка, - Я… Я посижу тут еще полчаса. – со странным оттенком грусти в голосе ответила брюнетка. - Как хочешь. – пожал плечами Джейсон. – И, Эмили, - уходя, обернулся единокровный брат погибшей, - Тебе нужно жить дальше. Хорошо? - Да. – ответила Эм.             Что с ней? Казалось бы, ее любимая девушка умерла, а она спокойна. Нет ни слез, ни истерик, ни страха.       Нет ощущения "потерянности". Эмили понимала, что Эли умерла. Это каким-то немыслимым образом уложилось в ее сознании именно сейчас. Не вчера, когда она трясущимися пальцами набирала номера подруг; не сегодня утром, когда она проснулась и приняла решение не звонить маме, чтобы ее не беспокоить; не во время обеда в кафешке, когда ее тарелка с супом осталась полной. А сейчас.       Более того - Эмили не жалела Эли. Не жалела ни капли. Будто та заслужила смерти.       Почему? Может, Ханна была права: она засирала нам жизнь слишком долго, чтобы теперь мы о ней волновались, настало время жить дальше.       Сидя на скамейке возле фамильного склепа Элисон, Эмили думала именно так. И не могла поверить самой себе.       На протяжений всей старшей школы она так волновалась, любила, искала способы выразить себя. Перед Элисон. А та лишь изредка позволяла себе «дружеский» затяжной поцелуй в губы, недолгие объятия, колкие шутки, которые ранили сердце Эм.       За что? Почему эта блондинка была настолько жестокой? «Эти поцелуи ничего не значат».       Как она могла?       Эмили вдруг осознала, что последние несколько лет ее сердце разрывалось на части из-за выходок Эли. Но теперь… Когда «королева старших классов» - пепел на дне сосуда, все встает на свои места.       Кажется, теперь, когда Элисон больше нет, а когда-то пылко влюбленная в нее сидит возле склепа, в голову должны приходить мысли о том, как прекрасна была покойная девушка. Но не было таких мыслей. Эли, бесспорно, была хороша собой, и умна, и представительна, но… «Гермафродит Герми!», «Жирная Ханна!» «Ария, мы считаемся друзьями, потому я не понимаю, почему на тебе не одежда, а дерьмо!», «Лесбибилки: лесби-дебилки!»       Девушка прекрасно понимала, что говорить о мертвых людях плохо – признак дурного тона. Но мысли ведь не в счет, верно?       Эмили подскочила, осознав, о чем думает.       Да! Все то время, что народ любил Элисон, она пакостила всем и каждому, не скупясь на оскорбления и пощечины, а то и травлю. Эмили тряхнула головой. Да! Так все и было. Так за что она любила эту пафосную сучку?!       Это… Розовые очки? Почему она раньше этого не замечала? Как можно было упускать это из виду? Те потоки ненависти, что пускала Эли во все стороны, те усмешки, абсолютно все, что ломало Эмили изнутри, теперь… кучка пепла?       Эм вдруг внезапно осознала это, и ощутила… спокойствие.       Раньше она ощущала ответственность за Эли. Всегда: в школе, когда та стебала друзей, а Эмили пыталась что-то с этим сделать; на крыше во время выпускного, когда нарисовавшийся сестробрат главной героини пытался покончить с собой, а Эли зачем-то его останавливала; даже тогда, когда Элисон с Эллиотом поженились по пьяни.       Теперь больше нет груза ответственности. Теперь Эм свободна. Свободна и вольна быть такой, какой хочет, а не такой, какой ее хотела бы видеть ныне покойная подруга.       Эмили напоследок вошла в склеп и встала напротив полки с прахом четы Роллинсов. Колени больше не подкашивались, а голос зазвучал на удивление уверенно: - Ты была права, Элисон. Эти поцелуи ничего не значили.