Кто будет моим убийцей?

       И я осознал всю боль этого торжественного момента во всех красках, каких только можно было распознать мир, когда увидел эти до боли родные глаза.       Черный «Фольксваген» класса люкс уже подъезжал к въезду на задний дворик милого, отделанного в светлых тонах дома, находившегося в одинаковых размерах с террасой, плотно прижатой к нему деревянными брусьями.       Водитель был одет строго: черный смокинг, на удивление, с столь же черной рубашкой. Через пару минут, он вышел ко мне, не поднимая глаз, начав говорить со своим немецким акцентом: — Герр Круспе, ваша жена, уважаемая Фрау Вивьен, уже находится в больнице, она просила передать, что времени осталось слишком мало, вы должны поторопиться, если хотите застать свою мать живой.       Он чуть наклонился в мою сторону, а после, отстранившись, направился к машине, уже открыв заднюю дверь и придерживая ее для меня.       Немного постояв на месте, я, вздохнув от всей той тяжести, что была у меня в груди, отправился к «Фольксвагену», сильнее натянув шарф, чтобы пошедший в тот же миг снег не проник к чувствительной к холоду шее.       Она была во мне до конца. С начала и до конца моих дней она сидела во мне, согревая душу, но, как оказалось позже, она ее пожирала.       Сев на заднее сидение, я поблагодарил водителя, который после захлопнул за мной дверь и направился к водительскому креслу.       Погода начинала портиться, снег шел сильнее, мешая обзору дороги. Дворники работали на полной скорости, создавая неприятный шум, скользя по стеклу.       Мне хотелось побыстрее доехать до отделения психиатрической клиники, в которой моя мать проводила остаток свой жизни.       «Дорогой Рихард,       Мне так жаль о том, что случилось год назад. Я не говорю, что понимаю всю ту боль, через которую ты прошел, нет, вовсе нет. Просто я каждый день гложу себя за то, что не смогла быть рядом, что предала, что дала тебе опуститься до такого.       Я бы хотела вновь встретиться с тобой, поговорить, объясниться. Мне нужно, чтобы ты выслушал меня, как выслушивала тебя я на протяжении десяти лет.       Ты нужен мне. Мне и нашему ребенку, которого я жду от тебя. Малышке нужен отец. Ей нужен тот, на кого она может положиться, тот, кто будет отводить ее в детский сад и школу.       Вернись к нам ради нее, ради… меня.

Твоя Е……»

      Письмо бывшей жены Рихарда Круспе, которое в 2009 году нашла и передала ему его нынешняя супруга Вивьен.       Мы приехали к клинике во втором часу после полудня.       Вивьен стояла, закутавшись в свой полушубок, около своей машины. Мой водитель припарковал «Фолькс» около автомобиля моей жены, и как только двигатель заглох, я быстро вышел.  — Ви, прости, что задержался.       Жена посмотрела на меня с грустной полуулыбкой на лице. — Ты не виноват, Рихард, но… — она отвела заслезившийся взгляд от меня.       «Я не успел?» — мысленно спрашивал я у супруги. — Ты не успел, — будто читая мои мысли, ответила Вивьен, — не успел всего на несколько минут. — Ее уже увезли? — мой голос приобрел несвойственную жесткость в произношении некоторых букв.        Ви вытерла выступившие слезы и наконец повернулась ко мне. — Нет, я предупредила врачей. У тебя есть немного времени, чтобы попрощаться, ведь похороны…       Я не дал ей договорить, прерывая поспешным «Да-да», и помчался на четвертый этаж больницы, чуть не забыв халат.        «Я., я. мне., мне больно! Вы ничего не понимаете! Вы приносите дичайшую боль своими способами! Опробуйте их на себе, а уже потом на нас, ублюдки!» — «пламенная» речь Круспе в больнице после катастрофы в 2008 году.       Мама… мамочка…       Она лежала, прикованная ремешками к кушетке, с закрытыми глазами и без дыхания. Жалюзи были плотно закрыты, создавая ощущение одиночества во всем мире.       Я обратился бы к Богу, будь я верующим. Я попросил бы помощи.       Я давно готовил себя к этому, ведь состояние матери ухудшалось с каждой секундой, проведенной здесь.       Я почему-то ясно представляю нахождение в такой больнице: выкрики нечленораздельных фраз, которые могут застать тебя даже ночью, ведь в соседнюю палату-камеру перевели амбициозного пациента, из-за отсутствия мест в крыле для буйнопомешанных; возможны косые взгляды тех, кого под руки ведут работники.       Ужасное место. Придумать хуже нельзя уже ничего.       Я присел на стул рядом с койкой матери, оглядывая то ее впавшее лицо, то штукатурку, обвалившуюся почти во всей палате.       Буквально в эту же секунду я заметил конверт, который был аккуратно положен на тумбочке рядом. Протянув руку, я взял его, с интересом разглядывая. Зачем кому-то приносить письмо в палату скончавшегося? Или оно уже было тут, но мать не успела прочесть?       Я открыл конверт, достав содержимое — маленький листочек формата А6.       «Если рядом Вивьен — прогони ее. Мальчик мой, Цвен, прошу тебя, Бога ради, узнай у этой женщины все, что она скрывает. Так тебе будет легче принять все, то произойдет после. Если же она не скажет тебе, ты всегда можешь добраться до истины сам. Самое главное то, чтобы ты добыл доказательства ее слов. Аудио-и видеозаписи ты найдешь, но как — известно только тебе.       Не дай ЕМУ убить тебя.

Твоя мама.»