Имя

Иногда Юлику критически недоставало внимания. — Дим, может позовёшь меня гулять? Критик, сгорбившись, сидел на диване и увлечённо клацал пальцами по клавиатуре. Ноль эмоций. — Ларин! — Чего тебе, мразь? — Бурчит. А Онешко от одного его «мгхазь» готов был превратиться в желеобразную субстанцию. Юноша улыбается беспричинно, а в уголках рта и под глазами собираются приятные морщинки. Очаровательный до безобразия, живой, чистый Юлий был полной Диминой противоположностью. Критик злой почти всегда, совершенно не умеющий готовить, картавящий, считал Юлика глупым. Глупым и наивным. Его было настолько легко обмануть, сломать, заставить плакать, что Ларин пообещал себе, что никогда в своей жизни не допустит пренебрежительного отношения к нему. Потому что он ему дорог. Иной раз хотелось взять его за мягкие плечи и хорошенько встряхнуть — очнись, Онешко! Ведь мир не такой, каким ты его видишь. Люди лживые, лицемерные мрази. Ты просто слушай Ларина, ведь он защитит. Дима же продолжал буравить его взглядом. Хмурится так привычно, местами забавно, чем вызывает странную и необоснованную реакцию Юлика. Скетчер просто подходит и обнимает сидящего Ларина, тёплого, мягкого, слегка ошарашенного. Дима утыкается носом в грудь Онешко, силившись не улыбнуться. А Юлик пальцами расчёсывает его короткие волосы, легко пропускает пряди, слегка дергает за них и слышит со стороны мягкие смешки Ларина. И всё-таки пальцы у юноши длинные, заботливые, игривые. Такие только у Юлия Онешко. Только такие творят настоящие чудеса. Кожа его ладоней обжигает. Димины же руки всегда холодные, а кончик носа на данный момент необъяснимо тёплый. Онешко чувствует. Ларин будто оттаивает изнутри, вновь оживает, когда Юлик с чистой искренней робостью прижимает к себе широкую спину. В себя. В самое сердце. Но Дима – не чёртова сопливая баба, он более сдержан и серьёзен в силу своего возраста. Поэтому позволяет ему обнимать себя. Юлик младше на целых шесть лет и ведёт себя как слабохарактерный влюблённый подросток. Но Ларина вполне устраивает. — Отъебись, Юлик. — Мужчина почти улыбается, а скетчер высвобождает его из объятий и тянет за руку в центр комнаты, надеясь отвлечь критика от работы. Дима встаёт, валит стул, но верно приближается к юноше. Его встречают тёплые руки. На Ларина светит яркое Петербургское солнце, навязчиво лезет в глаза, мешает смотреть на Юлика. Дима слышит, как гудит компьютер, поспешно высвобождается из кольца рук друга, садится за тот же стол и принимается вновь усердно работать. Юлик раздраженно выдыхает. Но без внимания Димы он не может продержаться и десяти минут. — Дим, ты вроде как танцуешь неплохо. — И что? — Ну, а я не умею... Критик отрывается от монитора, смотрит недоуменно, а Юлик неожиданно приятно зарделся от смущения. В его глазах – карий океан жизни. — Ларин, тупая мразь, пригласи меня уже на танец. Дима хмурится, хочет вновь вернуться к работе, как неосознанно сам выходит из-за стола, вновь опрокидывает чёртов стул. — Руки из жопы, — хихикает Юлик, а критик безмолвно берет его ладонь и кладёт себе на плечо. — Смотри, — притягивает Юлия ближе за талию, а в зелёных глазах – усмешка. — Двигаемся влево, потом прямо, потом направо, а руки... — Давай уже начнём. Юноша смотрит в мутные зеленые глаза, в которых можно было топить чертей. И их ладони вновь соединяются, мягкие пальцы Юлика робко скользят по бледным Диминым, с яро выраженными костяшками фаланг. Они вытягивают сплетённые ладони вперёд и смотрят друг другу в глаза. Передают незримую магию. Ларин усмехается, когда Юлик наступает ему на ногу и заметно стушевывается. Онешко нервничал, теребил в пальцах футболку у Ларина на плече. Скетчер – безвылазная бездна, в которой мужчина терялся ежесекундно. Бездна начинается с его карих глаз и, когда ты тонешь в них, значит, с головой уходишь в океан жизни. Дима вёл уверенно, твёрдо переступал с ноги на ногу, а голова у Юлика неумолимо кружилась. Движения Ларина мягкие, руки тёплые, и Онешко постепенно адаптировался под ровное дыхание Димы и эти эстетичные, аккуратные движения. Критик был серьёзен и невозмутим, впрочем, как и всегда. Юлий же дышал неровно, густые чёрные ресницы под пристальным взглядом Ларина едва дрожали. А Дима и правда смотрел, не отрываясь. Завороженно, мягко. Юлик жмурится от счастья, боясь разрушить кристально чистую атмосферу одним неловким движением. Юноша нервно хрипит и едва невесомый запах сигарет проникает в Димины легкие. Вот такой вот ребёнок. Кладёт рыжую голову Диме на плечо и они замедляются. Едва покачиваются на месте, молчат. Ларин закрывает глаза и высвобождает руку, вдавливая обе ладони Юлику в спину, обнимает крепко и не знает, как ещё насладиться им. — Больше никогда не буду танцевать. — Бурчит Ларину в ключицу и сам смеётся, заражая своим заливистым смехом критика. Дима разрешает себе улыбнуться, вести себя как влюблённый идиот, рядом с этим парнем он безотказно позволяет себе немного сантиментов. Ларин умиротворенно выдыхает, понимая, что только с этим парнем он больше не чувствует себя полым и разобранным. Критик легко шагает в будущее вместе со скетчером, уже не боясь упасть и потеряться. Ибо имя его счастью – Юлий Онешко.