Глаза в глаза

А он ведь искренне верил, что у него получится вернуть Блейна. Даже когда все отговаривали, Курт верил. А когда увидел с Карофски… внутри что-то оборвалось. Он сам расторг помолвку, сам отпустил Блейна. Сам. Одно слово и бездна боли. Больше, чем он может выдержать. Намного больше. При каждой встрече Курт хочет убежать и спрятаться за каким-нибудь шкафом, чтобы не видеть, не слышать, не чувствовать. Он понятия не имеет, как удается выдавливать из себя пусть и фальшивые, но улыбки. Делать вид, что все в порядке, потому что Блейн не обязан был ждать, пока Курт прозреет, потому что у Блейна жизнь идет дальше, а Курт раз за разом вспоминает, как хорошо им было. Да, он и сейчас не хочет свадьбы, но не может без Блейна. Он нужен ему. Очень нужен. Но все, что остается Курту, — смотреть вслед, тяжело вздыхать и бороться с желанием купить билет на первый же самолет до Нью-Йорка. Он сломлен и раздавлен. Почти как полтора года назад, когда Блейн изменил. Почти. Теперь он понимает, насколько тяжело Блейну пришлось. Хуже, чем Курту. Когда винить некого, остается только съедать себя изнутри: копаться в мыслях, препарировать чувства и судорожно искать способ отвлечься. Поначалу ему кажется, что хоровой кружок помогает. Первые пару часов. Пока не обрушиваются воспоминания, проносящиеся картинками в голове. Школа буквально пропитана их эмоциями. Он и хотел бы поверить, что это всего лишь сон, но нет. Курт закрывает глаза, а когда открывает, ничто не меняется. Он по-прежнему один, Блейн по-прежнему с Карофски. Между ними пропасть, которую вырыл Курт. Ему тоже пора жить дальше, но не получается. Стоит столкнуться лицом к лицу с Блейном, дыхание перехватывает, а ладони потеют. Курт почти уверен, что выглядит как брошенный щенок, но старается не думать об этом. А если не видит постоянно Карофски, то и вовсе можно представить хотя бы на секунду, что его нет. Вот как сейчас. Курт прикрывает глаза и откидывается на стену, вытягивая ноги. Вдвоем в замкнутом помещении. До поцелуя. Единственного, но настоящего. Когда-то он бы убил за такую возможность. Когда они были вместе. Блейн особо не любил эксперименты, а Курту хотелось острых ощущений. Сью или первостатейный садист, или его крестная фея. И почему он уверен во втором варианте? — Эй. Прекрасно, ему уже мерещится голос Блейна. Просто замечательно! — Мы выберемся отсюда. Прикосновение галлюцинации к бедру — это уже слишком! — Слышишь? Курт распахивает глаза и удивленно смотрит на Блейна. Так ему не кажется? — Похоже, ты задремал, — и чуть смущенно добавляет: — И стонал. Курт готов провалиться сквозь землю. Потрясающе! Остается надеяться, что он хотя бы не имя Блейна выстанывал. Курт инстинктивно закусывает губу, Блейн опускает взгляд и чуть краснеет. Дежавю ударяет по нервам: у них это уже было. Они будто возвращаются в самое начало. Словно заново узнают друг друга. И, как тогда, Курт хочет признаться в любви и зацеловать Блейна до смерти. Как и тогда, вместо желаемого он улыбается краем губ и отводит глаза. — Все интимные секреты успел выболтать? — Я бы разбудил тебя раньше, если бы мне не понравилось, — чуть хмурится Блейн, — а слушать о тебе с кем-то другим мне бы точно не понравилось. Курт вскидывает брови и усмехается. — Ревнуешь? Он бьет наугад. Готов услышать что-то в духе «Какое мне дело», «Я не хочу это знать», да даже «У меня есть Дэйв», но Блейн упирается спиной в стену и обхватывает руками колени. Смотрит в одну точку перед собой, будто собираясь с мыслями. Какими? Он кажется вполне довольным рядом с Карофски. Настолько, что у Курта сводит зубы, и он жалеет, что приехал в Лайму. — А если и так, то что? Курт пожимает плечами. И правда, что? Они встречались, обручились, а потом расстались. Стук сердца отдается барабанной дробью в ушах. Два с половиной года жизни в четырех словах. Воплощение всех желаний на расстоянии вытянутой руки. И мурашки от осознания, что Блейну не все равно. — Ничего, — все-таки отвечает. — Наверное, это нормально… — Серьезно? «Не надо, не смотри на меня так!» — молит про себя Курт. — Блейн… — Мы правда будем говорить так, словно чужие? — зло бросает он и поворачивается всем телом. — Тебе так легче? — А чего ты вообще от меня ждешь? Ты с Карофски… — Ты меня бросил, и мы даже толком это не обсуждали! — обрывает его Блейн на полуслове. В глазах столько обиды и горечи, что сомневаться не приходится: он скучает не меньше и даже, наверное, до сих пор любит. Наверное… В голове Курта полный бардак. Он теряет грань между реальным и воображаемым. Не различает свои эмоции и эмоции Блейна. Все перемешивается между собой, он не может выдохнуть, с трудом вдыхает. Стены лифта давят, пространство вокруг сжимается, жар забирается под кожу. Он хватается за рубашку и, кажется, пытается расстегнуть верхние пуговицы. — Не сейчас, — одними губами, закрывая глаза. Зажмуривается и считает до десяти. Вдох, выдох, вдох, выдох. Ты можешь дышать, все хорошо. Заученная с детства мантра чуть успокаивает. — Курт, — прохладные пальцы касаются щеки, — посмотри на меня. — Он стискивает зубы и мотает головой. — Посмотри! — не просит — приказывает Блейн, и Курт подчиняется. Встречается с ним глазами, и время останавливается. Кажется, даже не моргает. Грудную клетку сдавливает, Курт не сразу понимает, что задерживает дыхание. Блейн заслоняет собой и клаустрофобию, и духоту, и даже предстоящее выступление хора. Только обеспокоенный взгляд и влажные губы сейчас имеют значение. Между зубов мелькает кончик языка, и Курта бросает в жар. Он балансирует на грани: еще чуть-чуть, и начнет срывать с себя одежду. — Ну как? — почти шепчет Блейн. Курт кивает. Расстояние между ними сокращается, напряжение растет. — Я скучал, — не сдерживается Курт. А что он теряет, собственно? Всего лишь остатки самоуважения? А если это поможет вернуть Блейна, оно того стоит. Раз уж они оказались наедине. Впервые за то время, что они оба в Лайме. Нет ни Карофски, обнимающего Блейна, ни Рейчел, вещающей, мол, нужно все потерять, чтобы обрести. Курт с таким положением дел совершенно точно мириться не собирается. — Курт, я… — Не надо, — он закрывает его рот ладонью. — Если ты собираешь сказать, что все прошлом или что я сам все разрушил, не нужно. А если о Карофски, то тем более. Я не прошу тебя бросаться ко мне в объятия просто потому, что так хочу. Просто… лучше промолчи тогда. Блейн отнимает его руку и сжимает в своей. — Это и моя жизнь тоже, знаешь ли, — Курт опускает взгляд на переплетенные пальцы и поднимает бровь. — Тебя невозможно забыть, — улыбается Блейн. — К тому же, если ты не помнишь, я сделал тебе предложение. Вместе до конца. — Всегда, — голос сливается со звуком открывающейся боковой створки лифта, но они не замечают, смотрят друг на друга не отрываясь, пока кукла не начинает говорить. — Не отрицай своих чувств, клейн. — Да они тут о них только и разговаривают! — Один поцелуй, и вы свободны. Минисью укатывается, а они все так же не двигаются с места. — Мы и так слишком долго тут сидим, — констатирует Курт, — и уже пропустили вступление Соловьев. Это ничего не будет значить, если ты так хочешь. — Нас заставляют, — вторит Блейн. — Мы вынуждены. Курт двигается навстречу, отмечая, как расширяются зрачки Блейна. Они оба знают, что поцелуй будет значить намного больше, чем готовы признать. После него Блейн уже не сможет отрицать очевидное, Курт вряд ли сможет думать о чем-то другом следующие несколько дней. Если бы они не хотели находиться друг рядом с другом, не просидели бы почти сутки в тесном лифте. Если бы это ничего не значило, поцеловались бы сразу, не оттягивая. На кону слишком многое. Прошлое, настоящее и будущее переплетаются в хаотичный клубок эмоций, который взрывается, как только Блейн касается губ Курта. Руки сами собой ложатся ему на плечи, притягивают ближе к себе. Курт целует как никогда раньше — трепетно, нежно, самозабвенно. Каждое прикосновение отзывается дрожью, каждое движение губ заставляет жаждать еще. Он стонет, когда язык Блейна касается его. Или стонет Блейн? Или они оба? Какая разница! Как же Курту не хватало его. Все едва сдерживаемые, тщательно подавляемые эмоции обрушиваются на него и погребают под собой. Неважно, как именно и почему, но Блейн рядом. В его объятиях. Целует его, прижимается — неосознанно? — бедрами, зарывается пальцами в волосы. И как Курт мог его отпустить? Как?.. Они поговорят об этом позже, сейчас главное не спугнуть, чтобы чуть позже доказать, как нужен, не дать снова уйти, больше никуда не отпустить. Немного позже. Блейн должен сам сделать выбор. И сердце его уже сделало, нужно только дать мозгу чуть больше времени. Курт нехотя отрывается от Блейна. Ему необходимо отдышаться, иначе не выдержит и позволит себе куда больше, чем стоит. Блейн слишком горяч, он слишком скучал, эмоций слишком много, но у него нет права на ошибку. Ни в этот раз. Все вторые шансы давно израсходованы. Либо пан, либо пропал. В глазах Блейна — растерянность, удивление и желание… желание не останавливаться, запереться в этом чертовом лифте и целоваться до одурения. Курт чувствует его как себя и почти готов расплакаться от единения душ. Он так давно этого не ощущал, так нуждался в этом. Гораздо сильнее, чем думал. Двери лифта с лязгом открываются, и они несколько секунд смотрят на них с недоумением. Их наконец отпускают, но они не хотят уходить. Не хотят, но должны. Они поговорят об этом, обязательно, но не сейчас. Курт понимает, Блейн понимает. Им нужно идти. Прямо сейчас. Они оба это знают. Неважно, кто первым обрывает зрительный контакт. Они просто подбирают вещи и бегут по коридору. Совсем как в первый раз. Не смотрят друг на друга, но ощущают одно и то же, Курт уверен. И когда он остается с Рейчел за кулисами, наблюдая за выступлением Новых горизонтов, взгляд Блейна обещает: они скоро встретятся вновь. Не как старые знакомые, не как наставники конкурирующих хоров, а как пара, запутавшаяся в собственных чувствах, как люди, которым нужно многое обсудить. Заново пережить и решить, что будет дальше. Курту хочется верить, что это знаменует новую веху в отношениях: не будет больше боли и недосказанности, только общее светлое «вместе до конца». Рука об руку, глаза в глаза, кожа к коже. Им хватит терпения и сил сохранить любовь. Теперь хватит.