in the rain

Сеул утопал в дождях, столь характерных для лета — обильных и холодных. Тэмин, в очередной раз забывший зонт, стоял в парке под деревом, хоть как-то спасающим от воды. Он не пытался добежать до ближайшего кафетерия — промок бы до нитки за те секунды, что остался без укрытия. В левом наушнике едва слышно звучало какое-то радио с культурной программой — девушка с приятным и томным голосом знакомила слушателей с фильмографией какого-то режиссёра, а Тэмин зевал, надеясь, что скоро всё закончится. – Не стой тут, простудишься. Тэмин поднял взгляд и замер — он не ожидал увидеть этого человека. Когда они в последний раз виделись, на выпускном? Напились, вели себя как идиоты, смеялись до колик и долго-долго прощались. Сехун с тех пор сильно изменился — вырос, возмужал, перестал выглядеть маленьким ребёнком, в отличие от Тэмина, который словно не подчинялся ходу времени. Сехун стоял напротив, всё такой же восхитительно красивый, в чёрном пальто и с длинным зонтом, раскрытым над головой Тэмина. Сехун еле заметно улыбался, и эта улыбка отличалась от той широкой и одновременно смущенной, какой он одаривал Тэмина на переменках. Тэмин смотрел на него снизу вверх, глядя как макушка Сехуна упирается в натянутую ткань зонта, и не мог ни слова из себя выдавить. Ни «привет», ни «спасибо», ни «давно не виделись». Он стоял и смотрел, а в голове проносились кадры из прошлого, в котором он везде таскал за собой смущающегося младшего, учил танцевать на школьной крыше, защищал от нападок мальчишек, дразнящих за шепелявость, покупал сладости. Целовал до дрожи в коленках. Тогда, в детстве, всё было легко и просто, не нужно было думать об окружающих и их мнении. – Пойдём ко мне, – предложил Сехун. – Тут совсем рядом. И Тэмин пошёл, чувствуя себя неловко от того, как низко его плечи находятся по сравнению с тем, кого он привык считать ребёнком. Он искоса поглядывал на Сехуна и заново узнавал его черты — его острую линию подбородка, узкие глаза и прямой нос. Вроде всё такое знакомое, но такое чужое. Сехун не говорил; Тэмин молчал, не зная, что сказать. Спросить о прошлом? О настоящем? Есть ли семья? Сколько лет прошло? В тишине они дошли до квартиры — маленькой, стерильно чистой, неуютной. В коридоре стояли ряды обуви, классической и спортивной вперемешку. В гостиной, служащей спальней — раскладной диван, телевизор, небольшой шкаф да книжная полка. И фотография в рамочке на подоконнике. Их последняя совместная фотография — до выпускного, дома у Тэмина, ещё не одетые, в одних майках, счастливые, обнимающиеся; рука Тэмина на плечах Сехуна, обнимающего за талию, прижимающего близко, что голова к голове. Слишком близко. Сехун, поймав его взгляд, произнёс: – Подумать только, десять лет назад. Тэмин неопределенно кивнул, не посмотрев в его сторону. Сехун вынес ему сухую одежду, на пару размеров больше — Тэмин едва не запутался в штанах, слишком длинных для его ног. Когда-то они носили одни вещи на двоих, не задумываясь, будет висеть или не будет. Сейчас Сехун был шире в плечах, выше, и Тэмин уж точно не мог бы носить его джинсы, как раньше. – Хорошо выглядишь, – Сехун смотрел на него, сидя на подоконнике. – Не сейчас. Вообще. – Спасибо, – Тэмин отвел глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом. Было неловко сидеть в чужой одежде, в чужой квартире, с человеком, с которым не виделся несколько лет. Тэмин не знал, зачем согласился пойти с ним, почему так странно себя чувствовал, как с этим справиться. Сехун ушёл на маленькую кухоньку, в которой было не развернуться, и Тэмин услышал, как загудел электрический чайник. Прикрыв глаза, он вспоминал, как Сехун прибегал к нему в класс после каждого урока, чтобы просто поговорить. Как они быстро обедали на лестнице, ведущей на крышу, чтобы после потанцевать под негромко играющую музыку с телефона Сехуна. Как вместе ходили домой пешком несмотря на дальние расстояния, забегая в магазинчики по пути и покупая всякую мелочевку. Иногда Тэмин дарил Сехуну разные брелоки с покемонами или с пингвиненком Пороро, приговаривая, что ребёнка полезно баловать. Младший обижался, но подарки принимал, особенно когда к ним бонусом шли сладости. В младшей школе Тэмин относился к Сехуну как к братишке и всячески его оберегал. В средней – как к ровеснику, отметая разницу в один год. В старшей — как к самому близкому человеку. Тэмин не помнил, кто первым осмелился перейти зыбкую границу нежной дружбы. Помнил лишь мягкие губы, дрожащие, неуверенные, помнил испуганные глаза с трепещущими ресницами и помнил тепло, разлившееся по телу. Сехун долго дышал ему в плечо, не отстраняясь, не давая отстраниться. Сехун вырвал его из воспоминаний, сказав, что чайник вскипел. Тэмин открыл глаза и с тоской вновь почувствовал то давнее тепло. Их первый поцелуй был так давно, а он всё помнил каждое мгновение и все оттенки чувств, какие испытал. – Помнишь, как я тебя поцеловал, – начал Сехун, когда Тэмин сел за стол. – Коленки дрожали, руки тоже, а всё равно. Притянул так по-дурацки, вжался в тебя, столкнувшись зубами, и стоял. Тэмин кивнул, не поднимая взгляда от кружки с чаем. – Идиотами мы были, – Сехун покачал головой. – И не могли ни о чём думать. Только о себе. Тэмин снова кивнул. После первого раза они осмелели и целовали друг друга всякий раз, как выдавалась возможность. В душевых, когда после физкультуры никого не оставалось, в раздевалках, на крыше, в туалетных кабинках, зажимая рты, чтобы не выдать своего присутствия остальным. В своих комнатах, не опасаясь, что родители могут войти в любой момент. Тэмин был более дерзким — он целовал шею, плечи, ключицы, иногда забирался рукой под рубашку и царапал бока, иногда — водил по самому краю ремня и ловил судорожные выдохи губами. Сехун отчаянно краснел, но не отводил рук, не отталкивал и порой сам решался на более активные действия. – Наверное, хорошо, что мы ни разу не зашли слишком далеко, – тихо произнёс Тэмин. – Иначе потом было бы сложнее. – Возможно, – пожал плечами Сехун. – Как ты поживаешь? Тэмину казалось, что они поменялись местами — он смущался, а Сехун смущал. Рассказывать было нечего — поступил в столичный вуз, выучился на менеджера, вышел на работу в маленькую компанию и целыми днями сидит перед компьютером. Скучно, серо и совсем не так, как мечталось в детстве, чтобы танцы до изнурения, постоянные выступления и походы по клубам. Сехун уехал в Америку учиться логистике, вернулся и сразу получил приглашение в компанию, в которой порой ночевал из-за большого объёма работы. Престижно, солидно, высооплачиваемо, как того хотел отец. Повисла неловкая тишина, прерываемая лишь барабанной дробью дождя по стеклу. Тэмин не понимал, как так вышло, что они пропали из жизней друг друга, почему не искали, не пытались связаться. – Я скучал, – сказал Сехун. – Но подумал, что если мы не будем общаться, то станем нормальными. Как все парни. Тэмин впервые за вечером посмотрел ему глаза. Сехун был бледен, утомлен и печален. – Получилось? – спросил он. – Нет, – выдохом и покачиванием головы. – А ты? Тэмин снова прикрыл глаза — вспоминал все их прикосновения на грани, когда оба балансировали, не зная, стоит ли пойти дальше или остановиться. Вспоминал, как Сехун влюбленно смотрел, как сам он смотрел на него в ответ. Вспоминал, как сильно скучал, когда он уехал. – Нет, – Тэмин тоже покачал головой. Он так и не смог снова смотреть на девушек, постоянно выискивая в толпе кого-нибудь похожего на Сехуна. Худенького, тоненького, смущенного и нежного. Он не мог представить, как сильно Сехун изменится. – Помнишь выпускной? – спросил Сехун. – Мы были пьяные и глупые, держались за руки и едва не целовались у всех на виду. – Я всё помню, – выдохнул Тэмин. Всё-всё помню. Сехун потянулся к нему через стол — невыносимо долго, невыносимо быстро — и, коснувшись щеки, мягко поцеловал. Тэмин замер, надеясь, что ничего не почувствует, только легкую тоску и грусть. Он никак не ожидал, что в груди разорвётся чувство, которому он не мог подобрать названия. Когда Сехун отстранился, он выглядел таким же потрясенным, даже напуганным — и на мгновение стал похож на себя из детства, такого, каким помнил его Тэмин. Тэмин потянулся навстречу сам. – Почему ты подошёл ко мне? – Увидел слишком много грусти и печали. – В тебе или во мне? – В нас обоих.