Прошлое и Будущее

Бывает, хватает и взгляда. Случайно скользнувшего мимо — и застывшего на секунды-часы. Он может определить за хозяина: "Это — чужак". "Это — семья". Так произошло с Тсуной. Джотто всё понимает. Соприкасаясь плечами на бесконечно длинном диване, сталкиваясь руками на широкой дороге, он понимает лучше и лучше. Они с Савадой — единое целое. Пламя, мирно делящее один небосвод. Разделённое столетиями и встретившееся в его, Джотто, будущем. Джотто помнит сияющий свет. Его холодные щупальца прокрались в сознание и разрослись чувством тревоги. "Если бы" — в этих словах Джотто услышал свой голос, а увидел Десятого. Их взгляды встретились одновременно и сцепились, как шестерёнки. В один миг сознания заработали слаженно. Они улыбнулись — вместе. Шагнули вперёд — оба. Синхронно сказали: "Привет". И рассмеялись одинаково звонко. — Ты справился, — заметил Джотто. — Я так благодарен, — тихо шепнул ему Тсуна. Так благодарен, что призвал в своё время собственной волей. Хотел увидеть так сильно, что разлил вокруг озеро незримого пламени. Пока озеро не иссохло, Джотто не сможет уйти. Да он и не хочет, наверное. — Мы... пока будем вместе? Поэтому он соглашается. Они с Савадой — единое целое. Пламя, делящее один небосвод, горящее на одном фитиле. Читая одну книгу(мальчик пытается скрыть, что не любит), гуляя по одной улочке, Джотто всё больше видит в Саваде себя. Саваду в себе. Без ока повзрослевших хранителей он вдруг вспоминает, каким был раньше: беззаботным, амбициозным, полным надежды. Тсуна станет таким же. Ему бы вырасти только... Джотто может с этим помочь. Он может научить Тсуну такому, что у будущих жертв волосы встанут дыбом, и шепчет ему прямо на ухо, усмехаясь по-детски коварно. Десятый смеётся — всё-таки не каждый может похвастаться, что брал уроки пакостей у Примо Вонголы. Он клятвенно обещает, что опробует каждую идею и придумает новые. Запинается и говорит тише: "Мы придумаем". Джотто смотрит на него пристально и долго, и это, наверное, первый раз за последние дни, когда он не видит ответного взгляда. Он соглашается. В следующую секунду вокруг разгорается пожар. Мешанина счастья, надежды, уверенности — и Примо задыхается в водовороте чувств Десятого. Пламя стихает, и вновь вокруг озеро чужой воли. Джотто даже не думает из него выплывать. Они с Савадой — единое целое. Пламя, делящее один небосвод, разросшееся, соединившееся. Джотто нежен — он не может иначе. Он трепетно держит запястья Десятого, целомудренно касается их губами — Тсуне и этого довольно, чтобы гореть ярче, счастливее. Всё происходит закономерно, без удивления или просьб: теперь они сидят ближе друг к другу, сменив бесконечный диван на узкое кресло, а руки на широкой улице сталкиваются отнюдь не случайно. Проходит день и два, неделя — а они уже знакомы целые годы. Они читают одни книги, смеются одинаково звонко и могут общаться без слов. Могут — но говорят всё равно бесконечно много. Они почти что слились в одно целое... не совсем. Джотто ухмыляется, Тсуна краснеет. Они целуются абсолютно по-разному. Проходит неделя и две, а по телу Савады всё так же бежит крупная дрожь от горячих рук. Он шепчет: — Живой, — и откидывает голову на кровать, на траву, на столешницу — везде, где они остаются вдвоём. "Живой". Джотто смотрит в его закрытые веки и уголком глаза видит бесконечное озеро пламени, в котором промок до нитки. "Живой". Пусть будет так. Пусть будет. Он может дышать и источать тепло, он способен чувствовать всё вокруг так ярко, словно испытывает эмоции дважды. Возможно и так. Они ведь с Савадой единое целое. "Живой". Он наклоняется ниже и видит, как бегут мурашки по бледной коже. Дышит горячо и щекочет кончиками волос — Тсуна от этого разрывается между смехом и стонами. "Живой". Примо захлёбывается. Ещё немного, и его утянет в озеро с головой. Он исчезает. Тсуна садится в кровати, хватая ртом воздух, и всё никак не может прийти в себя. Это был самый долгий поцелуй в его жизни. Настолько глубокий, отчаянный, что он не сразу соображает: в комнате никого. Цепенеет. Джотто выныривает с жадным вздохом. Материализуется. Он кажется мокрым: волосы потемнели, рубашка прилипла к груди. Он звонко хохочет: — Твои желания поглощают меня с головой, — и Тсуна краснеет меньше, чем за секунду. Их взгляды встречаются одновременно. — Ну чего ты... — бормочет растерянно Примо, утыкаясь подбородком в каштановую макушку. — Всего лишь переборщил с пламенем. — Тебя не было, — неверяще шепчет Тсуна. Джотто не замечает его взгляд и потому остаётся спокоен. — Что бы... я делал? — Погрустил бы недельку, мм? — Джотто... в тебе всё моё пламя, — Примо смотрит через уголки глаз на озеро. Тсуна дрожит. — Это как зависимость. Я не могу лишиться тебя. "Можешь", вдруг понимает Джотто. "Должен", бормочет благоразумие. "Не сегодня", нашёптывает нежность. Он падает на Саваду. Целует сильнее обычного, обхватывает за бёдра, гладит живот, выправляет рубашку. Целует, целует, целует — и Тсуна стонет: "Живой". "Живой". Пусть будет так. Они любят друг друга так искренне, что Джотто, наконец, признает: они с Савадой не пламя, они само небо. Бездонное, заполненное оттенками чувств, мыслей, желаний. Ярких, страстных ночных желаний. Бывает, хватает и взгляда. Короткого, скользнувшего мимолётом — да так и застывшего на часы. Джотто смотрит на Тсуну всю ночь. Пресыщенный пламенем, он не спит и разглядывает каждую клеточку его тела. Мягкие волосы, шёлком скользящие между пальцев. Ладони, сомкнутые на запястье Примо. Тёплые. Джотто укрывает его одеялом, ложится рядом. "Живой". Немного печально об этом думать. Совсем чуть-чуть — ровно настолько, чтобы улыбнуться менее лучезарно, чем днём. "Это как зависимость". "В тебе всё моё пламя". Джотто вздыхает. Жмурится. Открывает глаза. Бывает, хватает и взгляда, чтобы запомнить. Он шепчет Саваде на ухо обо всём, что только приходит в голову. О том, что никогда его не оставит. Что, кажется, больше не мыслит себя без его улыбки. Что может дословно озвучить его реакцию. "Почему ты не можешь остаться?" — именно это он скажет. Глянет так пристально, что разом улетучатся мысли и всколыхнётся желание прибить благоразумие. Но сейчас Тсуна спит, и Джотто может подумать. Он может вспомнить, что столетия назад его ждут хранители, что он чужой этому времени. Он даже может пошутить с лёгкой улыбкой, какой он старик, оказывается. А еще он может уйти. Раствориться в мыслях Савады, нырнуть, наконец, в озеро его пламени и отправиться в долгое-долгое путешествие. Они ведь с ним единое целое. Близки настолько, что могут исчезнуть друг в друге без остатка, как пламя, сросшееся воедино. Они просто сольются, и не останется мыслей и сожалений, пропадёт груз прошлого за плечом. Он — прошлое. Тсуна — будущее. Джотто целует Саваду так долго, что в лёгких кончается воздух. Утыкается головой в его грудь и улыбается с оттеком нежного понимания. Прошлое должно оставаться в прошлом, зависимость должна проходить. Тсуна его пока не поймёт — он вцепится в плечи, в запястья и будет повторять час и два: "всё нормально". Он поймёт многим позже. Джотто превращает воспоминания в сон. Вдыхает. Целует Саваду до тех пор, пока не становится полупрозрачным. Он на прощание шепчет: — Ты ещё найдёшь своё небо. Он исчезает. Тсуна открывает глаза. Он помнит только одно: сон был просто волшебный. А ещё в голове крутится фраза. Нежная, уверенная, от которой в груди почему-то теплеет. "Ты обязательно найдёшь своё небо". Тсуна слегка улыбается. Давно ему не было так легко.