В зале ожидания

      Никогда, слышишь, не прощай меня.       У Мирона смеется сердце, и карусель его собственных ног и рук Хинтера кружит его тело по вокзалу — мотылек. У Мирона острые скулы и птичий нос, он клюет им Диму — падальщик. От скелетного визга хочется выть, но радость внутри сидит убитым клопом — Дима сжимает окровавленный тапок. Вокзал зовет, воет на перебои. «Мирон Федоров, Дима Шокк в зале ожидания вас потеряло счастье»       У Димы внутри карфаген и тонны угля — печь, а у Мирона только мокрые дрова, поэтому огонь тает синей струйкой и влюбляется в серый дым, как Хинтер в Федорова. Спицами отсчитывается время, Шокк валит Мирона в постель и трахает, почти не теряясь в собственной реальности, как в простынях. Перрон 2011-го все еще ждет их и временами говорит шумом поездов. « Мирон Федоров, Дима Шокк в зале ожидания вас нашла смерть „       Никогда меня не прощай.       У Мирона острые лопатки и что-то торчит из спины — то ли ангел, то ли бронтозавр, или же это просто нож, воткнутый чуть выше поясничного отдела. Дима ведет руками по стене позвонков и ломает ребра — металлолом, но ведь и Окси не железный. Время разбросает, время найдет и уверенно даст в поддых. ‚Vagabund навсегда‘ ушло в никуда и никогда не вернется. Только если они снова опоздают на тот поезд в Питере. Вокзал шумит. “ Мирон Федоров, Дима Шокк в зале ожидания вы оставили свои надежды „       Берлин не греет, Лондон саднит. Смоляные клубы запорошили легкие и бьются там ветками вязов — я бы тебя взял, но ты не ручная кладь. Дима тоскливо поднимает виски на годовщину их смерти и пытается забыть, что значит быть с Мироном, в Мироне и прочее. Руки забиты краской, на воспоминаниях чернила кончились — берегите эмоциональные ресурсы, они легко исчерпаемы. Перрон 2011-го любит Мирона и Диму, перрон 2011-го помнит то, что пытаются забыть оба участника VGB. “ Мирон Федоров, Дима Шокк в зале ожидания вы потеряли свои ожидания „       Возврата нет.       Ты меня никогда не забудешь.       Дима сидит и сморит, как текстовыделитель ест слова. В жизни нет цветов, поэтому Шокк пытается чаще работать кистью, но в любом его портрете есть отголоски образа худого голубоглазого еврея. Сил не остается, остается только осадок, Хинтер идет на концерт Мирона, но, но не находит то, чего искал. Окси с вокзала умер под визг тормозов.       Мирон не видит Шокка среди толпы, но знает, что он где-то внизу. Мирон приходит домой и тонет в постели, проваливается и хочет просто, чтобы его кто-то ударил — дуревыбивалка осталась дома. Федоров шагает по улицам, но все дороги ведут к Диме.       Никогда не забыть. “ Мирон Федоров, Дима Шокк в зале ожидания вас больше не ожидают »