Тонкий мир

Хёкдже не знает, когда все изменилось, не понимает, в какой момент времени что-то пошло не так. Он стал другим. Шивон научил его одеваться, Хичоль привел в порядок его внешний вид. Уже через год Хёкдже начал нравиться себе и в реальности, его самоуверенность сильно окрепла, а резко обретенная популярность вскружила голову, заставила иначе себя вести. Хёкдже думал, что поступает правильно, гнался за своим взрослым призраком-сновидением, не замечая, что постепенно теряет себя. Настоящего, того, кем он был. Шумные вечеринки незаметно вошли в привычку. Хёкдже не позволял себе напиваться в ноль, но выпивал по бокалу вина и легко флиртовал с окружающими, просто так, для проформы. Он не давал никому обещаний, не пытался никого соблазнять, но увлеченно восполнял недостаток общения, заполнял пробелы своего развития, упивался свалившейся значимостью, новым статусом и имиджем привлекательного новичка. Шивон говорил, что все зависит от того, как он себя подает, и Хёкдже научился подавать себя правильно, так, чтобы не вызывать лишнего негатива со стороны. Он не забыл своего прошлого, поэтому не превратился в высокомерную дрянь, но и тем робким, потерянным парнем, который впервые попал в Тонкий Мир, уже давно не был. Через несколько лет он стал точной копией Хёкдже из мира снов. Внешне. Разработал для себя программу физических тренировок и спонтанно перекрасил волосы в ярко-бардовый цвет. Кем он стал внутренне, не смог бы сказать даже Донхэ. А Донхэ постепенно начинал отдаляться, с каждым разом казался все более замкнутым и печальным. Хёкдже не понимал его поведения, не понимал, почему Донхэ перестал радоваться его рассказам о вечеринках, о новых друзьях, новых событиях. Казалось, он медленно угасал, и иногда Хёкдже виделось, что он мерцает, точно лунный свет сквозь стекло. Только вот Хёкдже не замечал, что сам поставил себя за это стекло, по которому в любой момент могли пойти трещины. Их первая ссора возникла практически из ничего. Хёкдже хотел отдохнуть, расслабиться, почувствовать близость, былую легкость, азарт. Но Донхэ упрямо держал дистанцию, настаивая на том, что, прежде всего, нужно починить мотоцикл. Заезженная пластинка, от которой Хёкдже устал. Пустые слезы, гнетущие страхи, нулевой результат. В первое время он действительно старался помочь, читал подходящую литературу, изучал ветки форумов, спрашивал советы специалистов, но все попытки реанимировать старую Хонду казались лишенными смысла - мотоцикл давно выглядел точно новый, но по-прежнему не был в строю. Как и в случае Хёкдже, внешние перемены не отменяли внутренних серьезных проблем. Возможно, именно поэтому парень сдался, хоть и научился водить, надеясь на то, что однажды сможет прокатиться по Тонкому Миру. Под шелестящую музыку ветра. Вместе с Донхэ. Прочь от сложностей, куда-то в вечность, где нет ничего, кроме их красивых бессмертных чувств. Хёкдже переоценил себя. Жить в двух одинаково ярких мирах оказалось сложно. Поначалу сны своей насыщенностью идеально заменяли реальность, но когда явь заиграла сочными красками, необходимость в грезах растаяла, как кубик искусственного сухого льда. Хёкдже корил себя за подобные мысли, но ясно осознавал, что вскоре придется сделать выбор, иначе он рисковал окончательно сойти с ума, потерявшись в круговерти происходящего. Он уже с трудом разграничивал схлестнувшиеся миры - временами спрашивал у Шивона, куда делся Донхэ и когда он вернется, иногда спрашивал у Донхэ, почему он пропустил его вечеринку и почему Хичоль говорит, что до сих пор с ним не знаком. Все это пугало, как и разреженное облако неопределенности сна. Хёкдже не знал, как долго Донхэ будет рядом, сможет ли он довольствоваться фантомным счастьем, и стоит ли так отчаянно цепляться за то, что грозит исчезнуть с легкостью оторванного сквозняка. Стоит ли приносить в жертву паука-сна себя? В ночь их первой серьезной ссоры Хёкдже разозлила одна лишь фраза. "Совсем скоро будет поздно. Ты должен успеть починить мотоцикл", - Донхэ в очередной раз говорил загадками, и это раздражало почти до дрожи в руках. Абсолютно гладкие слова внезапно казались острее каменных зубьев, причиняли боль, царапали металлической стружкой. Хёкдже чувствовал, что Донхэ не воспринимает его всерьез, считая себя умнее и выше, и это задевало хрупкую гордость, вызывало юношеский протест. - Не указывай мне что делать. Я не твоя игрушка. - Что? - Ты слышал. Я не обязан делать то, что ты говоришь. Донхэ выглядел потрясенным, а Хёкдже ощущал в себе какую-то темную силу, полагая, что обоснованно защищается, не замечая того, какую боль своими словами причиняет Донхэ. Ему нравилась затянувшаяся тишина - он считал себя победителем, совершенно не думая о том, что подобное поведение не показывает его зрелости, а лишь отбрасывает его в начало пути, превращает в глупого и обиженного всеми мальчишку. - Убирайся, - только и ответил Донхэ, а Хёкдже услышал, как в окнах задребезжали стекла. - Хочешь сказать, я не прав? Ты здесь один. Тебе скучно, а мной с самого начала было легко управлять. Только вот я успел измениться. - Я вижу, Хёкдже. Именно поэтому прошу тебя, убирайся. "Хёкдже". Не "Хёкки". Слишком официально и слишком холодно, почти по слогам. Но Хёкдже был чересчур зол, чтобы это заметить. Он улыбнулся, нахально и дерзко, собираясь сказать Донхэ, что он сам решает, когда ему уходить из сна, но Донхэ опередил его, громко закричав: "Вон!". От его крика треснули стекла. Вода мощными потоками хлынула в комнату. Хёкдже упал, беспомощно закрутился в беспощадном водовороте, половицы исчезли, и Хёкдже, вместе с белоснежной мебелью, пошел к несуществующему дну. Он все падал и падал, глотая воду и слепое отчаяние, а где-то наверху брезжил слабый свет. Жуткий страх сковывал тело, но во сне нельзя умереть. Хёкдже проснулся, резко ударившись об изголовье кровати, захлебнувшись вдохом. Во сне нельзя умереть. В реальности - проще простого. Было обидно. Сперва. Потом обиду сменила злость, а затем равнодушие. Хёкдже решил, что так даже лучше. Теперь ему никто не указ. Теперь он свободен ото всех, кроме себя, и может делать все, чего только захочет. Например, закатить грандиозную вечеринку, напиться и кого-нибудь снять. *** Рёук приветливый и милый. Приходит, когда вечеринка уже в самом разгаре и приносит с собой аппетитные угощения. Хёкдже благодарит и, на ходу цепляя кимбап, провожает парня к другим гостям, перекидывается парой слов с Итуком, старостой старшекурсников, и мысленно радуется тому, что он еще не нашел повода свернуть балаган. Все уже отрываются, как могут. Музыка грохочет, пьяные девицы вопят, а осмелевшие парни подыгрывают. Дикое веселье, праздник молодости, опосредованный музыкой общий экстаз. Напиться не получается. Шивон выхватывает из рук Хёкдже бутылку виски, как только он делает второй глоток. "С тебя хватит, дружище", - говорит он, и Хёкдже даже признателен, потому что отрава жуткая - и как только Хичоль хлещет ее такими дозами, непонятно. Мерзость. Уж лучше прохладный гранатовый сок, бокал с которым Шивон быстро вкладывает в ладонь, едва Хёкдже закашливается из-за обжигающего горло виски. Хичоль привычно кружится рядом, танцует так пошло и откровенно, что любому, кто слишком засмотрится, обеспечен крепкий стояк. Хёкдже видит, как лихорадочно блестят глаза Шивона, и понимает, что совсем скоро эти двое уединятся. А может, и нет - Хичоль уже тащит Шивона к ближайшему креслу в полутени, усаживается к нему на колени, раскачиваясь в такт музыке, выгибая спину. Вольная кошка, пантера, опасная, дикая. Хичоль никогда не следует правилам. Игнорирует их и ломает, потому что ему все равно. И это нравится Хёкдже. Он тоже хочет дышать свободой, следовать своим прихотям и наслаждаться учиненным разгромом. Разрушать все вокруг, и себя в первую очередь. Вокруг слишком много соблазнов. Полуобнаженные тела, голодные взгляды, но все это фарс. Хёкдже ищет что-то более интересное. Что-то, что цепляет взгляд. Книга по живописи, страницы которой перелистывают тонкие пальцы. Посреди шумной вечеринки - довольно странно. Хёкдже перехватывает взгляд Рёука, и парень, смущенно улыбнувшись, захлопывает книгу, кладет обратно на полку. Действительно милый. Но не слащавый, и Хёкдже это подходит. Он действует быстро, даже не успевает удивиться своей решительности. Просто подходит к Рёуку, дергает его за руку, сжимая пальцы, и ведет за собой в спальню, уверенно прижимает к едва захлопнувшейся двери. Разглядывает губы - влажные и искусанные от волнения. Сейчас. Поцелуй - слегка неуклюжий, странный. Рёук зажимается, но не отталкивает, и Хёкдже воспринимает его растерянность как глухое согласие. Отстраняется и толкает парня на свою кровать. Отрешенно думает о том, что кроме того случая, когда Шивон с Хичолем в порыве страсти перепутали койки, на его кровати никогда не лежал никто посторонний. Хёкдже все время хранил какую-то наивную верность. Только чему? Сну? Он не спит уже третьи сутки, сидит на энергетиках, лишь бы не видеть Донхэ, избегает его, желая доказать, то ли себе, то ли ему, что сможет и без Тонкого Мира, что ему и так хорошо. Он не знает, получается ли, но, судя по тому, что думает о Донхэ, когда в постели его ждет другой парень, - не очень, а точнее ни черта не получается, не выходит. И вместе со злостью на Донхэ, вместе с опьяневшим от долгого бодрствования сознанием, распаляющей музыкой, просачивающейся из-под двери, приходит желание - повторить. Поцелуй. Или что-то еще. Сделать. Больше. Лишь бы забыть. Забыть не получается, как не получилось напиться. Хёкдже целует Рёука, гладит его поджимающийся от прикосновений живот, проскальзывает ладонью между джинсами и задравшейся майкой. Смотрит. У Рёука светлая, почти бледная кожа, не такая как у Донхэ. И тело совсем хрупкое, и запах - чужой, приятный и сладкий, но. Хёкдже легко расстегивает ремень на джинсах Рёука, тянет вниз собачку на молнии, снова гладит низ живота. Неправильно. На месте Рёука должен быть только Донхэ. Чтобы Хёкдже мог наклониться, с нажимом провести по бедренной кости, ощутить солоноватый привкус на языке, ощутить предвкушение невесомости. Хёкдже вдруг понимает, насколько низко себя повел. Рёук - скромный, милый и просто хочет завести друзей. Наивный и добрый. Легкая жертва. Возможно, он даже в чем-то похож на него самого. Хёкдже отчаянно стонет, все сильнее и сильнее осознавая свою вину и то, что глупой обидой всего лишь пытался облегчить свой выбор, отрезать себя от мира Донхэ. Но это была ошибка. Настоящую любовь невозможно забыть, невозможно отбросить, словно прохудившийся зонт или ненужные башмаки. - Извини, я не должен был, - говорит Хёкдже, слегка отстранившись. Рёук кивает, заливаясь румянцем, одергивает на себе одежду, а Хёкдже уже подскакивает с кровати и роется в тумбочке, отчаянно выискивая снотворное. Пожалуйста, пусть только не окажется слишком поздно. *** Донхэ нигде нет. Вместо него в Тонком Мире - одинокая тишина. Хёкдже обегает комнаты одну за другой, и с каждой закрытой дверью отчаяние усиливается пропорционально страху. Хёкдже боится, что никогда больше не сможет увидеть Донхэ, не сможет услышать его голос, сказать о своих чувствах и прикоснуться. Нет. У них было слишком мало времени, они не могут сейчас расстаться, расстаться так, из-за глупой ошибки Хёкдже. Страх вколачивается в сознание тупыми кольями, вспарывает кожу ржавой иглой, отравляет кровь. Хёкдже понимает, что заслужил боль, но Донхэ... Пожалуйста, пусть он только появится, пусть придет. Гараж - единственная оставшаяся надежда. Хёкдже спускается по ступенькам, затаив дыхание поднимает тяжелые ставни, но разочарование - расплата куда вернее. Хёкдже не знает, где еще искать, он уже побывал всюду. Что теперь делать? Зачем ему Тонкий Мир? Без Донхэ это всего лишь пространство, обеззвученное, наполненное воспоминаниями, вызывающими агонию. Зачем вообще жить? "Я счастлив, пока ты рядом". Слезы наворачиваются на глаза. Обидно, горько, паршиво. Как будто душу раздирают в мелкие клочья. Внутри спазмами дерет боль, нервы лопаются, как металлические струны, страх выжигает кости. Хёкдже абсолютно потерян, как тогда, в первый день, едва оказавшись в Тонком Мире. Они столько еще хотели сделать... Не смогли, не успели. Хёкдже вспоминает про мотоцикл. "Совсем скоро будет поздно", - говорил Донхэ. Именно это он имел в виду? То, что вот-вот исчезнет? Но разве переход из Тонкого Мира возможен? Куда, черт возьми? Хёкдже кричит, отчаянно пинает свой мотоцикл, и снова больно. Какая теперь уже разница? Одиннадцатый штрих по десятибалльной шкале боли, подумаешь. Хёкдже садится на пол, перебирает инструменты, которые старательно разложил на мешковине Донхэ, глотает соленые слезы. Он поднимает монтажку с накидным ключом, и в этот момент перед глазами диафильмом проносятся кадры. Настоящая ремонтная мастерская. Разбитая Хонда. Донхэ, перепачканный в масле, - протягивает Хёкдже нужные ниппеля, а затем мажет черными пальцами по его шее, оставляет собственнические следы на щеке. Смех, поцелуй, рев движка. Ветер. Это похоже на воспоминание или на дежавю, Хёкдже все равно, как это называется, главное - он теперь знает, как починить мотоцикл, как попытаться все исправить. Принявшись за работу, он успокаивает себя тем, что еще есть надежда. И только когда мотоцикл с прирыкиванием заводится, Хёкдже позволяет себе заплакать. Последняя надежда сгорает и черной пылью оседает под ноги, чтобы со скрипом двери закружиться, обрести новую форму, поднявшись из пепла. Хёкдже оборачивается на тихий шум, и дыхание перехватывает. - Хэ... - только и произносит он. Мгновенно поднявшись на ноги, бросается к парню, обнимает его за шею, запутывает пальцы в его волосах и горячо шепчет в самые губы. - Я так боялся, что больше тебя не увижу. Прости, прости меня! Господи, я ведь обещал всегда тебе верить, и больше никогда, я... Прости меня. Хёкдже говорит сбивчиво, торопливо, словно боится, что Донхэ не дослушает, исчезнет раньше, а Хёкдже больше не хочет его терять. Никогда, ни при каких обстоятельствах. И даже если ему придется полностью отказаться от реального мира, Хёкдже согласен. Лишь бы сохранить их любовь, сохранить чувства. - Хёкки, - спокойно говорит Донхэ, так и не ответив на объятия Хёкдже и не смахнув его слез. - Давай прокатимся. Хёкдже послушно кивает и садится за руль, сразу же заводит движок мотоцикла и облегченно вздыхает, когда Донхэ прижимается к нему со спины.