Глава III. Агарис. 1.
2 февраля 2017 г. в 22:03
12-24 дни Весенних Молний, 1 день Летних Скал 399 год Круга Скал. Городок Брё недалеко от алатской границы; деревушка Од в Алате у талигской границы; Агарис
Дик проснулся около семи часов утра: его разбудил стук лошадиных копыт по твердой, как камень, земле. Со сна ему показалось, что это Сона: ему почудилось, будто он узнает ее аллюр, как влюбленный догадывается о приближении возлюбленной по ее походке. Ричард приподнял голову с подушки. Невидимый всадник, звеня шпорами, спешился у ворот их постоялого двора. Кеннет Кохрани, настороженный, как кошка, уже стоял возле запертых ставен и пытался рассмотреть что-нибудь сквозь узенькую щелочку между ними.
— Это гонец из Олларии, милорд, — сказал он Ричарду, побледнев. — На нем цвета герцога Алвы. Держу пари, что рей Суавес ждал именно его.
Со двора донеслась негромкая кэналлийская речь, почти сразу же стихшая: собеседники, по-видимому, вошли в гостиницу.
Сон как рукой сняло. Дик торопливо вскочил с постели.
— Помоги мне одеться.
Шел пятый день с момента их отъезда из Олларии. В тот вечер, когда Ричард позорно проиграл свое маленькое сражение, Алва от души накачал своего оруженосца рвотным. Дика едва не вывернуло наизнанку. Он вконец изгадил эру его роскошный морисский ковер – тогда он ощущал неловкость и стыд, но теперь вспоминал об этом не без тайного злорадства. Когда ему стало казаться, что сейчас он начнет харкать кровью, Алва остановился и отпустил его. Измученный Дик почти не стоял на ногах: он был слаб, как недотопленный котенок. Слуги, подхватив его под руки, оттащили наверх, в его комнату. Его швырнули на постель, и он без сил повалился прямо как был, в мокрой и воняющей рвотой рубашке. Слуги, между тем, не ушли, а встали на караул у его кровати, словно он еще мог натворить что-нибудь. Спустя несколько минут перепуганная горничная принесла Дику стакан яичного белка, взбитого с молоком – противоядие. Сначала он решил ничего не пить, однако, вспомнив, с помощью какого приема Алва вливал в него воду, передумал и выпил все до капли.
Странно, но он сразу же уснул, несмотря на толпящихся в комнате хмурых кэналлийцев. Вероятно, разговор этого вечера, неудавшееся покушение и экзекуция, устроенная ему эром, слишком сильно измотали его.
Проснулся он в предрассветных сумерках из-за того, что в распахнувшуюся дверь его комнаты влетел его паж Кеннет Кохрани.
— Милорд! — воскликнул мальчишка, всплескивая руками: видимо, непрезентабельный вид хозяина потряс его. — Что с вами, милорд?.. Что с вами сделали эти кэналлийские собаки?..
Одетый по-дорожному Хуан Суавес вошел следом за ним.
— У вас пятнадцать минут, чтобы собраться, — процедил он сквозь зубы, удостоив Ричарда мимолетным недобрым взглядом.
Дик понял, что это означает. Иного он и не ждал.
— Эй! А кто вы такой, чтобы приказывать… — начал было распетушившийся Кеннет.
— Помоги мне встать! — резко оборвал его Ричард, бросая на пажа фамильный карлионовский взгляд.
(Дик позаимствовал его у матушки. Он с детства замечал: те, кто его удостаивался, невольно втягивали голову в плечи.)
Кеннет умолк на полуслове и занялся делом. Ричард, впрочем, подозревал, что на пажа гораздо больше подействовало бледно-зеленое лицо господина.
Ровно через пятнадцать минут он был полностью готов предстать перед дознавателями Багерлее. Правда, его шатало, но, в конце концов, его ждали не танцы, а допрос и тюремная камера. Шестеро охранников-кэналлийцев затолкали его в большую черную карету. Улучив минутку, паж, которому, как собачонке, позволили юркнуть следом за хозяином, шепнул ему на ухо:
— Ни о чем не тревожьтесь, милорд. Я ничего не сказал его светлости, и «там» ничего не скажу.
Ричарду оставалось лишь надеяться, что «там» Кеннет не задержится. Все, о чем мог рассказать двенадцатилетний мальчишка, сводилось к переписке между Ричардом и офицерами Надорского полка.
Карета помчалась по пустым улицам столицы с такой скоростью, что Дика снова замутило. Обеспокоенный Кеннет зашипел на сидевших напротив кэналлийцев, как рассерженный кот, но память о фамильном карлионовском взгляде была еще свежа, поэтому обошлось без возмущенных воплей.
Только через четверть часа до Ричарда стало доходить, что карета едет вовсе не в Багерлее. Хотя шторки были опущены, звуки слышались явственно: Суавес сухо потребовал, чтобы отряд пропустили «по приказу Первого маршала». Было очевидно, что они проезжают городскую заставу. Из уважения к герцогу Алве карету не стали досматривать, а у Кеннета хватило сообразительности подчиниться молчаливому приказу держать язык за зубами.
Все это заставляло призадуматься, но в голове звенело, шумело и кружилось. От слабости Ричарду стало мерещиться, что оскорбленный эр решил расправиться с ним согласно древнему обычаю, и теперь последнего герцога Окделла тащат в Кэналлоа, чтобы бросить в самую мрачную темницу Алвасете. Или его везут на Марикьяру? Эр Август рассказывал, что Суавес когда-то был работорговцем, а на Марикьяре издавна существовал огромный рынок рабов. За сильного молодого мужчину дадут не мало… Таллов пятнадцать, если верить Берто. Впрочем, нет, за него столько не предложат: он не приспособлен к тяжелому физическому труду. Берто говорит, что шады покупают рабов главным образом для рытья каналов и для работы на каменоломнях… Ну, и еще чтобы возделывать поля. Климат в Багряных Землях чудовищный… Вот родись он женщиной, за него сразу бы заплатили таллов тридцать, не торгуясь… А будь он юной девственницей, так вообще… Всеблагой Создатель, да он бредит!
Карета, выбравшись из города, помчалась по предместью с прежней стремительностью. Ричард молчал, сцепив зубы: ему было плохо от немилосердной тряски, и сознание постепенно уплывало. Часов через пять Суавес, заглянувший в окошко проведать герцога Окделла, скрипнул зубами и велел сделать остановку в придорожном трактире. Из этого Дик заключил, что в планы Алвы все-таки не входит вытрясти из него душу.
После завтрака в голове стало проясняться, и Ричард сообразил: соберано Кэналлоа не пойдет на такую подлую месть, как продажа в рабство собственного оруженосца. К тому же герцога Надорского проще убить, чем продать. Если уж Алва не прикончил Дика на месте, стало быть, не потащит за этим на другой конец Талига. Дик попробовал рассудить здраво. У эра Рокэ было три способа наказать его: открыто обвинить в покушении и отдать на растерзание судебным властям, заявить о нарушении клятвы оруженосца и выбросить обратно в Надор и, наконец, проучить тихо, по-домашнему, отправив куда-нибудь в надежное место. От обвинения Алва, по-видимому, решил отказаться, а дорогу на Надор Ричард знал так хорошо, что задернутые шторки кареты не ввели бы его в заблуждение. Оставалась домашняя епитимья. В рабство Алва его, конечно, не продаст, но кары не избежать. Что же, Ворон имел на это право. Ричард надеялся только, что гнев эра обрушится лишь на него одного. Не мог же тот всерьез предполагать, что Ката… что королева причастна к покушению!..
«К тому же», – внезапно осенило Ричарда, когда его обратно заталкивали в карету, – «монсеньор не отдал меня на потеху Дораку. Может быть, он совсем не так доверяет этому мерзавцу, как хотел бы показать?». На этой утешительной мысли Ричард остановился и решил подождать развязки. Тем более, что в таком жалком состоянии он все равно был ни на что не годен.
Вечером четвертого дня отряд, сопровождающий карету с герцогом Окделлом, достиг какого-то старомодного провинциального городка. Дик никогда не бывал в юго-западных областях Талига, но узнал местность, знакомую ему по описаниям. Суавес вел их по Старой Эпинэ, почти по границе с Гальтарской областью. Какое наказание могло быть уготовано оруженосцу здесь, в этом старом очаге недовольства, где имя Первого маршала вызывало больше раздражения, чем почтения?
Остановку сделали неожиданно рано. Впервые за все время пути пажу разрешили остаться на ночь со своим господином. Стало ясно, что они почти достигли места назначения. Это внушало надежду: Суавес, видимо, ждал последних распоряжений. Будет ли это письмо или приказ, но ситуация должна проясниться.
Встав, Ричард оделся и терпеливо прождал около часа, чутко прислушиваясь к голосам на улице и в доме. Однако прибывший кэналлийский гонец явно не торопился подниматься в каморку герцога Окделла. По-видимому, Алва считал излишним сообщать оруженосцу о его будущей судьбе. Нервы Ричарда, наконец, не выдержали, и он яростно забарабанил в дверь: в смежной комнатушке располагалось трое его охранников. Грохот, поднятый герцогскими кулаками, заставил их отодвинуть засов.
— Я желаю видеть рея Суавеса! Немедленно! — объявил Ричард появившейся в проеме смуглой физиономии.
Кэналлиец безучастно посмотрел на беснующегося аристократа и снова запер дверь. Дик глухо зарычал. Семейная история гласила, что эр Гордон Окделл, рассердясь, имел привычку швырять свои сапоги в голову нерадивым слугам. Ричарда так и подмывало продолжить семейную традицию, хотя матушка приводила ему этот пример исключительно как образчик недостойной Окделла несдержанности.
Пока Ричард со злостью оглядывал свой скудно обставленный номер в поисках достаточно тяжелого предмета, которым можно было бы шарахнуть в дверь, последняя снова открылась. Дик остолбенел от удивления: рей Суавес выполнил его приказ и явился.
Во время путешествия Ричард пару раз пытался заговорить с домоправителем, но тот только молча сверлил оруженосца ледяным взглядом надсмотрщика над рабами. И этот мошенник еще называет себя дворянином! Впрочем, говорят же, что все кэналлийские реи родятся из грязи.
— Вы желали видеть меня? — с явной неохотой процедил Суавес и после крошечной паузы неожиданно добавил: — Ваша милость.
Дик с трудом удержал рот закрытым. Кеннет, который в предыдущие десять минут забился в угол комнаты, опасаясь подвернуться под горячую руку, теперь высунул оттуда заинтригованный любопытный нос.
— Я… да… Я хотел бы знать, где мы. И каковы дальнейшие намерения монсеньора… относительно меня, — промямлил Дик, стараясь собрать разбежавшиеся мысли.
Где они находились, он приблизительно представлял, но хотелось бы знать наверняка…
— Мы в Брё, в Старой Эпинэ, — с прежней неохотой проговорил Суавес («Я не ошибся!»). — Отсюда до алатской границы не больше шести часов.
— Что мы здесь делаем?
— Нам приказано проводить вас до пограничной заставы. Вы едете в Алат.
В Алат?! Алат?.. Что ему делать в Алате?..
— Вы забываете, сударь, — произнес Дик, стараясь цедить слова сквозь зубы так же, как и Суавес, — что человек моего происхождения не может ехать «в Алат» или куда бы то ни было за пределы Талига без разрешения короля или своего эра.
— Таково распоряжение соберано, — выдавил из себя Суавес деревянным голосом. Сунув руку за пазуху, он извлек официального вида бумагу, которую подал Ричарду. — Ваш пропуск.
Ричард не удержался от мелочной мести: вместо того, чтобы протянуть руку, он кивнул Кеннету. Мальчишка ужом скользнул к Суавесу, выхватил у него пропуск и почтительно поднес своему господину, хотя тот стоял всего в шаге от кэналлийца. Суавес снес это унижение с невозмутимостью деревянного чурбана.
Бумага, врученная Ричарду, действительно оказалась пропуском. Юноша сразу узнал уверенный почерк и подпись своего эра. Господин Первый маршал приказывал пропустить герцога Окделла и его слугу в Алат, которые направляются туда по делу исключительной важности.
— И что же это за дело? — машинально спросил Ричард, пробегая глазами последние строчки.
Суавес повернулся к дверям. Один из охранников поспешно подал ему довольно объемистый пакет, зашитый в черную кожу.
— Здесь ваши инструкции, ваша милость. Вы вскроете их по прибытии в Граши́.
Кеннет с прежней ловкостью выхватил сверток из рук Суавеса и с поклоном повернулся к своему господину. Ричард нерешительно взял пакет: на ощупь он определил, что это запакованная в кожаный мешок небольшая шкатулка вроде тех, в которых доставляют дипломатическую почту.
Эр Рокэ, как всегда, непредсказуемый, выбрал самый неожиданный вид наказания: дипломатическую миссию в Алат! До такого бы Дик не додумался…
…Впрочем, а наказание ли это? Может быть, Ворон ведет какую-то свою игру? Может быть, он намеренно отсылает Дика для каких-то своих целей, оруженосцу неведомых?..
А как же королева?
— А если я… — медленно проговорил Дик, словно пробуя пальцами воду, — а если я откажусь от этого поручения и не поеду в Алат?
— Я не советовал бы вам этого делать, ваша милость, — тут же откликнулся Суавес, и на сей раз в его голосе прозвучала открытая злоба. — Если вы попробуете вернуться, вас схватят за попытку покушения на особу Первого маршала и доставят в Багерлее.
Дику неожиданно стало весело. Пять дней галопом до алатской границы, еще столько же обратно! Властям Багерлее Суавес, надо думать, объяснит, что они поехали немного проветриться?
— А кто именно должен доставить меня в Багерлее? — поинтересовался Ричард, окидывая Хуана насмешливым взглядом. — Вы?
— Нет. Мои полномочия закончатся, как только я провожу вас до заставы. Если потом вам будет угодно делать глупости, это ваше личное дело.
Улыбка Ричарда медленно погасла. Так вот оно что! Алва все же обвинил его в покушении. Но, спаси и помилуй Создатель, если Ричард хоть что-нибудь в этом понимал! Зачем нужно было везти его на границу, чтобы сразу же обвинить в преступлении? Алва хочет сделать из него беглеца? При чем тут тогда миссия в Алат? Воистину, эр Август говорил правду: Ворон безумен и сам не знает, что происходит у него в голове.
— Почему я должен верить вам, сударь? — зло спросил Ричард. — Монсеньор ничего не сказал мне, а его подпись и почерк могли подделать. Я не обвиняю вас во лжи, но вы вывезли меня из Олларии, даже не дав мне оповестить моих слуг. Это больше похоже на похищение, сударь.
Суавес равнодушно пожал плечами. Ему было безразлично, верят ему или нет.
— Вам разрешено оставить своего пажа. Все инструкции в пакете. Что же касается денег, то в этом мешке, — Суавес достал сразу два кошеля, — пятьсот золотых таллов, а в этом – алатское серебро. Сейчас вам вернут ваше оружие. Кроме того, соберано распорядился передать вам обратно Сону. Она ждет вас на конюшне.
Сона здесь! Так, значит, он не обознался!
Отбросив сомнения, Ричард порывисто кинулся к дверям. Суавес остановил его, поморщившись, словно близость к Окделлу была ему неприятна.
— Мы выедем сразу после завтрака. И должен вас предупредить, ваша милость: пока вы находитесь под моей ответственностью, никаких глупостей!.. Около пяти пополудни мы будем на заставе Саттэк.