Человек, которого никогда не существовало

— Ваш первенец умрёт ещё в утробе. И второй. И третий ребёнок, — мужчина переводит тяжёлый взгляд, скрытый под панамкой. — Вы должны понимать, что твоя, Ишшин, и твоя, Масаки, реацу несовместимы. Плод ещё на стадии внутриутробного развития подавлен ею. Рыжеволосая девушка прижимает руки к животу, а её к себе прижимает высокий мужчина. У обоих слезы на глазах, но только девушка их роняет на цветастую блузу. — Совсем никак? — едва сохраняя остатки самообладания спрашивает мужчина, но получает лишь скрытый под панамой взгляд хитрых и печальных глаз. — Есть один способ, но… Он, как бы так сказать, небезопасен и займёт некоторое время. Девушка вскинулась, её карие глаза засверкали от внезапной надежды. ЭТОМУ человеку она верила, ЭТОТ человек мог сделать всё, что угодно. — Киске, прошу, это очень много для нас значит! Все что угодно! Только сотвори нам ребёнка, нашего первенца… Ичиго, — женщина улыбается своим мыслям, поглаживая живот с мёртвым дитя внутри, и жмётся к мужу. День задался весьма солнечный. И солнышко всея Готей-13 вернулось в полной боевой готовности, сдавшее экзамены и готовое атаковать что пустых, что университет. В разных, смыслах, конечно. Но с него станется… — Ичиго… фууух… подожди… Пустой же в той стороне был! — Ренджи лишь качает головой, когда вышеупомянутый рыжеволосый удивлённо на него смотрит и упрямо мотает головой, а после прёт напролом в другую сторону. Туда, куда он указал. Именно туда... Чтобы умереть. Все случается внезапно. Слишком. Внезапно. Ренджи трясёт, его тело пробирает такой невероятный ужас, что он едва замечает как когти ломают занпакто Ичиго, а потом и тело друга, кость за костью трещит в огромных лапах пустого. Маска, что должна была даровать силу Ичиго, просто провела его, просто высосала из него всё, и теперь он лежал в неестественной позе, уставившись карими глазами за небо. Ничего не видящими глазами. Вокруг тела. Ему тоже бы притвориться мёртвым, но он стоит и тупо смотрит, а ужас распространяется по жилам и венам, по каждой артерии, чёрным вирусом в мозг. И пленяет. Из горла Ичиго ещё раздаются слабые хрипы, но вероятно, это просто последствия… чего-то. Он не может толком сообразить почему. Иноуе, Исида, все они ранены, но живы. Кто-то приканчивает пустого ударом, знакомая алая вспышка Бенихиме. Торопливый голос Урахары, он взволнован. Зачем им Ичиго? Оставьте его… он ведь мёртв… Орихиме тянет руки к переломанному телу любимого, но Урахара уже забирает его. Он торопит их, чтобы они пошли следом за ним, следом в магазинчик. Ренджи, да и Исида с трудом переставляют конечности, они хмурятся, смотрят друг на друга не понимая, почему этот человек в панамке и с руками по локоть в крови все ещё пытается что-то сделать. «— Он мертв… Дай ему спокойно лежать…» — кажется, из горла это вырывается криком, но ни слова, только мысли. Пустые мысли. Слишком сильно по нему ударило это зрелище. Как и следующее. Никто не желает спокойно сидеть, пока с телом Ичиго что-то делают в лаборатории. Что-то творят. С его телом. Зачем? Очередные вопросы без ответа. Ответ можно получить, только ворвавшись в лабораторию. Пусть там будет хоть сотня замков, хоть сотня защит, но они не позволят этому мерзкому учёному творить свои опыты над телом их друга. Шаг, другой, третий. Оцепенение спадает с них с каждым новым движением. Исида, Ренджи, Иноуе, Рукия… Все продвигаются к лаборатории Урахары, держа оружие наготове, будто бы на них собираются нападать. Или же они собираются защищаться от пока непонятной угрозы. Дверь распахивается мощным пинком Ренджи, а Киске резко оборачивается. Он смотрит так, словно бы ничего такого, его лицо спокойно, но вскоре взгляд начинает рыскать по лаборатории, ища что-то. А ещё он пытается закрыть рукавами своей накидки тело Ичиго. И Ренджи был готов поклясться, что с минуту назад первым, что он увидел, так это то, что руки мерзкого учёного были в теле их другая локоть, прямо в грудной клетке, прямо туда где бьётся сердце. Иноуе вскрикивает, и взгляды всех, включая Урахару, обращаются к стене, где сидели около десятка «Ичиго». Пустые куклы, тела, гигаи, смотрели пустыми карими глазами в пол, одетые в одну и ту же одежду, все совершенно идентичные. — Что тут происходит? — как самый разумный и самый, как все думали, нормальный в этой комнате, первым спрашивает Исида, опуская лук к полу, но крепко держась за своё оружие, готовый вскинуть его для защиты в любой момент. — Я спросил. Какого. Черта. Тут. Творится! Медленно и с расстановкой. То, что нужно, чтобы очнуться от этого коллективного бреда. Но это вовсе не сон. Это вообще реальность. С учёным, с телом Ичиго… с куклами Ичиго. С ними во второстепенных ролях этого спектакля. Урахара возвращается к работе, он погружает маленький белый шар прямо в грудь «нового» Ичиго, не поломанного и не покорёженного. И принявшая душу кукла оживает. Оно вздыхает, у него бьётся сердце, оно спит… Оно совершенно Ичиго. Живую куклу-Ичиго тут же забирает Тессай. Без слов, просто уносит. И панамочник запихивает панамку в карман и смотрит устало-хитрым взглядом на толпу, а после просит последовать за ним. За ним. Прочь из этого зала марионеток. Прочь от автомата с белыми шариками, больше похожими на леденцы, стоящего в углу. Нажал на кнопку и вот тебе, новый человек и сотня вопросов. Место действия спектакля переносится в коридор, а потом всех ненавязчиво уводят в гостинную. И вот, вместо ответов, оцепеневшие, уставшие и немного раненные они пьют чай. Глоток. Ещё один. Потом больше, чем можно проглотить за раз. Должность быть вкусно, если бы не образы в голове. — Ты собираешься стереть нам память? — чинно спрашивает Исида Урью, словно бы о погоде. Вероятно, у него у единственного выстроилась правильная цепочка мыслей. Хотя… кто знает. — Да, — так же спокойно отвечает Киске. Веер и панамка лежат рядом, как верный меч и щит. А Бенихиме в трости прислонена к стене. — Можно задать вопрос? — Урью опускает взгляд в чай. А после смотрит на друзей и вновь на панамочника. Вероятно, если бы не хрупкий фарфор в руках, который немного его успокаивал, то от учёного мало бы что осталось. В компании не хватает Ичиго. Ичиго… его имя горечью отзывается во рту. — Ты хочешь спросить о том, что я только что сделал с Ичиго? — никто не заметил, как кружка в руках Ренджи пошла крупными трещинами. Шинигами бормочет извинения и вытирает свою одежду салфеткой, чая в сосуде почти не осталось. А Киске лишь улыбается, он гладит Ёроучи, подкравшуюся в виде кошки и мирно растянувшуюся в него на коленях. Терпение в комнате уже трещит по швам. — Ичиго никогда не существовало как человека. Бум. Хрясь. Как там ещё это должно быть? Как будто струна порвалась? Но это скорее разрыв бомбы: оглушающий, поражающий волной отдачи на всех вокруг. Но тишина. Иноуе поражённо смотрит. Хотя нет, скорее досадливо. Она лечила Ичиго во время нападения Айзена, она лечила Ичиго и чувствовала всей своей кожей, что мертвеца не излечить. Но она не поняла. Она смотрит на Ёроучи, а та на неё и кажется, эти взгляды тет-а-тет говорят ей больше. Вероятно, она единственная в этой группе всё поняла сразу. Ренджи вскидывается, чтобы что-нибудь крикнуть, спросить, ударить, он уже формирует силу, хотя не уверен зачем, но Рукия его останавливает. — Что это значит? — подаёт голос темноволосая шинигами, пристально смотря своими огромными глазами на учёного. — Ичиго, Карин, Юдзу… все они мои творения. Мои особые рейкеку… — вот теперь Ренджи ничего не держит, он подается вперёд, вцепляясь в глотку Урахары. И Рукия была благодарна, если бы не он, то она бы точно это сделала. — Вы должны понять, — хрипит Урохара, сжимая панамку, словно она могла его спасти. Ёроучи не вмешивается. — Иссин и Масаки не могли зачать дитя, они слишком разные. Ренджи вдруг разжимает руки, но его колено прижимает Урохару к полу. Кажется, учёный и на том благодарен. — Что значит это твоё «разные»?! — шинигами злится. Он вспыльчив, не зря его волосы красные — идеально передаёт характер. — Это значит, что никто из них не был человеком, — но говорит Иноуе, девушка будто во сне вспоминает свои ощущения, свои эмоции от соприкосновения с духовной силой Ичиго. Она тогда удивилась, её тогда чуть не увлекла борьба внутри любимого, она тогда чуть не потеряла себя случайно, лишь прикоснувшись к его душе. Орихиме неуверенно смотрит на Урохару, но тот кивает и ободряюще улыбается, насколько может, конечно, с коленом на груди и то и дело заходясь в кашле. — Его отец шинигами, а мать… квинси? Звучит как вопрос, но девушка знает, что это правда. Вот только она не знает, откуда в тугом комке души Куросаки появилась ещё одна сторона… Такая тёмная и вязкая, такая притягательная… Такая пустая. Рэнджи отпускает светловолосого шинигами, тот не спешит садиться, сначала он хорошенько прочищает горло, а после уже возвращается, допивая остатки так горячо любимого чая, половина которого пролилась на него же. — Но как? — один вопрос на всех, заданный квинси. Тем, кого эта тема взволновала чуть-чуть больше остальных. Иноуе Орихиме единственная не слушала объяснения. Она представляла, как Урахара лепит эти белые «конфеты», слой за слоем, эмоцию за эмоцией, он старается как никогда. А после вживляет их в тело младенца. Созданного им младенца. Который будет расти и развиваться, жить, чувствовать… Умирать, может быть, но не беда, его заменят те бездушные куклы, что сидели в лаборатории. Девушка нервно смеётся, обращая внимание всех на себя. Нервно, истерично, вот её уже трясёт, а вокруг кто-то кричит. Она все вспоминает прикосновение к душе Ичиго. Эта вязкая пустая часть затягивает её. А все вокруг могут лишь бессильно наблюдать, не в силах прорваться сквозь выставленный Иноуе барьер, как юное тело поглощает белая «корка» пустого. Как на лице застывает маска истерики и безумия, растерянности и отчаяния. И как под ней раскрывает свою жадную пасть гарганта, утаскивая безвольное тело за собой. Юное, заражённое «вирусом» тело за собой. В комнату вбегает Тессай, на нем нет очков, а в глазах, неожиданно светлых, паника. Губы произносят только: «Ичиго исчез, ушёл через гарганту». Тёмное, вязкое, пустое… забрало их обоих.