***
Прошел год. Юу бежал из Китая в Англию. Здесь, слоняясь без дела какое-то время, Канда старался забыть все, как страшный сон. Пытался уйти от прошлого. Нет, он пытался выкинуть из памяти не только момент смерти невинного человека. Он желал забыть день, когда вырезали всю его группировку, день, когда выжить смог только лишь он, день, когда его душа наполнилась жаждой мести. Именно тот день, из-за которого позже он оказался в том здании, куда забрела юная девчушка с длинными темными волосами, завязанными в два хвостика. Канда пытался задушить в себе это желание отомстить всеми силами, ведь оно снедало все его существо, сдавливало, не давало идти вперед, но в то же время являлось смыслом жизни. Однажды Юу брел по одной из улиц Лондона, смотря себе под ноги. Лицо его было как обычно пасмурно, так что идеально подходило под погоду Туманного Альбиона. Мечник шел, не видя и не слыша ничего вокруг. Вообще-то у его променада была определенная цель, но никакого дикого восторга он от нее не испытывал, чтоб скакать в нетерпении по тротуару, словно какой-нибудь гибрид зайца с пони. Внезапно в него влетел какой-то неопознанный объект. Вроде как, это был подросток. Предположительно, мужского пола. – Уй! – коротко вскрикнул паренек, падая мягким местом на дорогу перед Юу. – Ты чего несешься? – мрачно и, не сказать, что дружелюбно, произнес Канда, зыркая исподлобья на парнишку лет семнадцати. Он был немного чумазый, нос его пересекал шрам, а глаза светились озорным блеском. – Алма! – крикнул кто-то из толпы. Паренек обернулся, сглотнул и быстро поднялся на ноги, пытаясь бежать дальше, но сделать это ему помешал мечник, схватив за ворот и подняв над тротуаром на несколько сантиметров. – Отпусти! – взвизгнул Алма, пытаясь вырваться из железной хватки Юу. Не получалось, но надежд на обретение свободы парень не оставлял, продолжая дергать руками и ногами, обиженно и разъяренно пыхтя. – Размечтался. Сначала извинись, малец, – едко сказал Канда, презрительно щурясь. – Не буду! Отпусти немедленно! – с новой силой и суровой моськой начал дрыгаться парниша, но все также безуспешно. – Ну, значит и я «не буду» тебя отпускать, – преспокойно произнес Юу, а губы его расплылись в мрачной ухмылке. – Ух… ух... пхуф… – еще немного подергался Алма и, поняв, что его и правда освобождать не собираются, упрямо смотря в глаза Канде и в тоже время борясь с собой, тихо пробурчал. – Прстите… – М? Что? Не слышу, – притворно переспросил Юу, наблюдая за тем, как паренек перебарывает свою упертость. На лице Алмы было такое выражение, будто его вот-вот вывернет. – Алма! – прокричал кто-то снова. – Простите! Отпустите! – выкрикнул парень и, сильнее, чем раньше дернувшись, выскользнул из мертвой хватки опешившего мечника, растворяясь в толпе. Через несколько секунд по тому же маршруту, что и Алма, пронеслись еще несколько детей. «В салки, что ли, играют? Только вот на кой хрен здесь?» - пронеслось в голове Канды. Сам Юу решил не заострять на этом внимание и пойти туда, куда планировал до встречи с взбалмошным парнишкой. А шел Канда в одно кафе, находящееся где-то в Сохо поблизости от окраин данного квартала. Мечник жил поблизости и не раз слышал, как люди, проходящие мимо него, говорят об этом заведении. И говорили они явно нечто положительное. Леди будто светились изнутри, рассказывая подругам о прекрасном чае и замечательных закусках и десертах. Надо сказать, именно первое и привело Юу к выводу, что можно туда наведаться. Мечник с малых лет был ярым любителем этого чудесного напитка, вот ему и захотелось проверить, вдруг там есть что-то стоящее и заслуживающее его внимания? Юу давно заметил что в Китае, там, где он вырос, но в месте, что не является его настоящей Родиной, ведь по национальности он был японцем, пьют гораздо больше видов чая, чем здесь, в Англии. Через несколько минут блужданий по местности, Канда дошел до того самого кафе. Вокруг него будто парила другая атмосфера. Заведение притягивало мечника, чудилось чем-то хорошо знакомым, почти что родным. Юу отворил дверь и вошел внутрь. Было немноголюдно. Лишь несколько мужчин сидели за столиками, что-то обсуждая в полголоса. Повернув голову у стойке, Канда немного оторопел, но через мгновение понял, почему атмосфера была так знакома ему. За стойкой стояли женщина-китаянка с черными волосами, какие присущи этой национальности, и мужчина-блондин с европейскими чертами лица. Наверняка он был немцем. Юу подошел к ним и увидел то, чего не заметил ранее: у женщины был виден округлившийся животик. Она была беременна. – Здравствуйте, – как можно дружелюбнее произнес мечник, изо всех сил стараясь, чтоб его лицо не было равноценно кислющему лимону, как это обычно бывало. – Здравствуйте, – улыбнувшись, прощебетали они в ответ. – Присаживайтесь, пожалуйста, – продолжила говорить уже только женщина. – Конечно, – Юу прошел за ближайший от них столик и уселся там, рассматривая помещение. Через несколько секунд подоспел мужчина-блондин, расспрашивая новоприбывшего посетителя, чего тот желает. Да, ассортимент чая здесь был больше, чем в других заведениях подобного рода. Приняв заказ, мужчина удалился. Юу почему то хотелось пообщаться с этой парой, особенно с этой беременной дамой, что было весьма странным для него желанием. Обычно хмурый мечник был нелюдим, не желал заводить новые знакомства, с настороженностью относился к окружающим и с еще большей осторожностью – к их доброте, так как оная обладала свойством идти не только от чистого сердца, но и от корыстных мыслей вкупе с тягой обмануть или унизить, выставить на посмешище доверчивого и наивного человека. Но почему же сейчас захотелось завести диалог? Откуда взялась эта неведомая ранее тяга к живому, а главное – к спокойному, общению? Неужто он скучал по тому месту, где вырос? Месту, где одни руки его сначала выбросили в неизвестность, а потом подобрали, но совсем другие? Наверное так. Это был некая тоска по «дому». Но вот возвращаться в Китай Канда никак не желал. В Англии было спокойнее в это время, по крайней мере, так решил для себя Юу. Тем более, вернувшись, он спустит в бездну все свои неслабые усилия забыть о мести, решившись дойти до победного конца в поисках виновника разрушения его жизни и, в некотором роде, его «семьи». Через несколько минут все тот же мужчина принес Канде его чай и закуску – бутерброды. Мечник отпил из кружки, куда не были добавлены ни молоко, ни сахар, ни лимон, так как Канда, словом, как и китайцы, среди которых он вырос, считал, что любые добавки портят вкус напитка. Юу удивленно распахнул глаза, не веря, что его ожидания оправдались, и что он не зря плелся сюда целых три часа, ища нужное кафе! Канда подумал, что готов был бы пить этот чудесно заваренный чай вечно. «Может подойти и сделать комплимент? Чай ведь и правда прекрасен… И это может быть поводом начать разговор… Ох, о чем же я думаю?! Что же со мной случилось?...» - негодовал жуя бутерброд мечник. Между тем Юу заметил, что посетители постепенно уходили, довольные хорошо кончившимся разговором или отменным чаем. Вскоре он остался один. Он поднялся и подошел к стойке, где стояла китаянка. Немец ушел в комнату, дверь в которую находилась на стене за стойкой, и, пробыв там с минуту, вернулся обратно, подходя к дальним столикам. – Великолепный чай, – подойдя к стойке сказал Канда, улыбаясь уголками губ. Даже эта мелочь давалась ему с трудом, с каждой секундой грозясь перерасти в грозный оскал, никак не соответствующий дружелюбным порывам хозяина. Китаянка по-доброму вежливо улыбнулась ему. – Не за что, – ответила она. – Могу ли… Могу ли я узнать Ваше имя? – неожиданно даже для себя выдал Юу. «Что я несу?... Что за обороты?... Что еще за «узнать Ваше имя»?!» - недоумевал про себя молодой мужчина, желая приложиться головой о стену и с трудом удерживая эти порывы, что, впрочем, никак не отражалось внешне, кроме дрогнувшего пару раз кончика губ. Обычно он был очень резок и груб в общении. Если, конечно, это общение имело место быть. Большую часть времени японец предпочитал избегать этого занятного времяпрепровождения. Женщина удивленно посмотрела на Юу, не ожидая такого вопроса. – А с какой целью Вы интересуетесь? – аккуратно спросила она, как можно незаметней ища глазами блондина. – Я… – замялся Канда, никак не решаясь обосновать свое желание. Раздумывал, что лучше: соврать или рассказать правду? А что такое эта «правда»? И какую придумать ложь? Вскоре поняв, что незачем закутывать себя в кокон лжи, Юу решил-таки сказать все, как есть. – Я желаю с Вами познакомиться с целью дальнейшего общения, – произнеся это, Канда таки и застыл, ожидая ответа. «Что за обороты появились в моей речи?» - все продолжал недоумевать он. – Эм… – еще раз найдя блондина глазами, китаянка неосознанно положила ладонь на живот, начиная нервно поглаживать. – А с какой целью Вы хотите продолжить общение? – Как это, «с какой целью»? Мне кажется, это очевидно… – немного непонимающе хмурясь, медленно сказал Канда. Быстро окинув взглядом женщину, он заметил, как она поглаживает выступающий животик. И внезапно сообразил, что что-то пошло не так, и его совершенно неправильно поняли. – Ох, что Вы! Вы не так меня поняли! Я имел ввиду, что желал бы с Вами общаться… как… друзья? Женщина немного недоверчиво покосилась на него, но видя, как он растерялся, пытаясь подобрать слова, немного расслабилась. Не было похоже, что сей мужчина имел дурные намерения, да и сам он не выглядел большим ходоком за любовными приключениями, ищущим себе женщин для постельных развлечений, не смахивал он на заядлого донжуана. Китаянка видела подобных людей, потому почти со стопроцентной уверенностью могла сказать, что этот посетитель их кафе таковым не являлся, в отличие все от того же шалопая, изредка забегающего сюда и мелькающего перед глазами своей огненно-рыжей шевелюрой, или же мужчины с красной гривой, заходящего реже первого. Китаянка вообще сделала вывод, что все рыжие – весьма охочи до женских прелестей. Женщина тихонько хихикнула, прикрывая рот ладошкой. – Думаю, мы могли бы продолжить общение, мистер… – Канда, – подсказал ей мечник. – Мистер Канда. Меня зовут Тви Чан. А это мой муж, Эдгар Чан Мартин. – Мое имя – Канда Юу. Вижу, я не ошибся, узнав в Вас китаянку. – Да, не ошиблись. А сами Вы, я полагаю, японец? – заметила черноволосая, приветливо улыбаясь. – Вы правы, – согласился с ней Юу. Тем временем Эдгар, протирающий столы, отвлекся и заметил, как его жена мило беседует с каким-то незнакомцем. Причем беседа у них шла явно весьма дружелюбная. Некая ревность вскипела внутри него и вырвалась наружу маленьким гейзером, заставляя отвлечься от своего занятия и быстрым шагом подойти к своей жене. – Могу Вам чем-нибудь помочь? – обратился он к Канде. Мечник приподнял брови в немом вопросе, а Тви снова прикрыла рот ладонью, пытаясь не засмеяться. Она поняла, что Эдгар приревновал ее, и хотела бы поскорей развеять его опасения. – Эдгар, этот мистер - Канда Юу - мой новый знакомый. Мистер Канда, это, как я уже Вам и говорила, мой муж, Эдгар Чан Мартин. – Приятно познакомиться, – сказал Канда, смотря на блондина. – И мне тоже, – ответил тот, но по лицу его было видно, что не очень-то он и рад. Повисла несколько давящая тишина, которую, впрочем, вскоре разрушил веселый крик смутно знакомого Канде голоса. – Мам, я вернулся! – крикнул уже знакомый мечнику паренек. Это был ворвавшийся в заведение и тяжело дышащий Алма, видимо, запыхавшийся от бега. – Алма! Сколько раз я тебе говорила не кричать так при входе в кафе? Тут же обычно находятся чужие люди, пришедшие по делам или для отдыха! А своим криком ты можешь нарушить и первое, и второе. – Простите, мистер Канда… – повернулась Тви обратно к мечнику, застывшему с широко распахнутыми глазами. Алма, увидев его, тоже встал, как вкопанный и, кажется, на несколько секунд перестал дышать, пялясь на японца, как на аристократа на арене цирка. – Т-ТЫ! – внезапно вскрикнул Алма, указывая на Юу пальцем. – Я, – все еще немного ошарашено согласился и кивнул Канда. Никогда он не думал, что встретится с этим маленьким паршивцем еще раз. – Что ты тут делаешь?! – провизжал парень, подходя ближе. – Стою, не видно, что ли? Или ты до сих пор не прозрел и не замечаешь находящиеся спереди тебя объекты, м? – к Канде невольно вернулась его язвительность. – Кхм… – раздалось тактичное покашливание со стороны Тви, когда Алма только собирался открыть рот для ответа. Двое спорщиков отвлеклись и посмотрели на женщину. – Вы знакомы, я полагаю? – Ничего подобного! Знать его не желаю! – фыркнул Алма, отворачиваясь. – Хмф… – фыркнул следом Юу, складывая руки на груди. – Что между вами случилось? – хмурясь, поинтересовался Эдгар. В ответ мужчина услышал лишь молчание. – Алма? – так и не добившись ответа от сына, он переключил внимание на мечника. – Мистер Канда, не могли бы Вы объяснить? – Да ничего особенного и не произошло, – вяло и нехотя ответил Юу, косясь на паренька. – Просто по пути сюда я встретился с этим молодым человеком, – последние слова Канда как-то по-особенному выделил. – который налетел на меня, чуть не сбив с ног, и собирался бежать дальше, не сказав даже банального «Простите». – Алма! – возмущенно воскликнула женщина. – Что за поведение?! Простите за него, мистер Канда, – с искренним сожалением извинилась она. – Не стоило, миссис Чан. – И правда не стоило, мам! Я же перед ним и сам извинился! – Только после того, как я взял тебя за шкирку, шкет! – Я бы и так извинился! – Что-то не верится! И эти дебаты могли еще очень долго продолжаться, если бы Эдгар не закрыл ладонью орущий возмущенные речи рот Алмы своей ладонью. – Простите, конечно, но в любой момент сюда может зайти клиент. Хотя, так как эти крики слышны на другой стороне улицы, вряд ли сюда кто-то захочет прийти. Может быть пройдем в комнату и там все обсудим? – Умгум… – согласился Алма, желая поскорее освободить свой рот от плена. – Хорошо, – также согласился Канда. – Прекрасно. Милая, проводи нашего гостя в комнату. Алма, иди с ними. Я пока что закрою кафе на перерыв, – раздал указания блондин, отпуская сына. Тви, Алма и Канда прошли в ту самую комнатку, находящуюся за стойкой. В ней было уютно. Там были диван, стол, стул, вешалки для одежды, в виде гвоздей, вбитых в стену, некоторые бытовые мелочи, наподобие листов бумаги или металлической перьевой ручки с карандашом. – Присаживайтесь, – сказала китаянка и Канда с Алмой приземлились по разные стороны дивана. Было видно, что второй явно дулся, что смотрелось очень комично, учитывая его возраст. – Эй, парниша… – начал Канда разговор. – Сколько тебе годков? – А тебе зачем? – огрызнулся в ответ Алма. – Да вот интересно стало, – спокойно произнес Юу, хотя его так и тянуло гаркнуть что-то вроде «Да вот закопать тебя в лесу хочу! Желаю знать сколько лет тебе на погребальном камне написать, идиота кусок!». – Хмф! А вот и не скажу! – совершенно по-детски ощетинился паренек, чуть ли не показывая язык, чтобы полностью соответствовать образу десятилетнего мальчишки. – Нашлась тут, блин, женщина. – Чего-о-о-о?! – возмутился сразу же Алма, краснея от негодования. – Того-о-о, – передразнил Канда парня, кривляясь. – На моей памяти только женщины тщательно скрывали свой возраст. Вот и думаю, не девушка ли передо мной? – Да ни в жизнь! Я мужчина! – А лет-то сколько? – Сам догадайся, знаток женской психологии! – Так, стоп! – влезла в набирающий громкость и обороты спор Тви. – Мистер Канда, ему семнадцать. – Хм, как я и думал, – задумчиво произнес Юу. – Ох, точно. Я ведь не представила вас друг другу как должно, – вспомнила Чан, легонько стукая себя ладонью по лбу. – Алма, это мистер Канда Юу. Мистер Канда, это Алма, мой приемный сын. – Приемный? – случайно вслух удивился Канда, хотя не собирался произносить этого. – Да. Мы взяли Алму к себе, когда ему было четыре года. Он остался без родителей в трущобах. – Мама, хватит рассказывать такое чужому человеку! – возмутился Алма, сердясь на длинный язык матери. – Сам-то кем будешь?! – обратился он уже к Канде. – Канда Юу, японец, выросший в Китае, так как меня бросили родители, когда я еще ходить не научился. Мне двадцать три, – мечник не понимал, зачем так подробно рассказывает о себе, но уже смирился, что в этот день он стал странным и, кажется, собирался оставаться таким и дальше. – О, Господи, как же так можно! Бросить маленького ребенка одного в другой стране! Вас же тысячу раз могли убить или Вы сами могли бы погибнуть от голода, холода или множества других причин! – с ужасом в глазах произнесла Тви, снова поглаживая свой выпирающий живот. – Вы же беременны… Простите, что заставил Вас волноваться, миссис Чан, – поняв свою оплошность, извинился Канда. Беременным ведь нельзя волноваться, а сами они бывают весьма ранимы. – Ох, ничего-ничего. Я сама разволновалась. Мистер Канда… – Можно просто «Канда» и на «ты», – прервал ее Юу. – Хорошо, тогда зови меня «Тви», ладно? – после утвердительного кивка японца Тви продолжила. – Канда, как долго ты уже в Англии? – Уже год. А вы все? – Тринадцать лет. Но вот наше кафе мы открыли всего лишь пять лет назад. Популярно оно стало лишь полтора года назад, да и то благодаря хорошему отзыву одного влиятельного человека, зашедшего к нам по совершенной случайности. До этого мы были бедны, и это было ужасно. Нас ограбили в первые же дни прибытия. Забрали почти все. Где мы только не пытались заработать, но нас преследовала безработица и неудачи. Я бы ни за что не пошла в публичный дом, пусть это и было вариантом. Потому мы и были в трущобах, где нашли Алму. Его родители умерли от болезни. Вы ведь знаете, что в трущобах полная антисанитария и полно пьяниц. Там аморальные люди, держащиеся на честном слове постройки, все живут чуть ли не друг на друге. Не самые лучшие условия проживания. Скорее… ужасные. Убожество лондонских трущоб… Алма был совсем мал, мы нашли его, когда услышали, как громко навзрыд плачет ребенок. Мы с Эдгаром обнаружили его в дряхлой комнатушке, какие бывают в тех местах, а рядом с ним лежала мертвая мать, почти без одежды, большая часть была на сыне. Отец обнаружился в другой комнате и, видимо, он умер еще за неделю до матери Алмы. Наверное поэтому там никого не было, хотя обычно в каждой дряхлой комнатке находилось человек по восемь. Трупный яд… Это было страшно… Я не понимаю, чем питался бедный мальчик все эти четыре года… – Перестань, Тви, ты же беременна! Не волнуйся, не вспоминай такое, – видя, как побледнела китаянка, воскликнул Юу. Вскоре в комнату вошел почему-то задержавшийся Эдгар. – Эдгар, почему ты так долго, дорогой? – спросила мужа Тви. – Задумался, – кратко кинул блондин и, улыбнувшись, приземлился на диван рядом с женой так, что по другую его сторону сидел Канда. – Тви, а зачем же вы приехали в Англию? – невозмутимо продолжал Канда. – Хм… Мне кажется, или меня и правда упорно игнорируют? Тви, с каких пор он начал обращаться к тебе по имени?! Только недавно он говорил «миссис Чан»! – неожиданно закапризничал мужчина лет тридцати, со слезами на глазах смотря на жену. – Он может и к тебе обращаться по имени, «мистер Чан Мартин», – заметила китаянка, похлопывая мужа по щеке. – Ведь так, Канда? – Конечно. – Угх… А почему он называет тебя по имени, а ты его – по фамилии? – все продолжал капризничать Эдгар. – Потому что я попросил называть меня «Канда». Мне не нравится, когда люди обращаются ко мне по имени. Да и вообще, это имя… – мечник помрачнел, вспоминая прошлое, когда близкие члены группировки называли его «Юу». Видя его настроение, Чан Мартин отстал с этой темой от Канды. Тви вспомнила вопрос японца, на который не успела ответить, а потому решила вывести мечника из траура. – Канда, тебе же было интересно, почему мы с мужем приехали в Англию? – Д-да, конечно. – Здесь нет ничего особо тайного. Если честно, единственное, что держало меня в Китае – мой престарелый дядя… Но тринадцать лет назад он скончался, и мы с Эдгаром смогли вырваться из страны. Нам очень не нравилась атмосфера, сгущавшаяся там. Было ощущение, что вот-вот хлынет что-то страшное. Правда, прибыв в Англию, мы не забыли этого ощущения, так как здесь оно было почти таким же. Конечно в Китае было немного лучше, если мы говорим о качестве жизни людей, о трущобах. Трущобы в Англии… это место хуже, чем любой захудалый уголок нашей Родины. – Простите, но Эдгар, я же могу называть Вас так? – перебил Канда Тви, обратившись к Чан Мартину. Получив в ответ кивок, он продолжил. – Эдгар не выглядит как китаец. У него больше европейская внешность. Как у… хм… немца? – Ты прав, Канда, – согласилась Тви. – Мы с Эдгаром оба из клана Чан. Только я из азиатской ветви, а Эдгар – из немецкой. По правде говоря, наш брак был устроен еще до нашего рождения, но даже встретившись, мы смогли полюбить друг друга, ведь так, милый? – Так, любимая, – Эдгар расплылся в улыбке счастливого влюбленного идиота. Юу понял, что несмотря на пережитые трудности, эта пара смогла стать счастливой. В чем-то он им даже завидовал. – Эдгар, Тви… а почему именно Англия? Почему не та же Германия? – В детстве я слышала много рассказов об Англии, и мне всегда хотелось увидеть ее своими глазами, – рассказала Тви, видимо, вспоминая те моменты из далекого прошлого. – Но почему же вы не вернулись обратно, увидев жизнь бедняков Лондона? – Не знаю. Честно, не знаю. Эта причина может быть и звучит несерьезно и неправдоподобно, но… это просто предчувствие, что не нужно этого делать, – она растянула губы в неловкой улыбке. – Правда, есть и другая причина, я о ней уже говорила… Нас обокрали по прибитию сюда. Возвращаться было просто не на что. За красивые глаза никто бы не взял нас на корабль или поезд. Несколько минут они опять просидели в молчании, пока Эдгар не нарушил тишину. – Канда, а почему ты захотел стать нашим другом? – Почему? Ну, думаю, я соскучился по Китаю, а увидев ваше кафе и Тви, я почувствовал, что во мне проснулась ностальгия по былым временам. По товарищам, по особой атмосфере той страны… – Канда, а почему ты уехал из Китая? – спросила Тви. – Я… – Юу запнулся. В его голове снова промелькнули те страшные минуты, когда лезвие его катаны поразило юную девушку. А следом шли отрывочные воспоминания о том, как неизвестный ему человек стоит среди его мертвых друзей и товарищей, залитых собственной смешавшейся между собой кровью. В деталях мечник помнил, как смотрел из-за немного приоткрытой двери, чудом оставшись незамеченным, на остекленевшие глаза хорошо знакомых ему людей, на забрызганные их кровью стены и расчлененные тела половины его товарищей. Канда тогда просто замер, не веря, что такое могло произойти в его отсутствие. Ведь только за день до этого события они вместе сидели в этой комнате и рассказывали забавные истории из жизни, а теперь вместо них лишь груды остывающих разлагающихся трупов. У кого-то из них было разорвано горло, из кого-то торчали вылезающие наружу внутренние органы, кому-то отрубили руки или ноги, добив ударом меча или кинжала в грудь. Это были самые ужасные мгновения из жизни Канды Юу. Сначала он сам увидел, как вырезали всю его группировку, а потом и сам зарезал ни в чем неповинную девчушку, брат которой, наверняка, загнулся от горя, а может и наоборот, наполнился жаждой мести, как сам Юу и, может быть, рано или поздно придет за его, Канды, головой. – Я… не хочу об этом говорить… – Ась? – возмутился Эдгар. – Это как так? О наших причинах ты теперь знаешь, а мы о твоих – нет! Алма, сидящий до сего момента молча, насторожился, вглядываясь в лицо и позу мечника. Пусть на лице эмоций почти и не отражалось, кроме немного нахмуренных и подрагивающих от напряжения бровей, но руки мечника сжимались в кулаки до побеления костяшек пальцев. Наверное ногти мечника настолько впились в кожу ладоней, что оставили на них глубокие болезненные следы или вообще продырявили кожу до крови. Спина Юу была идеально ровной и будто бы окаменела. Кажется, японец даже сильно побледнел. Сглотнув, Канда заговорил снова. – Тви беременна… Не нужно ее волновать, ты согласен, Эдгар? – Юу медленно повернул к нему голову. Чан Мартин вздрогнул. На лице мечника отражалась такая кровожадность, а в глазах плескались первые капли безумия вперемешку с невероятной болью, что немец даже невольно отшатнулся. Алма, следящий за каждым движением Канды, тоже замер в ужасе. Сердце юноши екнуло и забилось раненной птицей. – Д-да, согласен… – проблеял Эдгар и повернулся к жене. Тви тоже видела переменившееся выражение лица мечника, потому подумала, что причина приезда в Англию была поистине такая, что от нее душа могла в пятки убежать, а кровь – застыть в жилах. Женщина решила не настаивать на ответе и постараться в будущем не поднимать эту тему. – Канда, – китаянка решила отвлечь Юу от его наверняка невеселых раздумий. – А где ты живешь? – Живу? – переспросил мечник и замолчал. – Кхм… Относительно недалеко отсюда. На другой стороне квартала. – Ох, ясно. Тогда, думаю, мы все же сможем встречаться хоть раз в неделю? – предположила Тви, легонько улыбаясь. – Да. Думаю, да, – согласно кивнул Юу. – Кроме того, вы первые мои знакомые в этой стране. У меня обычно не возникает никакого желания общаться с кем-то, так что чаще всего я провожу время в одиночестве. – Что? – удивленно округлил глаза Алма, подав, наконец, голос. – Один? Целый год? – Тч! А чего такого, малец? – ощетинился сразу Юу, меняя тон голоса на более грубый и резкий. – Что, считаешь, меня можно назвать вежливым и располагающим к себе?! – Да ты только что был этим самым «вежливым и располагающим»! Не заметил, а?! – Заметь, это далось мне с большим трудом! – протестовал Канда, смотря на наглого шкета. Потом, опомнившись, и, кажется, порозовев немного от, непонятно откуда взявшегося, стыда, он обратился уже к родителям парня, проявляя который раз несвойственное ему красноречие. – Не в обиду, но я и правда не образец культурного человека. Наверное именно мой характер и отталкивает людей. Редко находится такой безумец, который соглашается общаться со мной, терпя все мои замашки. Я пойму, если вы захотите больше не видеть меня никогда. – Ахахаха! – задорными колокольчиками прозвенел смех Тви. – Ты такой интересный, Канда! Наверное я и есть этот «безумец». – П-правда? – удивился Юу, смотря китаянке в глаза. – Конечно! – последовал незамедлительный ответ от женщины. Канда ощутил будто что-то теплое разливается внутри него, заставляя испытывать давно забытые эмоции. Они посидели еще немного, болтая о чем-то неважном, пока Эдгар бодрой походкой не удалился из комнаты с репликой о том, что они засиделись, а в кафе за них никто работать не будет. Канда, попрощавшись с тремя новыми знакомыми, ушел домой, думая о том, когда зайдет к ним в следующий раз.***
Был поздний вечер, можно сказать, ночь, солнце уже катилось к горизонту, освещая Лондон прощальными, особо яркими, лучами, чтобы исчезнуть до следующего утра. Юу брел по тротуару, морщась от отвращения. Он как раз проходил мимо публичного дома, откуда разносился всякого рода гомон. Канда возвращался к себе «домой» после работы. Работал он в питейном заведении. Зарплата, конечно, была неблагодарная, но Канда с этим быстро смирился. Остановившись, мечник призадумался. Что сейчас делать? Как и планировал до этого, пойти к себе? Или же зайти в то кафе? А не закрыто ли оно сейчас? Не помешает ли он Тви и Эдгару? Да, о комфорте и удобствах Алмы Юу даже не вспоминал. Почему-то он сразу взъелся на наглого мальца. «Знаешь, Юу… Часто нам не нравятся люди, чем-то похожие на нас самих…» - вдруг всплыла мысль в голове. Когда-то давно, когда мечнику было еще лет десять, это сказал ему его опекун. Именно этот человек нашел его одного, брошенного на произвол судьбы, чтобы умереть, и взял к себе. Он был членом той организации, что позже стала для него большой семьей. Сама по себе их группировка не была очень большой. Ее даже можно было без зазрения совести назвать маленькой. В ней было всего лишь около восьмиста человек. Канда много думал над тем, кто был тем человеком, что вырезал их всех. Может быть, он был не один? Ну как один мужчина может вырезать целых восемьсот?! Не может такого быть! Наверняка там были еще люди, которые просто ушли раньше или же не пропались на глаза японцу. На самом деле, если бы Юу ответил тогда на вопрос Тви по поводу того, почему он уехал из Китая, то сделал бы причиной «Найти одного человека», а про себя бы окончил эту фразу «… и убить». Да, он старался забыть жажду мести, но говорить, что у него это очень уж успешно получается, значит врать себе самому. С одной стороны, он бежал из страны, конечно, это так. Но бежал он не наугад, а туда, где, предполагалось, он снова встретит этого человека. У Канды были все основания полагать, что мерзавец приедет в Англию. Еще тогда, держа в руке окровавленный меч и крутя им, осматривая лезвие, незнакомец произнес: «Вот вернусь в Англию и порадую Графа тем, что вырезал этих узкоглазых уродов, попортивших ему жизнь.» Чем же они насолили этому «Графу»? Какие дела у их организации могли быть с англичанами? Юу не знал, но желал узнать это. Часто его посещали мысли наподобие «Хм, а если бы я тогда был на базе, меня бы тоже зарезали. Интересно, смог бы я отбиться?». Обычно такие фразы проносились у него в голове в паре с ярчайшими иллюстрациями разных вариантов событий, когда он спал. Ему снилось, как незнакомец пронзает его грудь мечом, а сам он заваливается назад, видя перед собой издевающийся и высокомерный взгляд того урода. Были и другие варианты, в которых ему удавалось задеть убийцу, но тот перед своей кончиной все же успевал убить его каким-либо способом. В такие ночи он вскакивал, весь взмокший от пота, а сердце его билось, словно он оббежал половину Земного шара за день. Иногда ему снились мертвые глаза его опекуна, самого родного и близкого человека на протяжении всей его, Юу, жизни. Фрой Тидолл, а именно так звали этого опекуна, был не совсем китайской национальности. Было в нем что-то европейское. Правда, Фрой был не единственным человеком, проникшем глубоко в сердце Канды. Было еще несколько человек, в том числе Нойз Мари, которого Канда считал своим братом. Этот здоровяк был удивительным. Но и он полег под грудами, на тот момент еще теплых, тел, медленно переставая четко воспринимать реальность и погружаясь в вечный мрак, из которого он больше никогда не выплывет. Пока Юу размышлял о прошлом, ноги принесли его к уже знакомому ему кафе. Был виден свет в окне. Около двери сидел Алма, смотря в небо, лишь иногда отрывая от него глаза, чтоб перевести взгляд на прохожих и снова начать всматриваться в темный небосвод, усеянный звездами. В скором времени, в который раз вглядываясь в улицу, паренек заметил Юу, замершего в семи метрах от него и сверлящего его, Алму, взглядом своих темно-синих глаз, кажущихся черными при свете фонарей, заставляя парня вздрогнуть. – Опять ты? – удивленно поднял брови Алма. – Допустим, мелкий, что я, – ответил парнишке Канда, подходя ближе. – И что ты тут делаешь? Ночь на дворе. Кафе закрыто, – нахохлился паренек, поднимаясь на ноги. – Не слепой, вижу. – И на что ты тогда рассчитывал, приходя сюда? А вдруг мы все уже легли бы спать? – Ну, тогда бы я ушел обратно. Я сам не заметил, как притопал сюда. – Хех, тебе повезло. Отец еще не спит. И я тоже, как можешь видеть. – Тч, – Юу закатил глаза, поворачивая голову вбок. – Может предложишь войти, мелкий? Или так и будем здесь стоять? – Я, во-первых, могу предложить не называть меня мелким. Я немного ниже тебя! И не на столько моложе тебя, чтоб быть мелким! – Хм… – японец сделал притворно-задумчивое выражение лицо, изображая серьезный мыслительный процесс на лице. – Ну, даже не знаю… Я чуть позже подумаю об этом… мелкий, – Канда нацепил на лицо нахальную ухмылку под возмущенным взглядом краснеющего от гнева Алмы. – Как же…! – просто задохнулся от возмущения парень, негодующе дергая руками, сжатыми в кулаки. – М? – Юу закатал губы, смотря на собеседника с лицом а-ля «Да, я очень внимательно тебя слушаю, продолжай». – Как же я тебя ненавижу! – Алма развернулся и, громко топая, скрылся за дверью в кафе, при этом оставляя ее открытой. Через несколько секунд послышалось недовольное ворчание и крик. – И долго ты там стоять собрался, старик?! Оглядевшись по сторонам и даже краем глаза заглянув в кафе, никакого «старика» Канда не увидел, но зато заметил прожигающие в нем дыру глаза Алмы. – Это я-то старик? – на всякий случай поинтересовался японец, проходя внутрь. – А как же? Если я мелкий, то ты старик. На том и порешим. Старик-Канда. Или как-нибудь совместить? Например, как тебе «Стаканда»? – Отвратительно, – скривился Юу так, будто его заставили разгребать голыми руками бак протухших пищевых отходов. – Звучит почти как «стакан». Я хоть чем-то напоминаю тебе стакан, а, мелочь? – Ммм, ладно. Тогда, как тебе «Кандрик» или «Старинда»? О! Или «Каник»? – Пацан, у тебя как с мозгами? Какой нафиг «Каник»? – А, то есть все остальное устраивает? Ну, хорошо! Буду звать тебя «Стариндой». – Ме-е-е-елкий… – Стари-и-и-инда… – передразнил японца Алма, хихикая и держась за живот, чуть не падая. – Знаешь, ме-е-елкий, тебе тоже прозвище можно придумать. Мелкий и Алма. Что же выйдет? Хм… – Канда сделал вид, что задумался. – О, знаю. «Мелма», «Малма», «Алмий»… «Алмакий»? – Уй, рассмешил! – Алма уже шатался, смеясь во все горло. – «Алмакий»? Уйпха-ха-ха… Я тебе что, палка для бильярда? – Не хочешь быть палкой, будешь «Мелмой», – умозаключил, кивнув с умным видом, Канда. – Это почему это? – выпучил глаза Алма, пялясь на японца. – А мне так больше нравится. Так при случае и будем представляться. «Здравствуйте, я Старинда, а это – Мелма. Приятно познакомиться», – произнес Юу до слез серьезным голосом, строя из себя гиперважную персону. Ни Канда, ни Алма не заметили, как из комнатушки вышел Эдгар и, тихо стоя около двери, наблюдал за всем этим диалогом, начиная улыбаться. Чан Мартин был очень рад, что Алма нашел близкого друга, пускай ни он сам, ни этот самый друг не догадывались об этом. Эдгар подошел к двум спорщикам, приветливо улыбаясь. – Доброй ночи, Канда, – поздоровался немец. – И тебе доброй ночи, Эдгар, – ответил Канда тем же серьезным голосом. – Только ты ошибся. Я не Канда, я Старинда. Кто такой Канда? – Ох, точно. Алма, принеси Старинде чаю. – Пап, а кто такой Алма? Я Мелма. Надо же, собственного сына с кем-то перепутал. Нехорошо это, мистер Чан Мартин, – подхватил атмосферу паренек, подыгрывая Юу, но все же пошел за чаем. Вскоре он вернулся с подносом, где находилась не одна, а три чашки с чаем. Все три представителя сильного пола сели за один из столиков в зале кафе и начали говорить о чем-то таком неважном, от таком привычном для повседневной жизни, о таком создающем незримое одеяло уюта, окутывающее людей в свой мягкий кокон, скрывая от серых однотипных будней реальности. И, казалось, это могло продолжаться вечно, однако, через несколько часов Канда ушел, попрощавшись и пообещав, что придет снова.***
На следующий день, если можно так сказать, Алма проснулся и был на удивление самому себе весьма бодрым. Когда они с отцом и Юу засиделись почти до раннего утра, паренек уже предполагал, что из кровати его никто и стадом лошадей не вытянет до обеда. Но случилось обратное. Посмотрев в окно можно легко определить позднее утро. Солнце еще не вошло в зенит и только лишь слегка покалывало отвыкшие от света за время сна глаза Алмы, легко протыкая в нескольких местах небосклона плотный плед серых облаков и тумана. Парень оделся и вышел в зал кафе. Оно уже было открыто. Эдгар и Тви стояли за стойкой, о чем-то тихо щебеча друг другу. В зале никого не было. – О, сынок, ты проснулся, – заметила появление Алмы Тви. – Ты выспался? Эдгар сказал, вы с Кандой здесь сидели допоздна. – Все хорошо, мам. Я бодрее, чем когда-либо. Честно! – Это прекрасно, Алма. Значит сегодня ты сможешь работать в полную силу. Я предчувствую наплыв посетителей! – Мам, да что ты говоришь? Откуда им взяться?.. Женщина в ответ лишь молча многозначительно улыбнулась, создавая впечатление, будто в нее вселился дух лисицы. Алма отошел от них, выходя из кафе и бурча под нос: – Да бред все это…***
– Да что ж это такое?! – бесился Алма, еле успевая разносить заказы вечером. Зал был заполнен. Люди теснились в помещении, словно сельди в бочке. В кафе стоял гул людских голосов. Все вокруг настолько пропахло парфюмом и потом, что было трудно дышать. Пареньку не скоро удалось выбраться из душного места на улицу, где блаженством было вдохнуть полной грудью пролетающий морозящий ветерок. Носом, казалось, он вдыхал не воздух обыденного Сохо, а дух с горных вершин, пробирающий до мурашек на коже, а легкие будто наполнялись родниковой холодной водой, которая, переливаясь и волнительно трепыхаясь, незаметно испарялась и снова падала водопадом при каждом новом вдохе. Да, Алма даже невольно подумал, что смена обстановки на более комфортную сделала его романтиком, или же он по нелепой случайности надышался какими-то химикатами, духами или сигарным дымом, исходящими от кого-нибудь из клиентов кафе, начав видеть и ощущать галлюцинации. Немного подумав, паренек все-таки смирился с тем, что «он стареет» и его потянуло на романтику. «Романтика, да? – подумал Алма и внезапно вспомнил лицо небезызвестного ему японца . – А хмырь этот откуда тут взялся?! – взревел мысленно парень, встряхнув головой. – Вот это новости! Раз в жизни решил подумать о романтике, и всплыла его физиономия! С чего это вдруг, а?!» – в общих чертах, неясными мыслями Алма запутал себя еще больше, чем мог бы, если бы начал копаться в счетах кафе, чем, в общем-то, всегда занимался и занимается до сих пор Эдгар. Алма явно не имел предрасположенности к становлению великим ученым. Живи он на несколько веков позже, паренек мог бы удачно кричать на все четыре стороны: «Я гуманитарий!» Паренек покрутился, повертел головой, потянулся и, натянув дежурную улыбку, уже собирался войти обратно в убежище «прекрасных ароматов» и «незабываемых ощущений», как замер. Механически повернув голову вбок, Алма так и застыл. В глазах крупными буквами читалось «Что, серьезно?», а губы так и остались согнутыми в улыбочку, правда губы свернулись бантиком, да руки, беззаботно сложенные за головой, окаменели. – Д-добро п-пожаловать, – заторможено и не менее механически проговорил парень, в голове которого крутилась единая мысль: «Только этого придурка здесь не хватало…» – И тебе не хворать, Мелма, – елейно прогнусавил Канда, подходя к парнишке. – Вижу, ты ОЧЕНЬ рад меня видеть, я прав? – Конечно, Старинда! Нам очень не хватало твоих денег в нашей кассе. Проходи, дорогой, садись, если найдешь, куда приткнуть свой жирный задок. – Тч, нарываешься, мелкий. Это у кого тут задок жирный, а? Может пробежимся по кварталу, проверим? У кого будут булки трястись, тот и проиграл! – Ой, но так не интересно! Никакой мотивации… – Хм, мотивации нет, говоришь?.. – глаза Юу сверкнули азартными возбужденными искорками, не предвещающими ничего хорошего. Он потянулся к ножнам катаны, взял в руку и ласково поводил по корпусу ножен пальцами. – Как насчет игр на выживание? Догоню – сделаю из тебя шашлычок, – предложил Канда, недвусмысленно указывая взглядом на катану. – Пресвятой майонез! – воскликнул Алма и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, помчался ставить рекорды по бегу по всему Сохо, преследуемый японцем, который ради спокойствия населения убрал ножны с мечом обратно на пояс. Алма бежал и истерично повизгивал-посмеивался, совсем не разбирая дороги и препятствий под действием взыгравшего в крови адреналина. Люди смешались в разноцветную мелькающую гирлянду, а дорога, казалось, стала колесом, катящимся под ногами паренька, унося его тело все дальше. Он сам изумился, как не потерял равновесие или не запутался в ногах, пока на сверхзвуковой скорости улепетывал от мечника. В конце концов Алма свернул не туда. Однозначно, это было знаком свыше, по крайней мере, так подумал сам паренек. – Ух, прыткий же мне… уф… шашлычок достался. Умотал, мелкий… – просипел Канда, сглатывая и пытаясь вернуть в норму пересохшее от бега горло. Давно он в таких забегах не участвовал, а регулярность – это сила! Зато Алма, если бы не свернул в тупик, мог бы еще долго носиться по вечернему Сохо, так как часто бегал по здешним местам, играя с другими ребятами в салки. – Эх, помирать, так с завещанием, – смиренно сложив лапки, Алма скорбно опустил глаза, начав говорить. – Завещаю свою одежду своему еще не родившемуся братику. Пусть мою коллекцию камешков возьмет малыш Тимоти, а ту брошь, которую я нашел год назад, пусть возьмет тетушка Миранда… – Воу-воу, притормози, – остановил Алму Канда, прблизившись и схватив за плечо. Через несколько секунд парнишка поднял на Юу свои глаза, но Канда тут же согнулся, все еще продолжая держаться за японца. – Ну ты меня умотал, мелкий… – Я не мелкий! – пискнул Алма. – Согласен. Булки у тебя что надо! Добротные такие! Их подпрыгивание прям гипнотизирует! – сказал Канда и тут же выгнулся, уворачиваясь от летящего в его живот кулака парня. – Я тебе не девчонка, чтоб такое говорить! – Алма от негодования и чего-то еще, чему он пока еще не дал названия, вспыхнул. – Тч, это комплимент! – фыркнул Юу, снова уворачиваясь от летящего в него кулака. Алма ничего не ответил, но с языка его так и рвалось едкое «Что-то ты попутал, кому комплименты делаешь!» Канда тихо посмеивался и будто танцевал, уклоняясь от конечностей паренька. А вот сам паренек никак не мог достать японца и злобно пялил глазенки, не прекращая попыток.***
К кафе они вернулись уставшие, но веселые. Эдгар, вышедший на минуту подышать, как ранее сделал Алма, да и ради находки внезапно пропавшего сына, узрел, как Канда и Алма идут, то хватаясь друг за друга, то давая подзатыльники. Блондин выдохнул с облегчением. – Вечер добрый, Канда! – поздоровался немец. – И тебе того же, Эдгар, – ответил ему Юу, доходя, наконец, до кафе. – Алма, ты куда смылся, м? Кто за тебя клиентов обслуживать будет? – обратился Чан Мартин к сыну, недовольно складывая руки на груди. – Ну, па-а-а… Я теперь не могу работать… – с притворным разочарованием сказал Алма, разводя руками. – Н-да? И почему же? – Эдгар выгнул бровь, недоверчиво косясь на сына. – Меня сейчас поджарит на медленном огоньке и съест Канда, – поведал ближайшие планы судьбы на его, Алмы, будущее, паренек тяжело вздохнул. Канда, услышав это, поперхнулся и посмотрел на парня, словно на психа. – Кхм, что? – переспросил Эдгар, брови которого просто улетели еще выше. – Мне тоже интересно. Что? – вторил ему Юу, продолжая пялиться на паренька. Алма повернулся к японцу и еще больше приблизился к нему. – Ну, ты ж меня догнал, Старинда. Теперь ты своим страшным мечом проткнешь насквозь мое бренное тело, превратив в шашлычок. А что делают с шашлычком? Едят. Вот и все. – Мелкий… мой меч не страшный! Я его полирую каждый день! Он сверкает, как алмаз! И вообще, это – катана! – Я уже давно, кажется, не понимаю, что тут происходит, потому, наверное, просто оставлю вас наедине и уйду… – сказал Эдгар. – Хотя… стоп. Сына, ты идешь со мной. Заказы никто не отменял! – Эдгар схватил Алму за шкирку и потащил в глубины кафе. – Не-е-ет! Не хочу в прибежище потных стариканов! Старинда, съешь меня поскорей, пожалуйста! – застонал Алма, отчаянно вырываясь. Канда впал в ступор: «Съесть тебя, да?.. ТАК, Канда Юу, ты не о том думаешь!» – Через «не хочу», сына, через «не хочу». Надо! Канда, ты можешь пойти с нами. Чего ты там застрял? – А? Да, иду, – отозвался японец, ступая следом за немцем. «А может и правда… его «съесть»? Тч, обезумевшего мечника только этому городу не хватало. Да тут кругом публичные дома! Выбирай – не хочу! А я о чем думаю?! Со мной явно что-то не так. И что это сейчас за беготня была? Что я творю вообще? Когда рядом находится этот мелкий, со мной явно что-то не так… – думал Канда, потирая рукой один висок. – И эта катана… почему я ее никак не выкину?.. Нет, не могу. Это подарок учителя. Но в тот момент… эта кровь… кровь той девушки… она окрасила все лезвие красными дорожками. Как я тогда мог совершить такую глупую ошибку?.. Глупейшую! Да, я был на взводе, в тот же день убили их всех и я был в ярости… Но глаза того человека, прибежавшего за девушкой… я никогда не смогу забыть эти глаза. А вечная память о них не даст мне простить себя. Да, так будет лучше… Не даром учитель хотел держать меня подальше от дел организации…» Мечник шел в глубокой задумчивости и не заметил, как натолкнулся на кого-то. В кафе и правда было очень людно. – Простите, – пролепетал Канда, еще не полностью осознавая реальность, но когда Юу наконец проснулся, подняв глаза, он увидел ЭТО лицо. Золотые глаза, смуглая кожа и черные вьющиеся волосы, уложенные назад и прикрытые цилиндром. Но когда японец сообразил, в кафе этого мужчины уже не было. С широко раскрытыми глазами и гулко стучащим о ребра сердцем, Юу выскочил из здания, спешно оглядываясь… Его нигде не было. Алма заметил, что японец рванул куда-то, словно ошпаренный и, вырвавшись из хватки Эдгара, побежал следом, не слушая возмущенные возгласы отца. Он обнаружил мечника одного около входа в здание. Он стоял, опустив плечи и, кажется, смотрел безучастным взглядом на улицу. Алма не мог этого утверждать, так как стоял Юу к нему спиной, но паренек догадывался, что так оно и было. – Канда?.. – позвал он тихо. – М? – промычал в ответ японец, не поворачиваясь к парнише. – Что случилось? Ты так вылетел… – Все в порядке, – бросил Канда, поворачиваясь, но глаза его стали будто стеклянными. Алму это донельзя взбесило. Как так можно вообще – утверждать, что «все в порядке» и выглядеть при этом, словно бледная смерть? – Бесишь, – прошипел паренек и, развернувшись, продолжил говорить. – Если все сделал, идем обратно. – Пойдем… мелкий, – согласился японец, идя следом. – Угх, да не мелкий я! – вспылил Алма, когда Юу положил руку ему на голову, вороша волосы.***
Канда лежал в своей комнате и пялился в потолок. Не то, чтобы ему заняться было нечем, просто в голове опять роем кружили непонятные мысли. Он всерьез задумался о том, что приходит ему в его японский варящий котелок в последнее время. Юу никогда не интересовался людьми обоих полов, как объектом всепоглощающей любви или страстного влечения, пускай последнее часто и является одним из аспектов первого. А тут вдруг – бац! – и возник такой вот представитель человеческой расы, привлекший его внимание. Мысля о том, что этот представитель оказался мужчиной была с легкой подачи немедленно отправлена мечником в мусорку с назначением «истребить». Японцу было не по себе только от того, что такой объект нашелся, а что это за объект и какого он пола было, мягко говоря, пока что неважным. Но «пока» - это понятие относительное. Гомосексуальность – это плохо. По крайней мере, так считает общество. «Содомия», «грех», «проделки дьявола», «мужеложство» - как только ее не называли. Церковь борется с ней, вот только недавно из-за нее людей пытали и сжигали на костре! И что же теперь? Юу, кажется, совсем чуть-чуть, капельку, капелюшечку… влюбился в парня. В наглого чертенка с сумасшедшими вихрями на макушке и яркими, живыми глазами. «Что это за эпитеты? – Канда шлепнул себя рукой по лбу. – Это просто оборзевшая хамоватая мелочь… Тч, прям я в свои семнадцать…» – ЮУ! А ну вернись! – кричал Фрой Тидолл, размахивая руками. – Черта с два! Никуда я не вернусь! Тебе надо – найди бабу и с нее и рисуй, старик! – Канда удирал от опекуна без оглядки. – Но Юу! Сынок, ты подходишь как нельзя лучше! – все же настаивал на своем Фрой. – Да нафиг я тебе сдался?! Чтобы рисовать бабу, нужна модель-баба! – японец начинал тяжело дышать, так как разговоры однозначно не вели к продолжительному бегу. – Но, сынок! Ты же такой красивый! А этот костюм смотрится на тебе, как влитой! – Не называй меня «сынком», старик! И фиг ли ЭТО пышнющее платье смотрится на мне «как влитое»?! Я мужик! Мужик! Ясно?! – Ты не прав, Юу! – все же продолжал усердствовать Тидолл. – Ты еще юный бутон лотоса! Ты еще не стал роскошным брутальным цветком! – Старик, скажи Хан Вону больше не подсыпать тебе в трубку те подозрительные порошки! У тебя от них, кажись, галлюцинации начались! Ты уже где-то углядеть брутальные цветки успел! – Ну же, Юу-у-у!... Юу настолько глубоко погрузился в воспоминания, что даже чуть не заснул. На секунду на его губах мелькнула грустная ухмылка, но тут же исчезла, будто разглаживая лицо мечника. И вот опять – вместо живой человеческой физиономии лишь бледное безэмоциональное полотно, какое бывает у Канды практически все время, когда он бесцельно слоняется по округе. – Эх, сегодня опять туда попрусь… вот же делать мне нечего… дурная голова ногам покоя не дает…***
«Ну, и что мне делать, м? Хотя, чего я тут мнусь как девчонка какая-то? Прямолинейность – да, это мое. Последствия прямолинейности? Ну, может, мне понравятся неожиданности и сюрпризы.» – именно так думал Канда, пялясь на дверь кафе семьи Чан. «Ну, типа «с Богом»» – мечник втянул носом воздух, резко выдохнул и толкнул дверь, входя внутрь. Когда он зашел, на него сразу обратили внимание и хозяева заведения, и девушки, сидящие за столиком. Над дверью весел колокольчик, звенящий каждый раз, когда кто-то открывал ее. – Добрый день, Канда, – с улыбкой поприветствовала японца Тви, что-то протирая за стойкой. – Добрый, – кивнул Юу, чувствуя себя немного не в своей тарелке. Он считал, что его вопрос «А дома ли Алма?» покажется очень странным, учитывая то, как он с ним вели себя друг с другом. Создалось бы впечатление, будто подросток спрашивает маму друга, выйдет ли он сегодня погулять. Однако ж, мечник задал этот вопрос и, выдержав удивленный взгляд Тви, таранящий его насквозь, получил в ответ короткое «Да, он в комнате». – Я тогда зайду?... – Хм, – у миссис Чан приподнялись брови. – Конечно. Канда выдавил некое подобие улыбки и быстрым шагом рванул в указанном направлении. Алма нашелся быстро. То есть, быстро нашлась его комната. Раньше Юу этого не заметил, но в конце первой комнаты, у противоположной стены от выхода в кафе, была лестница. Поднявшись по ней, Канда увидел маленький, формы неровного квадрата, коридор, в стенах которого было две двери. За одной из них была спальня Эдгара и Тви, а за второй, соответственно, находилась комната семнадцатилетнего сорванца. Не став стучать, Юу с размаху отворил деревянное изделие, являясь в комнатушке. – Мам, не заходи без стука, пожалуйста! Ну сколько же раз я это должен повторять?! – раздался возмущенный крик одеяла. Именно одеяла – Алма, словно начинка в пирожке, был с ног до головы завернут в тонкое одеяло, лежа на кровати спиной ко входу в комнату. – Допустим, что я не «мам», – произнес японец, прочищая горло. – Опять ты?! – Алма высунул из убежища голову, поворачивая ее к незваному посетителю его скромной обители. – Опять я, – согласился Юу, закрывая за собой дверь. – Чем же ты там таким занят? Прям заинтриговал. «Мам, не заходи без стука, пожалуйста!» – язвительно передразнил он парня. – Онанистом заделываешься? – Д-да что за чушь ты порешь! – покраснел Алма, в быстром темпе выматываясь из своего одеяльного кокона и вскакивая с ложа. – О, все-таки я прав, м? – Ни разу! Просто решил прилечь! – Угум, то-то крику было… кхм… – мечник наконец словил себя на том, что отвлекся. Он кашлянул, потер рукой глаза и, вылупившись на стоящего напротив него парнишку, выдал. – Я люблю тебя, мелкий. Молчание. Оно наступило в момент. Казалось, оба молодых человека, находящихся в комнате даже перестали дышать, а назойливая муха прекратила жужжать, застыв где-то в углу оконной рамы. По мере того, как смысл слов Юу доходил до Алмы, парень становился все краснее, хотя казалось, краснее уже просто некуда. – Ш-шутки шутить вздумал?... – тихо спросил он. Было заметно, что уголок губ парня начал нервно подрагивать. – Я серьезен, – тут же ответил мечник, смотря Алме в глаза. Ожидание утомляло и раздражало его, заставляло нервничать. – Эм… – Алма отмер, зашевелился, почесал затылок и думал: «А точно ли не врет? Чего это он так внезапно. И что мне ответить? И как это он меня «любит»? Я, кажется, тоже его… ну, это… люблю…Правда, странно это… Ну, мама описывала «любовь»… Наверное, это как раз она… И что, мне прям так и сказать?!» – И… как же ты меня «любишь»? Мама с отцом тоже меня любят… – Я люблю тебя, как любовника. – Тогда… Я… как бы… тебя… тоже… – Алма зарделся окончательно, снова закутываясь в одеяло и килькой прыгая на кровать. – Э… – Канда замер. Вот чего он не ожидал точно, так это вот такого стремительного развития сюжета. – Неожиданно… Ну и чего ты шлангом решил притвориться?! – вспылил Юу, подбегая в два шага к кровати и сдергивая, не без приложения больших усилий, ткань с тушки паренька. – Да что ты творишь, старик?! – взвизгнул Алма. Он всеми силами хватался за одеяло в попытках спрятаться за ним, а если точнее – спрятать свое пылающее краской лицо. – Вынимаю тебя из «домика», – спокойно ответил Юу, продолжая натиск. Когда же ткань одеяла была окончательно вырвана из рук паренька, мечник во все глаза уставился на красную физиономию парня, заворожено следя, как бегают из стороны в сторону его глаза. Через несколько секунд, когда Юу очнулся от наваждения, он продолжил говорить. – Ты чего уполз-то, мелкий? – Спрашиваешь еще! Мне неловко, вообще-то! Не каждый день мне всякие там старики признаются… которые мне… – Алма не договорил одно лишь слово «нравятся», ему в этом помешал Канда, который впился в его губы жадным поцелуем. Паренек сначала шокированно уставился вперед себя, но после решил не сопротивляться сию внезапному порыву мечника и ответил на поцелуй, пусть неловко и неумело, хотя у японца тоже за спиной не было такого уж огромного опыта. Ощущения так захлестнули двух влюбленных, что они даже не заметили тихо открывшую дверь Тви, которую привлекли громкие возгласы сына. Женщина замерла около входа с широко открытыми глазами, ее рот невольно приоткрылся, пока она осознавала, что ее Алма, ее приемный, но ставший таким родным, сын целуется с мужчиной, которого она знала не очень долго, но уже успела одарить своей доверчивой симпатией. Китаянка разрывалась, она не знала, что ей делать: подбежать к молодым людям и оттолкнуть друг от друга, выгнав старшего из них, или же притворить дверь и молча удалиться, чтобы не мешать происходящему? В конце концов, Алме уже не семь, а семнадцать, он относительно взрослый и разумный человек. Все же она выбрала второй вариант, но только хотела удалиться, как нечаянно пнула пяткой какой-то, не ясно как попавший в коридор, камешек, который, откатившись от удара ноги, покатился и ударился об стену, создавая шум. Этот звук отвлек от своего занятия Канду и Алму, заставив на автомате повернуться в сторону двери. – Мама! – воскликнул паренек. – Тви! – вторил ему мечник. – Простите, не хотела отвлекать вас, но тут камень был… – пролепетала женщина, отводя глаза вниз. – Мам, ты все не так поняла! – хотел было оправдать произошедшее Алма, но запнулся. Где все было «не так»? Проблема была как раз в том, что все было так, как и казалось! – Нет. Мам, я… люблю Канду, – заметив на себе счастливый взгляд Юу, теперь уже взгляд отводил сам паренек, снова покрываясь пылающим румянцем. – Хорошо… – медленно произнесла Тви. – Канда, а ты? Ты любишь моего сына? – Да, Тви, – без раздумий ответил японец, сжимая в своей руке руку Алмы. – Ну что ж, – она с надутыми щеками резко выдохнула, почесывая затылок, будто бы уверяя себя - «Ну и ладно! С кем не бывает?». – Все равно я никогда не понимала эту религию с ее трактовками! Главное, чтобы вы оба были счастливы… Так?.. – Мам, ты… серьезно? – ошарашено оглядывал ее Алма, думая, что мать сошла с ума. Он никогда бы не подумал, что она сможет принять нечто такое. – Конечно, дорогой! Самое важное для меня – твое счастье, а не чужие предрассудки, – фыркнула китаянка, складывая руки на груди, что с округлившимся животом смотрелось несколько комично. – Тви… – Канда смотрел на нее во все глаза. – Спасибо, что разрешила мне быть вместе с твоим сыном! – Канда склонил голову перед женщиной, не зная, как отблагодарить ее за такой чудесный дар, как благословение родителя. – Ну что ты, Канда! – Тви прикрыла рот ладошкой, тихо посмеиваясь. – Главное, будьте счастливы. И… не смей обижать Алму! – серьезно произнесла она, мрачно зыркнув на мечника. – Конечно, – заверил ее Юу, улыбнувшись краешком губ. – И теперь все, разумеется, хорошо, – сказала Тви. – Но как об этом рассказать Эдгару? – О чем мне нужно рассказать? – недоуменно спросил Эдгар, оглядывая троих собеседников. Никто не заметил, как он появился рядом, потому все трое чуть ли не подскочили от неожиданности, а сердца у них забились быстро-быстро, будто у зайцев. Чан Мартин продолжал непонимающе осматривать людей, столпившихся в комнате Алмы. Один из них его очень заинтересовал. – Привет, Канда. Откуда ты тут? Я не видел, как ты пришел. – Ох, это я его впустила к Алме, – поведала мужу Тви, с нарастающим волнением и паникой в голосе. – Ты чего так беспокоишься, Тви? – недоуменно спросил Эдгар, кладя руку женщине на плечо. – Н-ничего… Эдгар, милый, понимаешь… тут такое дело… – китаянка закусила нижнюю губу, взгляд был направлен в пол, а сами глаза ее лихорадочно бегали из стороны в сторону. – Что вы все от меня скрываете? – нахмурился немец, начиная злиться. – Эдгар! – взял ситуацию в свои руки Канда, видя, как Тви чуть ли не падает от напряжения. – Мы с Алмой любим друг друга и хотим быть вместе! – выдал он на одном дыхании и стал ожидать реакции отца семейства, с нарастающим беспокойством сжимая кулаки. С Алмой ситуация была аналогичная, он, разве что, еще боролся с сильным желанием спрятаться за спину мечника. Ему не хотелось видеть разъяренного отца, а таким он, чуял паренек, станет в ближайшие секунды. – Ч… Что? – Чан Мартина будто оглушили мешком с крупой. Он подумал было, что ослышался, но весь вид японца, да и его сына тоже, говорил именно об обратном. – Да как ты! Что за черт...! – немец уже подался вперед, желая начистить мечнику физиономию, как был остановлен рукой Тви, схватившей его за рукав. – Остановись, Эдгар! – крикнула женщина. – Он же ничего не сделал! – Ничего не сделал?! Ты в своем уме, Тви?! Он! И Алма! Да как ты можешь так спокойно защищать его?! – А вот это уже точно не наше дело! Алма сам должен выбирать, с кем ему провести всю оставшуюся жизнь! – Тви! – весь кипя от ярости, Эдгар желал продолжить тираду, но лишь уставился на жену потерянным взглядом, так как все слова тут же растерялись, только немец увидел решимость и непоколебимую уверенность в сказанном у Тви в глазах. Эти очи словно кричали: «Я права, а если ты этого не понимаешь, значит ты – царь всех идиотов на свете!». – … Мне нужно побыть одному, – обреченно выдохнул и кинул напоследок блондин и, блеснув в сторону Канды горящими злостью и негодованием глазами, спешно удалился, обдумывать и пытаться принять ситуацию. Тви пошатнулась и чуть не упала, пусть это обязательно бы и произошло, если бы сего не заметил Юу, подлетев к женщине и подхватывая. – Спасибо... Не волнуйтесь, он скоро остынет… Пойду прилягу… Что-то мне нехорошо… – произнесла китаянка и, оттолкнувшись от японца, поплелась в ее с мужем комнату. – Алма, сынок, замени меня в кафе… – Хорошо, мам, – согласился парень, с беспокойством смотря на женщину. Он переглянулся с Кандой, и они вместе пошли в зал кафе. Молодые люди чуть ли не молились, чтобы Эдгар все же принял их.***
Несколько месяцев спустя. – Эдгар! – возмущенно кричала Тви, ища взглядом мужа. Сам муж специально не хотел попадаться женушке на глаза, и это у него прекрасно получалось, но… – Тви, он тут! – крикнул ей в ответ Юу, концом ножен указывая на потеряшку. Сама потеряшка успела лишь негодующе пискнуть, как китаянка материализовалась перед ней и утащила восвояси за воротник. – Противный самурай! – только воскликнул Эдгар, даже не пытаясь вырваться из железной хватки жены. – Сам ты противный! – прикрикнула на него Тви. – Утопал куда-то, пока Бак спал! И вот, что я вижу?! Малыш проснулся, ревет, а отца рядом нет, словно ветром сдуло! – Но, Тви! Там скучно, да и Алма где-то рядом шатался! – Вот не надо только сваливать всю вину на Алму! Я просила последить за ребенком не Алму, а ТЕБЯ, Эдгар! – Лучше бы он за Баком следил, чем тут с этим извращенцем разврату предавался! – Ой, уймись уже, они просто сидят в обнимку. – И целуются! Тви, они целуются! Это чудовище засовывает язык в рот нашего сына! – Ну, раз тебе так не нравятся поцелуи, то и от меня ты их более не дождешься. – Э… Но, Тви-и-и! Наблюдая эту сцену из сени деревьев, Алма хохотал, прячась от ветра в объятиях Юу. Они всей семьей выбрались куда-то за город, где кругом были лишь поля, леса и журчащая речка. Где-то на равнине стоял маленький домик в один этаж. А в доме находился малыш Бак Чан, которому было всего три месяца. Эдгар все-таки принял отношения сына с мужчиной, но относился к ним весьма неодобрительно, всякий раз пытаясь оградить паренька от «дурного влияния» Канды. Это, честно сказать, у него не очень-то получалось. Мечник изменился за время, проведенное в нежной безмятежности с Алмой. Он стал мягче, начал хоть изредка улыбаться… Да и сам паренек стал менее агрессивным. Да, любовь меняет людей.***
Через несколько дней они вернулись в Сохо. Вновь открыли кафе, жизнь продолжила идти в своем обыденном ритме. Ничто не предвещало беды… которая поджидала их, сжимая зубы до скрежета и смотря в их сторону глазами, в которых кипел котел ненависти. Юу сидел на диване в доме семьи Чан. Ему было настолько лень что-то делать, что он даже не шевелился, хотя поза была ему неудобной. – Старинда! – в комнату веселым ураганчиком влетел Алма и встал за спинку мебели. Кличек своих парочка не убрала и исправно пользовалась. – Чего тебе, Мелма? – лениво протянул Канда запрокидывая голову еще сильнее. Паренек тут же поцеловал его и, улыбнувшись, начал излагать свои великие предложения. – Не будь таким противным. Давай сходим на рынок? – Не хочу… Да и ближайший рынок отсюда… эм… далеко. – Тебе настолько лень, что ли? Тебе надо растрясти жирок. – Да нет у меня жирка… трясти нечем. – Будешь тут сидеть, я тебе обещаю, он появится, так что вперед и с песней. И вообще. Это надо не мне, а маме. Она сидит с Баком, папа следит за кафе, а мы свободные. – Эх, ну, если это для Тви, то пошли, – тяжко и горестно вздохнул мечник, кряхтя поднимая свою «мадам сижу». – Хмпф! – надулся Алма. – Ради мамы – пойдешь, а ради меня – нет?! Ты с кем из нас романы крутишь? Со мной, или с моей матерью? – обиженно просопел паренек, складывая руки на груди и вжимая в плечи голову. – Не злись, мелкий. Ради матери твоей пойду, потому как занята она, и уважаю я ее. А с тобой я лишний раз куда-то переть не хочу. Намного приятней просто повалить тебя рядом с собой и жмякать. При словах японца Алма немного покраснел. – Эх, пошли уже, чего застрял? – вопросительно поднял бровь Юу, смотря на замершего у дивана паренька. Он отмер и побежал за возлюбленным. Сказав Тви, что они вдвоем ушли и назвав место, они получили от женщины длинный список того, что нужно купить. Главная проблема была в том, что этом список был устным, а значит, его нужно было запомнить наизусть.***
Канда и Алма пробирались сквозь толпу покупателей, снующих по рынку. Чтобы добраться сюда им потребовалось не меньше трех часов, если не больше. Оба молодых человека устали за дорогу, а шныряния средь густого и бурного потока людей сил точно не придавали. – Ну уж эта Тви! – ревел мечник, с бешенством и чуть ли не с пеной у рта терпя невольные, от многолюдности, тычки в плечи. – Эта лиса точно знала, как тут будет! – Ого, уже «лиса»! – фыркнул не менее взбешенный Алма. – Конечно, знала! Да как тут вообще что-либо купить можно?! – паренек жался ближе к Канде, чтобы его не унесло людским потоком. – Не бойся, мелкий, прорвемся! – рыкнул Канда и попер сквозь океан людских тушек, расталкивая всех локтями. – Уй! – человек, стоящий у одной лавки, был награжден толчком. По цепной реакции какая-то женщина навалилась на него, но быстро извинилась и скрылась в толпе. Мужчина оглянулся и увидел Его, сжав руки в кулаки и сомкнув зубы так плотно, что, казалось, они треснут. – Этот японец… Через час или два, точно они не знали сами, молодая пара шла обратно, вся увешенная тяжелыми сумками. И никто из них не заметил надвигающейся опасности, даже мечник. За время, проведенное с Алмой, он успел потерять бдительность и позволил себе такую непозволительную роскошь – он расслабился. – Вот видишь, Старинда? Это только когда мама беременна была, она была такой добренькой! На самом деле – это дъяволица в юбке! – все продолжал бухтеть и всячески выражать свое недовольство в духе «А я тебе говорил!» паренек. – Тч, да понял я! – вскрикнул Канда со злым выражением лица. – Тараторишь об этом без остановки! Конечно же я понял! Да и видно это было! В конце концов, Бак не вчера родился!.. Угх, мелкий… – выдохнул японец и легко толкнул плечом Алму. – И вообще, сходить сюда первым предложил мне ты. И, как мне показалось, ты был очень даже не против. – Да, было дел… – Алма замер, широко раскрыв глаза и механически повернул голову к Юу. Мечник, ошарашенный происходящим, тоже застыл, как в замедленном времени осознавая, что… Из груди Алмы торчало лезвие катаны… Сумки выпали из рук обоих молодых людей. Юу резко обернулся назад и его сердце екнуло. Это лицо он не смог забыть до сих пор. И не сможет забыть никогда. Китаец держал оружие и с торжеством скалил губы. На его перекошенной физиономии так и играло всепоглощающее ликующее безумие. – Т-Ты… – Вот мы и встретились, мерзавец. Канда сглотнул, голова кружилась, а сердце билось раненной птицей. Он не желал верить, что это происходит в реальности… Что это уже произошло в реальности. Алма медленно осел и соскользнул с лезвия. Изо рта юноши вырвались брызги крови, осевшие на дорогу и потекшие алыми струями по подбородку. Из глаз Алмы катились слезы, закрывая обзор на последние мгновения утихающей жизни. – АЛМА! – крикнул Юу, бросаясь к нему и садясь рядом. – Посмотри на меня, Алма! – мечник держал тело паренька на руках, пытаясь поймать его взгляд. Японец сам не заметил, как начал рыдать. – Не смей умирать! Не смей! Только ты не оставляй меня! Алма! Тем временем, оставшись без внимания мечника, Комуи Ли, старший брат скоропостижно скончавшейся шестнадцатилетней Линали Ли, скрылся из виду в толпе шарахающихся от него прохожих. Самому Канде было точно не до него, так как у него на руках стремительно теряли песчинки часы отведенного Алме на Земле времени. – Канда… – прохрипел паренек, пытаясь сквозь поволоку слез найти лицо возлюбленного. Ему на губы упало что-то мокрое и горячее. – Канда… ты… плачешь?.. Соленые… – Не говори, Алма. Доктор! Здесь есть доктор?! – дрожащим голосом произнес Юу. – Я… не вижу… тебя… где ты… Канда?.. – будто не слыша его, продолжал с трудом выговаривать что-то Алма. Канда, еще более дрожащей, чем голос, рукой стер плотную поволоку с таких же синих, как и у него самого, глаз. Поворачивая голову паренька к себе. – Я здесь… Да чтоб вас всех! Позовите доктора! Алма терял все больше крови. Она расползалась огромной лужей, окрашивая дорогу в насыщенный бордовый цвет. Ему становилось все сложнее говорить, а глаза начинали закрываться, сильнее накатывали всепоглощающая усталость и боль. Он, как и Юу, не замечал снующей и вопящей толпы. Он понимал, что вот он – его конец. Здесь он негласно прощается со всеми людьми, здесь завершаются все его дела, здесь остаются невысказанными все его мысли и здесь он видит последний пейзаж в его недолгой жизни. Небо оскорбляло горе роняющего соленые слезы мечника своей чистотой и лучистостью, а также слепило уставшие очи погибающего юноши яркими и жизнерадостными лучами солнца, будто подтверждающими, что мир вокруг не прекратил существование, и даже после его, Алмы, смерти, жизнь на планете продолжит идти своим чередом. Жизни лишь нескольких людей больше никогда не станут прежними. Тви никогда больше не увидит его сверкающие глаза и улыбку, вовек не услышит его радостное, грустное или просящее «Мама!», Эдгар ни разу в жизни теперь не уловит слышащееся еще издалека ворчание паренька, Бак, наверное, даже не будет помнить, что у него был брат, пусть и не родной, но любящий его, он, как бы ни старался, не припомнил бы его внешности или голоса. А его друзья, с которыми Алма играл с малых лет? А постоянные клиенты их кафе, которые так симпатизировали ему? А самое главное… Что будет с Кандой? Этим мрачным язвительным стариком? Неужели он снова замкнется в себе? Неужели у него на лице будет снова мелькать то пугающее выражение, которое появлялось в первые дни их знакомства? Неужели… Юу снова будет бежать? Снова потеряет место, где его любят, опять отправится дальше от преследующей в кошмарах боли?.. Алма не знал ответов на эти вопросы, но точно был уверен, что его смерть причинит очень много боли его близким, за что его терзала вина. Юноша чувствовал, что последние силы покидают его, а потому, собрав всю волю на последний рывок, произнес: – Я… люблю тебя… Канда… Прости… меня… за смерть… живи… будь …сча..тли… И темнота обуяла сознание Алмы, погружая его в вечный сон. Он уже не слышал, как взвыл Юу, уже не мог узнать, как и куда перенесли его тело, как рыдали над ним родители, как Тви стало до того плохо, что она чуть сама не отправилась вслед за старшим сыном, как Эдвард набросился с кулаками на несопротивляющегося Канду, как он исколотил японца, сломав ему левую руку, как он самоуничтожался плещущимся внутри гневом, снедающей все его существо яростью. Юу не сопротивлялся, лишь прижимал сломанную конечность, но давал колотить себя дальше. Чан Мартин одарил его множеством ударов по всему телу, два раза зарядив в лицо: один раз это способствовало образованию в ближайшем будущем чернеющего фингала, а другой был ударом четко в челюсть. Это было большой удачей, что все зубы мечника остались на месте, а не полетели во все стороны. Немного придя в себя, Эдгар, весь красный, дышащий, словно разъяренный бык, прикрикнул на него, чтобы Канда убрался с глаз его долой и не появлялся у них в кафе хотя бы день. Юу был против, он хотел провести все это время у остывшего тела Алмы, будто прощаясь и извиняясь за все, а больше всего – за их встречу. За то, что он позволил им сблизиться. За то, что вовремя не оставил его, не ушел. За то, что только своим появлением в жизни семнадцатилетнего паренька, навсегда разрушил его будущее, которого отныне не существует. … Но он не возразил. Мечник молча поднялся на ноги, оглядел Тви, смотрящую на него, блестящими и красными от слез, темными глазами, еще раз поднял очи на Эдгара и, прошептав тихое: «Простите, мне очень жаль,» - которое было так не к месту, так бесполезно и просто не имело силы что-либо исправить, ушел прочь. На горизонте переливалось золото, окаймленное кровавыми облаками. Оно медленно окроплялось их незаметными слезами, тонуло в их массе, пока окончательно не затухло, скрываясь из виду. Изошла и рубиновая порода из пуховых небесных одежд, немедля наполняя мрачные плерезы хмурыми волнами, вот-вот разразившимися громкими стонами и плачем, одаривая улицы Лондона своими пыльными и зябкими слезами, словно выстраивая водяную стену по всему городу и далеко за его пределами. Стена смывала с лица Юу кровоподтеки, охлаждала горящую кожу и уносила с собой текущие из его очей слезы, которые градом хлынули от прорвавшейся плотины чувств. Снова. Сломанная рука нещадно болела, эта боль была всепоглощающей, мечник мог бы даже удивиться, что еще был способен думать о чем-то другом. Японец чуть ли не до судорог в пальцах сжимал место перелома, стараясь держать его в одном положении. Иногда в голове появлялись безумные мысли: «Хочу умереть, хочу сдохнуть к чертовой матери!» - до того все казалось ему абсурдным. Как до этого дошло? Ведь только этим утром все было прекрасно! Уютный дом, добрые улыбки, счастливая семья… и все рухнуло в бездну за какие-то жалкие несколько секунд. Он вновь потерял все. Может и правда, ему нужно сгинуть туда, в ад? Туда, куда он должен был попасть еще полтора года назад? Ведь тогда бы Алма был жив! И Эдгар с Тви не горевали по погибшему сыну! Может, ему – Юу – тоже последовать вслед за возлюбленным в загробный мир? Ничего, что они наверняка будут в разных местах, главное, что он будет там, таким же бестелесным духом...! «Живи… будь… сча..тли…» – всплывшие на задворках подсознания слова отрезвили разум мечника. Нет, он не падет, не погибнет просто так. Он будет жить и попытается вновь найти свое, наверное, безвозвратно ушедшее, счастье. И начать свой поиск Канда решил в покоях лекаря, так как боль была подобна извечному, непрекращаемому дроблению тела тяжелым молотком. Набирал силу нехилый отек. Шевелить конечностью хоть на миллиметр было сродни агонии. Сквозь тьму и нападающие мелкие иглы-стрелы дождя, Канда по памяти двинулся в сторону лекаря. Как он мог смутно вспомнить, это было отнюдь не в трех шагах, а посему путь предстоял мучительный и неблизкий. – Руку не напрягайте минимум три недели, а лучше – месяц, ей нужен покой, а то Вам же хуже будет, – давал Канде указания доктор, после проведения нужного лечения. На его носу висели странные большие очки, полностью скрывающие глаза, а кудрявые волосы были завязаны в два низких хвоста. – Желательно, чтобы Вы пили молоко, ели сыр или творог, а также апельсины или клубнику. Это важно для костей. – Хорошо, – со своей обычной черствой кислой миной на лице пробурчал Канда. Единственным, что не сочеталось с прежним образом мечника, были припухшие глаза. Юу встал, собираясь уйти. По дороге его нагнал голос лекаря: – Если возникнут какие-то проблемы, обязательно обратитесь ко мне! – Всенепременно, – хмуро ответил японец, выходя на улицу. К его удивлению, дождь кончился, являя взору небо, исполосованное шалями темных облаков, да покрытое редко мигающими холодными огнями звезд. Эти огоньки были так далеко рассыпаны по небу и казались столь малыми, что их можно было ненароком не заметить. Канда немного постоял, бессмысленно пялясь в небосклон. В голове его была тишина, ни одна мысль не просачивалась на сцену, где могла быть стать увиденной мечником – даже крича и топая, она не смогла бы отвлечь хозяина места ее обитания – сцена была темна, не освещалась и крошечной свечушкой, а звук будто бы поглощался вакуумом. Юу шагнул со ступеньки и отправился вдоль рек луж. Он не вспоминал в эти мгновения ни о чем. Он был трусом. Он снова собирался бежать прочь, прочь и прочь… Но… об этом он будет размышлять завтра. Сегодня он еще будет тут. Он останется здесь до похорон Алмы… А потом – его словно сдует ветром. Он больше никогда не потревожит своей персоной добродушную чету Тви и Эдгара. Наверняка им будет противно смотреть на него, Канду, при будущих встречах.***
На похоронах Алмы было не людно: лишь Эдгар и Тви с маленьким Баком, да Канда стоял чуть в стороне, не подходя близко к скорбящим родителям. Скромная могилка Алмы затесалась на кладбище у церкви Святой Анны. Надгробием был крест. Деревянный крест, вдоль горизонтальной доски которого было вырезано имя «Алма Карма». – Карма?.. – все же тихо произнес Юу. Тви встрепенулась от его голоса, повернула голову к мечнику и тихо произнесла: – Это его фамилия. От родителей. Когда он был маленьким, только и знал о себе, что его зовут Алма Карма и ему четыре года. Со временем, наверное, фамилия выветрилась из его памяти. Канда промолчал. Он не думал, что здесь нужен ответ. Мечник долго стоял напротив надгробия. Через некоторое время семья решила уйти. Напоследок Тви обернулась к замершему, словно мраморная статуя, Канде и сказала: – Канда, знаешь… Ты можешь приходить к нам. Мы всегда примем тебя. Лично я не считаю, что ты виноват в… смерти Алмы. Правда. – Я… – скрипучим от молчания голосом тихо произнес японец. – Я виноват… Если бы я только… не сблизился с вами… если бы ушел в другое место… если бы еще тогда, в Китае, я не совершил эту… ужасную ошибку… Алма был бы жив… Миссис Чан нахмурила брови. Канда не рассказывал ей, что он делал в прошлом, из-за чего бежал. Никогда. За все эти месяцы даже не заикнулся. А потому она могла лишь догадываться, за что там самоистязался мечник. – Я не знаю, что ты натворил, но… думаю, любые ошибки можно исправить. Канда горько ухмыльнулся. – Не-а, – протянул он. – Эту – нельзя. Цена слишком высока… и тело этой цены сейчас лежит в холодном гробу прямо передо мной, – жестоко произнес Юу и склонил голову еще ниже так, что челка полностью закрыла собой его глаза, скрывая от посторонних.