***
Рейчел выходит на сцену, слегка приподнимая длинную парчовую юбку, чтобы, не дай бог, не споткнуться или не испортить шедевр своего лучшего друга. Останавливается возле стойки с микрофоном, посылает ослепительную улыбку гостям и едва заметно кивает музыкантам. В отель «Forum», где сотрудники Vogue.com, к коим относятся и Мэдисон с Китти, празднуют Новый Год, Рейчел приглашена в качестве звезды, что немного льстит ее самолюбию и, одновременно, напоминает счастливые годы обучения в НЙАДИ. Под первые аккорды она начинает исполнять «Don't Rain On My Parade» и чувствует себя все той же маленькой амбициозной девочкой, рвущейся к успеху. На секунду она представляет себе бродвейскую сцену, но без какой-либо горечи, как раньше. Рейчел действительно любит свою нынешнюю работу, и пусть раньше она и подумать не могла о том, что откажется от театра, но, в конце концов, все меняются, и она не была исключением. Исполнив еще несколько песен из мюзиклов, которые девушка знала наизусть чуть ли не с младенчества, она решает переключиться на нечто более современное и, договорившись с пианистом, прикрывает глаза, полностью отдаваясь музыке. Только фортепиано и слова, которые прочно въелись в душу. «Потому что раньше я была там, где ты сейчас, И я чувствовала боль от потери себя. И я умирала столько раз, но я все же жива». Рейчел прикладывает обе ладони к груди, к той ее части, где бешено, несмотря на достаточно спокойную мелодию, бьется сердце. Она испытывает странное волнение, предчувствие чего-то неизбежного туманит рассудок, и девушка открывает глаза, отдаваясь необъяснимой тяге, сталкиваясь с глазами напротив. Это молодой мужчина в элегантном аспидно-черном костюме и вишневой рубашке; его лицо почти не скрывает красная узкая маска полумесяцем, и поскольку он стоит практически перед сценой, Рейчел может отчетливо видеть его несколько тяжелый подбородок, тонко очерченный острый нос и золотисто-зеленые глаза, горящие подобно углям в прорезях маски. Он не незнакомец, Рейчел уверена, что с ним связано что-то важное. Вот только что? «Я верю, что завтра сильнее, чем вчера. И я верю, что только ты можешь себе помешать. Я хочу, чтобы ты красоту своих шрамов смог узнать, Я верю, что сегодня нормально быть не в порядке». Она срывает аплодисменты и спускается в зал, делая передышку в выступлении. Здесь душно, и голова немножко кружится от смеси всевозможных духов и еловых ветвей, которыми украшено помещение. Рейчел думает о том, что было бы неплохо найти подруг, но не успевает сделать и шага, когда замечает того самого мужчину, идущего прямо к ней. – Рейчел Берри никогда не делает ничего наполовину. Прекрасно выступила, – обворожительно улыбается он. – Спасибо, но… – Рейчел терпеть не может чувствовать себя неуверенно. Она хочет сказать, что не помнит имени мужчины, но внезапная догадка осеняет ее, и она неожиданно хрипло шепчет. – Сними маску. Он повинуется, и девушку с головой захлестывает воспоминаниями. Прошлая зима, благотворительный вечер, устраиваемый Анной Винтур, билеты, урванные Куртом едва ли не в последний момент… Лейтенант Хантер Кларингтон, брат одной из высокопоставленных шишек в области моды, и стакан шампанского, разделенный на двоих. Рейчел влюбилась так, как не влюблялась со времен школы – кинулась в это с головой, забывая абсолютно обо всем. Хантер был ее принцем, ее защитником, тем, кто во всех смыслах носил ее на руках и называл своей маленькой девочкой. А потом, когда становилось все сложнее и сложнее находиться друг без друга, они оба испугались. Вслух ничего так и не было сказано; просто однажды Хантер поцеловал ее более отчаянно, чем обычно, Рейчел прижалась к нему чуть сильнее, чем всегда, и они разошлись по разным сторонам нью-йоркского метрополитена. – Вспомнила? – Хантер надевает маску обратно и приглушенно смеется. Бархатисто, тепло и с такой горечью, что Рейчел ежится. – Потанцуешь со мной? Они медленно покачиваются под «New Year's Eve» группы MØ; Хантер бережно держит в своей руке ладошку девушки и с насмешкой поглаживает тонкий обруч из белого золота на безымянном пальце. Рейчел двигается чисто механически, собственные ноги кажутся ей неподъемными. Все происходящее кажется ей сюрреалистичным, неправильным, что, тем не менее, не мешает ей прижиматься к Кларингтону с каждым новым поворотом. – Есть планы после вечеринки? – он наклоняется, задевая нижней губой аккуратное ушко, и снова издает смешок. – Я остановился в «Grand Palladium». – Я обручена и… что ты делаешь! – возмущенно восклицает Рейчел, вздрагивая от влажного поцелуя за ухом. – Тут куча людей. – Маскарады были придуманы для того, чтобы женатые джентльмены и замужние дамы могли предаваться радостям любви втайне от своих законных супругов, – улыбка Хантера настолько откровенно нахальная, что Рейчел улыбается в ответ. Этот юношеский максимализм в нем, пожалуй, был первым качеством, на которое она обратила внимание. – Маски даруют защиту, так что, если мы займемся сексом прямо в той нише… – Я обручена, черт возьми, – снова повторяет Рейчел, краснея до корней волос. – Я не могу. То, что было между нами… Это было весело. – Весело? – Хантер непонимающе склоняет голову. – То, что было – и есть – между нами, люди зовут страстью, любовью, если тебе так угодно. Мы никогда не встречаем кого-то случайно. А вдруг мы родственные души? Я искал тебя, я сразу же понял, что мы совершили ошибку. Но мы были практически детьми, и… – Это невозможно, – Рейчел трясет головой, отстраняясь и обнимая себя руками. – Джесси – моя родственная душа. – Ты не узнаешь этого, по крайней мере, до тех пор, пока он не умрет. Рейчел плотно сжимает губы и, круто развернувшись, возвращается к сцене. Хантер салютует ей взятым у официанта бокалом и старательно игнорирует ноющую боль. Она даже не в груди, а, скорее, в желудке, отчего живот скручивает, а дышать тяжело. Одно Хантер знает точно – сколько бы Рейчел ни упрямилась, отрицать связь между ними невозможно. Хантер помнил, как вскочил с кровати ранним утром, подгоняемый смутным ощущением, что ему срочно нужно куда-то идти. Потом был звонок от сестры, приглашение на новогодний бал-маскарад и долгая дорога такси, во время которой мужчина то и дело вытирал потные ладони о колени – как подросток, честное слово. А сегодня он видел, какими глазами смотрела на него Рейчел со сцены. Это могло значить лишь то, что она испытывала то же самое.***
– Я так устала, – тянет Мэдисон, переворачиваясь на бок и похлопывая себя по округлому животу. – Правда, очень. И жарко невероятно. – Минуту назад ты жаловалась, что тебе холодно, – Китти помогает ей стянуть плед и опускается на край кровати, беря ступни девушки в свои руки. – Врач говорил, что с таким сроком нельзя много ходить. А я, между прочим, могла заехать за этими пончиками после работы! – Но я хотела их тогда, когда тебя не было, – Мэдисон надувает губы, как ребенок, и хихикает, когда невеста проводит подушечками пальцев по нежной коже пяток. – И я постоянно ною, прося что-то. Я не хочу становиться обузой, не хочу быть как все эти беременные дамочки, которые только и делают, что жалуются на жизнь и считают себя королевами. – Но я люблю тебя и хочу сделать так, чтобы ты ни в чем не нуждалась, – Китти тянется за кремом, собираясь сделать полноценный массаж, но внезапный звонок с последующим стуком в дверь разрушает ее планы. – Это, наверное, Рейчел пришла. Что, уже восемь? Китти идет открывать, мимоходом глядя на настенные часы в коридоре – половина седьмого. На пороге стоит Мейсон, нетерпеливо подпрыгивающий на месте; его губы неестественно красные, потрескавшиеся, а щеки впали так глубоко, что сложно поверить в его близкое родство с круглолицей Мэдисон. Самым неприятным в нем Китти находит прищуренные глаза с покрасневшими белками и зрачками, почти целиком поглотившими радужку. – Опять? Я не хочу, чтобы ты приходил сюда, – сложно говорить подобное человеку, которого долгое время считал другом, но еще сложнее успокаивать потом свою возлюбленную, обвиняющую себя в несчастье, случившемся с братом. И Китти не хочет переживать это заново, тем более сейчас, когда даже легкая икота Мэдисон вызывает у нее панику и желание сейчас же ехать в больницу. – Я сейчас нормальный, – Мейсон подносит ладонь ко рту, грызя ноготь большого пальца, и привстает на носочки, глядя вглубь квартиры. – Сестренка тут? – Пожалуйста, уходи, – Китти хватается за дверную ручку, собираясь покончить с начинающимся представлением, но из спальни слышится голос Мэдисон. – Мейсон? Это ты пришел? Парень ухмыляется, скидывает с себя один ботинок прямо на лестничной клетке, второй оставляет в коридоре и вприпрыжку идет в сторону, откуда доносятся сестринские возгласы. Его немного пошатывает, и Китти неодобрительно поджимает губы, но сделать ничего не может, по крайней мере, пока. – Привет, сестренка, – Мейсон падает на кровать, целуя девушку в щеку, и тыкает пальцем в ее живот. – Какой огромный стал. Почти как у нашей матери. Помнишь ее фотки, где она беременна нами? – Не трогай ее. – Конечно, помню. Мэдисон успокаивающе улыбается Китти, всем своим видом показывая, что все хорошо и ей ничего не угрожает, и просит поставить чайник. Затем хватает брата за руку и восторженно смотрит на него, стараясь убедить себя, что сегодня он выглядит лучше, чем в прошлом месяце, когда его вывернуло на их коврик. – Как ты себя чувствуешь? – Замечательно, – по слогам выговаривает Мейсон, раскачиваясь на кровати из стороны в сторону. Его неправильной формы лягушачий рот растягивается в странной кривой улыбке – он всегда делает такое лицо, когда собирается о чем-то попросить. – Мне нужно немного денег, квартплата повысилась. – Мы не дадим тебе ни цента, – Китти возвращается с чашкой зеленого чая для Мэдисон и, поставив ее на тумбочку, скрещивает руки на груди. Они ругаются в течение часа: Китти, активно жестикулируя, пытается объяснить, как дорого содержать будущего ребенка, Мейсон всеми возможными силами давит на жалость, постоянно забывая о том, на что он изначально просил денег – то ему нужен костюм для того, чтобы попытаться устроиться на работу, то он хочет купить лекарств для своего друга, находящегося якобы при смерти. Все трое прекрасно знают, что на самом деле он все растратит на одноразовые шприцы и «Звездную Пыль», отвратительную наркотическую смесь, ставшую популярной в последнее время. В конце концов, Мейсон замахивается на Китти, но в последний момент изо всех сил ударяет по косяку, сдирая костяшки в кровь, и выбегает из квартиры, выплевывая в сторону Мэдисон: «Я знал, что рано или поздно ты откажешься от меня». Когда приезжает Рейчел с кучей сладостей, Мэдисон все еще всхлипывает, обнявшись с подушкой, а Китти терроризирует взглядом невидимую точку на стене, думая о том, что терять друзей, которых знал и любил еще со школы, невыносимо больно.***
Хантер барабанит пальцами по столешнице, стараясь думать о чем угодно, только не о пустой болтовне светловолосой девушки напротив. Она растягивает алые губы в широкой улыбке, театрально хлопает густо накрашенными ресницами и то и дело тянется за сахарницей, чтобы продемонстрировать свое декольте – Кларингтон посмеивается, представляя, каким приторным стал кофе в малюсенькой чашке. «Больше никаких двойных свиданий», – зарекается мужчина, бросая недовольный взгляд на Ника, своего друга и сослуживца, который вовсю флиртует со своей рыжеволосой спутницей и не обращает ни малейшего внимания на напряжение, отнюдь не сексуальное, за другой половиной стола. – А ты когда-нибудь влюблялся по-настоящему? – громче спрашивает блондинка, кажется, ее зовут Кайли, но Хантер не может быть уверен в этом. – Да, – просто отвечает Хантер, и хоть сидящая перед ним молоденькая особа очень привлекательна, он представляет вместо нее совсем другую девушку, миниатюрную и темноволосую, без накладных ногтей и искусственной груди. – О, – в голосе блондинки слышится плохо скрываемое разочарование вперемешку с удивлением. – Тогда почему все закончилось? Хантер резко поднимается из-за стола, когда видит в окне неторопливо идущую куда-то Рейчел, разговаривающую по телефону и заливисто хохочущую. Его тянет туда, на холодную улицу, загруженную прохожими, и он торопливо завязывает шарф, не обращая ни малейшего внимания на свою компанию, пораженную таким поведением. – Ничего не закончилось, – говорит Хантер себе под нос и торопливо покидает кафе, в несколько размашистых шагов догоняя Рейчел. – Привет. – Да, а потом она ударила ее сумочкой, и… – беспечно щебеча, Рейчел поднимает глаза, и ее щеки становятся того же красного цвета, что и пальто. – Я перезвоню. Привет. – Я помню о том, что ты невеста Джесси и все дела, но мы ведь можем погулять, как друзья? Хантер ненавидит себя за умоляющий тон, он ведь лейтенант пехоты, в конце концов. Он ненавидит себя за то, что Рейчел делает из него слабого зависимого мальчишку. И он ненавидит себя за желание начать хлопать в ладоши после того, как девушка дает согласие на прогулку. Они гуляют до позднего вечера, лакомясь солеными крендельками и отвратительно-жирными хот-догами, притворяются туристами, делая селфи напротив входа в ботанический сад, что в Бронксе, делятся планами на будущее, в которых не упоминают друг друга. Их дружеская прогулка меняет свое название после того, как Рейчел вызывается поправить шарф Хантера, и мужчина целует ее, пробуя полузабытый вкус так долго, что казалось, будто прошла целая вечность. Дорога до отеля занимает всего двадцать минут на такси, все это время Рейчел смотрит в запотевшее окно и пытается заставить себя отказаться, попросить остановить машину и скрыться, уехать как можно дальше из этого чертового города. Она чувствует себя грязной, она чувствует себя дешевкой, которых всегда так презирала, но когда Хантер ободряюще касается кончиков ее пальцев и мягко улыбается, ей становится чуточку легче. – Голодна? Я могу заказать что-нибудь в номер, – предлагает Хантер, когда они снимают верхнюю одежду в его номере и закрывают дверь. Ключ щелкает в замке, и Рейчел закусывает внутреннюю сторону щеки, оказываясь в плотном коконе предвкушения. Она – маленькая Ева, заплутавшая в райском саду собственной души. Хантер же ее личный змей-искуситель, каким-то чудом узнавший ее за несколько недолгих месяцев лучше, чем Джесси или она сама. – Просто поцелуй меня и не прекращай целовать, отвлекая от мыслей о том, что я веду себя как… шлюха. – Ох, ты не шлюха, Рейчел Берри, – Хантер смеется, расстегивая рубашку, и чем больше пуговиц освобождается из петель, тем ниже и соблазнительнее звучит его голос. – Ты просто любишь меня. Рейчел и не пытается отрицать, неотрывно следя за движениями его рук. Она неловко стягивает с себя узкое платье, путаясь в складках, и не успевает смутиться, как оказывается в плотном кольце крепких жилистых рук. Хантер помогает ей раздеться полностью, пожирая темными глазами каждый новый открывающийся для него обнаженный участок кожи, затем подталкивает к кровати и выключает верхний свет, оставляя высокий торшер единственным источником освещения. Комната мгновенно погружается в интимный полумрак, а Рейчел расслабляется, вытягиваясь на простынях, пахнущих яблоками и прохладой, и притягивает Хантера за шею, не целуя, а соприкасаясь с ним носами, заглядывая в его глаза с доверчивой решимостью. Первое время они почти не двигаются, заново вспоминая тела друг друга, разжигая желание неторопливыми ласками. Хантер сдается первым: спускается поцелуями с упругих грудей на живот, трясясь, точно в горячке, с щемящей нежностью выцеловывает хрупкие коленки и редкие родинки. Его ведет, он чувствует себя безумным, пьяным, и когда Рейчел протяжно стонет, стоит ему подняться чуть выше и провести мокрую полоску языком между разведенных ног девушки, ему кажется, что стон этот звучит глубоко внутри него. – Я… – Хантер отрывается на мгновение, забывая слова и не зная, как вообще возможно описать ту гамму чувств, что он испытывает к Рейчел, но девушка качает головой и подносит палец к его губам. – Я тоже, – ее глаза блестят, и она улыбается той нежной улыбкой, которая присуща только влюбленным женщинам. Они двигаются вместе, держась за руки, и это определенно нельзя назвать самым горячим сексом, но это самое чувственное занятие любовью, которое было у них. Рейчел теряется в наслаждении, забывая обо всех своих предрассудках, и просит Хантера поцеловать ее за несколько секунд до финала; изгибается, вскрикивает и раскрывается настолько, что в какой-то момент ей кажется, что она умирает. Рейчел чувствует над собой теплое дыхание мужчины, великолепного мужчины, с которым она каким-то чудесным образом стала единым целым, а затем этот самый мужчина судорожно выдыхает и изливается в нее. – Ты останешься на ночь? – с надеждой спрашивает Хантер, ложась рядом и притягивая к себе девушку так, чтобы ее голова была у него на груди. – Конечно. Улыбка и короткий ласковый поцелуй выражают гораздо большее, чем простые слова. Хантер засыпает с осознанием того, что гложущая пустота внутри впервые за долгое время оказалась заполненной, а Рейчел думает о том, что все произошедшее между ними – правильно. Измена не может быть такой сладкой.***
– Хочешь кексов? Я знаю, что у Курта они вкуснее, но он научил меня кое-чему, – Эллиот входит в гостиную прямо с противнем. – Ванильные, и я добавил в них немного орехов. – Мне не хочется, спасибо, – Рейчел устало улыбается и снова начинает стучать по клавиатуре. Эллиот понятливо кивает и скрывается на кухне. Он не любил отвлекать кого-то от работы, как не любил и то, когда отвлекали его. Поэтому он, взяв один из кексов, устроился на табуретке с томиком Рэя Брэдбери и погрузился в чтение. Их дружбу с Рейчел никогда нельзя было назвать нормальной. Сначала эта маленькая брюнетка, всюду снующая свой нос и считающая себя звездой вселенского масштаба, казалась Эллиоту самой раздражающей и несносной девушкой во всем Нью-Йорке (а у Эллиота было две младшие сестры, и он знал толк в леди, вызывающих зубную боль одним только своим видом). Он никак не мог понять, каким образом Курт, достаточно хладнокровный, хотя и не менее амбициозный парень, жил с ней так долго. Затем, когда личная жизнь Хаммела начала набирать обороты, и Рейчел стала третьей лишней, она не просто имела наглость заявиться к Эллиоту домой с чемоданами, но и заявила тоном, не терпящим возражений, что теперь она будет жить у него. Дескать, так и за квартиру платить дешевле, и с бытовыми проблемами справляться легче. А еще Рейчел была невероятно одинокой и могла часами сидеть в комнате у Эллиота – молча! – и наблюдать за тем, как тот пишет музыку. А потом, когда Эллиот болел, Рейчел кормила его отвратительным куриным бульоном и пела, заставляя его подпевать и не позволяя раскиснуть. Плакала, прижавшись к его груди, когда этот мудак Стивен со старшего курса бросил ее прямо в ночном клубе, оставив в окружении пьяных неуравновешенных парней. Делала вместе с ним смешные коллажи из фотографий, которые они развесили по всей квартире и придали ей домашний вид, чего в одиночку Эллиот не мог добиться за четыре года. И когда Рейчел обручилась с Джесси и уехала в Сан-Диего, Эллиот постоянно ловил себя на мысли, что скучает. Он по-прежнему жил один, за свои двадцать девять так и не вступив в серьезные отношения, вытирал пыль с коллажей и время от времени «расслаблял кости», как выражалась Рейчел – включал музыку на полную громкость и танцевал из комнаты в комнату в одном нижнем белье. Не самое подходящее занятие для почти тридцатилетнего мужчины, но Эллиот старался не думать об этом. И, конечно же, он всегда радовался возвращению Рейчел в Нью-Йорк, предоставляя для ее проживания свою квартиру, которая сразу становилась светлее и уютнее. – Вот я дура! – Эллиот едва не сваливается со стула, когда слышит этот вопль. Откладывает книгу и обеспокоенно заглядывает в гостиную. – Все в порядке? – Я убила полдня, раздумывая, в какую клинику лучше положить Мейсона, потому что с этим срочно нужно что-то сделать, и только сейчас вспомнила о том, что Майк, мой школьный друг, устроился работать наркологом в частной клинике примерно в двадцати километрах от Нью-Йорка, – Рейчел в досаде бьет кулаком по подушке, но затем улыбается. – Это же лучший выход из ситуации! Майк говорил, что у них вылечиваются очень многие. Конечно, не полностью, но, по крайней мере, их пациенты могут впоследствии начать нормальную жизнь. – А почему они раньше этого не сделали? – Эллиот был наслышан о проблемах, связанных с братом-близнецом Мэдисон, очаровательной подруги Рейчел, которая всегда была настоящей душой компании. – Он ведь подсел почти год назад. – Сначала Мейсон скрывал свою начинающую зависимость, а потом, когда Мэдисон заметила следы от уколов, ей удалось положить его в клинику… Из которой он сбежал на следующий день. Врачи отказались брать снова, потому что на лечение нужно его согласие, а Мейсон был против, – Рейчел вздыхает, представляя тот ад, через который прошлось пройти ее подругам, и поднимается с дивана. – Мы попробуем его уговорить, снова. Но сначала надо съездить к Майку и все разузнать. Довезешь меня? – Еще спрашиваешь, – Эллиот хмыкает и накидывает на плечи куртку.***
«Вы зарабатываете вдвое меньше, чем ваша супруга. Ваш рабочий день заканчивается в восемь вечера. Вы действительно думаете, что суд разрешит ребенку остаться с вами?» Майк массирует виски, которые простреливает головная боль уже несколько часов подряд, и поправляет очки на переносице. Там уже маленький шрам от тонкой оправы, постоянно натирающей кожу. Он невероятно сильно устал ото всех этих документов и встреч с адвокатом. И он не собирается отбирать сына у Тины. Майк просто хочет проводить с Хоа хотя бы немного свободного времени. Пусть даже по выходным, он согласен – сам знает, что двухлетнему малышу лучше быть с мамой, которая сможет уделять ему больше внимания и, благодаря вкладу ее родителей в ювелирное дело, обеспечит ему лучшее будущее. Не то что какой-то врач, женатый на своей работе и приносящий домой копейки. Понятное дело, что Тина не выдержала. Тина вообще замечательная и, несмотря на развод, Майк продолжает любить ее. Не как женщину, увы, эта функция как будто выключилась в нем, но как верную подругу, как мать своего единственного сына. И все же эта судебная волокита может свести с ума кого угодно. – Мистер Чанг, к вам посетители, – докладывает Мэнди и снова скрывается за дверью. Майк тут же выпрямляется, натягивает на лицо дежурную улыбку, которая, впрочем, тут же становится настоящей и широкой, стоит ему увидеть Рейчел с Китти и незнакомого темноволосого мужчину за их спинами. – Боже мой! – Майк обнимает девушек по очереди, предлагая им сесть, и пожимает руку незнакомцу. – Майк Чанг, нарколог. – Эллиот Гилберт, музыкант, – улыбается в ответ Эллиот и садится в дальний угол кабинета, чувствуя себя несколько неловко. Все-таки он здесь явно лишний, хотя ему и интересно было посмотреть на друга Рейчел. С самого детства он считал врачей невероятно ужасными, но великими людьми, помогающими окружающим, и сейчас, глядя на подтянутого азиата в белоснежном халате и строгих очках, он снова испытывает то восхищение, что и много лет назад. – Я очень рад вас видеть, правда, но… Что вы здесь делаете? Не лучшее место для встречи, – Майк обеспокоенно смотрит на подруг. – Ты прав, – хмурится Китти. – Дело в Мейсоне. – Нет, – Майк качает головой, не веря в то, что только что услышал. Мейсон был одним из самых жизнерадостных и ярких людей, которых он только знал. Они с сестрой всегда излучали позитив, и такое просто не могло произойти. – Что вообще могло натолкнуть его на это? Китти рассказывает, что все началось со встречи выпускников Колумбийского университета: Мейсон уехал вместе со всеми на один из пляжей, а когда вернулся – вел себя на редкость странно и, ссылаясь на простуду, не выходил из квартиры несколько дней. После все было как обычно, за исключением того, что Мейсон страдал перепадами настроения и мог то рассердиться из-за чего-нибудь на пустом месте, то начать смеяться над какой-нибудь несмешной шуткой. – Мэдисон увидела следы от иглы тогда, когда было уже очень поздно – он медленно убивал себя. Видимо, кто-то предложил ему попробовать тогда, на пляже, а он всегда был чересчур любопытен и падок на новые ощущения, – Китти смотрит на свои ногти и горько добавляет. – Мэдисон уверена в том, что это ее вина, что она не досмотрела и все такое… Но ведь она и не обязана, он уже не маленький мальчик! Мог и своей головой думать. – А вы уже пытались направить его на лечение? – Майк выглядит порядком огорошенным, а его головная боль только усиливается. – Да, и он сбежал. Я знаю, что ты скажешь, что без его согласия вы не сможете его лечить, – заметив, что Майк открывает рот, говорит Китти. – Но мы попытаемся убедить его. Может, если его лечением займешься ты, не чужой ему человек, то он согласится. – Приезжайте ко мне на следующей неделе, хорошо? – после недолгого изучения календаря предлагает Майк. – У нас выписывается сразу трое, пациентов будет не так много, и ему будет проще адаптироваться. Мне будет нужна его медицинская страховка, паспорт… – Все документы были собраны еще для предыдущего раза, не беспокойся, – Китти выглядит чуть более радостной, и Рейчел ободряюще обнимает ее. – Я уверена, что если мы все вместе поговорим с ним, он обязательно одумается и захочет лечиться, – заявляет она. Майк улыбается, хотя он за всю свою практику не встречал людей, так легко становящихся на путь борьбы со своей зависимостью. Но разочаровывать девушек не хочется, поэтому он молча кивает и снова обнимает их, прося передать привет Мэдисон. – К слову, мой рабочий день закончен, – Майк потягивается, аккуратно вешая халат. – Пойдемте, я провожу вас до выхода. Они устраивают еще одно прощание на улице; Эллиот все так же неловко переминается с ноги на ногу. Майк вполне в его вкусе, и это делает молчание между ними еще более неловким, в особенности когда рядом стоит такая особа, как Рейчел, и бесцеремонно пялится то на одного мужчину, то на другого. – До встречи. А я пока вызову такси, – Майк протягивает Эллиоту руку, но тот внезапно загорается идеей, это видно по блеску в его глазах. – Зачем такси? Ты ведь из самого Нью-Йорка, да? Я могу тебя довезти.***
Майк на самом деле не понимает, каким образом Эллиот уговорил его сходить в бар и «развеяться». Обычно, после тяжелого рабочего дня, он приходил домой, принимал пятнадцатиминутный душ и читал какую-нибудь наискучнейшую книгу по современной медицине, затем ужинал – едой на вынос, после ухода Тины – и ложился спать, зная о том, что наутро ему предстоит много работы. Но Эллиот соблазнил его предложением показать хорошее местечко, а также обещанием заплатить за его пиво, и Майк не смог устоять. Кажется, в последний раз он отдыхал еще до свадьбы. – Как прекрасен этот мир, – смеется он, делая несколько жадных глотков холодного и безумно вкусного пива. – Эллиот, отныне ты мой лучший друг. – Ты смотри, а то ведь не отделаешься, – улыбается Эллиот, прося у бармена еще две бутылки, а затем опирается щекой на кулак. – Ну? – Что ну? – непонимающе смотрит на него Майк. – Я жду твоей истории. Она же у всех есть, да? И что-то мне подсказывает, что твою обычно мало кто слушает от начала до конца. Майк в первые секунды выглядит так, будто его ударили. А затем прячет улыбку в горлышке бутылки, и Эллиот поражается тому, какие грустные у него глаза. Они разговаривают достаточно тихо для шумного бара, но для того, чтобы быть услышанными друг другом, им не обязательно кричать. Майк рассказывает о Тине, о том, как сильно он любил ее, а потом что-то в нем перегорело, об учебе в медицинском университете, о давлении отца. С особым, светлым чувством вспоминает о рождении Хоа, о том, что испытывал он, беря своего крошечного сынишку, размером с большой кабачок – Эллиот потом долго хохотал над этим сравнением. Рассказывает о тяготах бракоразводного процесса, который треплет нервы ему и Тине уже второй месяц. И, спасибо Эллиоту, он молчит. Кивает, время от времени ободряюще улыбается, тянется к его плечу, чтобы похлопать, правда, почти сразу же отдергивает руку, и молчит. Майк на самом деле не так редко делится с кем-то проблемами, но это всегда проще делать с человеком, которого почти не знаешь. И которого был бы не против узнать. – Ладно, что мы все обо мне… Что у тебя на личном фронте? Есть подружка? – Майк отпивает немного и с любопытством смотрит на Эллиота. – Я гей, – Эллиот издает непонятный смешок и заказывает арахис. Майк улыбается. Гей, воу.***
Рейчел ждет приезда Джесси не так, как ждут возлюбленных, а со страхом и недовольством. Она на самом деле не хочет, чтобы он приезжал, и презирает себя за это, каждое утро повторяет своему отражению в зеркале, как оно ничтожно, а затем неизменно звонит телефон, и она соглашается на встречу с Хантером. Она зовет их свидания встречами, потому что так проще, потому что это не подразумевает под собой никакой ответственности. И то, что Хантер дарит ей цветы, они самозабвенно целуются на нью-йоркских улицах, нежась под солнечными лучами, становящимися с каждым днем все горячее и горячее, а затем переплетаются телами в полумраке его номера, ничего не значит. По крайней мере, Рейчел хочет в это верить, хотя каждую ночь, приходя в себя после головокружительного оргазма, она смотрит на засыпающего Хантера и захлебывается любовью к этому безупречному мужчине, который почему-то любит ее в ответ. Рейчел бы себя не любила. Она бы себя даже не выбрала. Но Хантер любит, и Рейчел ненавидит себя за то, что делает ему больно своими метаниями между ним и Джесси. Она ненавидит себя за золотое кольцо на пальце и надевает его все реже и реже, думая о том, что хотя бы так Хантеру будет легче. Однако Хантеру не легче, он просто молчит, боясь, что если однажды спросит, надавит, то Рейчел просто исчезнет, и он останется один. Но все меняется, когда Джесси говорит Рейчел о том, что ему не дают отпуск, и он не приедет. Он так весело рассказывает по телефону о своих приключениях на работе, о новом директоре студии и о несчастном мальчике на побегушках, умудрившемся вылить кофе на директора в первый же день работы, а затем так нежно добавляет, что скучает и любит, что Рейчел давится слезами и выдавливает признание в ответ. «Можно ли любить сразу двоих?» – спрашивает себя Рейчел. «Конечно же нет, ведь родственная душа может быть только одна», – тут же отвечает она себе. В среду Рейчел посещает навязчивая мысль, что, быть может, она неправильная, на ней природа дала сбой, и она может быть связанной и с Джесси, и с Хантером. Эта мысль не отступает ни за завтраком, ни за утренним душем. Девушка, на свой страх и риск, делится ею с Хантером, когда они встречаются в Центральном Парке. – Что? – спрашивает Хантер таким голосом, что Рейчел хочется убежать. – Я… Джесси добрый и милый, он заботится обо мне, а я забочусь о нем. Я не могу вот так вот просто… – Ты чувствуешь с ним то же, что и со мной, когда целуешь его? Когда занимаешься с ним любовью? Чувствуешь, как соединяются ваши души? Чувствуешь, что готова бросить все и пойти за ним? Не давая Рейчел ответить, Хантер уходит. Он не знает, что должен делать в такой ситуации. Если Рейчел так рьяно отрицает связь их душ, то, может, она права? Может, Хантер просто преувеличивает и привязался к этой девушке только потому, что давно не был с кем-то еще? Может, нужно встречаться с кем-то другим, с кем-то совершенно непохожим на Рейчел, с кем-то, для кого он будет единственным? Решение приходит в ту же ночь, когда Хантер, страдая от бессонницы, разглядывает в потолке несуществующие звезды. Он внезапно вспоминает о том, какой азарт охватывал его в армии: ему хотелось что-то делать, куда-то идти. Не было ни минуты свободного времени, следовательно, не было никаких посторонних мыслей. Возможно, это единственный выход из ситуации – уехать как можно дальше от всего, что связывает его с Нью-Йорком и Рейчел Берри. Утром он просит перевода в Ирак.***
Ощущение беды приходит к Мэдисон за просмотром третьего сезона «Друзей». Она откидывает пульт в сторону, поднимается так быстро, как только позволяет ее большой живот, и торопливо выходит в коридор, зовя Китти. – Что такое? – девушка выходит из ванной, на ходу заматывая голову полотенцем, и останавливается, в испуге глядя на бледное лицо Мэдисон. – Началось? – Нет, – Мэдисон качает головой. – Можешь позвонить Майку, пожалуйста? Я знаю, вы договорились встретиться с ним только после выходных, но он должен приехать прямо сейчас, понимаешь? Что-то плохое, что-то очень плохое с Мейсоном. – Хорошо, я позвоню ему, – Китти поспешно хватает сотовый, ища в телефонной книге нужный номер. Она слишком хорошо знала о связи между близнецами, видела, как они – когда еще у Мейсона не было проблем с наркотиками – читали мысли друг друга. Они встречаются с Майком через час возле дома, в котором Мейсон вместе со своим другом Питером снимает квартиру. Им открывает Питер собственной персоной, злой и взъерошенный; видимо, он был разбужен дверным звонком. – Уехал ваш долбанный наркоман, и я понятия не имею куда. Он тут уже недели три как не живет, – грубо отвечает он и пытается захлопнуть дверь у них перед носом, но ему мешает Майк. – Так, послушай меня. У него проблемы, большие проблемы, и мы хотим ему помочь. Он говорил, куда собирается отправиться? – Ничего он не говорил. Мы вообще почти не разговаривали: он каждый божий день валялся со шприцом в руке и нес какую-то ерунду о сотворении мира, – Питер снова собирается закрыть дверь, но затем внезапно останавливается. – Попробуйте поболтать с кем-нибудь из-под моста Сити-Айленда. Я часто забирал его оттуда. И, знаете, он сам во всем виноват, я пытался… Он все-таки скрывается в глубине квартиры, не заканчивая фразу, но всем и без того понятен ее смысл. Под мостом они не находят никого, кроме парнишки в безразмерной одежде, спящего прямо на каменной плите. Китти злится, потому что все происходящее похоже на отвратительный непродуманный квест, который ей совсем не хочется проходить, да еще и со своей невестой, находящейся на приличном сроке, но, к счастью, парнишка внимательно их выслушивает и направляет их в Чайнатаун. – Увидите такой большой магазин с огромным китайским фонарем на верхушке и надписью «Tea-Mea», завернете направо, к мусорным бакам, спуститесь вниз по улице, и слева будет это потрясающее местечко, – с готовностью отвечает он им и снова засыпает, кутаясь в дырявую куртку. Сердобольная Мэдисон тут же проникает к нему жалостью и собирается положить к нему в карман бумажку в пять долларов, но замечает взгляд Китти и послушно садится в подъехавшее такси. «Потрясающее местечко» оказывается не то гаражом, не то неглубоким подвалом в стене жилого дома. Людей здесь столько, что не протолкнуться; Майк вызывается расчищать дорогу, а Китти берет Мэдисон за руку и следит за тем, чтобы до нее никто не дотронулся даже случайным образом. Отвратительный запах человеческих выделений и спирта забивается в ноздри, и все трое борются с накатывающей тошнотой. – Где мой брат? Где Мейсон? – шепчет Мэдисон, и тревога разрастается в ней с каждой секундой. – Успокойся, милая. Рейчел сейчас обзванивает все больницы, а Эллиот прочесывает Нижний Ист-Сайд; оказывается, один его приятель тоже был наркоманом и рассказал ему о нескольких точках. Мы обязательно найдем его. Они действительно находят Мейсона – прижатого к стене и чудом не раздавленного двумя огромными чернокожими парнями, играющими в покер. Сначала Майка охватывает страх, что он не дышит, но пульс прощупывается, хоть и слабый. Китти выводит Мэдисон на свежий воздух и звонит в 911, а Майк вытаскивает самого Мейсона и оказывает первую медицинскую помощь. К моменту появления врачей пульс приходит в норму, но Мейсон по-прежнему не подает признаков жизни. В машине, после получаса езды в кислородной маске, он открывает глаза и судорожно кашляет. «Это не передозировка, но достаточно сильное отравление», – говорит один из медицинских работников, и Мэдисон, все это время сидевшая на удивление спокойно для своего неуравновешенного состояния, вытягивает руку и отвешивает брату пощечину, правда, несильную. – Ты чуть не умер, ясно? Мы могли тебя никогда не найти, и ты бы умер в этой вонючей дыре, – шипит она и наклоняется, целуя Мейсона в щеку. От него пахнет рвотой, и он явно не мылся несколько дней, но он все еще ее брат и самый близкий человек на свете, за исключением Китти. Мейсон хрипит, пытается что-то сказать, но замолкает и слабо улыбается.***
Рейчел уверена, что после того, что произошло с Мейсоном, и долгих уговоров, приведших к тому, что он все-таки согласился лечь в клинику на «испытательный срок» – придумка Майка – ее спокойной жизни больше ничто не угрожает. И ее уверенность рушится, когда она приезжает к Хантеру в отель, чтобы извиниться и попытаться объяснить то, что у нее на душе, и видит собранные чемоданы. – Это что такое? – тихо спрашивает она, глядя на Хантера, тщательного сворачивающего галстуки. – Я уезжаю, – так же тихо отвечает он, а затем отставляет последнюю сумку в сторону и раскрывает руки для объятия. – Обнимешь меня на прощание? – На прощание? – Рейчел продолжает стоять на месте, ощущая дрожь в коленках, и надеется на то, что это глупый розыгрыш. Ведь у них все было хорошо… относительно хорошо, не считая последнего разговора. – Меня распределили в Ирак, – Хантер умалчивает о том, кто был главным инициатором распределения, но Рейчел каким-то образом понимают всю правду без слов, только по одной лишь морщинке между его бровей. – Зачем? Зачем ты это делаешь? Из-за меня? Не надо поступать так из-за меня. Я обещаю, что уйду, оставлю тебя в покое, только не надо ехать туда из-за меня, – бессвязно бормочет Рейчел, не сразу понимая, что такое теплое течет по ее щекам. – Пожалуйста, не надо. Тебя ведь убьют, там ведь всех убивают, пожалуйста… – Рейчел, я не просто так получил звание лейтенанта, – Хантер хотел бы злиться на Рейчел за всю ту боль, что причинила она ему, но сейчас он испытывает лишь бесконечную любовь и немного жалости. – Со мной все будет хорошо. – Ты специально это сделал… – Рейчел закрывает лицо руками, и в этот же момент Хантер крепко обнимает ее. Она пытается оттолкнуть, пытается крикнуть, ударить, сделать хоть что-нибудь, чтобы выплеснуть то ужасное и яростное, что разрывает ее изнутри, но не двигает и пальцем, все так же стоя практически на пороге. – Если я скажу, что люблю тебя, ты останешься? Если выберу тебя? – не своим голосом спрашивает она, и Хантер тихо-тихо смеется. – Нет. Я делаю это не из-за тебя. И я… пока я не совсем верю тебе, Рейчел. Ты должна подумать тщательно, а не поддаваться моменту. – Но я подумала. Хантер, пожалуйста. – Мой контракт истечет через год. Давай, когда я вернусь, ты просто скажешь мне о своем решении? И если за это время ты поймешь, что Джесси – тот, кто тебе нужен, ты просто выйдешь за него и станешь ждать меня, – Хантер успокаивающе гладит ее по голове, а затем нежно-нежно целует. Они проводят последнюю ночь в этом году вместе, не говоря друг другу ни слова.***
– Получилось! У меня получилось! – Майк влетает в кафе, в котором они с Эллиотом договорились встретиться в обеденное время, и размахивает листком бумаги. – Впервые вижу человека, который так радуется разводу, – Эллиот улыбается и обнимает мужчину, задерживая руки на его плечах чуть дольше положенного. – Что ж, могу тебя поздравить? Ты официально холост? – Просто я рад, что ни мне, ни Тине, ни, тем более, Хоа, не будут трепать нервы. Он хоть и малыш, но ему не нравится видеть мамочку и папочку расстроенными, – Майк садится за столик и кивает. – Официально! Эллиот заказывает огромные тарелки картофельного пюре со стейками, поскольку узнает о том, что Майк ел домашнюю еду в последний раз едва ли не в прошлом году. Эллиот смотрит, как Майк ест, и судорожно сжимает вилку, думая о том, что вот сейчас, без своих извечных мешков под глазами и усталого вида, он очень красивый. А еще он думает о том, будет ли рискованной попытка перевести их дружеские отношения в другое русло, ведь Майк и слова не сказал против его ориентации, но, в то же время, ни разу и не намекнул на свою возможную бисексуальность. – Ты о чем задумался? – спрашивает Майк, замечая странное состояние приятеля, и подскакивает чуть ли не на метр от телефонного звонка. – Это Китти!***
Рейчел узнает о том, что Мэдисон родила здорового четырехкилограммового мальчика, прямо в такси – она тут же называет другой адрес и нетерпеливо ерзает всю дорогу до больницы. Отдав водителю трехзначную купюру, девушка торопливо вылезает из автомобиля и, грозя переломать ноги, взбегает по ступенькам. Она быстро идет по коридору в сторону нужной палаты, когда чувствует непонятное жжение в районе правого плеча. Легкое почесывание не помогает, и тогда Рейчел приспускает свитер с широким горлом прямо в коридоре, немного обнажая плечо и различая в красном пятне маленькие аккуратные буковки. «Хантер Кларингтон». Рейчел хватает ртом воздух.