Цветы

Его Леди любила розы. Он был в этом уверен. И хоть она отвергала все букеты, преподносимые им, он видел, как она поглядывала на клумбы с розами, как бы одобрительно-оценивающе. Адриан не знал почему именно розы. Наверное, потому что она сама была похожа на эти строго-идеальные цветы, такие яркие, запоминающиеся и все время разные. Но ему они не нравились. Розы, особенно красные, с угловатыми слишком многочисленными лепестками, острыми шипами и какой-то пронизывающей всё их, казалось бы, невинное существо вычурностью, виделись ему скорее грубыми, чем привлекательными. То ли дело ромашки. Маринетт, наивная, застенчивая и инфантильная Маринетт любила эти цветы. Как и он. И опять же ассоциировал ее нежную душу со скромными и простыми цветами. А еще… Еще, как он понял, она его любила. Он никогда не придавал этому значения. Адриан симпатизировал Дюпен-Чен, последнее время они много гуляли вместе, веселились и ходили друг к другу в гости, но… романтики в их отношениях было столько же, сколько в отношениях, допустим, Хлои и Сабрины. Хотя, эта парочка тот еще не расколотый орешек.

***

Адриан праздновал свой восемнадцатый день рождения. Он усмехнулся. Совершеннолетие. А что оно ему даст-то? Люди всегда придают слишком много значения цифрам, словам и датам. Глупо это все. Если человек морально и физически созрел, то для него наступает какой-то переломный момент, который и можно назвать переходом во взрослую жизнь, и это абсолютно не зависит от того, когда он появился на свет. Восемнадцать лет. Чисто теоретически теперь он может делать все, что угодно, жениться и проводить ночи с девушками, покупать алкоголь и проходить в ночные клубы. Но оно ему надо? Он не чувствовал, что готов ко всему этому, напротив, он хотел бы пожить еще хотя бы немного, не считаясь уже взрослым. Адриан понимал, что он еще мальчишка, он просто ощущал каждой клеточкой своего тела, что не готов, попросту не готов ко всему тому, что, по словам отца, должно было свалиться на него в ближайшее время. Закоренелый романтик, он любил размышлять ночами, сравнивать людей с предметами, да с теми же цветами. И он совсем не хотел, что бы его вводили в курс дела относительно моды и всего такого, как, опять же, обещал ему Габриэль. Его роза, как он называл для себя ЛедиБаг, напротив, очень ждала своего совершеннолетия, а когда оно наконец наступило, она отметила его с таким размахом, что на следующий день в ЛедиБлоге появилось такое видео, после которого ЛедиБаг сильно упала в глазах многих горожан. Поговаривают, в ту ночь она лишилась девственности, перед этим изрядно напившись на вечеринке, да и делов во всем городе натворила, что даже пришлось на следующей день ей, с дичайшего похмелья, призывать аж два Талисмана, чтобы устранить все последствия той вечеринки. Нуар все знал. Знал, но принимал ее, хоть у розы и начинали появляться шипы и грубоватые уголки на лепестках некогда нежно-розового цвета, а ныне вульгарно красных. Адриан растерянно стоял посреди огромного, какого-то слишком роскошного банкетного зала отеля Ла Гранд Пари, где и была устроена вечеринка, в большей части, по настоянию желтой лилии. Празднование было в самом разгаре. Алкоголь лился рекой, кто-то, кажется, Нино, раздобыл где-то стриптизерш, лилия уже успела снять на ночь номер на двоих, ведь «моему Адрианчику уже можно», словом постарались все, каждый на свой лад, конечно, но однозначно все пытались что-то вложить в вечеринку. И, так же однозначно, абсолютно всем, как, во всяком случае, казалось Адриану, было чем заняться на праздновании. Он, откровенно говоря, не понимал, как вообще можно чувствовать себя в своей тарелке, будучи зажатым в толпе изрядно подвыпивших, да еще и малознакомых людей, находясь в какофонии звуков и запахов, отнюдь не приятных. Разглядывая толпу, Адриан осозновал, что на вечеринке собрался, кажется, и вправду весь город. Во всяком случае вся парижская молодежь. Вот его роза. Вот рядом вертится чернобривец, поправляя очки и начиная съемку. Вот Нино. Вот и всем известная желтая лилия, а рядом, словно прилипшая, календула. Вот еще одна роза, только в этот раз нежная, чайно-розовая, кругленькая, и довольно привлекательная. А здесь зажигает маленькая гвоздика, а поодаль весело болтают такие разные ирис и вишня. Адриану нравится наблюдать и сравнивать. Это занятие, пожалуй, единственное, что его радует сегодня. Назвать радостью, то, например, как к нему полезла целоваться сама ЛедиБаг, заплетающимся языком что-то пытавшаяся сказать, что она сама — и есть подарок, язык не поворачивался. Нет, он, конечно, мечтал о поцелуе с ней, но он хотел поцеловать не это существо, а ту, что он полюбил, ту решительную, смелую, временами застенчивую и просто самую лучшую девушку, какой он встретил ее три года назад. В какую был влюблен. Сказать, что он любил ее до сих пор — да. Любить на самом деле — уже нет. Он просто не хотел признавать, что Леди — уже далеко не идеал, и ему не хотелось признаваться даже самому себе, что он больше не любит ее. Душно. Слишком душно и громко здесь. Кружится голова так, что кажется, еще немного, и просто грохнешься в обморок. Адриан выходит на балкон, и по его телу сразу пробегает легкая дрожь. Ночь, как-никак, апрель. Он любит холод. Холод, высоту, и цветы, словом, то, что сейчас предстает и окружает его. Он подходит, стараясь ступать максимально тихо, и садится на край. — Тоже не смог стерпеть тамошнего ада? — звенит тихий и нежный голосок рядом. Ромашка. И как он ее не заметил? — Да. Знаешь, я никогда не мечтал о такой вечеринке. Даже в дурном сне не привидится такое. Я… Я люблю тишину, ромашка, — она тихо усмехается. — Ромашка? А ты похож на василька, — Маринетт смотрит ему в глаза и улыбается. — Ой, что же это я? — ромашка вдруг будто бы спохватывается и начинает судорожно искать что-то вокруг себя, — вот. Совсем из головы вылетело. Держи. С днем рождения! — и Маринетт вручает ему какую-то коробку, — открой. — Боже… Мой… — у Адриана нет слов. Свитер. Теплый, красивый свитер с… Васильками. — Знаешь, — Адриан и сам не знает, зачем и к чему он сейчас это говорит, — моя, — он заминается, — возлюбленная, даже она, пыталась подарить мне совсем не такой подарок, — он грустно улыбается и вздыхает. — Возлюбленная? — Маринетт так же иронично продолжает улыбаться, казалось бы, совсем не расстроившись, — и кто же она? Нет, мне просто интересно. — Она? Роза,  — Адриан знает, что его ромашка поймет. — Роза? Красная роза… — Маринетт задумывается буквально на секунду, — ЛедиБаг, да? Ты тоже влюбился в идеал… — Бывший идеал, Принцесса. Поверь мне, я знаю ее лучше многих. Маринетт кивает. Она верит и знает. Давно. — Знаешь, я только убеждаю себя в любви к ней. Хотя, конечно, знаешь. Ты знаешь все. Мол, Нуары издревле любят ЛедиБаг. Как же нарушать древние традиции? Маринетт кивает опять. Они долго еще молчат на холодном балконе, и Адриан отдает свой свитер подруге. Превращается в Нуара, хватает ее на руки и несется навстречу рассвету. А через неделю Адриан замечает странные, но приятные перемены в своей Леди, и новые сережки у Маринетт. И все становится на свои места. Потому что нарушать вековые традиции действительно нельзя.