солнце, которое осталось на ночь

Это именно Куроо придумал: если наступаешь на серую или белую плитку, то дни твоей жизни увеличиваются, а если на цветную — уменьшаются. Кенма заинтересовался и стал выходить из дома, сначала — чтобы поставить новый рекорд, потом — разглядеть, когда Куроо поддаётся, надуться и тут же простить его, потому что Тетсуро смеётся. По-доброму. Так, как Козуме не умеет. Проблема Кенмы в том, что сейчас он нарочно наступает на цветную. Он давно ни во что не верит, но привычка играть такая сильная, что он не может остановиться — его никто и не останавливает. Кенма наступает на трещины в асфальте и чувствует себя просто прекрасно, так прекрасно, что ему хочется остановиться и никогда больше не делать ни одного шага; Козуме мечтает, чтобы о нём забыли. Пока он ещё не решается переходить дорогу на красный, но красный — это ведь абсолютно его цвет, так что когда-нибудь он рискнёт. Красный — это прежде всего его цвет, и Кенма жмурится. Думать о Куроо не хочется, не хочется знать его, не хочется, чтобы он помнил о Козуме (хочется шагнуть в это вместе и навсегда, но дороги туда не ведут). У Тетсуро выпускной завтра, и новая жизнь, и блестящее будущее, и Кенме там места не будет. И это правильно, потому что столько лет дружбы и год неловких поцелуев на рассвете — это всё абсолютно ничего не значит. Незначительные вещи не должны делать больно; Козуме уверен: Куроо из-за него совсем не больно, это его одного ломает, потому что в его жизни так мало смысла и так мало удерживающих в сознании якорей, что он вцепился в Тетсуро изо всех сил. На Куроо ни царапины. Обычно Кенме не по себе, когда заряд телефона падает ниже 50%. У него получается правильно вставить usb-провод с третьего раза, у Куроо — с пятого, зато подход к людям он находит с первого, а Кенма его и вовсе не ищет. Уровень заряда сменяется с 20 на 19, а Кенма не паникует и даже как-то сочувственно улыбается, потому что сам он небезопасно близок к нулю. Он хочет, чтобы всё вокруг него выключилось, чтобы никто не смог с ним связаться. Мечта Кенмы — жить на отдельном острове. Что бы ни случилось, он передаст свои координаты Куроо, даже если будет жалеть (даже если будет знать, что у него не хватит времени найти его). Кенма не выдерживает на 13%, потому что мало ли что может произойти, в конце концов, Куроо тоже знает правила игры и считает красный своим, он тоже выглядит уставшим и грустным, но Козуме боится это признавать, потому что ему могло показаться. Когда они были маленькими, Куроо рассказал страшную тайну: каждое утро он встаёт раньше всех и будит солнце, чтобы новый день наступил. Потом, конечно, Кенма узнал и про небесные тела, и про орбиты и не разговаривал с другом целых два дня. Куроо пообещал больше не обманывать. Обещание он своё, наверное, забывает, когда произносит "всё нормально" и "ничего не изменится". Кенма шепчет я ненавижу твоё чёртово солнце десять раз на дню. На небе пасмурно. — Кенма. Полновесное и заботливое; Куроо возвращается из школы после последнего учебного дня. Наверное, ему по-своему больно со всем этим прощаться навсегда. Кенма пытается понять и не вмешиваться. — Ты так и просидел весь день? Кенма вспоминает утро: Куроо минут десять пытался вытащить его из дома, чтобы пойти в школу вместе, но Козуме твёрдо решил прогулять. В следующем году, наверное, его пропусков будет ещё больше. — Ты придёшь завтра? — Куроо получает много ответов без слов, и ему достаточно хотя бы того, что Кенма его не прогоняет. — Нет, — это выходит резче, чем хотелось. Куроо не собирается просить. — Мне бы тоже хотелось не приходить, — честно говорит он. Кенма поворачивает к нему голову. Куроо всегда рядом с ним выглядит так, будто готов разбудить для него ещё сотни солнц, даже если придётся обжечь ладони. Кенме страшно. — Ты ведь знаешь, что ничего не изменится? Кенма думает: ты говорил. Кенма думает: или врал. Кенма кричит: я не знаю. Кенма не произносит ни звука. Куроо ничего и не просит. — Я даже никуда не уезжаю. Потом, когда ты закончишь школу, мы снимем удобную для нас обоих квартиру, и всё будет хорошо. Кенма обнимает себя за колени. — Всё будет хорошо, — эхом повторяет он. И кричит: нет. Дело не в смене мест, дело в новых людях. Они заберут и время, и самого Куроо, обгладают его своими интересами и мнениями. Они будут лучше, чем Кенма, хуже, чем Кенма, абсолютно несравнимые с Кенмой, но они обязательно изменят Куроо, сделают его чужим. Куроо просит Кенму лечь пораньше и уходит: всё-таки у него завтра похороны чего-то прекрасного. Козуме своё обещание не нарушает. На выпускной он не приходит. Куроо его понимает, принимает, хотя и чувствует лёгкую обиду. Кенма сидит на ступеньках своего дома и думает о том, что на солнце смотрят миллиарды глаз, к солнцу тянутся миллиарды рук, а оно почти не меняется, так, может, и Куроо будет равнодушен к этим глазам и рукам, потому что в них нет ничего кенмовского? Козуме не любит, когда у него появляются надежды. Он замечает, как Куроо садится рядом, и смотрит на него так, как будто никогда не видел. — Моя будущая группа собралась сегодня встретиться, чтобы познакомиться. — Удачно повеселиться?.. — Кенма действительно не уверен, что именно это говорят в подобных случаях, он неуверенно подбирает слова. — Я туда не пойду, — Куроо не выглядит опечаленным этим фактом. Кенма несколько раз быстро моргает, будто перегружает реальность. — Почему? Ему и правда интересно. — Потому что я планирую остаться на ночь у тебя и поговорить с тобой о том, какое замечательное будущее нас ждёт. Куроо встаёт, взъерошивает волосы Кенмы и идёт в его комнату, не спрашивая разрешения. Кенма думает: я ненавижу твоё чёртово солнце, но буду ненавидеть себя сильнее, если закрою глаза. Кенма шепчет: всё будет хорошо. Кенма больше не смотрит под ноги.