Щенок

*** Двор был, как и многие другие затерявшиеся в спальных районах Санкт-Петербурга. Нет, там не было высоких красивых красочных элитных построек. Обычные серые девятиэтажки, стоявшие практически плотным кольцом, оставляющие между собой тонкие тропинки для прохода. Окна квартир выходили либо на пустырь с заброшенной стройкой, либо на старую детскую площадку, которую составляли металлические ржавые турники с облупившейся краской, старые скрипящие качели, перекладины для вытряхивания ковров, драная сетка, за которой располагалась небольшая баскетбольная площадка с прогнившими лавочками, и несколькими детьми, играющими в песочнице. Такие места редко ремонтировались, лишь на «субботник» и для отчетности. Сегодня день выдался прохладным, еще бы - середина осени, как-никак. Да и свинцовое небо, предвещающее дождь, портило ладный настрой. Лешка со своими друзьями, а лучше назвать их бандой, сейчас как раз и зависал на одной из таких лавочек. Сидя на спинке и поставив ноги на сиденье, ребята тесно кучковались, пытаясь заглянуть друг другу через плечо, чтобы понаблюдать за тем, как Городецкий ловко рубится в очередную игрушку. Естественно, не обошлось без криков, мата и «дельных» советов от товарищей. Лешка периодически зло зыркал голубыми глазищами на свою банду, сдувая длинную русую челку, шикал на них, чтобы не мешали, и снова утыкался в сенсорный экран планшета. Гомон затихал на несколько минут, а затем вновь начинал набирать обороты. В самый ответственный момент, когда нужно было завалить очередного монстра, кто-то хмыкнул над его ухом и толкнул в плечо. Верткий зомби из игры воспользовался моментом и перегрыз горло его герою. Лешка поджал губы и сжал кулаки. Повертел головой и, опознав волосатого Юрку, как того самого нахала, из-за которого получил геймовер, всерьез намерился накостылять пацану: - Ты охуел? Юрка улыбнулся и, ловко отскочив, свистнул, а затем качнул головой куда-то в сторону. Городецкий проследил направление и хищно оскалился, сразу же забыв о своем глупом поражении и желании отомстить. По направлению к третьей парадной шел белобрысый парень лет девятнадцати. На курносом носу красовались неизменные большие очки, а сам он зябко кутался в серую ветровку и что-то усиленно под ней прятал от пронизывающего ветра. Этого парня Лешка знал прекрасно. Женя был первокурсником в университете и новичком в их дворе – его семья только год назад сюда переехала. Ботаник, с которым поддерживали связи типа: «дай списать». Городецкий же уже учился на третьем курсе и сам не мог понять, почему каждый раз цеплялся к этому мальцу, давно уже должно было все перетрястись. Первый раз они встретились на зачетной сессии. В столовой на большой перемене было настоящее столпотворение, поэтому неудивительно, что неуклюжий тютя Женька опрокинул стакан с компотом прямо на новые джинсы Лешки. И нет, Городецкому не было жаль ни новых джинсов, привезенных отцом из заграничной командировки – он никогда не был мелочным, ни своего ущемленного и опозоренного прилюдно «я». На тот момент он просто утонул в двух глубоких бездонных зеленых болотах, что испуганно смотрели на него. Малец, длинными пальцами с аккуратными ногтями, прижимал к груди потертую сумку и тревожно озирался по сторонам. На них смотрели многочисленные студенты, а Лешка тупо стоял и пялился на это чудо и ему сейчас, честно говоря, было на всех насрать. Во внешности пацана не было чего-то необычного, за исключением глаз. Вздернутый носик, круглое лицо, чуть длинноватые светлые волосы и очки на половину лица в черной роговой оправе. Городецкий потом и сам удивлялся, как за такими толстыми линзами смог рассмотреть то самое сокровенное, что впоследствии мешало ему спать. Но на тот момент ему нужно было держать статус, поэтому, с огромным усилием вытащив себя из затягивающего омута, он зачинил скандал. Тогда ботаник отделался только матюгами в свою сторону и хорошим пинком под зад. А Лешка думал, что зад-то у пацаненка тоже ничего, любая девка обзавидуется. Все возможно бы на этом и кончилось, если бы Городецкий не потерял покой. Он бесился от того, что сны с такими зелеными и пронзительными глазами, что будто укоризненно в душу смотрели, постепенно вытесняли сны с грудастыми девками. И даже секс с раскрепощенной Светкой из их параллели не помогал. За Светкой пошла череда Алён, Кать, Маш, но ничего не спасало. Кончилось тем, что у него, ни с того ни с сего, перестало вставать. И это уже было не смешно. Естественно, во всех своих бедах он начал винить ботаника Женьку Никифорова, о котором за несколько месяцев он смог разузнать практически все у их старосты. Никифоров был самым что ни на есть зубрилкой, тихим мышом, неразговорчивым, имел покладистый характер и жил только с мамкой, что одна его растила с пеленочного возраста. Они были практически соседями, жили в одном доме и в одном подъезде, но на разных этажах, что стало приятным сюрпризом. Лешке, впрочем, если подумать, должно было быть все равно, но он, отчего-то, как одержимый впитывал всю информацию как губка, не забывая попутно шпынять парня. Подзатыльники и тычки градом посыпались на несчастного Никифорова, а остальные студенты, видя такое отношение местного заводилы, тоже примкнули к этому прессингу. Положение более-менее спасла предприимчивая Лизка, которая уже давно мечтала разделить с Городецким постель. Первой предложив Лешке анальный секс, она и не предполагала, что Городецкий, впервые за два месяца кончит, правда, закрыв глаза и представляя на месте этой попы другую, более округлую и не такую разъебаную. Да и во время слива спермы в тесное Лизкино нутро перед ним опять возникли блядские зеленые глаза, что тянули его непонятно куда. Городецкий боролся с собой как мог, еще больше прессуя бедного ботаника, слабак и защитить себя толком не мог. А потом, Лешка стал замечать за собой неожиданные и не присущие ему вещи. Для начала он по-тихому расшугал всех остальных дармоедов, что позарились на бесплатный цирк, а к тычкам и поджопникам неожиданно прибавились руки Городецкого, что иногда, вскользь, перед очередным подзатыльником, проходились по тощему телу, прощупывая все выпирающие косточки и позвонки на спине. В такие моменты Алексею хотелось насильно накормить этот живой скелет. Он что, совсем не ест? Периодически Городецкий прижимал тощее тело Никифорова к стене, вдавливая своим поджарым, хватал за шею, заглядывал в глаза и… обессилено отпускал. Против этого щенячьего выражения лица он не мог противостоять. Оно так и говорило: «За что, я же ничего не сделал, даже в коридоре не нассал». Лешка окончательно свихнулся и потерял покой, денно и нощно твердя себе, что он не педераст, а всем этим заправляют взбесившиеся гормоны. Друзья, а точнее прихлебатели, начали что-то замечать, но подъебывать не решались, так как в травму с переломанной челюстью никто не хотел. Дни шли за днями, а наваждение не проходило. Скрипя зубами, Городецкий вынес себе вердикт – трахнуть ботаника и дело с концом! *** Банда, во главе с Городецким, стремительно пересекла двор. - Эй, что там у тебя? – грубо окрикнул Юрка, хватая за плечо Евгения и разворачивая. Лешка нахмурился. В этот момент Городецкому показалось, что рука у Юрки явно лишняя и как-то не эстетично смотрится с его телом, вот если её вырвать, то все будет намного гармоничней. А потом, увидев белое пушистое лопоухое создание с рыжими пятнами, выглядывающими из-под запаха куртки Никифорова, улыбка сама тронула губы Алексея. Щенок заскулил и затрясся от хладного порывистого ветра, что закачал голые, влажные после вчерашнего дождя тонкие деревья. Черные глазки-бусинки пристально посмотрели на Городецкого, а потом пес опустил мордочку вниз, пряча носик в рукаве Женькиной ветровки. Лешка и сам не понял, как его рука коснулась узкой мордочки щенка и погладила. - Леш, возьми его, пожалуйста, - от этого тихого, но чистого без хрипотцы голоса тело Городецкого покрылось мурашками, а член в штанах налился. Лешке хотелось застонать вслух. Оказывается, вот чего не хватало для полной картины и счастья. Голоса. Мать твою, чертова голоса, впервые услышанного от этого чертового ботаника, чтобы у Лехи впервые встало на Никифорова и он окончательно потерял свою и без того дурную голову! Его голос был жалостлив и просителен, заставляя толпы мурашек бегать по телу. – Леш, мы с мамой живем в маленькой квартире, и ему места мало будет, а у тебя трешка, пожалуйста. Да и живешь ты практически один. У меня больше нет знакомых и попросить некого. Ну, приюти хотя бы на время, а? За содержание не переживай, я буду сам покупать корм и приносить тебе его. Да, кем-кем, а «знакомыми» их можно было назвать с трудом, Женька видать полностью отчаялся, раз решился обратиться к Лехе. - Ты что, офигел? Псину свою блохастую предлагать? – спросил кто-то из толпы. Женька от этого наезда заметно съежился, прикрывая собаку и отворачиваясь. - Заткнись, - рявкнул Городецкий, оборачиваясь к тому, кто подал голос. - Ты что, Лех? - Я сказал - заткнись! Наступила гнетущая тишина, разрываемая только свистом ветра и колыханием веток старого лысого дуба, что возвышался посреди двора. Городецкий и правда жил один. Родители, выстроив дачу, окончательно перебрались из города туда, изредка, в основном по выходным, навещая непутевого сына. Мама готовила на несколько дней, чтобы дитятко не зачахло, папа отлеживался от дачных работ, а потом они вновь уезжали загород. Лешке же становилось неимоверно скучно и одиноко в просторной квартире, потому он предпочитал чаще зависать во дворе с друзьями. Собака бы не помешала. Взять щенка очень хотелось, хотя бы еще и из-за того, что Городецкий теперь официально сможет каждый день наблюдать Женькину мордашку, а не исподтишка в универе. Возможно, что это даст ему время разобраться в себе и понять сложившуюся ситуацию. Женька снял очки, устало потер лицо, а потом пристально и с надеждой посмотрел на Лешку, не обращая ни на кого внимания. А у того в это время сердце ухнуло, замерло, а потом скатилось куда-то в район пяток. - Пошли, - махнул он рукой, разворачиваясь и идя в сторону подъезда. Евгений последовал за ним, и никто не увидел, как хитро и удовлетворенно заблестели глаза под стеклами очков. *** Квартира у Лехи была просторная. Гостиная сделана студией и разделена воздушным пространством от кухни, пол которой был покрыт кафелем, а остальное пространство паркетом. Минимум мебели. Все шкафы и гардеробные встроенные. Большие окна, кажется, если бы позволяла планировка дома, то они были бы во французском стиле, а так, просто очень широкие. Женька подивился, но не подал виду. - Проходи на кухню, я сейчас переоденусь, и ты поможешь мне помыть собаку, - сухо бросил Лешка. Женька осторожно уселся на высокий барный стул у кухонной стойки и, еще раз оглядев помещение, причмокнул: - Да, Пиратик, Ленка мне еще должна быть благодарна, что ты в таких хоромах поживешь. Кормить тебя уж точно должны хорошо, - почесал он за ухом собаку. Городецкий появился через несколько минут. Одетый в свободную белую футболку с принтом и обычные серые треники. Женька сглотнул и сделал вид, что копается в собачьей шерсти. - Раздевайся… и пойдем мыть этот блоховоз, - сказал Лешка, потягиваясь и зевая. - Леш, Пиратик чистый, я его уже обработал и помыл у своей сестры. - Пиратик? - Ну да, его так зовут. Городецкий видно не поверил в отсутствие насекомых, потому, как подошел вплотную к Женьке и начал осматривать собаку. Ну, не говорить же Городецкому, что Ленка моет пса дорогущими противоблошинными шампунями и кровососущих там отродясь не водилось. Их руки нечаянно соприкоснулись и Лешка, как ошпаренный, отскочил, как-то укоризненно посмотрев на Никифорова. - А-а-а, ясно, - протянул невпопад Леха. – Тогда ванна отменяется. Да отпусти ты его! Кстати, он породистый похоже. - Вроде… этот… как его… - задумчиво почесал лоб Женька, - а… вот… шпиц! - И где ты его взял? - М-м-м, - Женькины глаза безумно бегали из стороны в сторону, выдавая усиленный мыслительный процесс. – Нашел! - Породистого шпица? – не поверил Лешка. - Ну да… возможно, он потерялся. - Ясно, нужно объявления, наверное, расклеить, - Городецкий включил чайник. - Э-э, Леш, не переживай, я сам все сделаю. Не беспокойся, пусть он с недельку поживет у тебя, хорошо? - Пусть живет, - пожал плечами Городецкий. Они практически в полном молчании выпили чай, и Женька решил, что пора ему на выход. Подобрав свою брошенную на диван куртку, он направился в коридор. У самого выхода его за руку поймал Леха и заставил обернуться: - Ты завтра придешь? – как-то с надеждой спросил он. - Конечно, - серьезно ответил Никифоров. – Я же корм обещал. На улицу Никифоров вышел окрыленный. Даже плохая погода и начавшийся мелкий дождь не портили впечатление от сегодняшнего дня. Вытащив мобильный, он в контактах нашел номер сестры, та ответила довольно быстро, наверное, потому, что Женька уже полдня игнорировал её дозвоны, поставив телефон на беззвучный режим. - Гребаный пидорас! – услышал он вопль двоюродной сестры. – Где мой Пиратик?! Я тебе твою безмозглую блондинистую голову оторву! - Леночка, солнышко моё, остынь, а то морщинки появятся, - хмыкнул Никифоров. – Верну я тебе Пиратика, честно. Считай, что у него незапланированный отпуск в трехкомнатных хоромах и с усиленным питанием. - Если ты мне не вернешь собаку сейчас, то на твою смазливую ряху даже вороны не слетятся, не то, что мужики! – продолжала орать сестрица. - Леночка, ты же девочка, а выражаешься, как портовая шлюха, - укоризненно пропел Женька. - Ты скоро ей тоже станешь, если не вернешь сейчас же Пирата! Тебе все равно член не нужен, так как ты его по делу не используешь! - Леночка, родненька…. Еще около часа ушло на то, чтобы уговорить сестру не паниковать и принять Женькины правила игры. Ленка материлась, кричала, угрожала, но с горем пополам согласилась помочь, как она выразилась – голубому братцу и его радужной любви. *** Теперь, каждый день Никифоров появлялся на пороге Лешкиной квартиры с пакетом корма. Естественно, Пиратика сухпродуктом кормили редко, его рацион обогатился витаминами, мясными кашками, косточками и овощами. Женька мысленно хватался за голову, потому как у Ленки Пиратик сидел на мягком и сбалансированном корме, лишь изредка баловался кашами. Ленка готовила просто отвратительно, поэтому решила не травить пса своими кулинарными способностями. Неудивительно, что после такого пансиона собаченция станет привередлива к еде и Ленусику придется научиться готовить нормально, чтобы удовлетворить новые аппетиты своего любимца. Отношения между парнями начали постепенно устаканиваться. В университете Никифорова больше никто не трогал, после того, как увидели, что Городецкий начал с парнем здороваться и о чем-то разговаривать на переменах. А уж косой печальный Лешкин взгляд в свою сторону видел только Женька, мысленно потирая ручки. Никифоров стал подолгу зависать у Городецкого. У них даже нашлись общие темы для разговора. Городецкий же пытался унять своё так некстати разыгравшееся либидо, еле сдерживая себя в руках, чтобы не завалить Никифорова прямо на глазах Пирата. Он старался лишний раз не прикасаться и не трогать Женьку, но тот как будто специально вертелся рядышком, подползая то под руку, когда Леха доставал чашки, то вместе с ним подходил к раковине, чтобы помыть руки под одной струёй. Городецкий чаще начал замыкаться в себе. А так же задавал себе одни и те же вопросы: каковы его шансы быть рядом с Женькой? Сможет ли Никифоров простить его тычки и затрещины? Поймет ли? А может он вообще, да скорее всего, по девочкам! Что со всем этим делать? Но, как водится, мы полагаем, а судьба располагает, в этой же истории развитие событий контролировал только Никифоров, но вот Городецкий об этом даже и не догадывался. *** Звонок в дверь заставил отложить планшет с игрушкой в сторону и потащиться в коридор. Сто процентов, это Евгений принес корм. Конечно, Алексей уже много раз просил не тащить подачки, а просто приходить и не искать повод для общения, но упрямый мальчишка совершенно не слушал никаких доводов. «Я сам тебе навязал пса и нести ответственность за него должен тоже я», - гордо выпячивая грудь, говорил он. В такие моменты глупую милаху хотелось просто-напросто затискать, но приходилось держать себя в руках и не давать волю своим чувствам. Широко распахнув дверь, Городецкий ошарашено замер, моргнул, сглотнул, потер глаза и раскрыл рот. Как же хорошо, что только он мог видеть эту красоту, что захватывает его дух. А Женька был сейчас красив, очень. Очки заменили линзы, волосы аккуратно уложены набок, открывая вид на выбритый висок, что раньше скрывали спутанные лохмы. Темно-синяя рубашка в красные полосы, что пересекаясь, образовывали крупную клетку, была застегнута на все пуговицы и сидела, как влитая. Черные узкие джинсы прекрасно очерчивали ноги. - Ты?! – сглотнул Лешка. - Я корм принес, может, пропустишь в квартиру? – эротично приподнятая бровь… И все… Леху кардиологи будут теперь долго откачивать. И почему это чудо сейчас так вынарядилось? Он же ботан! Где его ботанические очки и мешковатая одежда? Хотя, наверное, если бы он вот так приперся в универ, то его бы точно изнасиловали, не парни, так девки. Лешка отступил и пропустил гостя. Сам же он сейчас был одет в светлые голубые домашние джинсы и сверкал голым прокачанным торсом, чувствуя себя страшным зеленым халком рядом с этим изящным и хрупким существом. А он ведь его еще всей своей тушей по углам зажимал, как не раздавил-то? Правда, из-под толстых свитеров нельзя было прочувствовать всю конституцию Женькиного тела. Такого подвоха от ботаника он не ожидал. И почему такое чувство, что этот поганец знает, как на него отреагировали? - Пира-а-ат, - завопил тонкоголосый ангел, проходя прямиком на кухню, шурша пакетом «Педигри» и привлекая щенка. Пиратик радостно залаял и кинулся к Женьке на руки. Наобнимавшись, пес потрусил к миске с гостинцем. И это при том, что Лешка его совсем недавно накормил, отварив собачке курочку и сварив кашку, справедливо считая, что пичкать пса одними сухими кормами негуманно. - Ты куда-то, хм, собираешься? - тихо спросил Алексей, когда Женька встал с корточек и отряхнулся. - Да. То есть, нет, уже пришел. В гости с мамой ходил, пришлось универ прогулять, - сказал Никифоров, пожав плечами, и посмотрел на Леху своими завораживающими глазами. Городецкий сглотнул и попытался вразумить свой мозг: изнасилование - это не метод для получения поставленной цели! - Кхм, ты сегодня выглядишь… м-м-м… по-другому, - сипло пробормотал парень, непонятно размахивая руками. - В смысле? - наклонил по-птичьи голову Женька. - Ну… лучше… что ли… - А-а-а-а, это, - протянул Никифоров, улыбаясь. – Не обращай внимания, я сегодня не в универе, значит, можно. - В смысле? – пришла очередь Алексея тупить. - Ай, долгая история. - Так ты не ботаник?! – выдал глупую фразу Городецкий. - Ботаник-ботаник, - утешил Женька, по-дружески кладя руку на Лехино плечо. – И, насколько я помню, ты мне обещал конспекты за второй курс? – приподнял бровь. - Да? – Леха продолжал нещадно тупить, зато член в его штанах начал подавать первые признаки жизни. - Да-да, наверное, они у тебя в комнате? - А, ага, - как сомнамбула, Городецкий развернулся и потопал в сторону спальни. Никифоров тихонечко улыбнулся, покачал головой и потопал вслед за другом. Лешкину спальню он увидел впервые и, ошарашено открыв рот, присвистнул, сбросив сумку с плеча на пол. Двадцать квадратных метров были оформлены… как-то не по-мальчишечьи, что ли: светло-бежевый ковролин, в тон ему атласные шторы, висевшие на простой металлической гардине, без лишней вычурности, вместо тюли обычная белая органза. Кровать, о, да, она требовала особого внимания: большая, трехспальная, низкая, без каких-либо спинок, стояла прямо посередине, и на ней творился сказочный кавардак, будто кто-то ночью пытался свить гнездо. Напротив этого царского лежбища висела огромная плазма. В углу у окна стоял письменный стол, вдоль свободного участка стены, разместился длинный белый многостворчатый шкаф. Идеальная чистота поражала, и кровать сильно выделялась на фоне этого перфекционизма. Женькина же двенадцатиквадратная комната напоминала конуру, заваленную тетрадками, книжками, ненужными плакатами, что собирал в детстве, запыленным стационарным компом и водруженным посреди всего этого срача скейтом. Здесь же вообще нельзя было сказать, что живет парень-студент. - А у тебя уютно, - хмыкнул Женька, осматривая помещение. - Н-да, - задумчиво ответили ему, словно сомневаясь. Лешка поковырялся в письменном столе и вытащил наружу толстую тетрадку. – Вот, держи, - протягивая, сухо и отводя глаза в сторону, пробормотал Городецкий. - Что-то случилось? – наиграно обеспокоенно заглядывая в лицо, спросил Женька, берясь за другой край несчастных конспектов. Их взгляды пересеклись – Женькин, с искорками смеха и Лешкин, мрачный и серьезный. И тут, как говорится, все здравые мысли в башке Городецкого были наглухо забиты сигналом с Марса. Вырвав свою тетрадь из чужих рук и отбросив в сторону, он схватил Никифорова за шкирку. Властно притянув к себе, впился в манящие губы поцелуем. Городецкий будто вытрахивал рот несчастного Никифорова, не давая сделать даже глоток воздуха. Минут пять он пытался насытиться влажным нутром, но это не получалось, и с каждой пройденной секундой хотелось большего. Бугор на штанах уже давно упирался в Женькин пах. Никифоров же не вырывался и податливо ластился, что немного удивило Лешку. А мальчик-то с секретом, оказывается! - Задушишь! – пропищал Женька, немного остудив пыл Городецкого, руки которого перестали сжимать рубашку и зарылись в блондинистые волосы. Никифоров тоже не отставал и вжался в Городецкого своим телом так, что бедный парень еле сдержался, чтобы не разложить это сказочное существо прямо на полу. Когда накал первых страстей сошел, Лешка утянул Женьку на кровать и посадил его между своих разведенных ног, задрав темно-синюю облегающую рубашку парня, с огромным удовольствием огладил костлявые бока, в очередной раз подумав: «Обязательно откормлю!». Не удержался и лизнул оголенный участок шеи, а потом шумно выдохнул, сдувая своим дыханием чужую непослушную блондинистую прядь. Никифоров же был податлив, как котенок, требующий ласку и тыкающийся хозяину в руки. Стоило лишь немножечко приласкать, как его щечки покрылись бледным, едва заметным, румянцем. Откинув голову, он положил её на Лешкино плечо и двинул бедрами назад, еще ближе двигаясь к возбужденному члену Городецкого, прижимаясь к обнаженному торсу. Руки Городецкого аккуратно, чтобы сдуру не спугнуть, с двух сторон, растопырив пальцы, спустились вниз, а затем встретились на Женькиной паховой области, огладив её через черную ткань джинсов. Получив полное стоячее разрешение, двинулись назад, попутно расстегивая мелкие прозрачные пуговки на рубашке и борясь с желанием сжать до хруста костей это хрупкое тело. Добрались до шеи и огладили кадык, запрокидывая голову за подбородок еще сильнее. Сильные ноги Городецкого обвили торс Никифорова, оплетая, как паук паутиной свою жертву. - Скажи, ты девственник? – шепнул Леша на ушко, а потом несильно укусил мочку. - Нет, - был короткий ответ на выдохе. - Что? – удивленно отстранился Городецкий и посмотрел на своего партнера. - Ну… до встречи с тобой у меня был парень, но мы расстались перед поступлением. Не сошлись характерами, - понуро ответил Женька, поняв, что сладкая халява закончилась и ему никто не доставляет приятностей. – Понимаешь… мне нужно было много заниматься, чтобы поступить на бюджет, мама бы платное не потянула. Ну, а Витьке нужны были тусовки, клубы и хороший отдых. Он был моим первым мужчиной, да и любовью, наверное, но пришлось очнуться и послать его куда подальше, так как с некоторого времени наши дорожки начали расходиться и интересы стали разными. Познакомились, как ни странно, в клубе. - Ты ходишь по клубам? Я думал, что ты всё своё время проводишь за книгами, - Лешка нежно убрал упавшую на глаза Женьке чёлку. Городецкого сейчас жгли непонятные чувства: злость, ревность к незнакомому ему Витьку… и… облегчение. Ведь если бы тот ушлепок пересмотрел свою жизнь и выбрал вместо клубов Женю, то, возможно, Городецкий бы сейчас не обнимал своего ботаника. Радовало то, что это теперь облегчало их отношения, так как и Женька, оказывается, знает, что Лешке от него нужно и при этом содействует. - А кто не ходит? – удивленно посмотрели на него. - Нет… да, я хорошо учусь, но то, как я выгляжу в универе - это маска, чтобы не лезли и не приставали, а дали спокойно учиться. Понимаешь, большого внимания мне хватило и в школе. Девки в десятом классе как с ума посходили, все эти их «ня-я-яшка», «укеееешечка», до жути стали раздражать. Брр… Ну, вот я и решил кардинально поменяться. Но… на тебя наткнулся по своей рассеянности… Хотя… Лешка все понял и, не дав договорить, повернул хитрую мордашку к себе и смачно поцеловал. Женька явно плюнул на все свои приличия и амплуа невинного ботана, юрко вывернулся, развернулся и повалил Городецкого на кровать, попутно сдирая с того джинсы с нижним бельем. Огладил нехилый стояк и ухмыльнулся: - А кто это у нас так сильно хочет? - Сучонок, - нежно прошептал Алексей и перевернулся, увлекая и подминая Женьку под себя. Страсти накалялись, набирая обороты. Одежда полностью покинула своих хозяев. Жар тел только начал зарождать запах предстоящего секса. Отступать было поздно, да никто об этом сейчас и не думал. Напряженный член Алексея привлекал Никифорова, который спустился поцелуями по кубикам пресса вниз и вобрал в рот головку, проходясь по уздечке. Женька поднял глаза, не отрывая рта от орудия, как бы спрашивая: «Ну, как, не каждая девка так сможет?». - Сволочь, что ж ты творишь? – взвыл Городецкий. Умелый язычок прошелся по яичкам, а потом по каналу вновь поднялся наверх. Рот заглотил член почти до основания и медленно начал скользить, шершавым языком рисуя восьмерки на толстом стволе, пососал только головку, а потом, с громким чпоком, выпустил. Женькины влажные пухлые алые губы пошло манили к себе, и Лешка их не проигнорировал, жадно сминая и дико покусывая. Над парнями сейчас будто возобладали животные инстинкты. Нависая над Никифоровым, Лешка терся членом о пупок ботаника, который, как шлюшка, выгибался под его руками и поцелуями. Не выдержав, Городецкий подхватил Женьку и перевернул на живот, притянув за бедра и, поставив в позу раком, огладил молочные ягодицы, лизнув одну половинку. - Смазка… у меня в «почтальонке», - прохрипел Никифоров. Лешка ухмыльнулся и попытался дотянуться до сумки, валяющейся на полу. Это получилось только со второй попытки. Порывшись в вещах, он между конспектами с тетрадями нашел то, что искал. - И как часто ты носишь в универ такие вещи? – приподнял бровь, явно издеваясь. - Как тебя встретил, так и ношу. Давай уже, а? – взмолился бывший страшненький ботаник. Лешка улыбнулся и ткнулся членом между сведенных бедер. - М-м, сволочь! – констатировал Никифоров. А дальше пошло настоящее безумство. Когда тесное смазанное нутро обхватило ствол, Лешка сам готов был заорать от нахлынувшего удовольствия. Сдерживаясь, чтобы сразу же с позором не кончить, он медленно и осторожно начал двигаться. Женька сам подмахивал, давая понять, что нужно ему больше, быстрее, сильнее. Амплитуда движений постепенно нарастала. Первый раунд завершился довольно быстро, но Лешка не стал останавливаться на достигнутом. Опрокинув Женьку на спину, спускаясь с кровати и оказавшись на полу, он вновь медленно в него вошел. Глядя на желанное тело, лежащее перед ним, в голову Леши пришла безумная идея. Главное, чтобы спина выдержала. Не выходя из распростертого парня, он начал склоняться ниже, ниже… ближе к подрагивающему в нетерпении члену Жени, пока губы не сомкнулись на сочащейся головке и, не переставая двигаться, начал сосать. У него выходило плохо, он периодически сбивался с ритма и терялся, но по Женькиным стонам и вскрикам понимал, что тому безумно нравится, поэтому и не думал бросать начатую затею. Лешка и не представлял, что когда-нибудь решится на такое, но сейчас ему все казалось таким правильным и нормальным. Ведь Женя-то ему отдался, доверился, так почему бы и не отблагодарить. А еще ему было основательно стыдно за те поступки в университете. Не, ну он, правда, скотина! Такого мальчика и так по- свински… Женя закусил нижнюю губу и сам подался навстречу новому толчку, застонав. «Этот стон у нас песней зовется!» - все, что можно было сейчас сказать об ощущениях Городецкого. Яички пошло шлепались об упругие ягодицы, сами собой стимулируясь. Женька слил уже два раза, один из которых прямо в рот Городецкому, закатывая глаза и пошло выгибаясь. К третьему разу его подхватил и Лешка, что уже так страстно прижимался к такому крышесносному мальчику. Сил хватило только на то, чтобы скатиться с несчастного растерзанного тела, ибо раздавит, и укрыть их пледом. Прижимая к себе сопящего уставшего Женьку, он мысленно благодарил его неуклюжесть, ведь если бы не случай в столовке, то, возможно, они бы и не пересеклись и он не встретил свою любовь. Теперь-то он его точно никуда не отпустит! А «любовь» никуда и не собиралась, она тихо посапывала, уткнувшись курносым носиком в Лешкину подмышку. *** - Э-э, Лешенька, а нам бы нужно вернуть Пиратика, - прижимая ручки к груди, молвило чудо и захлопало длинными ресницами. - В смысле? – не понял Городецкий. Чудо шагнуло назад, жопой чувствуя, наверное, что сейчас эту жопу натянут. - Ну, я Пиратика напрокат у сестры брал… - Чего? – обманчиво тихо прошептал Леха. - Ну, понимаешь, я ж должен был как-то сблизиться с тобой… и… ну, Ленка бы просто так мне свою собаченцую не отдала ни за что, поэтому пришлось взять тихо, без боя, напрокат… во-оо-от… - Женька еще отступил, утыкаясь спиной в угол. – А я очень хотел быть с тобой… о-о-о-очень! - И ты, ничего лучше не придумал, как спиздить пса?! – рявкнул Городецкий, вставая с дивана и прижимая Женьку к стене. - Нет, не придумал, - покаянно улыбнулся и смущенно пожал плечами. - Ты у меня придурок? Вот скажи, только честно? – спокойно спросил Лешка, улыбнувшись. - Ага, - кивнули ему в ответ. - Ох, горе моё луковое, собирайся бегом, пойдем Пиратика возвращать, а то там хозяйка уже с ума, наверное, сходит. Нет, ну надо же до такого додуматься… И да, нужно зайти в магазин и купить ей большой торт, чтобы отблагодарить за этого пушистого сводника. А «сводник» же потряс головой, и радостно тявкнул, предчувствуя скорую встречу со своей хозяйкой. Нет, предприимчивого Женьку он тоже любил, но вот нежные девичьи ручки, что так приятно тискают, и губки, что целуют в черный носик, намного лучше, чем мужские разговоры с ним по душам. - Э-э-мм, любимый, - окликнул Женька. - Что? – надевая джинсы, откликнулся парень. - А стакан с компотом не был случайностью, - лукаво ухмыльнулся Никифоров и игриво прикусил указательный пальчик.