Грешник

— Христианство не одобряет такое, Бог накажет меня за это, — повторял про себя Курт каждый раз, когда Пьетро оказывался рядом, но ни одна из этих мантр так и не помогла ему. Он был уже и не рад тому, что его так тепло приняли в институте Ксавьера. Если бы здесь так же, как и везде, издевались над его внешностью, Курт бы без раздумий телепортировался куда подальше, но теперь он метался между необходимостью отплатить добром своим новым друзьям и желанием убежать на другой конец света, потому что в этом месте обитало слишком много демонов. Точнее, демон был всего один, но в его присутствии в душе Курта разом просыпались десятки тысяч маленьких бесов, хором склоняющих его к греху. Он сильно жалел о том, что в небольшой часовне, скрытой в глубине сада при институте, не было священника, чтобы он мог исповедаться. Правда, иногда Курт одёргивал себя от мыслей, что так даже лучше: он не был уверен, что сможет признаться другому человеку, пусть даже церковному, в своих нецеломудренных мечтаниях. Кроме того, возможно, именно благодаря этому туда никто, кроме него, не ходил. Курту очень нравилась эта уединённость. Он мог смиренно сидеть на лавке и про себя думать о чём-нибудь добром и светлом. Или, как бывало в дни особого дебоша среди его личных бесов, зажечь все свечи на небольшом алтаре, упасть на колени прямо перед ним и жарко молить Бога о том, чтобы он помог ему в этом испытании, потому что чувствовал, что его человеческих сил начинает не хватать в борьбе с соблазнами. Но ни боги, ни его святые не отвечали ему, и раз за разом, стоило Курту покинуть часовню, пропахшую ладаном, он оставался один на один со своими нехристианскими желаниями. Чего же именно он хотел? О, слишком многого. Курт не раз просил Бога избавить его хотя бы от некоторых видений, потому что жить и постоянно натыкаться на свои фантазии повсеместно становилось уже невыносимо. Он завтракает в столовой? Интересно, а готовил бы Пьетро ему завтрак, если бы они жили вместе? Идёт по коридору на занятия? И одновременно думает, что если бы спидстер поцеловал его сейчас на своей скорости, это было бы крайне романтично. Зовёт Пьетро к себе в комнату, чтобы тот помог ему разобрать не понятую на чужом языке тему? И… Святые угодники, даже если бы Пьетро был девушкой, такие мысли Курт не смог бы себе простить, но когда он думал в таком ключе о парне, это было ещё хуже. Суббота выдалась крайне тяжелой в этом плане, так что на воскресную службу Курт собирался с большей, чем обычно, надеждой на то, что кто-нибудь (или что-нибудь) с неба ответит на его молитвы. Запах ладана стал уже таким привычным, что начал ощущаться только после того, как Курт зажёг тридцатую свечу. Или же он скорее впал в состояние наподобие медитации от этого занятия, что заметил его только тогда, когда тот стал сильно насыщенным? Курт почувствовал, как кровь приливает к его лицу, осознав, что последние шесть минут он думал вовсе не о высших силах, а о том, что привлекает его в Пьетро. Несмотря на то, что время начала службы ещё не пришло, он начал читать молитву себе под нос. Не хватало ещё в священном месте думать о всяких непотребствах. Пламя свечей дрогнуло, словно потянувшись за свежим порывом воздуха, а Курту померещились шаги за спиной. На секунду ему представилось, что сам Люцифер явился по его душу за то, что он осквернил священное место, и Курт испуганно обернулся, но это оказался всего лишь стоящий в дверях Пьетро. Впрочем, разница, наверное, была небольшой. — Снова замаливаешь несуществующие грехи? — скептически спросил он, прислонившись к косяку. — Пьетро? — ещё не успокоившийся Курт не сразу поверил, что перед ним человек, а не дьявол в его обличии. А следующей тревожной мыслью забилось осознание, что спидстер, должно быть, всё знает об отношении Курта к нему, раз пришёл сюда. Хотя, наверное, догадаться ему было не так сложно: у Курта далеко не всегда получалось скрывать свои эмоции. — Ты ожидал увидеть кого-то другого? Могу поспорить, что больше половины школы и не знает об этом месте, — начал Пьетро с обычной своей весёлостью, но затем добавил, уже серьёзнее: — Ты весь фиолетовый. Курту показалось, что после этих слов он залился румянцем ещё больше. — Слушай, я ничего не знаю о твоём прошлом, однако, — как бы невзначай продолжил Пьетро, — та часть христианства, которой ты, как я понял, придерживаешься, больше не запрещает однополые отношения. — Они поднимали этот вопрос… — чуть смутился Курт, — но нет. Кроме того, священное писание… Пьетро оборвал его, отрицательно покачав головой. — Вот давай только без этого сейчас. В твоём писании и иноверцев можно убивать, но отчего-то ты до сих пор не вырезал половину школы. Я о том, что никто не будет осуждать тебя. В конце концов, все ваши учения говорят о том, что Бог милостив. Так стал бы он создавать тебя таким, если бы действительно был против? — Проще говоря, ты всё знаешь? — подвёл итог Курт. — Проще говоря, да, — кивнул Пьетро, мгновенно перемещаясь к нему, — и твоя вера — единственное, что меня останавливает. — Пьетро, всё же это не правильно, — Курт прикрыл глаза, стараясь выровнять сбившееся от такого внезапного приближения дыхание, а затем почувствовал, как его обнимают, и все бесы, ранее немного притихшие от ладана, вновь взбунтовались в его душе, цепляясь воображаемыми короткими чёрными лапками за серебристую куртку. — Ну, в крайнем случае, если этот ад действительно существует, мы сгорим там вместе. Курт внезапно ухмыльнулся, и тут же, ощутив поцелуй в щёку, нахмурился: — Пьетро, только не здесь. — Как скажешь, — и через несколько секунд они оказались в другом конце сада, где спокойно для совести Курта продолжили начатое. Курт почувствовал, как его бесы стали тоньше и будто вымышленными верёвками связали их с Пьетро вместе, а затем просто-напросто исчезли. Куда и зачем — он даже не стал задумываться. Ему стало как-то безразлично, гораздо важнее были губы Пьетро на его губах.