Синие тени

Чародей лежал под пледом в полумраке небольшой комнаты на самом верху башни. Синие тени скользили по стенам, перебирали призрачными пальцами переплеты книг, скользя по полкам, аккуратным книжным стопкам, что стояли на полу, по венчающим их склянкам, по низкому ложу, по фигуре колдуна и его лицу. Взгляд чародея, глубокий, как северное море, следил за их осторожными касаниями. Отпросив плед в сторону, мужчина сел, повел широкими плечами, разминая их. Бессонница приходила к нему в гости почти каждую ночь. Эта непостоянная женщина о чем-то предупреждала его, но он не желал прислушиваться к едва слышному шепоту ее голоса. Яркий всполох вспугнул тени на стенах, сама тьма вздрогнула и отпрянула прочь от мага, держащего световой шар на кончиках пальцев. Приглушенный и теплый, он выхватил спокойное лицо мага из тьмы, выделяя скулы четким росчерком, острый, чуть горбатый нос, стал виден рот, сжатый холодной безразличностью. Его чувственных губ никогда не касалась скорбь, они не умели улыбаться. Эмоции выражались уголками губ, в которых они, пугливые, прятались. Магический свет ласково касался руки, держащей его, щекотал кожу грубой, шершавой кожи ладони, нерешительно переступая с одних кончиков пальцев на другие, словно прогуливаясь. В глаза своего хозяина он не решался заглянуть, в их бездонной неизвестности он тонул и пропадал в пучине, врываясь резким порывом в переплетение кристаллов льда, скрытых под синим покрывалом океана, отчего взгляд мага начинал сверкать. Возможно, ласковые руки светового огня бережно обнимали его душу, но чародей не был уверен, не вмерзла ли она в одну из этих прозрачно-ледяных граней его зеркал. Он поднялся с постели, обнаженный. Сияющий шар в его руках очень осторожно касался невидимыми ладонями фигуры воина, не утратившей стати. Но больше всего ему нравились волосы, темнее самого черного оникса, тронутые сединой на висках. Они благородной волной спадали на плечи, еще не стянутые лентой, резкими росчерками контрастируя с кожей, украшенной шрамами былых сражений, зацелованной солнцем, слегка посветлевшей со временем. Иногда, в башню поднимались слуги короля – ныне молодого принца, севшего на трон отца в неполные 25 лет – чтобы принести немного еды. Его отец очень любил своего отшельника. Когда никто не видел, он тайком, ночью, сбегал от своей королевы, пробираясь по тайным переходам к башне, где его ждал чародей. Шли годы, и король старел, в то время как маг оставался неизменным. Увы, тот не в силах был совладать с его старостью, слишком гордой и непокорной оказалась она, отвергая многоликие эликсиры и древние заклинания одно за другим. Возможно, это был мятеж, возможно единственному сыну, возмужавшему за эти годы, надоела двойственность отца… На охоте лошадь вдруг понесла, и король упал, не удержавшись в седле. Мага не было с ним рядом. Королева, безумно любившая неверного мужа, носила траур до самой своей смерти. Старания чародея помочь ей были тщетны – она иссохла за несколько дней после кончины супруга. Похоронив отца и мать, на трон взошел их молодой и единственный сын. С его приходом к власти в замке сменились слуги: повара, лакеи, горничные, и многие другие. Кроме чародея – новому королю он был не нужен, равно как его магия и советы, однако он боялся его гнева, возраста, способностей, и не осмелился тревожить фаворита своего отца, но сохранил желание извести его, как только представится возможность. В ответ на забвение, маг перестал выходить из своей башни, лишь изредка спускаясь за водой к колодцу, не доверяя никому за собой ухаживать. Он почти ничего не ел, да и новый король не считал нужным оправлять к нему слуг с продуктами слишком часто. И, тем не менее, колдун поддерживал силы с помощью скудных средств, необходимых для выживания человеку. Иногда он делал исключение, принимая посетителей из народа, но чаще дверь в его башню была заперта. Отчего-то он не спешил покидать эти земли. По ночам, когда он забывался коротким сном, к нему приходил его король. Так же, когда был жив. Пахнущие имбирным пряником волосы и резковатый аромат мужского тела, распаленного ожиданием, тихие шаги за спиной… казалось, миг, и широкие ладони лягут на плечи, тепло сжимая их в приветствии. Вздрагивая, колдун открывал глаза, бросая косой взгляд за плечо. Видение исчезало, едва слышный вздох срывался с приоткрытых губ, и он вновь замирал в кресле, подобно каменному изваянию. Световой шар вздрогнул, испуганно мигнул, чувствуя перемену настроения хозяина. Его лицо изменилось, брови сурово сдвинулись. Из раскрытого окна в башню влетали неприятные звуки, доносившиеся из дворцовых покоев. Звуки похотливой страсти, нарочито громкие. Долгими ночами замок превращался в бордель, даже горничные запирались в пустых комнатах, дабы уделить время более приятному, дразнящее-запретному чувству, нетерпеливо срывая передники, оглаживая пленительную линию бедер и сочные груди, отдаваясь во власть издевательски-смеющегося короля Разврата. Оргии с участием мужчин и женщин превратили дворец в бордель, не оставив в нем ни единой чистой души. Слишком изощренная месть, маг был вынужден слушать это бессонными ночами. Набравшись смелости, и, предварительно, нажравшись пьянящего пойла, молодой король приговорил его к смерти, самой позорной для мага и воина – через повешение, как преступника. Под усмешки разряженных, накрашенных людей, не отличимых от мужчин и женщин, он взошел на эшафот, дал связать себе руки. Жаль, юноша не прислушался к ранее сказанным им словам: одуматься, остановить эту бессмысленную месть, устремить взгляд на теряющее былой облик государство, и с тем же рвением взяться за решение проблем. И принять его, чародея, помощь в этом нелегком деле. Но получил отказ. Слова, что слетали с губ короля, были полны отвращения. И мужчина, слушая его, гадал, есть ли предел его гордыни, когда же насытится местью развращенное самолюбие, когда же уймется грязный рот. Связанный, он произнес на эшафоте четыре слова, громко, весомо, со спокойным осуждением глядя в глаза мальчишке, который вырос на его глазах: - Твой отец был королем. Этот намек вывел монарха из себя. Взвившись с места, пробежав сквозь испуганно отпрянувших с его пути людей, он взошел на помост, отпихнул в сторону палача, и самолично накинул петлю на шею чародея. Толпа пораженно воскликнула о «чести», оказанной королем бесполезному ведьмаку, но страх вдруг охватил все существо правителя, моментально выбивая из сознания алкоголь. Перед ним стоял тот, кто был его наставником, единственный, кто протягивал руку помощи, и не уходил, потому что не мог бросить его. Причиной, по которой соседние правители до сих пор не завоевали эту местность, являлся маг, представляющий опасность для пеших и конных войск своей разрушительной силой. Но они не могли знать ни об его истощении от недоедания, ни о том, что король делал все, чтобы избавиться от него. Казнив его публично, самолюбие будет удовлетворено, но в один момент обнажатся руины его собственного государства. Маг своим видом говорил: «Ты сделал выбор. Хочешь меня повесить – вешай, но этим поступком ты затянешь петлю на собственном горле». Осознание положения вещей привело правителя в шок. Дрожащими пальцами он снял веревку с его шеи и отменил казнь. Народ роптал. Смятение не покидало короля, он не видел выхода из тупика, в который загнал себя сам. Карнаж приглушил свет на кончиках пальцев, растирая запястья. Они все равно саднили, как если бы с них только что сняли веревку. Небо светлело, занялась заря.