Этого не может быть!

Суровая самодисциплина давно стала естественной частью жизни Александра Воропаева, чем он и гордился, оставаясь наедине с миром. Поэтому на звонок будильника его тело ответило быстро и безо всяких там потягушек. Раз – откинуто одеяло, два – ноги коснулись пола, три – рука дотянулась до халата, четыре – он встал, одновременно надевая халат, пять – завязал пояс. Несмотря на поздний ноябрь, в элитном доме было тепло. Александр на миг замер и снова коснулся живота. Через тонкий тёмно-синий с золотым узором шёлк. Вялая складка отчётливо прощупывалась от правого бока до левого. Александр прикрыл глаза, выдохнул, сосчитал до двенадцати, вдохнул. Его идеальный пресс, его тщательно проработанная поперечная мышца... – Этого не может быть, – прошептал он. Он не уставал повторять это каждое утро, каждый вечер и вообще при всяком удобном случае. Складка же тем временем спокойно разрасталась, не спеша, но и не притормаживая, будто у неё были какие-то заданные сроки. Она постепенно расходилась и углублялась, и в один не слишком прекрасный понедельник, подкрепившись после ссоры с замминистра парой-другой порций сладкого десерта, Александр взглянул на стену случайно оказавшейся на его пути кафешки и понял. Складка становилась карманом. Отдалённо напоминающим сумку кенгуру. Кенгурихи. Добравшись до дома, Александр немедленно включил ноутбук, прочёл несколько статей об этих экзотических животных и, выпив для храбрости рюмочку старого доброго коньяка, решительно засунул руку в свой карман. Полчаса эйфории пролетели незаметно. А потом к Александру вернулся трезвый разум и поинтересовался: детёныша нет, но что же всё-таки происходит? К сожалению, он не знал ответа на этот вопрос. И, что хуже всего, ему совершенно не с кем было посоветоваться. Заявиться к хирургу с жалобой на расслоение живота?! Александр отбросил сигару, которую всё равно так и не собрался закурить. Он терпеть не мог выставлять себя на посмешище, а уж как циничные медики воспримут "сенсацию", легко было представить в мельчайших деталях. Поползут слухи, дойдут до деловых партнёров или коллег. Мысль о консультации в зарубежной клинике мелькнула и пропала. С недавнего времени Александра стали пугать передачи новостей, в которых сообщали о трагических происшествиях. Самолёты разбивались, поезда сходили с рельсов, автомобили попадали в аварии. Путешествовать пешком тоже было небезопасно, да и отпуск длинный не дадут. А спустя десять дней в кармане что-то появилось. Что-то маленькое и тёплое, как сообщили мозгу кончики дрожащих от напряжения пальцев. – Этого не может быть! – закричал он и, не запахнув халат, помчался на кухню. Там он набросился на блинчики с джемом, второй рукой заправляя в рот мороженое с шоколадной крошкой. С некоторых пор сладкое было его единственным утешением. И он не переставал удивляться тому, что раньше не понимал всей тонкости вкуса миндальных пирожных, предпочитая есть всякую гадость с вонючими приправами. – Если это то, что я думаю, – сказал наконец насытившийся Александр холодильнику, – то дела наши плохи. Он помолчал, глядя в окно, на мокрый снег, падающий небрежными хлопьями. Ни к психиатру, ни в роддом идти не хотелось, хотя был резон показаться там и там. Поэтому он переставил пункты местами и решил начать с поделенной ответственности. В непорочное зачатие он не верил. Значит, где-то есть ещё один человек, имеющий отношение к происходящему. По дороге к Зималетто, стоя в пробке, Александр меланхолично жалел о том, что сумка на животе и ее нельзя носить через плечо. Носить-носить и где-нибудь забыть. Случайно. А поднимаясь в лифте на нужный этаж, он перебирал по новой свои доводы и вспоминал немногочисленные, но бурные ночи с Клочковой. На которую он и наткнулся сразу же, в баре. Викуся изволила пребывать в язвительном настроении, но обещание подкинуть ей денег всего лишь за несколько ответов дало ожидаемый эффект – сухо улыбнувшись и дернув плечиком, чтобы подчеркнуть свою независимость, женщина согласилась пройти в менее прослушиваемое место для разговора. Расположившись во главе стола в конференц-зале, Александр велел ей сесть поближе и начал с самого простого: – Ты ещё помнишь, что мы с тобой занимались сексом? Вику перекосило. – Опять, за своё? Предложишь мне стать подстилкой для твоих дружков-импотентов? – Почему это – импотентов? – на секунду сбился с заданной траектории Александр, но сам себя оборвал. – Перестань, у тебя какая-то мания. Я разрешил тебе быть сверху. Было? – Ещё бы, – усмехнулась Вика. – Разрешил он! Эта поза называется не "ковбойка", а "ленивый любовник". Ты просто лежал, а я... – Тоже не сказать чтоб перетрудилась, – резко оборвал её Александр. Он отлично помнил тот вечер. Прекрасное тело Вики, лишённое не только мозгов, но и комплексов, то изгибалось назад, то наклонялось вперед, нависая над ним, когда она опиралась руками на изголовье кровати, и он мог целовать её небольшую, но аппетитную грудь. Она меняла темп, чередовала равномерные толчки с резкими. А уж про то, что вытворяла при этом внутренними мышцами, лучше было забыть, учитывая и без того печальное состояние его тела. Александр схватил одну из расставленных на столе бутылок с водой и сделал несколько торопливых глотков. Пока он прокручивал разговор в голове, всё не казалось таким сложным. – Саш, тебе нехорошо? В голосе её было искреннее сочувствие, и Александр представил, как она ласково гладит его живот, а потом запускает свою изящную руку в карман, достает оттуда то неведомое, что там растёт, умиляется ему, как и положено женщине. Сюсюкает, баюкает и всячески с этого дня заботится. А он спокойно уходит. Покидая Зималетто с горящими от пощёчин щеками, Александр нервно разворачивал один фантик за другим и отчаянно жевал шоколадные конфеты вперемешку с рафаэлками. Все его весомые и тщательно продуманные доводы разбились о нежелание Вики брать на себя ответственность. Она отказалась не только признать отцовство и проявить хоть какую-то заботу о малыше, но и вообще запретила ему поднимать эту тему впредь, объявив его психом с извращенческим чувством юмора. А попытка показать ей карман и, может быть, его содержимое, привела её в бешенство. "Акт необоснованной женской агрессии", – горько усмехнулся Александр. Что бредового в предположении, что если уж он стал матерью, то Вика вполне может быть отцом? Да, это немножко противоречит тому, что пишут в учебниках, но Вселенная полна тайн, а с такой паршивой экологической обстановкой мутации не только возможны, они неизбежны! И это явно научный факт, хотя об этом пока не объявляют. Запивая свой провал огромными чашками какао с пятью ложками сахара и заедая его мятными пряниками, песочными колечками и зефиром, Александр переставал бояться будущего, день ото дня всё более склоняясь к мнению, что если всё как следует обставить, то жизнь окажется не такой уж страшной. Наёмные няньки и гувернантки сначала, а потом как бы ненароком сделанное представление мальчика на одной-другой светской вечеринке. Фотографии в журналах. Отец и сын. И никто не узнает, что он мать. Даже если для этого придётся оплатить переезд половины персонала родильного дома в Гондурас или подальше. О том, что нечто в кармане окажется не мальчиком, Александр думать не мог. Не мог физически – у него тут же сердце поднималось вверх и перекрывало горло, колотясь там в ритме престо, а то и престиссимо. Его угнетало то, что переживать всё приходится одному. Друзей, с которыми можно было бы поделиться, не существовало в природе. А сёстрам он решил пока ничего не говорить. Старшая, скорее всего, обрадуется, но разболтает каждой собаке. Младшая удивленно приподнимет бровь, согласится помогать. И через день все подробности будут известны её горячо любимому женишку, который вот уже более полугода никак не может выбрать день свадьбы. Александр томился, порой злился, порой с трудом вытряхивал из головы страшные мысли. И даже любимый Дебюсси не спасал. Пару раз он пытался дозвониться до Вики в туманной надежде на пробудившуюся в ней совесть. Но первый раз она дополнила ряд нелестных эпитетов, которыми наградила его ещё при личной встрече, а на второй просто скинула звонок. Всё-таки он, когда Викуся считалась беременной, вёл себя куда благородней. Впрочем, чего ждать от женщины, которая спала одновременно с двумя мужчинами? С двумя. Спала с двумя. С мужчинами. Александр встал так резко, что закружилась голова. "Спокойно", – приказал он себе. Перешагнул через осколки разбитой фарфоровой чашки, придерживая ту сторону живота, где в кармане чувствовалось копошение. – Не волнуйся, малыш, мы прижмём твоего папашу. Безо всяких ДНК-тестов. А я-то всё понять не мог, почему меня так на сладкое тянет! Александр рявкнул на секретарш так, что обе мигом вылетели из приёмной. Всё-таки в положении акционера фирмы есть свои преимущества. Теперь их разговор с вице-президентом Зималетто никто не подслушает. – Саша? – Роман рассеянно удивился и снова уткнулся в какие-то таблицы. – Ты чего, заседание совета перенесли, что ли? Завтра же, вроде? Он бормотал, не поднимая головы и помечая что-то карандашом в блокноте. Поэтому не обратил внимания на то, как непривычно близко подошёл Александр. – Не думай, что выйдешь сухим из воды! – Не выйду, – покладисто согласился Роман, не отрывая глаз от монитора. – Э... то есть? Ты про что? Он наконец обнаружил Александра, стоявшего почти вплотную, но было поздно. Его рука уже была заломлена в болевом приёме, а низкий голос прошипел ему в ухо: – Ты Вику в какой позе поимел? – Во всех, – честно ответил Роман, хотя, разумеется, ему и в голову не приходило сверяться со списком и ставить галочки, так что, может, две-три они и пропустили. Боль становилась нестерпимой. – А тебе завидно или ты пришёл записаться на курсы повышения квалификации? Роман знал, что язык надо иногда придерживать, но между теорией и практикой регулярно возникали неразрешимые противоречия. На его счастье, Александр ослабил хватку и согнулся в несколько странной позе, положив одну ладонь на живот. – Ты ведь сладкоежка, не отрицай. Роман не уловил причину перемены темы, но отрицать не стал. – Поздравляю, скоро ты станешь папашей, – сказал мрачно Александр, отпустил руку хозяина кабинета и обошёл стол, чтобы устроиться в посетительском кресле. Роман, не так давно переживший кошмар с псевдо-беременной Викусей, поэтично побледнел. – Идиот! Я видел анализы, она... – Она – нет, – кивнул Александр. – Тогда кто? – Я. Роман вспыхнул и снова обозвал его идиотом, явно удержавшись от нескольких менее цензурных выражений, которые просто-таки просились наружу. Следующие полчаса ушли на попытки Александра объяснить Роману очень ясную и логически выверенную реконструкцию произошедшего. Правда, внезапно ему стало неловко при малыше обсуждать все подробности его зачатия, поэтому местами рассказ получался несколько запутанным. – После того, как твой пестик побывал в её тычинках, – тоном, призванным убедить неразумного, вещал он, – в традиционной позе с ней снизу, ты ушёл, а я пришёл. И решил разнообразить свою сексуальную жизнь. Я же не знал, не мог догадаться, что рехнувшийся аист принесёт ребёнка мне в подол. Поэтому я лег на спину, поднял пестик, и её тычинки, хранящие след твоего пестика, качались, вращались, поднимались вверх и опускались вниз столько раз, что хватило бы и на целую грядку капусты. Так что, вообще-то, ты можешь радоваться, что у меня не тройня, а всего один. – Кто? – тихо спросил Роман, на всякий случай отодвинувшийся подальше и упершийся спинкой кресла в шкаф. Это было всё-таки получше, чем сидеть с ногами, задвинутыми под стол. Появлялся нехилый шанс на позорное, но спасительное бегство. – Мальчик, я надеюсь, – задумчиво ответил Александр. В общем-то, он уже был согласен и на девочку. Но, если быть с собой совсем откровенным, то, когда вынашиваешь ребёнка в кармане на животе, нельзя гарантировать, что он не будет кем-то ещё. – У тебя? – Да. – От меня? – уточнил Роман и закусил губу, отчего она потемнела и напомнила Александру вишню. Вишнёвого варенья захотелось с такой силой, что он еле удержал себя в кресле, старательно вспоминая, где же находится ближайший магазин. – Ну не от Вики же. – Ты плохо учил анатомию. Мужчина не может родить, ему... ему нечем. – Это ты был двоечником, не иначе. И всю теорию эволюции соседке по парте глазки строил. Когда природе понадобилось заселить сушу, она придумала, как из плавников сделать лапы. А сейчас просто начинается новый этап. – Природе понадобилось, чтобы мужики рожали? – На секунду отвлекшись от личных обстоятельств, Роман готов был восхититься благородным безумием идеи. – Да, – уверенно ответил Александр. – Она убедилась, что для женщин это слишком сложная задача. И нашла тех, кому она по плечу. Поздно вечером, без сил ввалившись в свою квартиру, Александр вынужден был признать, что за многие годы знакомства с Романом он так и не сумел увидеть его настоящего лица. Иначе его сегодня так не поразили бы мелочность, любовь к формальностям и полное отсутствие джентльменских качеств. Роман согласился быть отцом, но с выражением лица, близким к паническому, отказался посмотреть на живот! Наверное, не надо было готовить ему сюрприз и стоило сразу сказать про карман, но как угадаешь? Чужая душа – потёмки. А у Романа её вообще, кажется, нет. Он потребовал снимок УЗИ и результаты анализов, но не захотел сопровождать Александра в женскую консультацию, бездарно отговорившись тем, что к совету надо подготовить отчёт. При воспоминании о том, какие унижения ему пришлось пережить в этом бабском заведении, Александр сжал кулаки. Раньше ему случалось на себе испытывать, что означает гендерное неравенство, но всё это были достаточно невинные вещи, вроде выволочки, которую ему устроил отец за то, что натворила младшая сестрёнка, потому что он был уверен в неспособности милой крошки в плиссированной юбочке разбить стекла в парнике. Или когда его тёзку, Александру Клёнову, отправили на городскую олимпиаду по физике, хотя он набрал даже на один балл больше. Но учительница рассудила, что он должен уступить, потому что она же девочка, она слабее и ей надо отдавать всё лучшее. Александр достал из пакета бутылочку и глотнул немного йогурта, с тоской подумав о том, что нужно идти на кухню готовить ужин. Надо было заехать в ресторан, но так хотелось поскорее добраться до дома, закрыть дверь и ото всех спрятаться! Тихо погладить живот и начать успокаиваться. Сначала его приняли за пьяного, а затем попытались сдать в Кащенко. Не на того напали! Александр снял и осмотрел в нескольких местах порванный пиджак. Дорогая вещь была безнадежно испорчена. Но, что хуже всего, ему нечего было предъявить Роману. Завтра придётся обзванивать частные клиники, желательно где-нибудь в области, чтобы не встретиться со знакомыми. Завтра... А пока можно отдохнуть. Вытянуться на диване, приглушить свет. И прикинуть, какое имя подойдёт малышу. Нужно такое, чтобы хорошо смотрелось на двери кабинета и на воскованных визитках. Последней мыслью засыпающего Александра было сомнение в том, какое же отчество будет правильным – Александрович или Романович. Фамилию, в конце концов, можно записать двойную. Проснулся Александр поздно, от зимнего, холодного, но яркого солнца, бившего прямо в лицо. Мимолётно удивившись тому, что не слышал будильника, он откинул одеяло и сел, коснувшись ногами пола. Одеяло? Шкура, служащая ковром в спальне? Он отлично помнил, что отключился от усталости в гостиной, едва натянув на себя плед. Рука потянулась к халату. Сон? Неужели это был только сон? Разве такие бывают, чтобы прожить в них много долгих-долгих недель? Он встал, продевая руки в рукава и не решаясь опустить взгляд вниз. А затем, собрав под флагом необходимости всё своё мужество, осторожно коснулся рукой живота. – Этого не может быть!!! В ответ на его дикий крик кремлевские куранты насмешливо пробили полдень.