Роман с ключом

      17 сентября 196… года       Ред сидел в пустом кафе. Окна выходили на реку, однако открыто было лишь одно из них, чтобы впустить немного воздуха, но не выстудить зал. Последние несколько дней шли холодные, затяжные дожди.       Кафе только-только открылось, и, когда Ред зашёл туда, там завтракала лишь одна супружеская пара: мужчина в слишком узком для его грузной фигуры, но очень по-лондонски сидящем костюме и женщина в ярком пухлом свитере. Когда они допили кофе, мужчина подал своей спутнице военного образца жакет с погончиками, очень не подходивший к свитеру и пёстрым браслетам на руках, но женщина, приехав сюда, видимо, не рассчитывала на такие резкие изменения погоды и теперь куталась во что только могла. Мужчина, выходя, застегнул пиджак на все пуговицы и даже подтянул галстук, словно тот мог согреть его короткую шею.       От этих людей, как и от доносившейся из приёмника песенки Клиффа Ричарда, веяло совсем другой, живой, настоящей, пульсирующей жизнью, шумом и ритмом больших городов, а этот край встречал чужаков негостеприимно, стремился выжать обратно, в шум и ритм.       Уже в который раз Ред испытывал искушение — уехать отсюда, из Каверли, из Лоули. Он сам толком не понимал, как очутился в Госкинс-Энде. Вместо того чтобы, забрав письма, вернуться в поместье, он проехал от почты дальше, до конца улицы, где свернул на дорогу и ехал сначала вдоль грязно-серых полей, потом вдоль леса, только-только начавшего желтеть. «Лендровер», словно подыгрывая Реду и его желанию сбежать из Каверли, ехал бодро и сыто рычал внезапно выздоровевшим мотором.       Ещё в тот самый первый раз, когда Ред прокрался краем глаза взглянуть на Каверли, как на неприступный замок, где обитало чудовище, он почувствовал это. И потом, когда приехал повторно, уже под личиной ищущего кров начинающего писателя, ощущение ничуть не изменилось: Каверли словно застыл в другом времени, и его холодная тень нависала и над Лоули. Там не было бесшабашных юнцов, отрицающих старое — и столь же яростно новое, не играло «Радио Кэролайн», не закатывались шумные вечеринки, не сновали по улицам «мини», не наполняли пабы громко хохочущие люди в странной и яркой одежде. Здесь всё было так, словно ещё не закончились полуголодные послевоенные годы, словно страхи до сих пор не прошли и никто не смел радоваться. Иногда Ред думал, что ему в этой атмосфере было как-то по-особенному комфортно, это напоминало суровую простоту родительского дома и его же спокойствие, а приезды сэра Найджела на его хищном «ягуаре» казались вторжением грубости и тщеславия в стройную и совершенную в своём постоянстве жизнь.       На столе перед Редом стояла чашка с кофе, но в горле застрял ком — со вчерашнего дня. Ред не мог ни пить, ни есть, он с трудом впихнул в себя половинку тоста перед тем, как поехать на почту, а сейчас, хотя его уже мутило от голода, он не мог заставить себя сделать второй глоток. Первый обжёг горечью. Как то, что Ред видел вчера.       Вчера ему казалось, что он получил какие-то объяснения, что ему наконец-то стало всё ясно, но эта ясность, стоило дать себе время подумать, обрастала новыми вопросами.       Ред словно ухватился за нить и следовал за ней день за днём; она вела его по поворотам лабиринта, но только теперь он понимал, что не знает, куда идёт и правильно ли выбрал направление. Он поднял нить на середине пути и мог с равной вероятностью как идти к выходу, так и приближаться к центру убийственного дворца, к логову Минотавра. Пока впереди не было никакого просвета.       Ред не знал, кто протянул эту нить. Может быть, сам Арден — и теперь намеренно водил его по самым тёмным и извилистым коридорам, уводя прочь от правды, подбрасывая ложные ключи, отводя глаза намёками на книги и заманивания обещаниями… Чего? Реда устроили бы две вещи: правда и Филип Арден.       Он — глупо было отрицать это — оказался увлечён Арденом не только в интеллектуальном смысле, он испытывал к нему желание, изводящее и смутное, и ещё безвыходное… Он не знал, что с этим делать. Он ведь тогда, неделю назад, только и сумел, что выбежать из комнаты. Он мог бы коснуться губ Ардена, тот бы не воспрепятствовал ничем, но он просто цепенел, терялся, задыхался от переполнявших его чувств и не решался выпустить их наружу. Не то что не решался — не знал как. Оставалось надеяться на то, что Арден знает.       Ред так не опасался и не смущался даже самого первого своего раза с девушкой. В районе, где он рос, это считалось делом нехитрым и само собой разумеющимся. Все говорили, что там сам разберёшься, природа не подведёт, и были правы. Но в случае с Арденом природа молчала. Конечно, Ред теоретически знал, как это между мужчинами происходит, но не мог представить себя втянутым в это действо…       Ему было стыдно, что такие вещи вообще приходили ему в голову. А от того, что Арден-то на самом деле наверняка и не думает о близости с ним, становилось стыдно вдвойне. И тем горче, больнее было увидеть то, что он увидел вчера.       Найджел Торрингтон, как и обещал, приехал вечером пятнадцатого сентября. Грязь покрывала автомобиль так, что никто не смог бы разобрать, какого цвета он был.       — Проклятый дождь! — выругался Торрингтон, выходя из машины и ныряя под раскрытый Бойлом зонт.       Ред думал точно так же: проклятый дождь. И дело было не в том, что дни стали беспросветно-серыми, а по коридорам потекла промозглая сырость, а в том, что Арден перестал выходить из дома. В первый день он, накинув дождевик, ещё попытался пройтись, но вернулся через двадцать минут. Пока он сидел дома, Ред не мог попасть в его комнату. Проклятая погода! У него был ключ от всех дверей в этом чёртовом доме, а он не мог им воспользоваться.       После ужина Арден и сэр Найджел допоздна сидели в библиотеке, разговаривая очень мало. Сэр Найджел вышел оттуда уже заполночь изрядно пьяным: это Ред узнал от Бойла, сам он в это время трудился за пишущей машинкой в своей комнате. Он попробовал продолжить статью, но слова просто не приходили в голову, а когда приходили, не желали ложиться на бумагу. Но стоило взяться за роман с ключом, всё менялось: одержимая историей Питера Пэна Урсула Андервуд рассказывала Филипу страшноватые сказки, её сын яростно ревновал, а Филип бегом проносился по неосвещённому коридору от детской к лестнице, до полусмерти напуганный рассказами о привидениях, обитавших в доме. Ред подумывал превратить в привидение несчастную Изабеллу Торрингтон, но отказался от этой идеи — женщина на чердаке слишком напоминала «Джейн Эйр». Но, опять же, что в этом плохого? Если Арден и сэр Найджел всё же подадут на него в суд за клевету, это станет хорошим оправданием: он скажет, что ориентировался на литературные источники, а не на семейную историю Торрингтонов.       Арден был с ними в родстве, пусть и дальнем. Может, и в его жилах текла эта безумная кровь. Безумие бы многое объясняло, но Арден вовсе не казался сумасшедшим. После того, как прочёл письмо Эшворта, Ред даже предположил, что Колину приходилось запирать Ардена в бывшей комнате Изабеллы из-за приступов — и отсюда родились слухи о покалеченных слугах, разбитой посуде и прочем. Но Арден ещё и учился, сначала в Роттсли, потом в Оксфорде, приезжая в Каверли только на каникулы. Как можно было бы скрывать психическое расстройство в школе? Ред склонялся всё больше к тому, что болен был сам Колин. Он приходился куда более близким родственником Изабелле, которая потеряла рассудок всего лишь от несчастной любви, а его мать, как и вообще многие де Веры, отличалась эксцентричностью и сочиняла истории, имевшие лёгкий оттенок безумия. Это могло быть нечто наследственное, усугублённое болезнью, которая, для начала лишив Колина ног, кралась всё выше и выше. Реда, когда он думал об этом, передёргивало: каково это было? Он постоянно задавался одним и тем же вопросом: каково было знать, что скоро начнут деградировать нервные окончания в дыхательных мышцах и наступит смерть от удушья?       Утро Арден провёл в телефонных разговорах, а после обеда отпустил Реда, сказав, что ему нужно уделить время гостю. Гость тем временем, словно издеваясь, изводил прислугу, требуя то одно, то другое: то везти его в Госкинс-Энд, то вместо этого принести перекусить и проветрить бильярдную, то приготовить ему кофе покрепче, то отыскать его очки для чтения, которые он сам не помнил, где оставил, возможно, что вообще приехал в Каверли без них. Видимо, плохая погода угнетала и сэра Найджела.       После обеда, когда ненадолго выглянуло солнце, Арден попросил Билли приготовить Свенгали и Дафну — они с сэром Найджелом задумали проехаться верхом.       Ред вполне мог рассчитывать на как минимум час отсутствия в доме обоих и поэтому сразу же отправился к гостевой спальне, которую отвели сэру Найджелу. Наверное, в один из первых дней в Каверли он бы ликовал при виде такой возможности, но сейчас что-то поменялось.       Он всё же взялся за ручку — дверь не была заперта. Он приоткрыл её и встал на пороге. На кровати в беспорядке была набросана одежда, дверцы шкафа были распахнуты, на письменном столе возле окна стоял дорожный несессер, его блестящие замочки тоже были отщёлкнуты...       Ред зашёл в спальню, чуть не наступив на лежавшую прямо посреди комнаты газету. Потом он заглянул в чемоданчик: там лежали дорожный бритвенный набор и — к изумлению Реда — маленький пистолет. Значит, Бойл не обманывал, когда говорил, что сэр Найджел везде возит с собой оружие.       Возле кресла лежала раскрытая на середине книга — тоже на полу. Через подлокотник была переброшена рубашка. Ред пошёл назад к дверям.       Ему было физически неприятно рыться в чемоданах и карманах сэра Найджела. Если вещи Ардена вызывали у него что-то вроде уважительного любопытства, то вещи Торрингтона — скорее брезгливость. Он по-настоящему стыдился того, что делал… И ещё он понимал, что, будь здесь хоть что-то ценное, сэр Найджел не оставил бы дверь открытой.       Арден с гостем вернулись быстро, Ред даже порадовался, что не сунулся в комнату Ардена: они с сэром Найджелом не успели даже доехать до реки, как поднялся ветер, и с ним быстро, как гроза летом, налетели низкие дождевые облака. Арден и Найджел поняли, что надо торопиться назад, но ливень всё равно их застал, такой сильный, что обоих порядочно промочило несмотря на дождевики: ветер поднимал полы и захлёстывал брызги в капюшоны и рукава.       Приехав, Арден сразу приказал набрать горячую ванну и растопить камины.       Ред не видел его, всё это рассказал Бойл, который ходил разводить огонь в спальнях, а заодно развёл ещё и в библиотеке, где Арден с сэром Найджелом сидели чаще всего. Ред, который в это время на кухне по заданию Бойла подклеивал раму миниатюрного портрета кого-то из живших в девятнадцатом веке Торрингтонов, подумал, что это, наверное, на редкость приятно: после того как промок и продрог, сидеть возле камина и потягивать что-нибудь согревающее, бренди, к примеру.       Он чуть не подпрыгнул на стуле, когда вспомнил. Ещё утром Бойл выдал ему державшийся под замком бренди и велел наполнить опустошённый сэром Найджелом графин в библиотеке, раз уж у него всё равно есть ключи от неё. Ред отложил это на потом, так как собирался ехать в Лоули за письмами, и через пять минут поручение вылетело из головы.       Ред решил доклеить рамку позже, а сейчас сходить в библиотеку и наполнить графин. Бутылка «Хеннесси» стояла в углу рядом с соусами, точно в том месте, где Ред оставил её утром.       Дверь библиотеки была заперта, и Ред неловко открыл её ключом, другой рукой в это время прижимая скользкую бутылку к себе.       Рядом с одним из кресел на полу лежала раскрытая книга, точно так же, как это было в комнате сэра Найджела. Почему на полу? Зачем он их там оставляет?       Ред поставил бутылку с бренди на стол и наклонился за книгой. «Крестовый поход в Европу» Эйзенхауэра. Вряд ли книгу оставил здесь Арден. Он, кажется, не испытывал большой любви к военным мемуарам.       Ред положил книгу на кресло и забрал бутылку.       Графины стояли на столике в противоположном конце длинной комнаты, рядом с тем самым диваном… У Реда в горле, в груди, в животе что-то тревожно и приятно сжалось, когда он вспомнил, как стоял там рядом с Арденом. Он даже замер на полпути, переводя дыхание, — и вздрогнул, от неожиданности чуть не выронив бутылку, когда услышал голос сэра Найджела.       Он доносился из-за не до конца прикрытой двери в кабинет.       — Прекрати! — голос звучал одновременно грубо и просяще. — Я же знаю… Мы оба знаем, что тебя это возбуждает.       Ред как загипнотизированный шёл к дверям кабинета.       Из-за них слышались теперь тихие, едва различимые звуки — то ли шум дыхания, то ли какая-то возня.       Щель между дверью и косяком была узкой, так что Реду пришлось бы приникнуть к ней, как к замочной скважине, чтобы что-то разглядеть. Он протянул к ней руку и тут же отдёрнул, когда донёсся на этот раз голос Ардена, переходящий в шёпот, а потом в злое болезненное шипение:       — Ты настолько отвратителен, что…       — Что ты меня хочешь, — голос сэра Найджела был похабным и склизким. — Я же не прошу у тебя… — тут слова стали совершенно неразборчивыми. — Ты же всё равно больше ни с кем не можешь.       Ред всё же чуть приоткрыл створку. Он не надеялся всерьёз что-то увидеть, думая, что Арден и сэр Найджел расположились на одном из стоявших друг напротив друга диванов в дальнем конце кабинета, но он ошибся.       Они стояли возле стола. Сэр Найджел обнимал Ардена со спины, плотно сомкнув руки на его животе и водя ими то вверх, то вниз. Сэр Найджел был уже переодет в сухое, а на Ардене были полностью сырые ниже середины бедра брюки для верховой езды и синий свитер с высоким горлом. Волосы тоже были мокрыми и липли ко лбу. Лицо было странным, напряжённым и как будто не понимающим, потерянным.       Лица сэра Найджела Ред не видел: он вжимался им то в плечо, то в шею Ардена, иногда целуя.       Потом он расцепил руки и начал расстёгивать Ардену ширинку. При этом сэр Найджел так тёрся о его ягодицы и так налегал, что Ардену пришлось опереться обеими руками о стол, чтобы не упасть вперёд.       Он не испытывал особого воодушевления — приставания Найджела ему были скорее неприятны, — но и не пытался сопротивляться. Он не делал вообще ничего, просто стоял и позволял себя лапать.       Сэр Найджел потянул брюки Ардена вниз.       Ред отошёл от двери. Он не мог потом объяснить самому себе, что заставило его сделать это, но он, рискуя быть услышанным, дошёл до столика с напитками, открыл графин, где бренди действительно оставалось лишь на палец, и начал лить туда новый из бутылки. Потом с тщательностью, ему самому казавшейся в тот момент безумной, он заткнул горлышко пробкой и поставил графин на поднос.       В ушах стоял низкий гул, так что Ред едва различал звуки, доносившиеся из соседней комнаты, и лишь когда Арден хрипло вскрикнул: «Ублюдок!» — и застонал, Ред опомнился.       Он вернулся к двери.       Арден по-прежнему опирался руками о стол, и голова его была низко опущена. Стянутые брюки из-за того, что были мокрыми, не падали на пол, а липли к коже и так и оставались словно приклеенными к бёдрам, худым, мускулистым, светлым, налитым тёплой, сладкой, сливочной бледностью. Больше не было видно ничего. Из-под свитера свешивались длинные полы рубашки, скрывая, что делала под ними рука сэра Найджела. Ясно что — мяла, двигалась, ласкала…       Сам сэр Найджел был вжат и втиснут в Ардена. Он двигался в нём плавными, уверенными толчками, и его бёдра ритмично, однообразно вычерчивали всё ту же траекторию: назад, потом вперёд и чуть-чуть вверх на исходе, словно подкидывая Ардена, снова назад, потом вперёд и вверх. На этом слабом рывке вверх Арден коротко вздыхал, совершенно бесшумно, только губы чуть приоткрывались и подбородок дёргался, ловя воздух.       На его лицо было невозможно смотреть, такая на нём была противоестественная смесь неприятия и вымученного удовольствия. Глаза были прикрыты, и казалось, что Арден вообще находится без сознания, в каком-то трансе, и не понимает, что происходит. Сэр Найджел как будто трахал спящего, или находящегося в коме, или умалишённого — и тот получал от секса удовольствие, ловил, впитывал каждое движение, чутко, внимательно вслушиваясь в них…       По тому, как подрагивали его губы, как судорожно он начал вдыхать, как прогибался назад, было понятно, что он скоро кончит.       Сэр Найджел тоже это понял, он начал загонять свой член в Ардена сильнее и чаще, с безжалостной грубостью. Арден стиснул зубы.       — Давай, мой хороший! — бормотал сэр Найджел. — Давай! Ты же хочешь, ты не можешь без этого… Мой самый красивый мальчик.       Ред стоял, будто окаменевший. Он понимал, что надо уходить, чтобы его не заметили, но не мог. Он одновременно чувствовал чудовищное каменное возбуждение — от того, что эта красномордая скотина Торрингтон вот так по-хозяйски, по-животному брал Ардена, — и тошнотворную гадливость. И ещё в этом было что-то пугающее… Обречённость. Словно ни Арден, ни сэр Найджел не получали от секса настоящего удовольствия, а исполняли какой-то ритуал, действуя не по желанию, а по необходимости.       Арден вскрикнул и крепко-крепко зажмурился. На секунду напряжённые руки ослабли, дрогнули и начали сгибаться в локтях, но Арден опомнился и снова упёрся ими в стол.       — Вот так… — подвывал сэр Найджел, продолжая вбиваться в Ардена. — Ты… Ох, как хорошо… Где ещё найдёшь шлюху, которая кончает под тобой, не успеешь вставить… Ты… ты… ты мой са…       Сэр Найджел дёрнулся и, пытаясь заглушить собственный крик, замычал сквозь сжатые губы, а потом задышал часто-часто.       Он вытащил руку, скрытую до того рубашкой Ардена. По пальцам текло белёсое, прозрачное. Сэр Найджел облизнул большой палец, потом засунул целиком в рот, начав обсасывать.       — Как хорошо… Почти как раньше, когда я мечтал о тебе… — сэр Найджел начал торопливо и жадно облизывать другие пальцы, словно боясь, что семя с них стечёт.       У Ардена было такое лицо, словно он всего этого не слышал. Ред видел его в профиль, так что не мог толком разобрать выражения глаз, но ему казалось, они были слепыми и не замечали ничего.       Ред сделал осторожный шаг назад. Надо было уходить. Он видел то, что не положено. Ему было больно, горько, жгуче, но и спокойно одновременно. Теперь он знал наверняка. Наконец-то он хоть что-то про Ардена знал наверняка. Ему не примерещилось.       Он решил прикрыть дверь, оставив малозаметную щёлку, как было, но, видимо, это движение и привлекло внимание Ардена. Он быстро повернул голову.       Глаза на мгновение раскрылись удивлённо и широко, хотя и без тени испуга, а потом опять погасли. Словно не было ничего, словно не на него, распяленного сейчас под Торрингтоном, смотрел его же работник.       — Отойди, — Арден выпрямился.       Сэр Найджел ещё пробовал обнять его, но Арден стряхнул с себя его руки.       Ред пятился назад, а потом развернулся и, чуть не врезавшись по дороге в витрину с коллекцией медалей, побежал к дверям.       Ему казалось, что сейчас он услышит крики и шум позади, но в кабинете было тихо.       Ред, не заперев за собой дверь на замок, побежал в крыло прислуги. Уже зайдя в свою комнату, он вспомнил, что оставил бутылку в библиотеке.       Он сел на кровать и схватился за голову. Что Арден сделает теперь? Что ему самому делать теперь?       Господи, да это не он должен переживать, а Арден! Это его застукали с членом в заднице… И у Реда сердце бешено колотилось, а потом восторженно замирало, когда он думал о том, что с Арденом можно делать такое… Что он может принять в себя другого мужчину и этим мужчиной мог бы быть он, Ред.       В груди плескались ревность и зависть. Почему Торрингтон? За что? Почему Арден выбрал его? Или он не выбирал, а был вынужден? Но ревность чем дальше, тем плотнее заволакивалась другим, той самой постыдной и преступной радостью. Сэр Найджел словно открывал ему путь, показывал, что то, о чём он даже боялся помыслить, возможно и к Ардену можно подойти сзади, обхватить, вцепиться зубами в шею и взять. И он будет раскачиваться в такт, кусать губы и…       Ред застонал. Член в штанах пульсировал и мазал по коже живота мокрым и горячим.       В конце концов Ред сдался, но не сразу: пробовал подождать, пробовал думать о другом, но отвлечься не получалось. Было ясно, что он сегодня не будет способен ни на что, пока не избавится от напряжения и изводящего, тянущего переполнения…       Он достал из кармана носовой платок, а потом из ящика ещё один, для надёжности. Реду казалось, что он кончит сейчас так, как никогда в жизни, что набухающий в яйцах, в члене оргазм опустошит его так, как никогда до того.       Он угадал. Резким и ошеломляющим невыносимым удовольствием его буквально вывернуло наизнанку и сломало, оставило без сил, раздавленным, счастливым, с глазами мокрыми от брызнувших слёз.       Отдышавшись, Ред поднялся с кровати и дошёл до умывальника. Там он долго окунал лицо в набранную в пригоршню ледяную воду, надеясь, что наваждение пройдёт, но оно всё равно висело перед глазами, как тонкая туманная занавесь. Он видел Ардена, покорно стоявшего перед трахающим его в зад Торрингтоном, а потом видел его так же покорно распростёртого под собой. Он не знал, как там у мужчин. Наверняка не так мягко и влажно, как у женщин. И он не мог перестать мечтать о том, как проникает в горячее, узкое, неподатливое нутро и как смотрит ему в глаза Арден, зло и отрешённо.       И снова в кровать. Без сил, раскинув руки.       Серый потолок, путь каждой трещины на котором был Реду знаком, нависал низко и будто давил. Но под ним было спокойно. Ред сроднился со своей зарешеченной кельей. Она, как и вся пристройка прислуги, была будто бы отделена от основного дома, и в ней не так остро чувствовалось присутствие чего-то тоскливого и невыразимого, разъедающего душу.       Отрешённость и спокойствие длились слишком недолго. Ред чувствовал, что в нём что-то собирается и кипит. Не ненависть, не ревность, скорее, ожесточённость. Если бы сейчас в комнату вошёл сэр Найджел, он бы бросился на него, так хотелось причинить ему боль, унизить, растоптать, уничтожить… Чтобы его больше не было никогда, чтобы он не прикасался больше к Ардену, не кружил вокруг него, не говорил всех этих слов, от которых несло похотью и гнильём.       В дверь стукнули.       Ред вскочил на кровати и посмотрел на часы. Он провалялся в комнате уже как минимум сорок минут. Наверняка Бойл его потерял.       Он только хотел сказать «войдите», как дверь открылась.       Арден вошёл в комнату и закрыл за собой дверь. Он огляделся вокруг так, словно эта комната не была частью его дома и он впервые её видел. Вполне возможно, что так оно и было: Ардена мало интересовало, чем занимается прислуга и какими усилиями дом поддерживается в порядке.       — Вы забыли, Смит, — Арден сделал шаг вперёд и поставил на стол бутылку.       Ред опустил глаза.       — Я… Я сегодня же уеду.       Арден провёл пальцем по нижнему ряду кнопок на печатной машинке.       — Вас так напугало увиденное? Вы ведь догадывались.       Ред вскочил с кровати. Самоуверенное спокойствие Ардена выводило его из себя.       — Да, я спрашивал вас, но…       — Что «но»?       — Но не с ним.       На губах Ардена появилась обычная его прохладная, чуть заносчивая улыбка — один ответ на все вопросы.       — Вы же не перевариваете его! — сорвался Ред. — Вы знаете, что он за человек… Он наверняка ненавидит вас, из-за денег, из-за наследства. Он чем-то вас шантажирует?       — С чего вы взяли?       — Мне так кажется.       Арден презрительно закатил глаза.       — Он заставляет вас? — снова спросил Ред.       — А вам что, показалось, что меня нужно было заставлять?       Ред на секунду опешил.       — Нет, но я не видел всего. Я не знаю.       — Раз уж теперь нет необходимости скрывать от вас происходящее… Вы хотите меня?       Ред снова сел на кровать и сжал пальцы в кулаки.       — Да не бойтесь вы, — произнёс Арден. — Я не полицейский под прикрытием, я не донесу на вас.       Ред поднял глаза:       — А вы не боитесь, что на вас с Торрингтоном донесу я?       — Теперь уж нет.       Арден знал не хуже его самого, что Ред не способен сделать ему ничего плохого.       — Вы хотите меня, — Арден больше не спрашивал, а говорил уверенно. — Вы ведь никогда раньше не пробовали, не знаете, что это такое. — Голос звучал спокойно, почти утешающе. — Лучше, наверное, не знать. Но… вы мне нравитесь, Смит. Решайтесь.       Арден присел на угол стола, словно бы приготовившись ждать ответа. Он смотрел на Реда открыто, без тени смущения, и это было ненормально. Что если прав доктор Эшворт, и Арден болен? Что если прав Джеймс Эллиот, и Арден — расчётливый игрок, который манипулирует людьми так ловко, что они не успевают опомниться, как оказываются в ловушке? А у него ведь было время опомниться… Он знал, он был предупреждён и вооружён, и всё равно… И всё равно попался.       Ред не знал, чего ожидать от так терпеливо ждущего его ответа человека. Ничего невозможно было прочесть ни по красивому, но словно замершему сейчас лицу, ни по глазам. В них плескались тёмное северное море и византийский яд.       — Нет, — сглотнув, произнёс Ред. — Не после него.       Арден усмехнулся.       — Вы всегда будете после него. От этого человека не отмыться, — на лице Ардена появилось то же отсутствующее выражение, что Ред недавно видел, подглядывая за происходящим в кабинете.       — Тогда я не понимаю… Вы… Вы что, любите его?       Арден рассмеялся.       — Я его ненавижу. Это старая история, — Арден покачал головой. — Такое тяжело объяснить. Я бы с радостью избавился от него, но… Пока это невозможно.       — Всё-таки шантаж?       Арден перестал улыбаться. С лица наконец исчезла та непроницаемо-заносчивая маска, что так выводила Реда из себя. Он подошёл к кровати и сел рядом.       Ред уставился на него, а Арден подогнул под себя ноги и откинулся назад, прислонившись спиной к стене. В этой позе, в выражении лица, в бесцеремонности было что-то даже не юношеское, а мальчишеское. Безумный и бессердечный ребёнок.       Ред молчал, но Арден, видимо, и не ждал от него никаких слов.       — Колин понимал, что не может просто написать в завещании, что оставляет всё мне. Он потратил несколько месяцев своей жизни — а для него каждый день значил больше, чем для вас год, — на то, чтобы его воля была исполнена. Его поверенный, мистер Дэвенпорт, был поверенным его отца, его матери и Найджела тоже. А Найджел кружил возле него, ждал… Я тут не жил в то время, мне рассказали. У Найджела было много власти в доме, потому что все уже приготовились работать на него. Знали, что Колину осталось мало. Доктора, юристы, управляющие… Мистер Дэвенпорт, конечно, тоже. А Колин был беспомощен. Он даже не был уверен, что если напишет кому-то, то его письмо отправят, а если кто-то напишет ему, то письмо передадут. То же самое с телефонными звонками. Он доверял только одному человеку. Его звали Герберт Прайс. И Колин очень боялся, что Найджел сделает что-то такое… Сумеет избавиться от Прайса, заставит уехать. Наверное, Найджел бы что-нибудь выдумал, если бы опасался за наследство, но он не опасался. Колин проделал всё втайне.       Ред покачал головой. Он не думал об этом. О том, что Колин был пленником в собственном доме и находился в полной власти родных и прислуги.       — Ему надо было уехать в Лондон, там он не был бы так… оторван ото всех, — продолжал Арден, — но он не хотел покидать Каверли. Письма по секрету ото всех отправлял Прайс или его жена. Потом, когда Колину стало хуже, Прайс писал за него под диктовку, а Колин только ставил подписи. Прайс приводил к нему юристов из «Форбз и Милуолл» под видом лондонских врачей. Потому что если бы Найджел узнал, что Колин хочет сделать, он бы его убил — пока тот не успел составить новое завещание.       — Нет, — замотал головой Ред, — это уж слишком.       — Он бы сделал это, — Арден не настаивал, не пытался тоном передать собственную уверенность. Он как будто пересказывал книгу и снимал с себя всякую ответственность за её содержание: это слово в слово то, что там написано, я ничего не могу с этим поделать, и дело ваше, верить или нет. — И следы замести легко. Никто бы даже не удивился внезапной смерти. Колин был очень осторожен, он долго обговаривал формулировки, расставлял разного рода уточнения и дополнения, чтобы завещание было невозможно оспорить. А ещё он передал мне… рычаги управления.       — Сэром Найджелом? — уточнил Ред.       — Да, — кивнул Арден. — Сам Колин ими не пользовался, потому что… всё по той же причине. Он был слишком зависим от других и не мог им доверять. Когда мы с ним встретились в Лоули, он отдал мне книгу… Она была моей, но осталась в Каверли, и я… я не мог за ней вернуться. Подарочное издание первого тома «Старших зеркал». Может быть, вы видели такое. Оно напечатано в большом формате, и перед каждой главой есть пустая страница. Сэр Чарльз на некоторых из них тушью нарисовал героев, специально для меня. А в самом начале есть посвящение, написанное от руки леди Викторией, ну и пара слов от сэра Чарльза. Они подарили мне эту книгу на двенадцать лет. Колин вернул её во время встречи. Наверняка Найджелу донесли, но он не понял, что это за книга… Не обратил внимания и ничего не заподозрил. Там между страниц были вложены негативы, просто разрезанная на кусочки плёнка.       — Что-то неприятное о сэре Найджеле?       — Довольно неприятное. Я даже не понял, зачем Колин отдал мне это. До самой его смерти не знал.       — Так значит, — неуверенно начал Ред, — это вы шантажируете сэра Найджела?       — Нет, я его не шантажирую. Я его сдерживаю.       — Чтобы он не отнял у вас Каверли… и всё остальное?       — Да.       Теперь — если предположить, что Арден говорил правду, — было понятно, почему Торрингтон не сделал того, что от него все ждали: не попытался отсудить у Ардена хотя бы кусок завещанного Колином.       — И что там было, на этих кадрах? — спросил Ред, только потом сообразив, что Арден вряд ли ответит на этот вопрос.       — Несложно догадаться.       — Мужчины?       — В основном. Есть подростки. Но это очень старые фотографии, Найджел там сам… мальчишка. Сейчас этих людей уже не найти и возраст не установить.       Арден мог упечь сэра Найджела в тюрьму. Формально — на срок вплоть до пожизненного заключения; в реальности за такое редко давали больше года или двух, но потеря репутации и клеймо гомосексуалиста были пожизненными… И если Арден мог, то почему не делал этого?       — Тогда почему вы платите за него? Высылаете деньги по первому требованию, — Ред понял, что сказал лишнее. — Я случайно заметил.       — Найджел тоже меня сдерживает.       — Тем же самым?       — Примерно.       Как там сказал сэр Найджел в телефонном разговоре: «Ставки для нас обоих слишком высоки»… Если один сдаст другого, то на дно пойдут вместе. Патовая ситуация. И поэтому оба молчат, пытаются найти компромисс и баланс.       — То есть вы терпите его вымогательства, но если они перейдут разумные пределы, то начнёте действовать?       — И поэтому сэр Найджел старается не переходить разумных пределов. Но у него не всегда получается. Мне до смерти надоело оплачивать его счета — и не потому, что мне жаль денег, а потому что… Потому что Найджел всё время вляпывается в какие-то грязные истории. Он арендовал яхту на три дня для празднования дня рождения, первые два дня там были певцы, музыканты, девушки и фейерверки, а на третий день была вечеринка для узкого круга знакомых. Очень специфическая, вы понимаете? И я узнал о том, что там происходило, только через неделю. Я вынужден оплачивать проституток для Найджела и его друзей, мужчин-проституток. Конечно, я стараюсь, чтобы эти деньги нельзя было связать со мной, с моим именем, но…       — Но всё равно боитесь огласки.       — Да, — Арден встал с кровати и шагнул в сторону двери. — Даже больше, чем Найджел. И я боюсь Найджела. Один из мальчишек пытался его шантажировать, так же, как я. Его нашли зарезанным. У меня нет доказательств, но есть… что-то вроде чутья.       — Я могу вам чем-то помочь? — Ред машинально поднялся на ноги вслед за Арденом, пребывая на деле в самом настоящем оцепенении.       Арден обернулся.       — Нет, не можете. Занимайтесь своими делами, делайте то, для чего приехали… Пишите этот свой семейный роман. — Он протянул руку к лицу Реда, убрал прядь волос с его лба и, коснувшись потом щеки, сказал почти грустно: — Вы мне правда нравитесь. Я редко с кем могу поговорить. И редко кто понимает, о чём я говорю.       Ред накрыл его руку своей. Пальцы Ардена холодили ему щёку.       — Я запутался, — хрипло произнёс Ред.       — Я знаю.       — Сэр Найджел был вашим любовником? Раньше… — Ред знал, как жалко и ревниво звучит этот вопрос, но не мог его не задать.       Арден оттолкнул его руку и опустил свою, сжатую теперь в кулак.       — «Раньше» вас не должно касаться.       — Он был влюблён в вас, а вы не ответили, — предположил Ред, вспоминая то, что услышал сегодня от сэра Найджела. — В этом всё дело. А теперь…       — Он презирал меня, — поменявшись в лице, точно от боли, произнёс Арден. — Презирал раньше и презирает теперь. Найджел всегда крутился возле Колина, повторял за ним всё, хотя был старше. И он не просто повторял, он делал вдвойне, втройне. Колин выказывал ко мне пренебрежение, а Найджел… сами догадаетесь, что делал он, чтобы выслужиться. Но это не мешало ему меня хотеть.       Ред помолчал.       — Знаете, что мне кажется странным? — заговорил он, глядя в глаза Ардену. — Колин, по вашим рассказам, вовсе не кажется мне таким уж чудесным ребёнком. И леди де Вер всё это видела, иначе откуда бы взялся злой близнец в книгах? Я слышал про слепую материнскую любовь, но она ведь была умной женщиной… Почему она так относилась к нему, почти боготворила?       Арден взглянул на него так, словно был изумлён, как можно не понимать таких простых вещей:       — Я же говорил вам, она читала ему «Питера Пэна» сотни раз. Она обожала эту книгу. А Колин был точь-в-точь как Питер. Как там заканчивается последняя глава: весёлый, непонимающий и бессердечный.

***

      Когда вечером того дня Ред сел за печатную машинку, его не клонило в сон, его не отвлекали посторонние мысли. Он писал три часа кряду — роман с ключом. Проспал он около четырёх часов и проснулся на удивление бодрым и свежим, но и перевозбуждённым тоже. Нервы были точно гальванизированы. Ночная магия прошла, и он взялся за статью.       Он много где вставлял знаки вопроса, оставлял пустые места, чтобы проверить и дополнить деталями потом, но наконец писал то, ради чего сюда приехал, — разоблачительную статью о сэре Найджеле Торрингтоне. О том, что сэр Найджел с юности имел нездоровые наклонности, о том, как он годами жил надеждой на наследство (что вообще-то не преступление) и поэтому — не по средствам, как устраивал оргии на яхте, как не гнушался шантажировать людей одних с ним пристрастий…       Выходило хорошо, текст получался одновременно эмоциональным и жёстким, без лишнего драматизирования и нагнетания.       Ред разобрал страницы по копиям, перечитал ещё раз…       Арден. Что будет с Арденом, если эта статья увидит свет?       Разумеется, Ред не собирался указывать источник информации, но он не мог предположить, что придёт в голову Торрингтону, что он сделает в озлоблении. На Ардена обрушится тот же самый позор.       Ред достал из ящика стола спички и поджёг только что напечатанные страницы. Через секунду он уже сбивал пламя. Эти страницы были важными, даже если он не собирался пускать их в ход прямо сейчас.       Было всего лишь шесть утра, а он уже успел написать, возможно, самую громкую статью в своей жизни и едва не сжечь её.       Теперь он сидел в пустом кафе в Госкинс-Энде и не знал, что делать дальше. Вернуться в Каверли значило снова встретиться с Арденом. На этот раз встретиться, зная про него все эти стыдные и смущающие вещи. И раз за разом вспоминать, как он вчера сказал: «Решайтесь».       Что было бы, если бы он согласился? Арден бы вот тут, прямо в его комнате, разделся бы, лёг в его постель? Или бы всё было так, как с сэром Найджелом, — быстро, у стола?       Реду казалось, что в Каверли, рядом с Арденом, он вечно обречён мучиться неведением относительно будущего, относительно прошлого и даже относительно настоящего. То, что рассказал Арден, было так похоже на правду… и одновременно у Реда не было никаких гарантий, что это было правдой.       Ред попросил у официанта бумагу и достал из кармана карандаш. Раньше он повсюду носил с собой ручку, но после того, как одна испортила ему новый костюм, он ручек больше в карманах не держал. Карандаш быстро тупился, и годился поэтому только для коротких записей, так что Ред старался сокращать. Он повторно выписывал то, что ему удалось узнать о прошлом Ардена, но картина, пусть и стала яснее, всё равно не складывалась.       Казалось бы — дело сделано. Ред узнал то, за чем приехал. Арден оказался эксцентричным, но в целом безвредным богачом, которого интересуют только книги, журналы и Каверли; Найджел Торрингтон оказался шантажистом, вымогавшим у Ардена деньги; а он сам оказался бестолковым журналистом, который мало того что заигрался в собственную легенду про начинающего писателя, так ещё и совсем потерял голову из-за эксцентричного богача. Но теперь прошлое притягивало сильнее настоящего. Ред лелеял ему самому казавшуюся тщетной надежду, что если докопается до событий десяти- и даже пятнадцатилетней давности, то сможет понять Ардена и отделить наконец ложь от правды.       Пора было возвращаться в Каверли. Поездка за письмами на почту не могла длиться так долго, но Ред знал, что Арден не сделает ему сегодня замечания.       Когда он подъезжал к дому, то увидел, что Билли стоит у главного входа, держа под уздцы Свенгали и Айрис: Арден с сэром Найджелом снова выезжали на прогулку. Сегодня погода была лучше вчерашней, хотя и без гарантий: вчерашняя туча налетела откуда ни возьмись. Море было близко, и погода иногда менялась непредсказуемо.       Ещё совсем недавно, стоило Ардену выйти из дома, Ред ощущал зуд в пальцах. Ему хотелось бегом броситься в хозяйскую спальню, начать снова перебирать скопившиеся в бюро письма, выискивая в них крупицы правды. Теперь он ощущал лишь отголоски того лихорадочного и торопливого зуда. Он слишком измучился погоней за неуловимым прошлым и слишком боялся к нему прикасаться.       Ред всё же поднялся на второй этаж, на этот раз решив открыть обычную дверь из коридора и не лазить по винтовой лестнице.       Шторы в комнате опять были задёрнуты.       На кровати лежало полотенце. Ред прикоснулся к нему, оно было влажным. Он не удержался: наклонился и втянул ноздрями воздух. Ему казалось, что он должен почувствовать знакомый запах, немного тяжеловатый, будто пряный одеколон, но от полотенца не пахло ничем, кроме как мокрой тканью.       Ред приоткрыл дверь ванной, но тут же вернулся назад в спальню. Что с ним происходит? В кого он превращается? Прокрадывается в комнату мужчины, трогает его вещи, представляет его обнажённым…       Ред подошёл к бюро. Оставалась последняя полочка, но надежд было мало. Опять незнакомые фамилии, обсуждения книг и театральных постановок, званых обедов и цен на недвижимость на побережье… Все письма адресованы Виктории де Вер. Где же Арден хранит свои?       Наверняка в более надёжном месте.       Ред решил ещё раз покопаться в рабочем столе. Когда он подошёл к нему, взгляд упал на заставленную книгами этажерку. Он один раз уже рассматривал содержимое. Ничего любопытного.       И тут он вспомнил про книгу, о которой говорил Арден. Он ведь видел подарочное издание «Старших зеркал» в прошлый раз… Неужели то самое? С рисунками Чарльза Лэрда, которые никто не видел? С рисунками Чарльза Лэрда, который целовал Ардену руки?       Время ещё оставалось, и Ред повёл пальцем по корешкам. Вот оно. Зелёная обложка, золотой обрез.       На обороте форзаца были две дарственные надписи, как Арден и сказал: от автора и от художника. Ред листал дальше. На пустой странице перед первой главой Чарльз Лэрд нарисовал замок и выезжающую из его ворот кавалькаду. Дальше был ещё один рисунок: чёрный змей у подножия статуи Луны, и ещё: страж ворот в демоническом обличье, и ещё…       Ред остановился. Следующая страница была исписана округлым убористым почерком. Заметно было, что почерк сам по себе крупнее, просто писавший хотел уместить всё на одной странице: на обороте не осталось места, там был ещё один рисунок — портрет рыцаря, в профиле и полуопущенных веках которого безошибочно угадывались черты Ардена.       «Филип,       я пишу здесь, потому что любое моё письмо ты выбросил бы, не читая, но у тебя рука не поднимется на рисунок сэра Чарльза. Видишь, я ещё не выжил из ума. Письмо может показаться тебе странным всё равно. Я пишу его заранее, не зная, чем закончится наша встреча.       Снимки, которые лежат между страниц, ты должен сохранить. Потом поймёшь зачем. Я хочу сделать для тебя кое-что. Если бы я всё ещё мог ходить, то, наверное, попытался бы исправить свою ошибку другим способом, но у меня больше ничего не осталось. Иногда я думаю, что, будь я здоров, я бы так и не понял одной вещи: я любил тебя».       Колин — не было никаких сомнений, что это писал он, — пытался писать как можно плотнее, так что к концу строки буквы начинали жаться одна к другой особенно жалостно. Чтение шло медленно.       Ред посмотрел на часы: надо было закругляться.       Может, взять книгу с собой? Вряд ли Арден постоянно проверяет её наличие. Нет, слишком рискованно. Ред шагнул ближе к окну и начал читать дальше.