* * *
Небо над головой стало постепенно заливаться золотистыми оттенками, а неудачливая пара всё ещё блуждала в поисках друзей. У обоих силы были уже на исходе — пробираться сквозь лес, драться и еще ругаться друг с другом оказалось не так-то просто. В сумке Хару была еда — гарант того, что если они и помрут от голода, то не скоро, — и разная мелочь, составлявшая её личные вещи. Гокудера нес спальный мешок и палатку, и в сумме их инвентарь был вполне щадящими стартовыми условиями для заблудившихся в лесу. По пути Миура предложила, что в случае чего можно будет поджечь лес — это привлечёт внимание, и их тогда точно спасут. Он наорал на неё и применил все известные ему эпитеты и сравнительные обороты, чтобы дать ей понять, что план был безнадёжно глупым, но, подумав, Гокудера решил, что в общем и целом она была права. Это был рискованный шаг, но он обещал шанс на спасение. Естественно, признавать это вслух он не собирался. И признает, только если действительно решится на это. — Ты есть не хочешь? — донёсся совсем уж тихий голосок Хару из-за спины. — Тебе-то что? — Впроголодь мы все равно долго не протянем, а здесь можно остановиться. Гокудера оглянулся, куда указывала Хару. Небольшая опушка неподалёку действительно заманивала передохнуть. Постелить бы что-нибудь под себя и наконец-то поесть. А если развести костёр, то можно будет сделать полноценную передышку. — Раз уже тебе так хочется жрать… — произнес он, напустив на себя равнодушный вид, и тут же принялся готовить место. Хару закатила глаза и сделала вид, что не слышала, как у него последний час урчал живот.* * *
Приятный треск костра почти усыплял Гокудеру. Небо было ещё достаточно светлым, но последние лучи солнца, попав в ловушку из бескрайнего лесного покрова, не достигали земли, и можно было продолжить путь, разве что лишь вооружившись фонариком. Умиротворяющее тепло прогнало их неприятие друг друга, и оба притихли и погрузились в свои мысли. Гокудере ужин понравился — то ли потому что он не ел уже более двенадцати часов, то ли потому что еда была просто вкусной. Он не сомневался, что Хару все приготовила сама — она из кожи вон лезла, чтобы произвести впечатление на Десятого, и ему даже стало немного обидно, что до Тсуны её стряпня, скорее всего, не дойдёт. — А ты чего не ешь? — спросил он, заметив, что Хару даже не прикоснулась к еде. — Я пытаюсь быть рациональной. Гокудера приподнял бровь, дожидаясь более конкретных пояснений, и Хару тут же обрушила их на него, как снег на голову. — Если мы не найдём признаков цивилизации, то высока вероятность, что мы помрём с голоду. Я не такая сильная как ты, а значит, что умру я быстрее — поранюсь или меня съедят, или что-нибудь случится по неосторожности. А это в свою очередь значит, что еда, потраченная на меня, уйдёт впустую. Поэтому, — она наконец приостановилась, чтобы сделать глубокий вдох, — я должна уступить еду тебе. Гокудера выслушал её молча, и когда она подняла глаза, то увидела, что он смотрел прямо на неё ничего не выражающим взглядом. Хару затаила дыхание в ожидании его реакции. Выдержав тяжёлую паузу, он наконец прервал молчание. — Ты случаем по пути никаких грибов не ела? — Не выставляй меня дурой! Я серьёзно! — Дура ты! Вот натуральная дура же! Она открыла рот, чтобы защитить свою точку зрения, но не смогла произнести ни звука: не ожидая другой возможности, Гокудера заткнул её пирожком, который она же и испекла. — Чтобы больше такой бред не несла. Ничто с тобой не случится, пока я рядом.* * *
Когда они закончили есть, стало совсем темно, и никто даже не стал спрашивать, стоило ли продолжать поиски. Их настроение приподнялось, когда получасовая разведка показала, что неподалеку от них бил горный родник, и они умылись на ночь ледяной, зато чистой водой. Гокудера универсальным инвентарём (кольцами и коробочками) сооружал ловушки вокруг их импровизированного лагеря, а Хару, искоса поглядывая на процесс и подавляя любопытство, пыталась управиться с палаткой. Она чувствовала, что Гокудера считал её бесполезной ношей, и ей хотелось доказать ему, что в их компании хрупких барышень не было, чтобы не выслушивать от него очередную порцию дежурных «комплиментов». А может быть, ей просто чуточку хотелось его впечатлить. К счастью, с его заниженными ожиданиями, это не могло составить труда по определению. Освобожденный Ури после традиционной попытки испортить настроение хозяину ласково закружил, легко касаясь её ног, и, как только Хару закончила свою работу, забежал внутрь. — Ты ещё долго? — спросила Миура. Гокудера что-то пробормотал в ответ, но по небрежному взмаху руки в её сторону, Хару догадалась, что беспокоить его не стоило. Пожав плечами, она вошла в палатку, чтобы создать подобие уюта. Хаято провозился ещё полчаса, чтобы удостовериться, что посреди ночи их никто не побеспокоит, и он был так поглощен мыслями о чертежах, ловушках и системах коробочек с кольцами, что, когда он присоединился к Ури и Хару, его застало врасплох собственное смущение. Он только сейчас вспомнил, что у них на двоих был всего один спальный мешок, которым придётся делиться. Конечно, укрываться при этом каждый будет своей курткой, но он все равно почувствовал, как его лицо залилось краской. Хару усложнила его положение тем, что пыталась обустроиться на полу, и ему надо было как-то предложить ей половину спальника. И не запинаться при этом, как болван. Он, разумеется, мог бы ничего не менять и оставить Миуру мёрзнуть рядышком, но он не обладал нужным уровнем бессердечности. — Ты, что, на полу спать будешь? — спросил он, чтобы хоть как-то подойти к столь деликатной теме. — Ну да, — просто ответила Миура. «А теперь попроси меня поделиться спальным мешком,» — думал Гокудера, уповая на женскую интуицию и телепатию. «Ну, вперёд. Тебе же будет неудобно и холодно. Не будь застенчивой дурой, Миура.» Хару тем временем легла, позволив Ури устроиться рядышком. Им вдвоём, казалось, было довольно комфортно друг с другом, и Гокудера почти пошёл на попятную, но вдруг он услышал странное мурлыканье кота. Хаято, зная своего питомца, легко перевел издаваемый звук как издевательскую усмешку. — Двигайся, — в свойственной ему грубой манере произнес он и начал размашистыми движениями расстегивать молнию на спальнике. — Хахи? Зачем? Тебе и там хватит места же! — Я же знаю, что ты просто потом пожалуешься всем, что я не поделился с тобой постелью… Тьфу ты, мешком спальным то есть! В общем, чтобы ты не ныла потом, ложись рядом. — Спасибо, — еле слышно поблагодарила она и, очевидно стесняясь, легла на самый край. Гокудера закатил глаза, но решил, что предлагать ей подвинуться ближе было выше его сил, к тому же она обязательно растолкует это превратно, это после его-то позорной оговорки! Миура-то ведь влюбчивая особа, вдруг еще ночью целоваться к нему полезет? Гокудера приказал себе больше не думать об этом, потому что он с каждой секундой багровел все ярче, и в какой-то момент он понял, что начал откровенно мечтать и почти пускать слюни. Он бы отвлекся разговором, но Хару лежала неподвижно, а общаться больше было, собственно, не с кем. Она вообще уже, может, видела десятый сон — или сон о Десятом? — и он решил её не трогать. И совсем не в том смысле, в котором он подумал. Спустя полчаса стало совсем холодно, и Хару спросонья подползла к Гокудере. Она прижалась к его руке, пытаясь согреться, и эта глупенькая девица показалась ему такой беззащитной в этот момент, что не реагировать было просто жестоко. Он, плюнув на всё, лёг на бок и позволил ей уткнуться носом в его грудь. Надо было куда-то девать руку, и он постарался положить её так, чтобы дурочка Миура не истолковала это к утру как грязное приставание, а то с неё станется. Под двумя куртками температура резко подскочила — это ведь в них было дело? — и Гокудера постелил одну им под голову. Ему не хотелось будить Хару, но она все равно прервала сон, почувствовав движение рядом, и Гокудере удалось создать подобие удобной подушки. Скоро он уснул, а проснулся от яркого солнца и громких голосов.* * *
— Наконец-то мы вас нашли, — широко улыбаясь, произнес Тсуна. Вход в палатку за ним был распахнут, и утренние лучи очертили его силуэт золотистым светом. Хару, протирая глаза, привстала на локти. Гокудера тоже стал просыпаться, и на их лицах заиграли одинаково счастливые улыбки при виде дорогого друга. — Десятый, — в свойственной ему манере, склонил голову Хаято, — простите за беспокойство. Савада отвёл взгляд и почесал затылок. — Да ладно тебе. Мы же друзья. По правде говоря, все обнаружили их пропажу только ближе к вечеру, когда настало время ставить палатки. Как давно они исчезли, никто не мог сказать, и Тсуне было ужасно стыдно, потому что, даже когда стало ясно, что его друзья заблудились, он отчего-то совсем не беспокоился за них, а воспринял поиски как одно большое и (стараниями Рёхея и Ямамото) забавное приключение. — Главное, — примирительно произнёс он, — что вы не убили друг друга. — Какой же ты дурак, Тсуна, — вдруг произнес из ниоткуда возникший Реборн. — По-моему, очевидно, что они пытались скрыться от нас и провести выходные вдвоём. Ты своими дурацкими поисками испортил им свидание. Ор, поднявшийся в палатке, был слышен не только в лесу, но и, казалось, далеко за его пределами.