Кайсяку

«Белому Демону отчаянно не идет белый цвет», — отстраненно думал Хиджиката, рассеянным взглядом обводя собравшуюся толпу. Бакуфу, аманто, женщины из квартала красных фонарей, плачущие мальчишки и молчаливые люди неприметно серого вида — сегодня собралось много народа. Кто-то просто проходил мимо, кто-то пожелал прочувствовать эйфорию от долгожданной мести, кто-то не смог не сказать о своем уважении к человеку, стоявшему на коленях перед толпой: не преступнику — спасителю. К Сакате Гинтоки. Издеваясь над всем, что было дорого самураю, правительство аманто приказало ему совершить сэппуку. Кайсяку. Звучит как приговор, если вспомнить о том, что еще вчера Хиджиката Тоширо любил Сакату Гинтоки, упивался его чувствами, ловил губами серебряные пряди, наслаждаясь каждым прикосновением грубоватых ладоней. Он же стоял рядом, когда поздно вечером Гинтоки увели, он слушал лицемерные речи новоиспеченного сегуна и стоял, замерев, не в силах сделать шаг, произнести хоть слово. Гин бросился вперед, защищая сестру своего подопечного от удара, он же жестким, злым взглядом приказал Тоширо остаться на месте. Хиджиката знал, что должен был спасти человека, которого любил, от врага. Он знал, что был обязан увести Гинтоки от преследователей даже ценой собственной жизни. Знал и стоял, не в силах ослушаться приказа Белого Демона. Почти чужой, едва знакомый человек уходил от Тоширо, чьи ноги будто приросли к полу, он не оборачивался, не послал Хиджикате даже прощального взгляда, словно никогда не встречал офицера Шинсенгуми. Наверное, именно поэтому Тоширо не шелохнулся, сумел сдвинуться с места только после того, как двери за гостями захлопнулись, разрезая мир на до и после. Тоширо бросился к Кондо-сану после этого, стал требовать объяснений, но командир лишь обреченно покачал головой. «Он — залог нашего существования, Тоши, — устало сказал командующий, глядя куда-то мимо Хиджикаты. Если завтра мы казним Белого Демона, то сможем существовать». Хиджиката не верил своим ушам, он был не готов к мысли, что ради отряда Кондо-сан готов пойти на подлость. Его личная Вселенная рушилась на его глазах, и мужчина ничего не мог сделать с этим. Он упустил возможность связаться с Шимпачи и Кагурой, со старухой Отосе, хоть с кем-нибудь. Кайсяку. Тяжелая ноша, придавившая голову Тоширо к земле. Ему хотелось встать на колени и молить о прощении, но он лишь поднимал свой меч выше и выше. Кому, как не Дьявольскому заму командующего, прерывать жизнь Белого Демона? Тендоушу, затеявшие представление для себя, знали, что делали. Гинтоки стоял на коленях перед толпой, перед Тоширо, весь в белом, с твердым взглядом, с уверенностью в глазах и слабой улыбкой на побелевших губах. Он прощал Хиджикату, ни в чем не винил его и просил лишь закончить все быстро. Тоширо среди всего вокруг видел только его. Растерянный, заблудившийся, сбившийся с пути, он желал, чтобы Гинтоки повернулся к нему лицом, улыбнулся с безразличным видом, закинул свой меч на плечо, и они вместе справились бы со всеми бедами. Но Саката не шевелился, ожидая сигнала к началу. Началу собственной казни. Хиджиката услышал сигнал, не понимая, что происходит. Он со спины наблюдал за тем, как Гинтоки почти незаинтересованно подбирает короткий меч. «Не надо, прошу тебя, — сквозь зубы зашептал Тоширо, надеясь, что его услышат. — Не смей защищать меня, поднимайся и беги, я помогу!» Короткий поклон в сторону присутствующих показал Хиджикате, что его не услышали. За мгновение до рокового удара Тоширо дернул Сакату вверх, выбил из его рук оружие и отшвырнул прямо в руки вырвавшейся из захвата Шимпачи Кагуры. Кондо-сан разгонял толпу с помощью отряда, глаза командира горели живым огнем, который едва не потух в тот день, когда Кондо Исао едва не поддался требованиям Тендоушу. Глядя на отрешенное лицо самурая, уже успевшего проститься с целым миром, Хиджиката дал себе клятву: никогда не уступать. Чудо, если любовь Сакаты не погибла после случившегося, чудо, если он позволит мужчине снова приблизиться к себе — но он больше не отступит. В конце концов, Широяша слишком долго защищал этот мир, пришла пора защитить его самого.