Париж, 1923 год.
Большой просторный холл был озарен солнечным светом. Теплые лучики обнимали каждый предмет, не обделяя ничего: ни шкафа у дальней стены, ни дивана с камином у боковой, ни тумбочек с растениями, которые стояли напротив шкафа, ни холста с моделью и художником, которые находились в углу. Из-за солнечного света, который освещал всю комнату, было видно, как мелкие пылинки хаотично парят в воздухе, перемещаясь то туда, то сюда. Все было в свете, особенно молодые люди. Казалось, что они тоже излучают свет. Такой яркий, умиротворяющий, дающий надежду на лучшее и теплоту в душе. Неожиданно художник радостно выкрикивает: — Готово! Чон же кладет цветы, которые до этого три часа держал в руках, и подходит к парню. — Бедные мои ручки. Я думал, они отвалятся! — Не бухти, милый. Ради такого прелестного портрета можно и постоять немного. — Не «немного», а целых три часа! — все никак не унимался Гук. — Ну все, все. Ты лучше посмотри, что вышло! — и парень отодвигается, давая Чону взглянуть на свое творение. С холста на парней смотрел неземной красоты юноша: волосы его было гладко уложены и зачесаны назад, раскосые, чёрные, как темные глубины Вашей души глаза смотрели прямо и приветливо, а на губах играла легкая улыбка, состоящая только из приподнятых уголков пьянящих губ. В руках у него находился сборный букет из разноцветных гербер и белых хризантем. Так как портрет был обрезан по пояс, то было только видно, что парень одет в шотландский свитер «Fair Isle», который был популярен в 1920-х годах. На фоне портрета находилось широкое окно и кусочек бордовой стены. — Ну, что скажешь? — с затаенным дыханием спрашивает Ким. — Ох, Тэхённи, очень красиво. Ты всегда рисуешь меня лучше, чем я есть на самом деле, — с улыбкой произносит Чонгук и обнимает парня одной рукой. Ким смеется и, став спереди, обнимает Чона обеими руками. — Нет, ты именно такой, какой и на портрете. Руки Гука ложатся на затылок любимого, притягивая того поближе к себе. — Или это ты просто меня слишком идеализируешь. Тэхён слегка отодвигается, так, что они соприкасаются носами. — По-моему, ты и без моей «идеализации» идеален… Тэхён чувствует слегка сбившееся дыхание на своей коже и смотрит Чону в глаза, замирая и наслаждаясь таким долгим зрительным контактом. Сердца их бьются в унисон. Они словно один механизм, который каждый стук разносит по их телам подобно эху. И от каждого этого сердцебиения они дрожат: каждый удар зарождает в них новый прилив ласки и любви, каждый удар уносит их на небеса… Тэ чувствует тепло любимого тела и впитывает его, словно губка. И проходит чуть ли не целая вечность, когда они находят друг друга в чувственном поцелуе. Они смакуют один одного, словно никогда не делали этого раньше. Дыхание их сбивается, сердца стучат, словно после 5-километрового забега, и этот поцелуй совсем скоро перестает быть нежным и ласковым… Еле оторвавшись от Чона, Тэхён чуть покачивается, а взор никак не фокусируется на парне. — Морфин в своем опьяняющем воздействии с тобой и рядом не стоит, — хихикая, протягивает довольный художник. Чонгук улыбается и трепет старшего за щеку, чувствуя, как руки любимого медленно, но уверенно ползут под свитер. — Тебе никуда не нужно? — М-м-м? — Тэхён, забыв обо всем, уже вовсю прокладывает дорожку легких поцелуев на шее парня. У Гука дрожат колени и руки чешутся в желании побыстрее содрать одежду с любимого тела, но он знает — нельзя. Всего через тридцать минут у Тэ встреча с организатором выставки и времени на ласки совсем нет. Ким очень ждал этой «особой» выставки, почти каждый день тороча о ней Чонгуку. Почему «особой»? Да потому что она будет портретная. Все картины — это разнообразные портреты разных людей. Хотя все же портретов одного человека — Чонгука — будет больше всех. Он, как говорит сам художник, «его главная модель и муза». Самому же Чону было немного неудобно, так как он не считал себя очень красивым и достойным такого внимания. Когда Тэ услышал это, то устроил целую лекцию на тему того, как Гук вдохновляет его и насколько его красота пленительна. Но даже после этого Чон часто спрашивал у Кима: «Может не надо? Есть люди намного красивее меня», на что Тэ лишь злился и просто говорил, что не изменит своего решения. Чонгук часто задавался вопросом, что же Тэхён нашёл в нём, почти сироте? Чон не был ни богат, ни разговорчив, ни приятен в общении (особенно первые месяцы), так что же привлекло Тэ? Он множество раз спрашивал его об этом, но Ким лишь загадочно улыбался и говорил: «Меня привлек тот бедный парень, лежащий возле моего дома под дождём. Меня привлекли его душа и неугасимый огонь. Меня привлек он сам». Это был исчерпывающий ответ, на который Чону сказать было нечего. Хоть он до конца не понимал этого, но все же был благодарен. Все семь лет, которые они прожили вместе, каждый день их совместной жизни он чувствовал его заботу и любовь, словно его укрывали теплым одеялом. Он чувствовал себя любимым и, мало того, сам был влюблен. Он поистине любил этого парня. Он был рад испытать это чувство, так как никогда не чувствовал себя лучше, чем в тот момент, когда Тэ признался ему. Ещё с малых лет родители Чона отдали его в прислужники одному знатному господину, которому были должны, и с того момента — тогда ему было пять лет — его жизнь изменилась. Да, она и до этого не была сахарной. Родители, стараясь не привязываться к сыну, которого должны были отдать в рабство, просто не уделяли ему ни минуты своего внимания и заботы, ограничиваясь лишь самым необходимым (что-то наподобие сидения за одним столом или нахождения в одной комнате). Раньше Чон очень злился на своих родителей из-за того, что они, считай, просто откупились ним, продав мистеру Пьеру. Но с годами он начал осознавать, что его родители тоже мучились из-за своего поступка. На самом деле они любили его, просто жизнь не оставила им другого выбора, кроме как отдать Чонгука. Но это осознание пришло к нему не сразу, а лишь в возрасте 16-ти лет, так как жизнь у мистера Пьера была действительно адской. Сначала, когда Чонгук был маленьким, его не трогали, а заставляли лишь делать мелкую работу по дому. Но когда парню стукнуло тринадцать — вот тогда начался настоящий ад. У мистера Пьера были немного… садистские повадки, и он любил издеваться над людьми. Когда Чон был ребенком, господин таким не был. Он был просто немного сварливым человеком, которого очень загружали на работе. Чонгуку даже было его жаль, но вот когда он узнал о настоящем мистере Пьере… Наверное, он ждал, когда Гук подрастет. Если Чон что-то делал не так — били, если сказал что-то не то — били, если пробовал упираться — били, если пробовал сбежать — ловили и били до потери сознания. Чон терпел, но с каждым годом его терпение сходило на «нет», пока однажды его просто не вышвырнули на улицу, словно какую-то шавку. Мистеру Пьеру надоел Чонгук, да и к тому же он нашёл новую забаву в виде другого мальчика, как слышал Гук. Тогда ему было на все плевать, он был рад, что господин не трогал его. Но позже, когда началась его жизнь на улице, он начал задумываться о том парне. Думать, как ему помочь. Но сколько бы он не задавал себе этот вопрос и не искал другие методы решения проблемы, он знал, что не в его силах помочь бедняге. Самому Чону было нелегко жить на улице, но все же это было лучше, чем у мистера Пьера. — Эй, Гукки! Ты со мной? — вырывая Чона из раздумий, спрашивает Тэхён. Младший мотает головой и пытается улыбнуться: — Да, все хорошо. Ну так что, ты собираешься к организатору? Тэхён с минуту недоуменно смотрит на парня, а потом его лицо искажает понимание. Ким поворачивает голову и смотрит на часы, висящие на стене. — Чёрт, чёрт, чёрт, Чонгук! Чего ты мне раньше не сказал?! — и мигом оторвавшись от своей модели, Тэ начинает быстро собираться, мотивируясь насмешками, которые все время бросал в него младший.***
Домой Тэ не шел, а летел! Он очень переживал насчёт того, понравятся ли г-ну Эжену картины и не будет ли он против, что портретов Чонгука так много. Но оказалось, что его переживания были напрасны. Ким представил организатору ровно двадцать две картины, десять из которых были портретами Чона. Они организатору — господину Эжену — понравились, особенно с изображением Гука. Он даже поинтересовался, что это был за парень. А после, все сильнее всматриваясь в его образы, господин сказал: «Портреты с мистером Чоном очень красивы. Невероятные пропорции! А какие губы, глаза! Ах, я влюблен. Такой прекрасный юноша!.. Уверен, что многим его портреты понравятся. Надеюсь, он также будет присутствовать на выставке» и удалился. Тэхён был на седьмом небе от счастья. «Наконец-таки у меня будет своя выставка портретов!» Ким очень хотел показать людям, что он рисует не только пейзажи, но и портреты. Иногда на заказ, а иногда — в основном с Гуком — Тэ рисовал, просто вдохновившись самим парнем. Он даже иногда думал, что картины с Чоном даже тоже можно отнести к импрессионизму. Ну знаете, картины импрессионистов — это обычно попытки перенести на бумагу какой-нибудь момент своей жизни во всей его красе. По обычаю, картина должна быть размытой, но не так «а-ля наляпал и готово», нет. Обычно картины импрессионистов словно качественно смытая фотография. И некоторые из портретов младшего действительно были выполнены в таком стиле. Тэхён подходит к фасаду многоквартирного дома, в котором живёт с Чоном уже второй год. Раньше парни жили в обветшалой коммуналке с не очень приятными соседями, но когда Тэ смог чуть подзаработать (продавая свои картины), парни перебрались в место получше. Дом, в котором они жили сейчас, хвалился красивой архитектурой, приятной дружеской атмосферой между соседями, а также небольшой квартплатой. Данное жилье посоветовал Тэхёну один его покупатель, за что Ким ему был несметно благодарен, так как жить в старых хоромах было практически невозможно. Особенно вдвоем с Чонгуком. Многоквартирный дом был выполнен в светлых тонах: начиная белым, жёлтым и заканчивая светло-коричневым, если не брать в учёт тёмную кладку на крыше. Всего в доме насчитывалось пять этажей, по четыре квартиры на каждый. У парней одни окна выходили на фасад на солнечной стороне, а другие — боковые — в тени. Сама квартира была средних размеров: довольно просторный холл (то есть гостиная), в котором обычно и творил молодой художник, спальня и кухня с ванной. За пять минут просекая лестничный пролёт на третий этаж, парень оказывается у себя в квартире. Положив связку ключей себе в карман и вытерев ноги о коврик, Тэ зовёт Чонгука. — Гукки, я дома! Представляешь, г-ну Эжену понравились все мои работы! А вот твои портреты его вообще поразили! Он сказал, что они многим понравятся, а также, чтобы ты тоже присутствовал на выставке! Только на этот раз в качестве модели! Разувшись и сняв себя шляпу и плащ, Тэ аккуратно вешает вещи на место, при этом разглаживая грубую ткань. — Ты чего молчишь?.. Уснул, что ли? Слова Кима эхом прокатились по комнатам, но ответа не последовало. Тэхён нахмурился и пошёл в гостиную. Коридор, который соединялся с прихожей, имел сразу три прохода: левый — кухня, центральный — гостиная, правый — спальня. Чем-то такая композиция напоминала небольшой цветок или какой-то корень от дерева. Дизайн комнат, да и коридора, какой-то уникальностью не отличался. Все стены были заштукатурены (разве что краска разного цвета была), а на полу только в холле был ковер (и то, только посередине комнаты). Включив в комнате свет, Ким осмотрел комнату. Стены в гостиной были окрашены в тёмно-бордовый цвет, которые местами украшали небольшие трещины. Дальней стене придавали красоту только двое двустворчатых окон с белыми тканевыми занавесками и одинокий высокий шкаф, в который был свален всякий хлам. Левая часть комнаты была занята камином и столиком с диваном, а правая — парой старых стеллажей с книгами и холстом с тумбой и красками. Вся эта картина днём — при свете солнца — выглядела очень красиво, но вот вечером или во время дождя тут было слегка мрачновато. Освещение было слабым и из-за этого комната казалась какой-то мутной, лишённой яркой гаммы цветов. Но так до тех пор, пока не включаешь ажурный светильник, который стоит возле холста. Обычно он включается только тогда, когда Тэхён рисует. Пол под ногами жалобно поскрипывает при каждом шаге молодого художника и наконец-таки замолкает, когда Ким подходит к придиванному столику. На нём лежат разнообразные листы, исписанные чонгуковой рукой, комки бумаги, какой-то мелкий мусор, спички, сигареты «Camel» и маленькая записка. Подобрав последнюю, Тэхён читает слова, размашисто выведенные любимой рукой: «Тэ, я ушёл к мадам Беннер. Вечером буду, и тогда выпьем за радостную новость. Заранее поздравляю тебя с будущей выставкой!» Тэхён улыбается и кладет записку на стол, взамен беря сигареты со спичками. Тонкими длинными пальцами Ким достаёт сигарету и зажигает её. Следом парень садится в кресло и медленно выдыхает клочок дыма, смотря в потолок. Мадам Беннер — это учительница Чонгука по английскому. Чон имел давнюю мечту: переехать в дождливый Лондон, а для этого, понятное дело, нужно было знать язык. Тэхён был не против, что Гук занимается самосовершенствованием, да и средства у них для этого были. И вот как уже месяц младший ходит к мадам Беннет три раза в неделю. После каждого урока Чонгук радостно щебечет Киму о том, что он выучил на том или ином занятии. Пусть сам Тэхён не очень понимает английский, но ему очень приятно слышать и видеть такого увлеченного чем-то Чона. И сейчас он сидел и ждал, уже докурив сигарету, когда Чонгук вернется домой, чтобы снова послушать его радостное щебетание о Passive Voice или Present Simple. Но вскоре насыщенный день дал о себе знать, и через несколько мгновений художника затянуло в сладкую дрёму.***
Тэхёна разбудили чьи-то ласковые руки и пряный аромат чёрного кофе. Парень открывает глаза и смотрит в любимые очи. Чон одет лишь в одни трусы и белую майку. Закрывая собой солнце, он ставит на столик чашку с кофе, целует Кима в щеку и садится на диван. В тот же момент Ким оглядывает себя и обнаруживает, что укрыт тёплым шерстяным пледом. — Доброе утро, Тэ. Как спалось? Ким улыбается и сладостно потягивается, вылезая из-под пледа. — Хорошо, на удивление. Почему ты не разбудил меня? — Ты так сладко спал, что было бы кощунством будить тебя. Да и к тому же, мне хотелось понаблюдать за тобой спящим. Жаль, что я не умею рисовать и не могу запечатлеть твою красоту, — застенчиво говорит парень и улыбается. Тэхён принимает вертикальное положение и серьезно говорит: — Я не так красив, как ты. — Тэхённи… Ты как всегда, — Гук улыбается и, наклоняясь, рукой протягивает чашку поближе к парню. — Выпей лучше. Тэхён берёт любимый напиток в руки, одновременно отпивая и грея руки. — Спасибо, милый. Как твое вчерашнее занятие? — Прекрасно! Мы повторяли Gerund, а также переводили огромный текст про экономику нашей страны. Было классно, в общем. А у тебя как? Когда выставка? Тэхён, прищурившись, смотрит на Чона и спрашивает: — Ты ещё со вчерашнего дня знал о выставке, но откуда? Чонгук загадочно улыбается. — Я заранее знал. Ведь ты — талант. Тэ улыбается одними краешками губ. — Ты как всегда. Кстати, организатор хочет видеть тебя на выставке не как гостя, а как модель. — С чего бы это? — с удивлением спрашивает Гук. — Ему очень понравились твои портреты. Также он сказал, что они многим понравятся и многие захотят пообщаться с тобой. — Правда? — Да, дорогой. Правда, мне не очень хочется, чтобы ты был в центре внимания, да и вообще, чтобы тебя кто-то трогал или долго смотрел на тебя… — тихо начал он, но следом, посмотрев на удивленного Чонгука, парень ярко улыбнулся: — Но если организатор хочет… Нет, если ты не имеешь желания идти — можешь отказаться, конечно же. «Чёрт, Тэхён, угомони свои собственнические чувства! Ты пугаешь его!» — кричал сам на себя старший. — А-а-а… — слегка растерявшись, протянул Чон. — Да я не против, будет круто, наверное. — Отлично! Ну что, давай сегодня прогуляемся? Чонгук лучезарно улыбнулся и кивнул. — Только перед этим в ванну и поесть. Я с голодными и не умытыми гулять не хожу! — игриво ответил Чонгук и, мигом поднявшись с дивана, упорхнул на кухню. Сытно позавтракав и умывшись, парни уже спустя час гуляли по городу. Октябрь в Париже обычно холодный и влажный, да и температура особо не радует, но если хорошенько приодеться, а также гулять бок о бок с любимым человеком, про низкую температуру можно забыть. Прогуливаясь по алее между деревьями с огненно-оранжевыми и желтыми листьями, парни вдыхали морозный, колючий воздух, говоря о том, о сём. Холодный ветер обдувал их лица, при этом впиваясь своими маленькими, но острыми иголочками в их кожу, трепал их плащи, проникал за воротники и иногда сдувал шляпы с макушек, но парни не обращали на это внимания. Они радостно улыбались, наслаждаясь обществом друг друга. — Блинчики с мёдом и молоком были восхитительны! Я себя еле сдержал, дабы не начать облизывать тарелку, когда такое вкусное лакомство закончилось. Но его было так мало! В следующий раз мне три блинчика, а то и вообще… четыре! — все ещё храня в своей памяти вкусный завтрак, одновременно жаловался и восхищался Тэхён. — Десять не хочешь? — Можно и десять! — А ты не лопнешь? — смеясь, спросил Чонгук, который и приготовил для них завтрак. — Не-а! Эх, Гукки, ты так вкусно готовишь. И где ты так научился? — удрученно протянул Тэ. Воцарилась неловкая пауза. Ким посмотрел на Гука, а тот опустил голову. Веселая атмосфера вмиг исчезла. — Ты знаешь, «где»… «Мистер Пьер», — подумал про себя Тэ. Каждый раз, когда Ким вспоминал, что его любимый несколько лет был прислугой и собачкой для битья этого ублюдка… Ему хотелось просто убить его, стереть с лица Земли. Этот подонок даже жизни не заслуживает. Он может лишь представлять, что случилось с Гукки. Но даже и без зрительского представления, Тэхён знал, что это было жестоко. У Чонгука даже шрамы остались… Он часто замечал, как Гук просто сидит и смотрит в пустоту. Он знал почему, но не знал, как помочь — и это чертовски ранило его. Тэхён часто отвлекал его от этих мыслей прогулкой, едой, разговором или сексом, но он знал, что его воспоминания не исчезнут никогда. Он знал, что никогда навсегда не сможет стереть это опустошенное выражение с его лица, не сможет стереть шрамы со спины. И осознание того, что он бессилен, просто убивало его. Неожиданно его тронули за руку. — Тэ?.. В глазах Кима стояли слёзы, которых он даже не заметил, пока не поднял голову и не посмотрел на Чонгука. — Прости, Чонгукки. Прости, что я никак не могу помочь тебе. Прости, что я такой бесполезный… Две маленькие дорожки потекли по щекам Тэхёна, и Чон, протянув руку, стёр их. Его лицо окрасила тёплая, словно солнце, улыбка. — Ты ни в чем не виноват, Тэ. Ты и так сделал слишком много для меня. Я так благодарен тебе, что ты появился в моей жизни. Ты всегда… — О, мальчики! — раздался в нескольких метрах от парней громкий и скрипучий голос. Тэхён уже знал, кто направляется к ним, по размеренным звукам цокающих туфель. Мадам Валадон была довольно подозрительной женщиной лет сорока. Её темные волосы всегда были подобраны в какую-то замысловатую прическу, но Киму всегда казалось, что это какое-то осиное гнездо, а не гулька или что это было; тонкие, словно лезвия, брови были всегда хорошо ухожены: ни единого лишнего волоска; глаза были большие, хитрые и слишком выпучены, словно у рыбы; нос слишком острый, а губы тонкие и всегда потрескавшиеся. Сразу посмотрев на неё, вы поймете, что ничего хорошего от неё не жди. Эта мадам была знатного рода с довольно нехилым состоянием, но даже это ей не помогло в поисках мужа. Не скажу, что она была уродлива или плохо одевалась, никак нет. У всех есть свои недостатки в лице, да, но мадам Валадон уродливой не была, да и одевалась всегда со вкусом. Все дело было в её сварливом и слишком навязчивом поведении. Да и в самом характере, наверное. У этой женщины было уже два брака, но оба мужа развелись с ней вскоре после свадьбы. Да уж, даже деньги не спасают, если ты не очень хороший человек. Тэхён знал об этой женщине достаточно, чтобы слегка её недолюбливать. Хотя, даже при всех его знаниях об этой мадам, ему хватало всего одной причины, чтобы не любить эту женщину. Она всегда, когда видела Чонгука, пристально следила за ним с такой противной ухмылкой на губах, словно волк за зайкой. Она будто выслеживала свою жертву, уже представляя её вкус. Ким быстро вытер глаза и развернулся к мадам навстречу. — Мадам Валадон? — Гукки, милый, я же тебе говорила, для тебя просто Шарлотта! — женщина подошла к молодым людям и потрепала младшего за щеку. Гримаса отвращения исказила тэхёново лицо, но, Слава Богу, мадам его не заметила, как подумал Ким. «Как она себя ведёт? Она же знает, какие у нас с Гуком отношения! И почему Чонгук позволяет?! Боже, так и хочется руки ей оторвать…» Мадам Валадон хитро улыбнулась и посмотрела на Тэхёна. — Здравствуйте, мистер Ким. Приятно видеть Вас в добром здравии. Тэ натянуто улыбнулся и ответил: — Здравствуйте, мадам Валадон. Я тоже рад, что Вы не болеете. — А вы как, мистер Чон? — Я хорошо, спасибо, что интересуетесь. — Ох, ну что Вы. Вы мне всегда интересны… — протянула Шарлотта и окинула парня оценивающим взглядом. — Вы что-то хотели? — слишком резко спросил Тэ. Мадам быстро заморгала, словно приходя в себя, и перевела свой взгляд на художника. — Да. Я тут услышала, что у Вас будет выставка, мистер Ким. Буду рада, если Вы разрешите мне посетить её. Теперь пришла очередь Тэхёна моргать, только вот от удивления. «Что она задумала?.. Сомневаюсь, что ей интересны мои картины. Но ладно, делать нечего, хоть и не очень-то хочется, чтобы она видела портреты Чонгука…» — Конечно, приходите! — неожиданно оживленно произнес Чонгук. — Мы будем только рады. Тэхён нарисовал такие прелестные портреты. Я уверен, что они все Вам понравятся! Тэ удивленно покосился на младшего. Лицо того было ярче самого солнца: глаза увлеченно блестели, а губы украшала открытая улыбка. «И чего он так радуется?» — Отлично! — посмотрев на Тэхёна, женщина ухмыльнулась и добавила: — Жду с нетерпением, мистер Ким. Сказав эти слова, мадам Валадон развернулась и пошла в том же направлении, в какое и шла. — Вот карга!.. И чего это с ней ты так разлюбезничался, а, Гукки?! Ты не видишь, как она смотрит на тебя? Эта женщина точно имеет какие-то планы на твою персону, так что лучше держись от неё подальше! Я вообще не понимаю, неужели ты и сам этого не замечаешь? Чонгук удивленно смотрит на Кима. — Ты чего, Тэхён? Тебе все кажется. По-моему, мадам Валадон слишком добра к… — Ой, пожалуйста, избавь меня от этого! — прерывает Чона Тэхён. — Ты всегда был слишком наивен и глуп. Как вообще можно быть таким слепым?! Такое ведь не впервой! — Что?.. — не веря своим ушам, задаёт вопрос Гук, а затем в нём начинают просыпаться первые признаки раздражения. — Значит так, да? Так чего же ты с таким дураком слепым живешь, а? — Да, именно так! Не спрашивай, я и сам не знаю, что в тебе нашёл. Таких наивных дураков ещё поискать надо. Чон был зол: густые брови сведены к переносице, глаза прищурены, ноздри слишком быстро раздуваются, а губы обиженно сжаты. — Ну тогда и иди к чёрту! — и следом развернувшись, парень шагает в противоположную от дома сторону. — Ну и вали! — выкрикивает вдогонку Тэ и тоже разворачивается к Чонгуку спиной. На часах ровно 00:00, а Чона до сих пор нет дома. Тэхён лежит на кровати в спальне, даже не раздевшись толком. Он лежит и корит себя за то, что накричал на младшего считай из-за ничего. Да, пусть он и прав, но… Сейчас ему уже было на все плевать, лишь бы Чонгук побыстрее вернулся домой. «Где он? Что с ним? Куда он пошел? Ему холодно? Как он себя чувствует? А вдруг с ним что-то случилось?» — огромная куча вопросов тревожила его уже девятый или десятый час. Он уже подумывал идти и искать любимого, но Слава Богу, мозги ещё были при нём, и он понимал, что сейчас он никого не сможет найти, так как на улице тьма непроглядная. Он все снова и снова перематывал произошедшее, коря себя за свою вспыльчивость и ревность, пока усталость не взяла свое. Как и вчера, Тэхёна снова разбудили лёгкие поглаживания ласковой руки и аромат любимого кофе. Ким улыбнулся, не спеша открывать глаза и отпускать остатки хорошего сна: он и обнаженный Чонгук, который позирует для него… — Просыпайся, соня! — вместе с этой фразой к Тэхёну вернулись и вчерашние события. — Чонгук! — слишком резко вскрикнул Ким и вмиг сел, оказавшись с младшим лицом к лицу. — Гукки… Прости, я… — Шшш, всё хорошо, — приложив указательный палец ко рту старшего, произнес Чон. — Это ты меня прости. Прости, что был слишком вспыльчив. Я понимаю, что ты просто сильно переживаешь за меня, вот и кричишь. Все правда хорошо. Палец у его губ холоден, словно льдинка. — Боже, ты такой холодный! Где ты был все это время?! — В гостинице, — смеясь, отвечает Чон. Ким отодвигается, освобождая место для любимого. — Залезай давай быстрее! Чонгук снова смеётся и ложится к Тэхёну спиной. Тот же обнимает младшего сзади и одновременно накидывает на парня одеяло. — Прости и ты меня, Гукки. Это все моя ревность и желание, чтобы тебя кроме меня никто не трогал и не видел. Извини за то, что я слишком собственник. Ким чувствует, как Гук улыбается. — Ничего страшного, все хорошо. Давай просто полежим вместе, — удобно устраиваясь, предлагает младший. Ну, а Тэ только «за».***
Неделя до выставки прошла довольно-таки быстро: все семь дней Тэхён был в галерее, помогая с оформлением зала, ну, а Чонгук, как всегда, ходил к мадам Беннет учить английский. И вот наконец пришёл этот день. Парни стояли в спальне и поправляли свои костюмы, которые и так идеально сидели на них. — Как я выгляжу, Гукки? Младший развернулся и посмотрел на Тэхёна. — Ты прекраснее самой Мэрилин Монро. Ким рассмеялся. — Не преувеличивай. Чон пожал плечами и посмотрел на часы. — Надо уже выходить. — Фух, да, ладно. Как я выгляжу? — Ты уже спрашивал, — смеясь, говорит Чон. — Да, точно, пошли, — и закрыв за собой двери квартиры, парни направились к галерее. Погода на дворе была не из лучших: все небо было затянуло темными облаками, не давая ни единого шанса такому редкому солнышку. Но хорошо, что хоть морозного ветра не было. Молодые люди быстро добрались к месту проведения выставки. — Ну что, ты готов увидеть это первым? — торжественным тоном спросил Тэхён. — Конечно, не зря же мы сюда на час раньше притащились. Ким закатил глаза, и, взявшись за руки, парни вместе зашли в небольшое здание кремового цвета. Прямо с порога их встретил организатор. — Ох, мистер Ким и мистер Чон! Очень рад вас видеть! Пройдемте-пройдемте, посмотрим, как все вышло! Пока парни повторно все осмотрели, пришло время начинать. Люди приходили быстро, и Тэхён, стоя у входа, встречал каждого. — О, мистер Грассе! Рад Вас видеть, проходите! — Мисс Конте, очень рад, что Вы пришли! Вы стали ещё краше с нашей последней встречи! — Господин Дюваль, не ожидал, что Вы придете. Спасибо, что пришли, я очень счастлив! Поток людей и тэхёновых любезностей не прекращался. Многих посетителей Ким знал, но были и те, с кем парень был незнаком. Через тридцать минут у молодого художника уже лицо сводило судорогой, так как на нём застыло одно единственное выражение: приветливые глаза и гостеприимная улыбка. Но его молитвы были услышаны: по истечению пяти минут, казалось, нескончаемый поток людей наконец-таки закончился, и Ким вздохнул с облегчением. Взяв бокал шампанского у мимо проходящего официанта, Тэхён направился пообщаться с гостями, а заодно и выслушать их мнение насчёт своих работ. В то же время Чонгук блуждал среди гостей, приветствуя то одних, то других, пока неожиданно знакомый голос не окликнул его: — Мой дорогой мистер Чон, вот Вы где! Мадам Валадон спешила к нему, также держа в руке стакан с пузырящейся жидкостью. Она была одета просто, но элегантно: темные волосы были скрыты под небольшой дамской шляпкой, лёгкий макияж, который состоял только из подведенных глаз и накрашенных губ, только молодил женщину, яркое красное платье струилось по её фигуре ровно до колена, а туфли как всегда громко цокали по полу. За женщиной следовал какой-то мужчина, но Чонгук не успел его разглядеть, так как мадам и другие люди загораживали его. Шарлотта подошла к парню и, поцеловав в щеку, начала свою тираду: — Мистер Чон, я видела Ваши портреты, они замечательны! Вы просто созданы быть моделью! Знаете, я никогда не встречала человека, который был бы так же красив как на портрете, так и в жизни. Гук смущённо улыбнулся и ответил: — Это все Тэхён. — Нет-нет, это Вы! Это Ваша природная красота. — И я согласен с Шарлоттой, — сказал тот мужчина, подойдя к мадам Валадон. — Вы поистине прекрасны, словно только распустившийся цветок. — Мистер Чон, познакомьтесь, это господин Авриль — довольно-таки популярный художник, который так же, как и наш мистер Ким рисует пейзажи и портреты. Чонгук оглядел мужчину с головы до ног. Тёмная короткая стрижка вместе с челкой была гладко уложена, густые брови нависали над светло-карими глазами; когда Чон посмотрел в них, то сразу замер: у этого мужчины был поистине орлиный взгляд. Господин Авриль просто пронизывал им. В его взгляде были знания тысячелетий, знания обо всем мире, знания о тебе и твоих секретах. Чон поежился и перевел взгляд на тонкие губы и небольшую бородку, а следом и на одежду. Его наряд составлял из себя эдакий костюм: аккуратно завязанный узкий тёмно-коричневый галстук, белая рубашка, жилетка того же цвета, что и бронзовый пиджак с двумя пуговицами, а также штаны с коричневыми замшевыми туфлями. На вид мужчине было примерно за тридцать, а ростом он был где-то, как и сам Чон, может быть чуть выше. — Приятно с Вами познакомиться, мистер Чон, — мужчина протянул руку, и Чонгук слегка растерянно пожал её. — Я много слышал о Вас от Шарлотты. — Надеюсь, хорошее? Мужчина засмеялся. Это был такой низкий, чуть с хрипотцой смех, такой, от которого млеют сотни женщин. — Даже очень. Мадам все время упоминала, насколько Вы красивы. Она чуть ли не одержима Вами! И теперь я понимаю почему, — совсем неожиданно его лицо посещает загадочная улыбка и мужчина продолжает: — Ваши портреты — это просто нечто. Я восхищен Вами. Чонгук потупил взгляд, дабы не видеть слишком яркого восхищения собой в глазах мистера Авриля. Это немного смущало, и Чон чувствовал себя «не в своей тарелке», так сказать. — Ох, ну что Вы. Мистер Авриль, Вы преувеличиваете. Неожиданно пальцы мужчины подняли его подбородок, и он, смотря прямо в глаза Чону, произнес: — Нет, не преувеличиваю. Я же художник, помните? Я вижу настоящую красоту, поэтому у меня для Вас предложение. — Предложение? — Он хочет, чтобы Вы стали его моделью, милый мой! — с улыбкой на губах выкрикнула мадам Валадон, а следом, уже немного тише, добавила: — Естественно, не за бесплатно. Чонгук растерялся и вопросительно посмотрел на мистера Авриля. — Тише-тише, Шарлотта, ты смущаешь молодого человека. Но да, мадам Валадон права: я хочу предложить Вам стать моей моделью. — Но… почему? — Вы мне очень понравились, мистер Чон. Вы — другой. Чонгуку это ничего не объясняло, но он все же задумался над этим предложением. Ему льстило то, что его попросили стать моделью (так ещё и не за бесплатно), а с другой стороны это как-то немного напрягало. Но если подумать… Чонгуку всегда было стыдно за то, что он, фактически, просто висит на шее у любимого. Он ничего не делает кроме того, что тратит деньги Тэхёна. Однажды он подумывал пойти на работу, но Ким сказал, чтобы он ничего не выдумывал и просто учился. Как говорил Тэ: «Сиди дома — мне спокойней будет». Он уж подумывал тайно ходить на работу, но как?! Тэхён все время сидит дома и рисует. Улизнуть от него просто невозможно! Видя сомнения парня, мистер Авриль, переглянувшись с Шарлоттой, сокрушительно добавил: — Щедрое вознаграждение будет, учтите. И Чонгук сдался. Договорившись о месте встречи, Шарлотта и мистер Авриль кинув напоследок: «Ждём Вас в субботу!», растворились в толпе, оставив Чонгука в смешанных чувствах одного. Парень не знал, поступил ли он правильно или нет, будет ли Тэхён зол на него из-за этого, или нет. Но долго раздумывать над этим ему не пришлось. — Простите, это Вы модель? — спросил тихий нежный голосок сзади, и Чон развернулся. Перед ним стояла невысокого роста молодая девушка. Длинные тёмные волосы её ровным каскадом струились по спине, тёмно-зеленые глаза с вкраплениями карего с интересом смотрели на Чона, а аккуратный ротик был слегка приоткрыт. Девушка была одета примерно так же, как и все особи женского пола на выставке: на голове у девушки была шапка-панамка с композицией из разнообразных перьев, развивающееся зеленое платье, которое только подчеркивало зелень её глаз, было на неё слегка великовато, но это не портило общей картины. В руках девушка держала маленькую сумочку, а на ногах у неё красовались аккуратные туфельки с ленточным бантиком. — Да, это я. — Вы и правда очень красивы. Такой же, как и на портретах, — восхищенно сказала девушка. Чонгук засмущался и ответил: — Не прекраснее вас, мисс… — Мисс Фуке. Но для Вас можно просто Мишель, — улыбнулась девушка и протянула парню руку. Чон наклонился и поцеловал тоненькую ручку в перчатках. — Тогда для Вас я просто Чонгук. Воцарилась недолгая пауза, а следом Мишель спросила: — Вы — друг художника этой выставки? Чон улыбнулся и кивнул. — А Вы кто? Тоже художница? Мишель помотала головой. — Нет, я дочь своего отца — мистера Фуке. Вот он художник, а я так, пока лишь учусь. — Тоже хотите стать художницей? — Да, мне нравится передавать красоту окружающего меня мира на холст. Точнее, мое виденье этого мира. — Ох, это здорово. Мисс Фуке снова улыбнулась и с интересом посмотрела на парня. — А Вы кем хотите стать? — Я пока ещё учусь. У меня есть мечта: переехать в Лондон. — Правда? Ну, надеюсь, Ваша мечта исполнится. — Спасибо, я тоже на это надеюсь. Ну, а где Вы… — начал задавать вопрос Чонгук, когда увидел, как ему машет Тэхён. — Простите, мой друг зовёт меня. Надеюсь, мы с Вами ещё свидимся. Было очень приятно познакомиться, Мишель. Поцеловав даму на прощание, Чон двинулся к Киму. В главном зале было много народу, и переходить из одной стороны на другую было крайне проблематично. Чон медленно, но уверенно продвигался к Тэхёну, как ровно на половине пути на него неожиданно налетела какая-то женщина, и почти полный бокал с желтоватой жидкостью, который она держала в руках, вылился прямо на чонгукову одежду. — Ох, Боже мой! Простите меня, пожалуйста! Боже, что же делать?.. — все лепетала женщина, которой на вид было где-то пятьдесят. — Все хорошо, не переживайте. Я сам все вытру, — Чон быстро успокоил женщину и, по пути взяв у официанта несколько салфеток, наконец-таки добрался до Кима. Тот стоял в светлом шерстяном костюме, общаясь с какими-то мужчинами. Гук замер, наблюдая за старшим. Тэхён что-то увлечённо рассказывал, все время жестикулируя и улыбаясь. Чонгук часто любил просто так остановиться и понаблюдать за любимым. Посмотреть, как он общается с другими, как он делает то, или другое дело. Так интересно было наблюдать за ним: за его поведением, мимикой лица, привычками. Эдакое «хобби» Чонгука. Но понаблюдать младшему не дали. Тэхён поворачивает голову и замечает любимого: — Наконец-то ты дошел! — смеётся парень, а следом заметив мокрую рубашку, спрашивает: — Ты чего мокрый? — Да так, пустяки. Ты почему махал мне? Что-то нужно? Ким потупил взгляд и начал быстро думать над причиной. На самом-то деле он хотел, чтобы Чонгук просто перестал разговаривать с мисс Фуке. Он ей так мило улыбался, что ему просто хотелось стереть это радостное выражение с его лица, а эту девчонку просто потаскать за волосы. В тот час, когда он увидел их мило беседующими, в нём что-то поднялось. Руки стало покалывать, а губы начали дрожать. Ему было так больно видеть то, как он кому-то ещё так тепло улыбается, помимо Тэхёна. Он чуть ли сам не побежал к ним и не оттаскал девушку за волосы. Слава Богу, что он успел успокоить себя. Сейчас он просто стоял и думал, что же на него нашло. «У Чонгука почти нет знакомых и друзей. Его круг общения — это только те люди, которые приходят к нам домой, чтобы я нарисовал их. И то, это так — прохожие. Пару фраз, словечек, и больше их видно не было. Если подумать, у Чона был лишь я. И чёрт, я так свыкся с этим фактом! Словно Чонгук был только моим, словно он был какой-то… вещью?» Тэхён покачал головой, отгоняя странные мысли. Ему было так зло и непривычно видеть, как он улыбается кому-то ещё. Это раздражало его. «Хочется просто закрыть Чона в доме и не выпускать его никуда», — промелькнула у Кима в голове заманчивая мысль, но он снова отогнал её. — Да мне что-то не очень хорошо. Думаю, надо уже идти домой, — наконец-таки нашёл, что сказать Тэхён. Чонгук удивленно смотрит на любимого. — А как же выставка? И что у тебя болит? Может надо доктора? — Она все равно через полчаса заканчивается, — улыбнулся Тэ и продолжил: — Голова немного побаливает. Не нужно доктора — лишь полежать. Полежу, и всё хорошо будет. — Ох, ну ладно тогда… — обеспокоенно протягивает Чон и осматривает старшего с ног до головы. — Может вызвать карету? — Нет, не нужно. Я дойду и на своих двух. Сейчас только попрощаюсь с гостями, и пойдем.***
Спалось Киму на удивление хорошо и долго. Еле добравшись вчера домой, Тэ начал сразу приставать к младшему, но тот быстро пресек любые намеки на секс и уложил того в кровать, напомнив, что Тэхёну как бы плохо было. «Да уж, ляпнул на свою голову, что аж без секса оставили», — сетовал про себя парень. Ким сладко потянулся и обернулся, в надежде увидеть Чонгука, но парня на кровати не оказалось. Недоумевая, Тэ поднялся на локти и посмотрел по сторонам. Рядом на тумбочке лежала записка. Приняв вертикальное положение, Ким взял листок в руки и начал читать: «Мадам Беннет назначила дополнительный урок сегодня, так что я ушел. Может быть я после занятия немного погуляю в парке. Жди меня к пяти, люблю тебя. P.S. В холодильнике стоит суп. Разогрей и поешь». Ким удивленно вскинул брови и упал обратно на кровать. — Та-а-ак, и чем мне сегодня заняться, раз уж Чон только в пять вернётся? — разглядывая потолок, думал художник. Повалявшись ещё полчаса в кровати, парень наконец нашёл себе занятие. Пока он помылся и позавтракал, стукнуло уже два часа дня, хотя это ему не мешало. Взяв кисть и краски, он начал рисовать. То тут, то там мазнув зеленым, чуточку оранжевым или жёлтым, у него понемногу рождался тот парк, в котором он и Чонгук гуляли. Время шло мимо увлеченного художника. Для него не существовало ничего, кроме кисточки и холста. И когда щелкнула дверь, и Чонгук зашёл домой, даже тогда Тэ не отвлекся, пока… — Эй, Тэхённи! Ким вздрогнул и чуть было не выронил кисточку. Когда он выглянул за холст, на дворе уже стояла непроглядная ночь. — Да уж, только 6 часов вечера, а уже так темно. Тэхён удивленно поморгал и уставился на Чона. — Ты только пришел? — Ага, немного припозднился я. А ты что весь день делал? — Я… рисовал. — Весь день? — с удивлением спрашивает Гук и подходит к Тэ. — Выходит, что да, — смеётся Ким и притягивает младшего к себе, быстро меняя тему. — Знаешь, чего я хочу? Чон дрожит от проникновенного шепота старшего, а по коже бегут сотни мурашек. Вроде же он хотел поговорить о чем-то с Тэхёном, о чем-то, что весь день терзало его. Но сейчас он не помнил ничего. Его голова пуста: в ней не было ни одной мысли. Запнувшись, парень спрашивает: — Чего?.. — Тебя, — его губы медленно перемещаются от шеи ко рту, а шаловливые пальцы приподнимают края свитера. Предвкушение, радость и желание смешиваются в одно и наваливаются на Чонгука подобно лавине, когда любимые губы касаются его. Обхватив парня за осиную, такую, которая может быть только у парня, талию, Чон сильнее прижимается к Тэхёну, желая быть как можно ближе. Ким целует быстро, страстно и с полной отдачей. Каждый его поцелуй окрашен потребностью. Потребностью в нём — Чонгуке. И младший чувствует это. Чувствует его желание, и у него самого слетает крыша от осознания того, как сильны чувства Тэ. Ему нравится это ощущать. Нравится чувствовать, что в нём нуждаются. Но и Чон целует с не меньшей страстью, стараясь вложить в каждый поцелуй максимум чувств. Тэхён медленно, но уверенно начинает стаскивать с младшего свитер вместе с майкой, одновременно пробегаясь прохладными пальцами по горячей коже, которая раз за разом покрывается мурашками. — Тебе холодно? — Мне жарко. Тэхён хрипло смеется и бросает одежду на пол, одновременно расстёгивая свою рубашку. Чонгук словно зачарованный наблюдает, как умелые пальцы расстёгивают пуговицу за пуговицей. Неожиданно в голове всплывают воспоминания, как эти пальцы совсем недавно были в нём, доводили каждым движением к нереальному наслаждению. Чон вспыхивает от столь ярких картинок, пронесшихся в голове, словно самая яркая звезда на небе. Закончив с рубашкой, Тэхён стаскивает её с плеч, и ткань летит к чонгуковой одежде на полу. Следом он приступает к штанам. Все это он делает слишком медленно и тщательно, по мнению Чона. Он решает помочь ему и начинает быстро стаскивать с себя свои штаны. Тэхён улыбается и лукаво спрашивает: — Не терпится? — Нет, просто ты слишком медлительный. И вот через минуту парни стоят лицом к лицу полностью обнаженные. Тэхён с жадностью рассматривает любимое тело, не обделяя вниманием ни единого миллиметра кожи. Сейчас в комнате тускло — светильник не горит — и от этого молочная кожа Чона кажется совсем белой, словно фарфор. Эту прекрасную белизну так и хочется украсить разнообразными засосами. Тут — синеватым, там — красноватым, а чуть внизу — желтоватым. На минуту парень прикрывает глаза, так картинка в его воображении становится слишком яркой. Следом он поднимает руку и проводит ею по гладкой, без единого намека на волоски, груди младшего, при этом смотря в глаза Чонгуку. Тот не скрывает предательской дрожи. Дрожи то ли от холода, то ли от пристального взгляда художника, то ли от предвкушения будущей страсти — парень сам не знает. — Ты так красив, Гукки. Страшно красив, — говорит хрипло Тэ и приближается к младшему. — Ты не менее… — начинает Чон, но оказывается прерванным тэхёновым «шшш» и указательным пальцем возле губ. — Я так люблю тебя. Ты только мой… Мой ведь, да? Чонгук завороженно кивает, смотря прямо в тёмные омуты. Они тянут к себе, словно магниты, предлагая забыться и раствориться в себе навсегда. Пушистые ресницы обрамляли эту красоту, и Чону сразу же захотелось их потрогать. Но поднятая парнем рука оказывается перехваченной и прижатой к губам. — В последнее время мне так тяжело, Гукки. Мне кажется, я брежу. Брежу тобой. Я хочу, чтобы ты все 24 часа в сутки был рядом со мной. Хочу, чтобы ты никуда не ходил, чтобы не позволял другим смотреть на себя. Хочу, чтобы ни с кем не разговаривал, никому не улыбался. Хочу, чтобы ты вечность был со мной. Если ты меня покинешь, я… Я не знаю, что тогда произойдет. Но знаю, что меня больше не будет. Думаю, даже если ты и захочешь меня покинуть, я тебе не позволю. Не позволю бросить меня и уйти в мир, улыбаясь попутно всем. Гукки, я так… я так люблю тебя, но, с другой стороны, я знаю, что сделаю тебе больно. А в последнее время я и сам хочу причинить тебе боль, заставить страдать… Исказить твое красивое личико, стереть твою очаровательность. Ты так манишь меня к себе, что это становится просто невыносимым. Ты как яркий огонь, а я — мотылёк, который, находясь рядом с тобой, медленно сжигает свои крылья. Только рисование отвлекает меня от этих странных мыслей, но чувствую, это ненадолго… Я запутался, Гукки. Я устал прятать свою ревность, устал от себя, устал любить тебя. Это так сложно… Тэхён, понуро опустив голову, отпускает любимую руку и отходит к кровати. Чон несколько мгновений смотрит на ровную, без единого изъяна, спину, и следом подходит к старшему. Подходит и разворачивает к себе. — Все хорошо, правда. Я… я люблю тебя, — кроме этого Чонгук выдавить из себя больше ничего не может. Он слышал все, что сказал ему Тэ, но в голове была пустота. Чон не знал, что сказать. Он не винил и не был удивлён. Он просто был… пуст. Мозги воспринимали информацию, но отказывались тщательно переваривать её и выдавать ответ. И Чон, не знавши, что ещё сделать, берет лицо Тэхёна в руки, смотря тому прямо в глаза. Он выглядит таким побитым и замученным. Словно он испытывает что-то такое, от чего не выживают. Словно это «что-то» медленно пожирает его изнутри, но никак не добивая, заставляя мучаться ещё и ещё. Чон не знает, что сказать, но знает, что сделать, дабы стереть гримасу боли с любимого лица. Парень обнимает Кима, при этом поглаживая по голове. Тэ утыкается в любимое плечо, словно потерявшийся щенок. — Мое сердце болит тобой… — Все хорошо, Тэ. Все хорошо, я понимаю, — всё повторял Чонгук, увлекая старшего вместе с собой на кровать. — Все правда хорошо. Мое сердце тоже болит тобой… По лицу Тэхёна катится одинокая слезинка, которая сразу же впитывается в простыни. «Ты не понимаешь, Гукки. Мое сердце умирает от любви к тебе, глупый ты мальчишка…»***
Со странного ночного откровения Тэхёна прошло уже четыре дня, а Чонгук все размышлял о том, что же в тот вечер сказал ему старший. Он все снова и снова прокручивал их диалог, чувствуя полное смятение. Чон всегда знал, как Тэхён любил его, как ставил превыше всего. И Гук думал, что он любит Тэ так же сильно, что он отдает ему себя без остатка. Но четыре дня назад он понял, что его любовь не сравнится с любовью Кима. Точнее не с «любовью», а одержимостью. Тэхён был одержим Чонгуком. Каким же Чон был дураком, не замечая такого рьяного обожания со стороны Кима. Как он был слеп, не замечая, как Тэхён всякий раз испепеляет его взглядом, когда он с кем-то разговаривает. Чонгука пробил озноб. Он все так же сильно любил художника, но… сейчас ему стало немного страшно. Чон просто скован по рукам и ногам вниманием и контролем Кима. Если он сделает один неправильный шаг, Тэ просто взбесится. Надо быть чертовски аккуратным. Но чёрт, неужели Чонгуку теперь ни с кем не общаться, не выходить на улицу? Парню хотелось помочь Киму, как-то избавить его от этой одержимости, но он не знал, как. Чон был натянут как струна, все время боясь сделать что-то не то. Только сейчас он понял, насколько Тэ не в себе. Только сейчас он понял, что Ким следил за каждым его шагом. Ничто не укроется от него. Он не думал, что любимый может причинить ему физическую боль, но все же остерегаться стоило, особенно сейчас. Он уже три раза ходил к мистеру Аврилю и мадам Валадон. Точнее, ходил он только к художнику. Шарлотта была просто как зритель, наблюдавший со стороны. На немой вопрос Чона, зачем ей это, женщина лукаво улыбалась и отвечала: «Хочу понаблюдать как творят художники». На это Гук лишь пожимал плечами и сосредотачивался на своем деле. Хоть ему и было жуть как интересно, зачем мистеру Аврилю его портреты, парень сдерживал свое любопытство, так как заранее понимал, что ему не ответят. Всего мистер Авриль хотел нарисовать пять портретов парня. Пять портретов — пять посещений, и Чон будет свободен, принеся при этом небольшой заработок в их семью. Ну как небольшой… Довольно-таки солидный, по меркам самого Чона. Осталось всего два посещения, и ему больше не придется врать Тэхёну. Он не только сам боялся реакции Тэ на свою ложь, но ему и самому было стыдно. Совесть сжирала его изнутри, терзала, как орёл Прометея, заставляла вздрагивать каждый раз, когда Ким с неприкрытой любовью смотрел на него. Он уже не рад был своей затее и хотел побыстрее закончить эту пытку. Сегодня, гуляя с Тэхёном после реального урока английского, Гук встретил Мишель, ту самую, с которой познакомился на выставке. Заговорившись с девушкой о том, о сём, он совсем забыл о Тэ. У Кима же внутри всё пылало, когда он смотрел, как Чонгук с улыбкой на губах разговаривает с мисс Фуке. Все его тело вибрировало, желая выдрать этой девушке её длинные шелковые волосы и глазные яблоки. Его ноздри быстро раздувались, а ноги выбивали тихую чечетку. «И чего это Гукки так разлюбезничался с ней? Как он может совсем не обращать внимания на меня? Неужели… я ему больше не интересен? Да, сама по себе девушка очень мила и красива, но ведь Чон не купится на это, да? Он же любит только меня!» Когда парни пришли домой, Тэ накричал на Чонгука и сказал, чтобы он перестал так любезничать с девушками. Во время словесного поноса любимого, Чон со страхом наблюдал, как Ким быстро меряет шагами их спальню туда-назад, все время повторяя, что ему не следует разговаривать со всеми подряд. Гука это слегка злило, но он старался не дать вырваться своему негодованию наружу, понимая, что Тэ просто слишком любит его — вот и орёт. Благодаря давно проверенному методу, то есть сексу, Чону удалось усмирить его пыл. Когда он проваливался в сон, находясь в объятиях любимого, парень молился, чтобы эта его авантюра с портретами закончилась как можно быстрее. Закончилась раньше, чем Ким мог что-то прознать. Но, как говорится, правда всегда всплывает наружу… На часах ровно 16:30, когда раздается громкий телефонный звонок. Отвлекшись от интересной книги, Ким поднимается и быстро идёт к телефону, желая узнать, кто же его отвлек от занимательного чтения. Подняв трубку, Тэ сразу же выдаёт: — Ким слушает. — Мистер Ким, это господин Эжен, организатор Вашей выставки, если Вы помните. «Господин Эжен?» — растерянно думает художник. «Интересно, что же заставило его позвонить мне?» — быстро промелькнуло в его голове, когда губы уже двигались. — Конечно, помню, как же не помнить. Вы что-то хотели? — У меня для Вас хорошая новость, мистер Ким. Некоторым людям так понравились некоторые Ваши портреты, что они захотели приобрести их! Воцарилась недолгая пауза. Со стороны Тэхёна не слышно было даже шороха: его мозг лихорадочно обрабатывал информацию. «Мои портреты и… купить?». Ещё до конца не осознав значение слов организатора, его губы формируют широкую, белозубую и радостную улыбку. — Ох, это… это такая прекрасная новость. — Естественно. Поздравляю Вас, мистер Ким. Когда Вы сможете прийти ко мне и обговорить детали? — Завтра смогу. — Правильно: чем раньше — тем лучше! — рассмеялся мужчина. — Хорошо, мистер Ким, жду Вас завтра к шести вечера. Последние слова Ким даже не услышал: ему заложило уши от радости. Захотелось бегать по комнате и прыгать от счастья, словно парень был 5-летней девочкой, которая наконец-таки получила желаемую игрушку. Он был так рад: кому-то настолько понравились его работы, что их даже захотели купить! Тэ не верил своему счастью. Ему сразу же захотелось поделиться с любимым своим счастьем, и он позвонил мадам Беннет — учительнице Чонгука по английскому. У него сейчас как раз должен быть с ней урок. После 6-ти секунд томного ожидания, трубку наконец подняли и приятный, чуть с хрипотцой, такой, который бывает у женщин за пятьдесят, голос ответил: — Мадам Беннет слушает. — Мадам Беннет, это — мистер Ким. Вы можете на минуту дать трубку Чонгуку? Простите, что прерываю ваше занятие, просто мне надо кое-что сказать Гукки. Секундное молчание, а следом учительница спрашивает: — О, здравствуйте, мой милый. Чонгуку? У нас сегодня нет никакого урока. Вы, наверное, что-то перепутали. У нас с ним урок только на следующей неделе. На минуту Тэ опешил. «Как так? Чонгук же говорил, что у него сегодня урок…» — В смысле? Разве у Вас нет сегодня с ним занятия? — Нет, мой мальчик. — Но… — Ким начал лихорадочно думать. «Где же он тогда? Неужели... он мне соврал?» В груди зародилось щемящее и слишком горячее чувство злости и обиды. Оно поднималось с самых глубин, заставляя Тэхёна дрожать от сильного напряжения. — Скажите, мадам Беннет, а когда у Вас был последний урок с Чонгуком? — Три дня назад. — Три?.. Не два? — Нет, точно три. Мы работаем с Гукки по одному графику: во вторник, среду и пятницу. — То есть… никаких изменений за последние две недели не было? — Нет. Тэхёну как будто под дых ударили. Он выдохнул, а легкие сжались болью. «Зачем он мне врал? Какова причина? Неужели… он изменяет мне? Или что-то ещё? Сколько он мне врал?» Вопросы калейдоскопом проносились в голове, не закрепляясь надолго. Тэ и сам заметил, что Чон зачастил к мадам Беннет, но все это списал просто на большую жажду знаний. Оказывается, он был не прав. Сердце дрогнуло, а руки предательски задрожали. — Мистер Ким, Вы там? — раздалось неожиданно. — Да… Да, все хорошо. Спасибо Вам, мадам Беннет. До свидания, — как будто в трансе ответил Ким и с грохотом опустил трубку. Передвигаясь на ватных ногах, он вернулся обратно на диван. Сомкнув руки, стараясь унять дрожь, Тэ начал думать, что делать.***
Зайдя как можно тише в квартиру, Чон начинает все так же тихо раздеваться. Сегодня он чуть задержался, так как господин Авриль долго не мог закончить его портрет. К концу парень уже не мог устоять на месте и все время перетаптывался на месте, волнуясь за Кима. С горем пополам его отпустили, назначив последнюю встречу через три дня. Сняв пальто, Чон подходит к шкафу, но резко спотыкается о что-то и это «что-то» с грохотом падает на пол. И он даже знает, что это. Небольшая ваза, которая стояла возле шкафа. По идее, она тут была ни к чему: не совсем вписывалась в интерьер, так сказать. Но так как поставить было больше некуда, то стояла здесь. Ну, а что, не выкидать же. Неожиданно темноту рассекает громкий щелчок, а следом прохожую озаряет тусклый свет лампы. — Привет, Гукки. — Привет. Извини, я сегодня очень задержался, — говорит Чон, осматривая Тэхёна. На том надеты лишь штаны, да носки. Волосы слегка взъерошены, а лицо какое-то хмурое. Взгляд безразличен и пуст. — Задержался у мадам Беннет? — Да, кое-что не понял и долго расспрашивал, как правильно. — М-м-м, — протянул Тэ, наблюдая за Чоном и ища хоть какие-то признаки нервного поведения. Но он был как и всегда. Спокоен и улыбчив. Тэхён заставлял себя сдерживаться, не кричать и не метать, но едкая и разъедающая все злость сама собой начала разливаться по венам. Он сильно сжал руки в кулаки, дабы не подойти и не ударить Чонгука по лживым губам. «Как ты мог, Гукки?» Полностью раздевшись, Чон проходит мимо Кима, стремясь в ванную, но старший перехватывает его, хватая выше локтя. — А мадам Беннет хоть в курсе, что у тебя с ней было занятие? Чон замирает, словно вкопанный. Его мысли лихорадочно крутятся в голове, и мозг никак не может словить хоть одну. Он поворачивается и смотрит прямо на Кима. Его лицо искажено злостью: глаза пылают, ноздри раздуваются, а губы сильно сжаты. Сердце Чона пускается в пляс, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, но… молчит. — Чего молчишь?! Где ты шлялся всю эту неделю?! Гук открывает рот и снова закрывает, не найдя, что ответить. — Нечего сказать, да?! Зачем ты мне врал? Куда ходил?! — Я… — начал Чон и осекся, подбирая слова. — Что?! Налево ходишь, да?! Сто пудов в бордель. Или к нашей дорогой мисс Фуке! — Нет, нет! Какой бордель?! Какая мисс Фуке? — А зачем ты тогда врешь?! Другой причины не вижу! —Тэхён схватил парня за плечи и сильно встряхнул. — Говори давай! От неожиданной встряски у Чона закружилась голова, но он постарался сосредоточиться и искренне все рассказать: — На выставке я познакомился с мистером Аврилем — художником. Точнее, с ним меня познакомила мадам Валадон, но это не важно. Я очень понравился этому художнику, и он мне предложил стать его… моделью, причем не за бесплатно. И я согласился. Знаешь зачем?! — уже начал срываться на крик младший. — Мне просто стыдно перед тобой! Ты уже семь лет оплачиваешь меня, я никогда не знал недостатка в чём-то. И я решил тоже что-то сделать, тоже заработать! Я не вижу здесь ничего плохого! Меня просто нарисуют, и все. Ким потрясенно отпустил младшего, попутно отступая назад. — Мистер Авриль?.. Художник?.. Модель?.. Деньги?.. Господи, неужели тебе мало того, что даю тебя я?! Ты хочешь ещё и ещё? Я… я бы смог тебя обеспечить, у нас хватает средств, но ты… — парень замолчал и опустил голову, пряча непрошенные слёзы. Постояв так немного, он поднимает голову и смотрит на Чона. — Я уже надоел тебе, да?.. От такого болезненного взгляда Кима, у младшего подкашиваются коленки и болит сердце, словно в него сразу воткнули тысячу игл. Ему было так больно смотреть на любимого: его взгляд такой потерянный, как будто он потерял какую-то надежду, потерял жизненный блеск. Чон тяжело вздохнул. Он знал, что Тэ никогда не сможет ему надоесть. Никогда не смогут ему надоесть его черные глаза, в которые, каждый раз взглянув, добровольно тонешь, не смогут надоесть эти пухлые губы, изящные пальцы, тонкий стан. Никогда не смогут надоесть его привычки корчить странные рожицы или приставать к Чонгуку каждый раз, когда выпадает возможность. Как такая радость может надоесть?! Но… Чон чувствовал, что такой рьяный контроль старшего может действительно все разрушить. «У всего же есть мера, чёрт возьми! Я понимаю, если бы это была простая ревность, но такое…» Парень подходит к Тэхёну, желая заковать того в объятья и сказать, что кроме него ему никто не нужен, но неожиданно лицо Кима изменяется, заменяя отчаянную боль на жаркий гнев. Старший сильно толкает Гука и тот отлетает к стене, следом с грохотом падая на пол. — Я все понял, Гукки, не надо пустых слов. Отныне я запрещаю тебе ходить к мистеру Аврилю. Если ещё раз замечу — будет тебе худо, милый мой! — и следом парень разворачивается, бросая младшего одного. Чонгук потрясенно смотрит на то место, где две секунды назад стоял Тэхён. «Что это было? Он оттолкнул меня? Он… запретил мне? Он действительно… оттолкнул меня?» — эта мысль никак не могла зацепиться за его сознание. Он даже не сразу заметил, как у него начала болеть задняя часть головы от сильного «соприкосновения» со стеной. Парень был настолько шокирован этим фактом, что даже не обращал внимания на то, что Тэ, считай, ударил его. Поднявшись, Гук слегка поморщился, так как почувствовал легкую боль в некоторых частях тела. Не обращая на неё внимания, парень поковылял к спальне, в которой и закрылся старший. Парень постучал по двери, но ему никто не ответил. «Обижается», — с досадой подумал младший и, не знав, что ещё сделать, пошёл умылся и лёг спать на диване.***
Следующие два дня Чон никуда не выходил и сидел дома, под пристальным наблюдением Тэхёна. Сам Ким с ним не особо разговаривал, а так, лишь перекидывался парой фраз. Было видно, что старший очень зол на него. Гук решил, что поговорит с ним сегодня вечером, когда вернётся от мистера Авриля. Чон помнил о тех словах Тэхёна, но ему нужно было пойти. Во-первых, он хотел заработать последние деньги (да-да, вот она, человеческая жадность), а во-вторых, парень не собирался беспрекословно подчиняться старшему. Он же ему, чёрт возьми, не сыночек! Он сам знает, что ему делать, а что нет. Да и к тому же, это будет последний раз! «Последний раз, и всё: больше никакой лжи», — так себя уже в который раз утешал младший. Пока он не думал о том, что долго с таким контролем Кима прожить не сможет и что-то, да нужно будет менять. Почему нет? Потому что не знал ответа, да и старался не думать, что такая рьяная забота и ревность Тэ может насовсем разлучить их. Встав рано утром, ещё когда старший спал, Чон быстро умылся и оделся, а следом направился к мистеру Аврилю. Всю дорогу он думал о том, что же потом скажет Тэхёну. Так и не найдя ответа, парень решил, что будет придумывать по ситуации. «Не убьёт же он меня за это», — с улыбкой думал Чонгук. Придя к художнику, парень сразу попросил того, чтобы он постарался все закончить побыстрее, так как Чонгук хотел потом пойти с Тэхёном в ресторан. «Не зря же я зарабатывал! Надо расслабиться и немного потратить свои первые деньги». Все три или четыре часа, пока Чон позировал, он думал о том, как же Тэ обрадуется свиданию в ресторане. Парень уже представлял, как расплывутся в яркой улыбке тэхёновы губы, как посветлеют глаза и как любимый обнимет его, забывая обо всем. «А потом можно будет и…» — хитро улыбаясь про себя, думал Чон. Когда последний портрет был закончен, Чонгук забрал деньги и попрощался с художником, при этом поблагодарив того за труды. Мужчина предложил парню остаться и отметить с ним и Шарлоттой, но так как у Гука были свои планы, он вежливо отказался и чуть ли не вприпрыжку отправился домой. «Наконец-то я закончил! Наконец-то больше не буду врать Тэхёну!» — с облегчением думал младший всю дорогу назад. Вернувшись домой, Чон, как и всегда, старался очень тихо закрыть двери и раздеться, но не вышло. Открыв шкаф, дабы положить вещи, на младшего неожиданно с верхней полки что-то падает, а следом звонко стукается о пол. — Вот чёрт! — со всем пылом шепчет Чонгук и, быстро положив вещи, поднимает деревянную статуэтку, которая до этого упала с полки. — А вот и ты, Гукки! — звонко разносится по коридору прихожей, заставляя младшего вздрогнуть и чуть не выронить статуэтку в руках. Поставив её на место, Чон разворачивается. — Ох, привет. Я тебя не услышал, — улыбаясь, говорит парень и подходит ближе. — Как спалось? Младший бегло осматривает Кима, замечая уже уложенные волосы, теплую улыбку на губах и все ещё спальную одежду, в которой Тэхён обычно спит. — Прекрасно, никогда ещё так не высыпался. Ты, наверное, ещё не ел, да? Пошли на кухню, я кое-что приготовил, — всё ещё улыбаясь, предлагает Тэ и подталкивает младшего по направлению к кухне. Гук улыбается, про себя думая, почему же Ким не спрашивает, где тот был, но неожиданно его ноги подкашиваются, в голове проскакивает мимолетный проблеск боли, а следом парень уже лежит на полу без сознания. Рядом с ним приземляется толстая деревяшка, которой Тэхён и ударил любимого по голове. — Непослушных стоит наказывать, милый Гукки.***
Придя в сознание, Чон ощущает, как затекло его тело, как болят запястья и лодыжки, как трещит голова. С губ срывается болезненный стон, и парень открывает глаза. Мышцы так онемели, что он не чувствует рук и ног. Пытается повертеть ступнями и пальцами, дабы хоть немного восстановить кровоснабжение — выходит, но слабо. — Пришел в себя, дорогой? Чонгук смотрит вперед себя — на Тэхёна. После беглого осмотра, парень понимает, что они находятся в гостиной, а Чон оказывается привязанным к стулу прямо по середине комнаты. В данный момент за окнами было уже темно: все укрыла ночь. — Что происходит, Тэхён? — осторожно спрашивает младший. Ким медленно подходит к нему, словно хищник к жертве. Смотреть на связанного Чона и осознавать, что он в полностью в твоей власти, для Тэхёна бесценно. Даже руки от наслаждения слегка подрагивают. Наклонившись, он проводит пальцем по любимой скуле и смотрит в недоуменные глаза. — Ты так прекрасен, Гукки. Особенно сейчас. Чон моргает и смотрит старшему в лицо. Тэхён был словно под кайфом: зрачки моментами не фокусировались, а губы были все время растянуты в легкую, умиротворённую улыбку. — Я повторяю, что происходит? Ким отступает и снова оглядывает любимого. — Ты принадлежишь только мне, Гукки. Я не позволю другим смотреть на тебя, наслаждаться тобой, рисовать тебя. Больше никто, кроме меня, не посмотрит на тебя. Ты — только мой. Знаешь… недавно мне звонил господин Эжен и сказал, что кое-кто хочет купить мои портреты. Я так обрадовался этому, но позже, когда узнал, что это хотят купить именно твои изображения, моя радость угасла. Я не разрешил продавать их. Почему? Да потому что никто не смеет любоваться тобой, кроме меня! С каждым тэхёновым словом глаза Гука расширялись все больше, как и рот. — Что это значит, Тэхён? И зачем меня связывать надо было?! — Чтобы ты больше не сбегал от меня. — Я не сбегал! Я последний раз ходил! — Все так говорят, Гукки. Парень начинает лихорадочно думать, какие же ещё доводы преподнести, но ничего так и не находит. — Я хотел пригласить тебя на свидание в ресторан… — тихо говорит младший, смотря прямо в глаза Тэ, пытаясь заглянуть внутрь. Но не выходит, так как Ким уводит взгляд. — И поэтому пошел к мистеру Аврилю?! Интересно… Но знаешь, дорогой, больше ты никуда не пойдешь. Теперь ты всегда будешь только со мной… Но не переживай, это «всегда» продлится недолго. Совсем скоро я прекращу наши страдания: ты больше не будешь терпеть меня, а я больше не буду любить тебя. Совсем скоро я отпущу нас, чтобы мы снова переродились. И тогда, возможно, наши судьбы будут иными… — словно сам с собой, говорил Тэхён. По телу младшего прошла мимолётная дрожь, а сердце застучало быстрее. — Что ты имеешь ввиду?.. — Жди, Гукки. Совсем скоро все это закончится, — и загадочно улыбнувшись, парень вышел с гостиной. — Стой, Тэхён! Тэхён! Что это значит, чёрт возьми?! Ответом ему была тишина, и Чон начал кричать громче. «Господи, Тэхён совсем помешался. Я, конечно, думал, что все может стать ещё хуже, чем было. Но чёрт, не так же быстро! Надо думать, что делать. Надо как-то выбираться, а потом я приведу подмогу, помогу Тэ. Может быть с ним что-то случилось?.. Такое, что можно вылечить». На счёт последнего Чонгук глубоко сомневался, но надо же хоть как-то помочь Тэ! Хотя, тут сначала себе бы помочь… И не найдя иного выхода, Гук начал кричать. «Может все же соседи услышат», — надеялся парень. Неожиданно в гостиную влетает разъярённый Ким, неся в руках небольшую прямоугольную палку и какую-то тряпку. — Хватит орать, Гукки. Только свои силы потратишь, — и следом, немного успокоившись, парень начал медленно подходить к Чону. — Думаю, тебе вообще стоит отдохнуть, мой милый. Поняв, что Тэхён собирается с ним делать, Чонгук заткнулся, думая, что же делать. Он начал лихорадочно двигаться и скакать на стуле. Стук сердца заглушал уши, кровь ударила к вискам. Казалось, вот он, конец, но Гук не собирался просто так сдаваться. Но даже если так — у него ничего не выходило, и уже через пару секунд его накрыла темнота.***
Второе пробуждение далось парню хуже: голова болела сильнее, а ноги и руки вообще не чувствовались. Запястья и лодыжки ныли, так как ещё в прошлый раз Чон их сильно растёр. За окном было светло, примерно полдень. Сейчас же местоположение Гука изменилось: он лежал на кровати в спальне, все так же связанный, с кляпом во рту, а перед ним стоял холст с красками. «Странно, он же должен стоять в гостиной». Также по легкой дрожи, прошедшей всем телом, парень замечает, что полностью раздет. Пока Тэхёна нет, Чон начинает снова дергаться, пытаясь избавиться от тугой веревки. Но с каждым движением тугая ткань все больше врезается в кожу, постепенно окрашиваясь в алый. Через двадцать минут заходит Тэ, на этот раз держа в руке маленький ножик. «О, Господи, что он снова выдумал?» — панически думает младший и начинает дергаться. — Тише, тише, Гукки. Мне так же больно, как и тебе. Знаешь, это чувство, потребность в тебе — оно подчиняет меня, сжигает изнутри. Я очень люблю тебя, но, с другой стороны, твои страдания… они приносят мне удовольствие. В такие моменты мне становится легче. Ты ведь тоже любишь меня, да, Гукки?.. Тогда облегчи мои страдания. Младший мычит в желании спросить, что же задумал Тэхён, но старший лишь улыбается и мотает головой. — Не переживай, все скоро закончится. В последний раз насладившись, я отпущу нас, — и Ким подходит к кровати, все ещё держа нож в руках. Чонгук начинает сильнее ерзать, смотря только на нож. «Неужели он и правда меня убьет?» — думает, смотрит в глаза старшему и понимает: «Да, убьет». Парень четко понял это по выражению тэхёновых глаз: в них читалась лишь одержимость своей затеей и радостное предвкушение, словно перед трапезой. И когда Чон понял это, то перестал дергаться. «Мы действительно потеряны», — эта истина свалилась на голову младшего, забирая все силы. «Боже, как я не мог понять этого раньше?! Может быть, если бы я ушел, такого с Тэхёном не случилось…» И приняв решение, Чонгук решает отдаться Тэхёну: разрешить делать с собой все, что тому заблагорассудиться. Он хочет унять его страдания, снова любить его. «Я только твой, Тэхённи. Мы всегда будем вместе, да?» Младший смотрит прямо в глаза Киму, давая понять, что все хорошо. Тэ с благодарностью улыбается, и его нож опускается над сердцем, делая первый надрез. Младший взрывается оглушающей болью: он корчится в агонии, мычит, дергается, ему кажется, словно с него кожу живьем сдирают; но Тэхён все продолжает, все время поглаживая его одной рукой и говоря: «Тише, тише, все хорошо». Каждую линию, в размере примерно одного миллиметра в ширину и трёх-четырёх см в высоту, он делает невероятно тщательно, с любовью. Каждый, сочащийся кровью, надрез Тэхён промокает тряпкой, дабы не портить картину. «Всё должно быть идеально», — думает он. И вот, наконец закончив свою работу, Тэхён поднимается, весь измазанный кровью любимого. Сам Чонгук лежит в отключке из-за болевого шока. Но Тэ не переживает насчёт этого, он понял — любимый разрешил. Вынув кляп и избавив Чонгука от тугих веревок, Тэ стает за холст. Прежде, чем творить, он ещё раз рассматривает модель, отмечая каждую деталь. Начиная от груди и до паха, его тело разрисовано кровью и порезами. Большая кровавая роза, вырезанная на сердце и обмотанная такой же кровавой лентой, блестела, на, ставшей ещё бледнее, коже. Каждый разрез очень аккуратен, края ранок везде точны, а глубина разрезов не превышает 4 см. На ребрах, животе, а также местами на ногах красуются кровавые лепестки, которые сбросила с себя прекрасная роза. Лепестки, как и сам цветок с лентой, вырезаны с не меньшей аккуратностью. И, вдохновившись, художник начинает творить. Сначала очертания Чонгука, потом рядом лежащего Тэхёна, следом кровати, а в конце — небольшие кусочки комнаты, которые ещё влезают на холст. Когда приходит время красок, Тэ вносит особенный ингредиент. Подойдя к младшему, он делает у того небольшой, но глубокий надрез на запястье и, мокнув в алую жидкость кисть, возвращается назад и продолжает, то же проделав и со своей рукой. Мазок тут, мазок там. Цвета постепенно смешиваются между собой, формируя картинку. Проходит час, второй, третий. На четвертом художник отходит от холста, роняя кисточку на пол: кровавая картина готова. На ней изображено два обнаженных юноши, лежащие рядом в кровати. У одного на теле нарисована большая роза, охваченная лентой, один конец которой нарисован на груди другого парня. Юноши держатся за руки, их глаза закрыты, а лица — умиротворены и спокойны. Они нашли покой. — Вот и все, Гукки. Взяв большой нож, который был заранее приготовлен, парень подошел к кровати. Последний раз посмотрев на любимую копну волос, очертания носа, губ, да и в общем — всего тела, Ким наклоняется к любимому, занося над грудиной нож. Но неожиданно ресницы младшего дрожат, и парень открывает глаза. Увидев в руках Тэхёна нож, он улыбается и обнимает старшего за шею. — Все хорошо, я понимаю. Я люблю тебя, Тэхённи. Давай будем вместе навечно? Ким прикрывает слезящиеся глаза и кивает. — Я тоже тебя люблю, — и следом занесенный нож опускается прямо в сердце младшего. Прикрыв любимому глаза, Тэ ложится рядом на кровать. Переплетя с Чоном руки, парень с тихим шепотом «Вместе и навечно» вынимает нож из мертвого сердца и вонзает в свое.