Наказ призрачной девы

- Не смей звать мою мать своей! Не мать она тебе! Понял? – Калеб сжал кулаки, а его очи сверкнули дьявольским огнём. - Братец, что с тобой? – Алмиэль попятился назад, с испугом глядя на разгневанного альфу. – Что я такого сделал, что ты так со мной? - И не называй меня братом! Приёмыш! – последнее слово Калеб словно выплюнул, от чего у омеги навернулись слёзы на глазах. - Братец… - пролепетал Алмиэль дрожащим голосом. Альфа стиснул зубы. Опять он довёл младшего брата до слёз, а себя до белого каления, но ничего не мог с этим поделать. Вот уже полгода продолжалась его агония, полгода он истязал себя и всю семью, и не было конца его страданиям. От безысходности своего положения он готов был лезть на стену, пойти голыми руками на медведя, да хоть убить кого скажут, если бы это принесло облегчение. И вот сейчас, наблюдая, как Алмиэль силится окончательно не разрыдаться, Калеб клял себя за свои чувства к нему. Меньше всего на свете он хотел причинить боль самому дорогому существу, но чувствовал, что его природа постепенно берёт над ним верх, и альфе ничего не оставалось, как сдерживать свои порывы посредством агрессии. - Ты снова за своё?! – Керинда, услышав перебранку на улице у крыльца, вышла к сыновьям. – Да сколько можно уже?! Что происходит? Ты как с цепи сорвался в последнее время! Женщина обняла Алмиэля и внимательно поглядела на старшего, будто ждала от него чего-то. Объяснений, извинений, возмущений, да чего угодно, лишь бы он наконец-то дал понять, что с ним творится. Керинда вместе с мужем Гатулом уже не знали что и думать, чем помочь сыну. Много раз они пытались с ним поговорить, но Калеб как воды в рот набрал и не желал с ними общаться, только косился на младшего недобрым взглядом. - Ничего со мной! Не твоё дело! – огрызнулся альфа матери, а самого буквально выворачивало от этой идиллической картины, когда мать обнимает своё, пусть и не родное, дитя, а тот прижимается к ней, ища защиты. Калеб отвернулся от них и влетел в дом. Быстро схватил свой лук, колчан со стрелами и плащ и хотел было убежать, но отец успел ухватить его за локоть. - Калеб, ты ничего не хочешь мне сказать? Гатул крепко держал сына, но хватка беты ничто по сравнению с силой альфы, и Калеб без особого труда высвободился из тисков его пальцев. - Я на охоту, - буркнул он в ответ, не глядя на отца. – Вернусь поздно. - Сын, постой! – Гатул попытался его остановить, ибо в таком нервном состоянии старший отпрыск мог дров наломать, но тот был уже далеко. Калеб молнией пронёсся мимо матери и брата, выбежал на дорогу, ведущую в лес, и скоро скрылся из виду за деревьями. Керинда тяжело вздохнула, глядя ему вслед, а Алмиэль, отстранившись от неё, проговорил еле слышно: - Я пойду… Надо лошадям сено сменить… Калеб летел без оглядки. Его длинные, смоляные, собранные в хвост волосы и плащ развевались на ветру, ветки кустов и деревьев задевали его за ноги и за руки, словно просили остановиться, но альфа был слишком погружён в свои мысли, чтобы обращать внимание на сгустившуюся вокруг него чащу. Отчаяние гнало его всё дальше и дальше, пока вековые ели не расступились, и взору предстало огромное открытое пространство, заканчивающееся вскоре глубоким обрывом. Калеб едва успел затормозить почти на самом краю и, будто очнувшись, с ужасом поглядел вниз. Несколько камешков из-под его ног посыпались в ущелье, на дне которого весело журчала небольшая речушка. Вдруг он подумал, что, как и эти камни, он мог бы и сам туда спрыгнуть, тогда и всем проблемам конец. Но в следующее мгновение он отпрянул, отгоняя от себя эту мысль, и огляделся. Так далеко он ещё никогда не заходил. Местность была незнакомая и более дикая, чем та, где он обычно охотился. Но вместе с тем, здесь было тихо и умиротворённо, только крики птиц да ветер, гуляющий в ветвях, нарушали безмолвие. Чуть поодаль виднелись горы, покрытые густыми хвойными лесами и ледяными шапками, и небольшая дымка, струившаяся по земле, окутывала подножия каменных гигантов. Калеб запахнул свой плащ, опустился на валун, как будто специально для него приготовленный, положил на землю колчан со стрелами и посмотрел вдаль. Недавняя ссора с братом точила его душу, словно червь, и, дабы отогнать от себя неприятные воспоминания, альфа мысленно вернулся в то время, когда впервые увидел его. *** Матерью Алмиэля была местная юродивая – бета Мариель, в любую погоду гулявшая босой по рыночной площади городка и распевавшая песни на непонятном языке. В отцы же ему пророчили артиста из бродячего цирка, что однажды прикочевал в их захолустье. Тогда это было событием, о котором кумушки судачили с замиранием сердца месяцы, а то и годы спустя. Разноцветные кибитки, весёлая музыка, громкий смех, рычание диковинных диких зверей, которых большинство жителей видели только на картинках в потрёпанных детских книжках, - всё это взбудоражило сонный городок похлеще самых громких сплетен. Народ валом повалил на представления, чтобы своими глазами узреть жонглирующую яблоками обезьянку и пляшущего под дудку ворона. И даже тучный бургомистр, всегда чопорный и строгий мужчина с густыми усами, смеялся над выходками клоунов, аки мальчишка. Но что ещё всем хорошо запомнилось, это как Мариель несколько дней подряд после вечерних выступлений, никого не стесняясь, заходила в один из фургончиков. Только вот с кем проводила ночи эта загадочная девушка, так и осталось тайной. В конце концов, как говорится, цирк уехал, а последствия его пребывания остались. Через несколько месяцев весь городок только и говорил о беременной Мариель, которая уже не была так весела, как раньше, а сидела на паперти храма с протянутой рукой. Некоторые говорили, что её обрюхатил заклинатель змей, иные же настаивали, что отец – дрессировщик тигров, но и те, и другие так и не смогли с уверенностью отстоять свою правоту, так как в итоге Алмиэль получился точной копией матери, и от отца ему не досталось ровным счётом ничего. Все жители на словах жалели покинутую девушку, ругали на чём свет стоит заезжих артистов, охмуряющих молоденьких дурочек, а после сбегающих при первой возможности, но никто не горел желанием приютить бедняжку хотя бы на время. И только сердобольный старичок, трудившийся доктором в небольшой собственной клинике, пустил блаженную в одну из комнат в своей вотчине. В это время Мариель заметно изменилась. Не было уже того горящего рассеянного взора, не было порывистых движений, исчезли лёгкость и простодушие, будто тот мужчина увёз с собой и её душу. Теперь она была лишь бледной тенью себя самой, подурнела внешне, жалась по углам, плохо ела и по ночам неотрывно смотрела на полную луну, что-то нашёптывая себе под нос. В день, когда Мариель должна была разрешиться от бремени, она внезапно исчезла. Старичок-доктор поднял весь городок на уши, чтобы побыстрее нашли беглянку, и даже бургомистр бросил все свои дела и помчался её искать. Девушку разыскивали весь день до глубокой ночи, но нигде не могли найти даже следов её пребывания, словно она испарилась. А на следующее утро сама Мариель нежданно-негаданно постучалась в дом Гатула-гончара, у которого уже подрастал трёхлетний сынишка. Дверь отворила его жена Керинда. Едва увидев лохматую, исхудавшую, осунувшуюся, с тёмными кругами под глазами и с кричащим младенцем на руках Мариель, та вскрикнула и отступила назад. А непрошенная гостья, войдя без спросу в дом, приблизилась к женщине и буквально пихнула ребёнка ей. Керинда машинально взяла грязный свёрток и прижала к своей груди. Малыш, почуяв чужое тепло, закричал ещё громче, чем разбудил Гатула и Калеба. Калеб был ещё очень мал, чтобы что-то помнить из того происшествия, да и спросонья он был тогда, но всё же в его память врезался взгляд Мариель, устремлённый на него. Тот взгляд был осознанным, цепким, смотревшим в самую душу. Такой взор мог бы устрашить и взрослого, но маленький альфа не испугался. Он сам с вызовом вперился в Мариель и не дрогнул. Юродивая ощерила жёлтые зубы и пробормотала, обращаясь к Калебу: - Береги моего сына… Сказав это, она повернулась и ушла. Больше Мариель живой никто никогда не видел. Поговаривали, что она сгинула в болотах, что волки растерзали её, что отправилась она скитаться по белу свету, но с тех времён о ней не было ни слуху ни духу, словно и не существовало её на этой земле. С той поры Алмиэль стал жить в семье городского гончара. Все полюбили маленького омегу, а Калеб души в младшем братике не чаял и сам придумал ему имя. Он сразу прикипел к малышу и даже без напутствия Мариель заботился о нём все последующие годы: играл с ним, кормил из бутылочки, смешил, укачивал, помогал вставать на ножки и произносить первые слова, учил грамоте и ловить рыбу, рассказывал, как правильно ставить силки и капканы и приручать необъезженных лошадей. Алмиэль вырос красивым и статным, не по годам смышлёным. Он во всём слушался старшего брата и ловил каждое его слово. Калеб был для него непоколебимым авторитетом даже больше, чем приёмные мать и отец, хотя он их обожал. Он знал, кто была его настоящая мать и чтил её память, но Керинда и Гатул были для него единственными подлинными родителями. Алмиэль испытывал к ним не только благодарность, что приняли его, но и безмерную любовь. Но Калеба он всё же любил больше. А возмужавший к двадцати одному году Калеб уже был одним из самых завидных женихов в городе. Высокий, раздавшийся в плечах, с неизменной ухмылкой на устах альфа пленял одним своим видом, и многие матери и отцы алкали заполучить для своих дочерей и сыновей такую пару. Но Калебу было всё равно, какие интриги плетутся вокруг его персоны, ибо его волновали совсем другие заботы: надо было помочь родителям в их посудной лавке, а после подсобить Алмиэлю по хозяйству. Так и жили они мирно и дружно, пока омеге не исполнилось восемнадцать лет. В тот день для Калеба мир рухнул, и он ещё долго не мог прийти в себя от потрясения. Ещё утром он почуял что-то неладное. Он вышел, как обычно, к завтраку, но ни мать, ни отец, ни брат не сидели за столом. Только приятный аромат витал в воздухе. Тревожное чувство охватило душу Калеба, и он бросился в комнату Алмиэля. Но как только он отворил к нему дверь, в тот же миг ему в нос ударил густой фимиам течной омеги. У Калеба ноги подкосились, и он едва не рухнул на пороге. Конечно, он и раньше чуял разные запахи, мог определить повязанная омега или нет, или состояла ли та или иная бета в романтических отношениях и с какой альфой, но в тот день всё было по-другому. Калеб смотрел, как его младший брат корчится на постели от нестерпимых мук и непонимания, что с ним происходит, и никак не хотел верить в шутку их судьбы. Он и представить себе не мог, что его истинной парой окажется собственный брат, пусть и приёмный. В голове альфы зашумело, а между ног заныло, и если бы не родители, хлопотавшие вокруг Алмиэля, то Калеб незамедлительно бы накинулся на него и изнасиловал. В тот момент он мало что соображал, вместо него думали его тело и инстинкты. Ощутивший присутствие старшего сына Гатул незамедлительно выдворил его из комнаты и наказал не общаться с братом до тех пор, пока тот не выздоровеет. Ему и Керинде тогда в голову не пришло, какие последствия будет иметь этот, на первый взгляд, невинный и заботливый поступок. Да и как они могли предположить, что сыновья окажутся истинными друг для друга, бетам не дано было на себе испытать то, что делает альфу и омегу единым целым. Просто им не хотелось травмировать никого из них и взваливать на Калеба, который и так постоянно вертелся, как белка в колесе, лишние заботы. Но альфа рассудил по-своему. Раз ему не отдают его истинную половинку, то, выходит, он не достоин счастья со своей омегой. А если учесть, что его омега – его брат, то отношения с ним – позор, мерзость и грязь. На негнущихся ногах Калеб вышел на улицу и увидел около дома трёх альф. Зачем они тут околачивались - догадаться было нетрудно. Привлечённые запахом течки альфы имели полное право прийти к дому свободной омеги в надежде, что девушка или парень признают в госте своего спутника. Калеб растянул губы в злой усмешке и кинулся на всех троих. Что было дальше, он плохо помнил. Но впоследствии соседи жаловались Керинде, что её рассвирепевший сын едва не покалечил их детей, разукрасив их лица чуть ли не всеми цветами радуги. Вернувшись после потасовки домой, Калеб заперся в своей комнате и не выходил до вечера. В нём кипели гнев и вожделение, которые никак не могли найти выхода. Можно было попытаться вновь зайти к Алмиэлю в комнату и заявить свои права на омегу, но он не смел ослушаться родителей. И эта дилемма разрывала его на части. Он практически выл, как раненый зверь, страшась того момента, когда прочтёт укор за свои чувства в глазах тех, кого уважал. Ему было наплевать на мнение соседей или ещё каких-то чужих людей, и будь соль в них, Калеб и глазом бы не повёл, но отец и мать – дело другое. С тех пор в их семье поселились недоверие и разлад. Калеб начал сторониться как родителей, так и Алмиэля, а те, в свою очередь, не понимали такой перемены в нём. Альфа грубил, хамил и дерзил матери с отцом, а на брате постоянно срывал свою злобу. Калебу невыносима была мысль, что тот, кого он всем сердцем жаждал сжимать в объятиях по ночам, являлся ему всего лишь родственником. Он уже не хотел быть братом, он хотел быть возлюбленным Алмиэля, и только к нему рвалась его душа. А пока он жил в своём собственном аду, изводя себя и близких. *** Калеб просидел на валуне почти до сумерек, прикидывая, как ему жить дальше, ибо такое существование было невыносимо. Домой он вернулся уже ночью, кинув около печи связку убитых кроликов и фазана. Родители и Алмиэль ещё не спали, ожидая его прихода. - Братец, ты голодный? – робко спросил омега. - Я же просил тебя не называть меня братом! – рявкнул на него альфа, сверкнув глазами. Алмиэль поёжился и замолк, виновато опустив ресницы. Калеб, увидев его такую покорность, почувствовал себя гаже некуда. - Почему ты так с ним обращаешься? – Гатул поднялся с лавки и подошёл к сыну. – Разве этому мы тебя учили с матерью, чтобы ты кричал на брата без повода? - Сынок, что тебя тревожит? – без задней мысли поинтересовалась Керинда, вытирая рукавом слезу. – Поговори с нами. Легче ведь станет. Калеб боязливо на неё взглянул, словно она догадалась о его тайне, и проговорил уже более спокойно: - Не станет… - Братец… Алмиэль вновь подался к нему, но альфа отпрянул от его, как от огня. - Отстань! - прошипел он. – Я не голодный. И я пошёл спать. И Калеб просто-напросто сбежал от них в свою комнату, громко хлопнув дверью. Он быстро разделся и нырнул под одеяло, ощущая усталость во всём теле. Он прикрыл веки и вскоре заснул. Ночь была душной, да и Калеба мучили не самые приятные сновидения. Ему грезилась Мариель. Она стояла перед ним, как тогда, в каких-то обносках и шевелила потрескавшимися губами. Альфа не мог ничего понять из того, что она говорит, но знал, что она требует от него. «Береги моего сына…» - как заклинание билось в его мозгу. Покрытый потом Калеб ворочался на постели и никак не мог проснуться. - Оставь меня, ведьма… - стонал он во сне, пытаясь прогнать наваждение. Но Мариель не спешила исполнить его просьбу. Наоборот, она приближалась к нему и всё быстрее шевелила ртом. Глаза её светились, точно звёзды, а тёмно-рыжие волосы, как у Алмиэля, колыхались сами по себе. - Прекрати! Хватит! – закричал в испуге Калеб и проснулся, тяжело дыша. Осознав, что находится в своей комнате, и никого кроме него тут нет, альфа выдохнул с облегчением. Он почувствовал, как в горле пересохло, встал с постели и побрёл попить воды. Возвращаясь к себе, Калеб заметил, что дверь в спальню брата не затворена. Он хотел было пройти мимо, но вдруг такая-то сила будто толкнула его в направлении омеги. Альфа повиновался и тихо проскользнул в комнату Алмиэля. Омега мирно посапывал, смешно морща конопатый нос во сне. Калеб протянул руку и нежно погладил его по волосам. Алмиэль слегка улыбнулся и резко перевернулся на другой бок. Альфа отдёрнул руку в страхе, что разбудил его, но ровное дыхание брата говорило о том, что он крепко спит. Калеб поправил одеяло, укрывая им младшего, и удалился к себе. *** Неделю спустя родители засобирались в соседний городок на свадьбу. Кузина матери выдавала замуж дочь-бету за соседского парня-альфу. Керинда и Гатул звали сыновей с собой, чтобы они немного развеялись, а, возможно, и нашли себе пару. Но те отказались. У Алмиэля не было желания веселиться, да и в последние дни он жаловался на не совсем хорошее самочувствие. А Калеб не хотел оставлять Алмиэля одного без присмотра, и если бы омега всё же поехал на свадьбу, то и альфа тотчас бы ринулся за ним. Калеба всего передёргивало от одной мысли, что какой-нибудь пришлый альфа или бета положит глаз на его брата, а посему он уже на всякий случай щёлкал костяшками пальцев, разминая суставы для битвы за омегу. Но, хвала всем богам, Алмиэль остался дома. Родители уехали утром и наказали братьям не ссориться хотя бы эти два дня, пока их не будет. Алмиэль кивал головой в знак согласия, а Калеб промолчал, пряча взор. Керинда обняла сыновей, и они с Гатулом выехали со двора в нарядной повозке, в которую впрягли своего самого лучшего коня. Проводив их взглядом, омега посмотрел на альфу и осторожно спросил: - Братец, что ты хочешь на обед?.. Калеб покосился на него и едва не брякнул: «Тебя!», но вовремя спохватился и ответил: - Что угодно. Мне всё равно. Я поем в таверне. - Но, братец… Алмиэль намеревался ещё что-то добавить, но Калеб уже его не слушал. Альфа сорвался с места и быстрым шагом направился к калитке. Миновав её, он свернул за угол и взял путь к мосту на реке, на котором и было построено это увеселительное заведение. В последнее время Калеб заделался там завсегдатаем, заливая свою боль крепкими хмельными напитками. Переступив порог таверны, Калеб уселся на своё обычное место в углу и крикнул хозяину, чтобы тот принёс ему пинту медовухи. Заказ тут же был исполнен, и альфа растянулся на стуле, попивая ядрёный алкоголь и рассматривая разношёрстную толпу посетителей. Прибывшие недавно в гавань моряки смеялись и щупали за груди и задницы пышнотелых девушек, приносивших им выпить, и официантки, впрочем, не были против таких грубых ласк. Фермеры толковали с торговцами насчёт цены за урожай; и те, и другие громко спорили, доказывая, что предложенная именно ими стоимость за зерно и овощи самая приемлемая. Рекруты из городской стражи хвастались новой военной формой и бряцали начищенными бляхами ремней. Вот одна из девушек с задранной почти до бёдер юбкой и голыми плечами соблазнилась уговорами двух стражников показать ей покрой брюк и поковыляла с ними к чёрному выходу. Калеб ухмыльнулся, за версту ощущая на этой бете запахи порядка двадцати альф и бет, с которыми она переспала менее чем за месяц. Альфа допил свою порцию и попросил повторить. К нему подплыла хорошенькая девушка-омега и поставила перед его носом новую пинту медовухи. Калеб поблагодарил её и принялся вновь напиваться. Он думал, что девушка немедля уйдёт, но она присела рядом и придвинулась к клиенту почти вплотную. - Не хочешь развлечься, котёночек? – пробасила омега. – Не пожалеешь. Калеб едва не подавился напитком, услышав сие предложение. Почти ангельская внешность девушки никак не вязалась с грубым прокуренным голосом. Альфа поставил кружку на стол и откашлялся. - Развлечься? – переспросил Калеб и, подняв бровь, осведомился. – А какой я у тебя буду за сегодняшнее утро, дурында? Я слышу запахи не менее пяти партнёров, а среди них и твой непосредственный начальник. Кстати, жена хозяина таверны знает, что ты спишь с её мужем? На лице официантки отразились страх и недоумение. А Калеб продолжал: - Иди пристань к тем морякам. Им ещё долго не доведётся нормально покувыркаться в кровати, поэтому они не такие прихотливые, как я. Мне, знаешь ли, не улыбается перспектива подцепить от такой, как ты, неприличную болезнь. Девушка вскочила и процедила сквозь зубы: - Мерзавец! - Шлюха! – не остался в накладе альфа и расхохотался ей в лицо. Разозлённая омега топнула ногой и умчалась в неизвестном направлении, оставляя Калеба в одиночестве, чего он и добивался. Ближе к обеду альфа был уже изрядно пьян. Он еле ворочал языком, но мог жестами показать, что он ещё в состоянии влить в себя по меньшей мере столько же. Хозяин не отказывал сыну Гатула, который хоть и был шумным, но не устраивал драк в его заведении, когда напивался. Опрокинув в себя ещё несколько кружек медовухи, Калеб растянулся на столе и захрапел. Снова ему снилась Мариель, и альфа во сне не только говорил, но и иногда вздрагивал, размахивая руками, чем смешил посетителей. Продрав глаза где-то уже под вечер, Калеб кинул на стол деньги и нетвёрдой походкой вышел на свежий воздух. Над городком уже сгущались сумерки, и альфа с тяжёлым сердцем побрёл домой. На улицах почему-то было безлюдно. Это нимало удивило Калеба, но он подумал, что так даже лучше. Голова немного болела от выпитого, а лишние люди только ещё больше раздражали. Альфа шёл не задумываясь, куда он идёт, ноги сами несли его к родному дому. Калеб не различал ни домов, ни вывесок, ни уличных масляных фонарей, которые жутко коптили, отбрасывая тусклый свет на дорожную брусчатку, альфе просто хотелось забыться и не чувствовать ничего. Он вышел на рыночную площадь, что уже несколько часов как опустела, и внезапно его взгляд зацепился за нечто диковинное. Прямо перед собой он увидел серого волка, играющего с вспышкой света. Приглядевшись повнимательнее, Калеб понял, что это не совсем вспышка, а светящаяся птица с длинным хвостом. Она кружила вокруг волка, то садясь ему на нос, то мельтеша около ног, то взмывая ввысь и приземляясь на голове животного. Калеб, как зачарованный, смотрел на видение и не мог двинуться с места. Альфа ощутил, как на душе стало тепло и спокойно, и он невольно заулыбался. Калеб не мог сказать, сколько длилась эта грёза, но фантомы исчезли так же неожиданно, как и появились. Когда видение прекратилось, альфа словно опомнился и завертелся на месте, выискивая взглядом призраков, но на площади он был один. Голова больше не болела, да и чувствовал себя Калеб намного лучше, чем утром. Всё это несколько напугало его, и он незамедлительно поспешил домой. Приблизившись к дому, альфа заметил слоняющихся возле ограды двух альф и одну бету. В этот момент его словно холодной водой окатило. Калеб крикнул им, чтоб убирались отсюда куда подальше, и бедные претенденты на омегу тотчас бросились от него врассыпную, боясь получить на орехи. А он сам не теряя ни секунды вбежал в дом и кинулся в комнату Алмиэля. Омега лежал на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок, и теребил на себе одежду. Его запах, столь пленительный в повседневной жизни, усилился в несколько раз из-за начавшейся течки, и альфа уже был не в силах сопротивляться своим инстинктам. Калеб подошёл к брату и опустился на его постель, осознавая, насколько тот сейчас беспомощен. Алмиэль почувствовал присутствие брата, повернул голову и умоляюще на него посмотрел. - Братец… - пролепетал он слабым голосом. – Помоги, мне так больно… У меня всё тело ноет… Мне кажется, я умираю… Пожалуйста, помоги… Калеба захлестнула волна нежности к своему омеге. Он наклонился к Алмиэлю и прошептал, поглаживая рукой спутанные рыжие волосы: - Ты не умираешь. То, что с тобой происходит – вполне нормально. Омега сдвинул брови. - Но мне так плохо… Будто меня всего изнутри разрывает… И ещё это… Между ног… Я не понимаю… Алмиэль всхлипнул и покраснел от стыда. Калеб прекрасно знал, о чём стесняется сказать брат, потому что и сам ощущал тяжесть в паху. Его плоть в штанах уже налилась кровью, и член стоял, как каменный. Альфа уже был на грани, чтобы сделать омегу своей собственностью, но голос отца всё ещё раздавался в его голове, что ему не надо общаться с братом, когда тот так болен. - Братец… - Алмиэль протянул к Калебу свои руки, прерывая его размышления, и вновь взмолился. – Братец, помоги… Мама в прошлый раз давала мне какой-то отвар… Дай его мне… Прошу… От его слов рассудок альфы помутился, разрушая все моральные барьеры, и он резко произнёс, чеканя каждое слово: - Я тебя своим отваром напою. Таким, что ты ещё добавки попросишь. Мало осознавая действительность, Калеб быстро скинул с себя одежду и начал стаскивать с брата рубаху и мокрые от выделившейся смазки штаны. Алмиэль охотно помогал, полагая, что брат не причинит ему вреда, и не подозревая о том, что произойдёт совсем скоро. На удивление, Алмиэль мало интересовался взаимоотношениями между людьми, а одно время даже думал, что дети рождаются от поцелуев. Его наивность всегда смешила Калеба, но в то же время, альфа хотел, чтобы брат оставался таким чистым и невинным подольше. Когда последняя тряпка приземлилась на пол, обнажённый Алмиэль поёжился от холода. - Братец, согрей меня… - прошелестел он едва слышно. - Конечно, мой сладкий, - ответил Калеб, вдохнув чарующий запах омеги. – Я всё для тебя сделаю. Альфа лёг сверху на него и принялся выцеловывать каждую ресничку на веках и каждую веснушку на носу и скулах. Алмиэль прижался к нему всем телом и обнял дрожащими руками. Ему были приятны прикосновения старшего брата, но вместе с тем, он не чувствовал, что делает нечто неправильное. Феромоны альфы, которые также начали выделяться в троекратном размере в ответ на течку истинной пары, успокаивали и как-то незаметно заставляли покориться. Алмиэль почуял, что боль в теле понемногу уходит, и при этом внутри зарождается что-то таинственное и приятное. Калеб нашёл губы омеги и приник к ним в требовательном поцелуе. Алмиэль без возражений принял его игру и приоткрыл рот, впуская тёплый язык внутрь. Альфа кончиком языка прошёлся по кромке зубов и схлестнулся с языком омеги. Алмиэль застонал от нахлынувшего блаженства, распаляя партнёра и давая тем самым согласие на самые смелые ласки. Калеб целовал его то бережно, легонько посасывая губы, то почти безжалостно, словно хотел съесть. От его поцелуев у омеги закружилась голова, и он инстинктивно развёл ноги в стороны. В его промежности было мокро, и постель под любовниками почти вся пропиталась пряными выделениями. Алмиэль словно парил где-то в вышине, утопая в новых, доселе неведомых, ощущениях, и с небывалым восторгом отвечал на ласки брата. В его памяти стёрлись все их ссоры и конфликты, все обидные слова, что старший брат когда-либо говорил ему, все его слёзы и переживания, потому как только то, что происходило в данную минуту, имело значение. Калеб оторвался от припухших от лобзаний губ омеги и зацеловал его шею, ключицы, плечи, руки, грудь и живот, постепенно спускаясь к члену. Алмиэль глухо смеялся, наигранно ворча, что ему щекотно, но сам подставлялся под его поцелуи и извивался на влажных простынях. Его возбуждение слишком быстро достигло апогея, и как только Калеб коснулся губами головки его члена, омега вскрикнул и кончил ему на лицо. - Прости… - испуганно проговорил Алмиэль. – Я нечаянно… В ответ альфа вытер пальцами его сперму со своих губ, носа и щёк и облизал их языком, причмокивая от удовольствия. - Вкусно… - подытожил Калеб, ухмыляясь и не сводя лукавого взора с брата. Омега поджал губы и пнул его ногой. - Я тоже хочу! – с негодованием в голосе прошипел он. – Дай и мне попробовать твою… - Напробуешься ещё, - отозвался альфа. И в то же мгновение Калеб выпрямился, подхватил ноги Алмиэля под коленями и согнул его практически пополам. - А сейчас будет самое интересное. Альфа хищнически улыбнулся, а омега весь затрясся от его оскала. Алмиэля вдруг охватила паника, и он попытался извернуться из цепких рук партнёра. - Куда? – Калеб дёрнул его на себя. – Думаешь, я причиню тебе вред? Неужели ты мне не доверяешь? Алмиэль отрицательно покачал головой. - Тогда ты должен меня слушаться, - более дружелюбно сказал альфа. – Тебе ничего не надо делать. Просто расслабься и получай удовольствие. Кусая губы от испуга, омега подчинился. Калеб приставил свой член к анусу Алмиэля и начал постепенно в него погружаться. Дырочка омеги была очень узкой и тугой, но из-за своего нетерпения альфа не стал её разрабатывать. Ощутив жуткую боль, Алмиэль взвыл и заметался по постели. Из глаз брызнули слёзы, и он закричал: - Нет, пусти! Пусти меня сейчас же! Не хочу! Не буду! - Молчать! – рявкнул Калеб. Его голос подействовал на омегу отрезвляюще, и Алмиэль заскулил, как побитый щенок. Он прикрыл глаза и боялся двинуться. Альфа, видя его страх, мысленно отвесил сам себе подзатыльник и вновь лёг на омегу. - Ну, прости, - говорил Калеб, покрывая лёгкими поцелуями лицо брата. – Не бойся меня. Всё будет хорошо, только не расстраивайся. Алмиэль не мог ему сопротивляться, его губам, его рукам, его ласковому шёпоту. Всё существо омеги тянулось к брату, и он через секунду уже всё позабыл, будто ничего и не было. А Калеб, наученный горьким опытом, продвигался теперь медленно и аккуратно, стараясь действовать как можно деликатнее. Алмиэль ещё ощущал некоторую боль, но смазка делала своё дело, позволяя члену альфы проникать всё глубже без особых проблем. Когда Калеб вошёл на всю длину, то замер, прислушиваясь к ощущениям омеги. Алмиэль прерывисто дышал, а его глаза подёрнулись поволокой, но какого-либо протеста он не выражал. Альфа начал двигаться. Сначала неторопливо, а потом, по мере наращивания темпа, всё более интенсивно. Омега застонал, чувствуя, как возбуждение снова возвращается и струится по венам. Он уже не испытывал никакой боли или дискомфорта, теперь он жаждал опять пережить тот недавний взрыв, после которого для него уже не существовало ни морали, ни стыда, ни каких-либо границ. Алмиэль скрестил ноги за спиной любовника, запирая его в такой своеобразной ловушке, а ногтями впился в его плечи, шепча ему на ухо: «Ещё…». Калеб трахал его всё яростнее и даже как-то остервенело, постепенно теряя остатки самообладания. Трепет тела омеги, его дыхание, его глаза могли свести с ума даже праведника, и альфа уже был не в состоянии держать себя в руках, предчувствуя скорую разрядку. Омега под ним кричал, содрогаясь всем телом, и подавался навстречу. В порыве эмоций он даже укусил любовника за плечо, но Калеб этого даже не заметил, продолжая нещадно таранить его заднее отверстие. Достигнув высшей точки, Алмиэль протяжно застонал и выстрелил спермой, пачкая ею себя и брата. Тот тоже не заставил себя долго ждать. Ощутив, как эластичные стенки заднего прохода омеги запульсировали после оргазма, Калеб двинулся ещё пару раз и спустил в утробу Алмиэля порцию своей спермы. - Пожалуйста, не вынимай, - ни с того ни с сего попросил омега, когда альфа был готов уже вытащить из него свой член. - Твоей заднице мало? – усмехнулся Калеб. Алмиэль не ответил, но пунцовые щёки всё сказали за него. А альфе оставалось только дивиться тому, каков на самом деле оказался его братишка-тихоня. - Не беспокойся. У нас ещё есть время насытить твою похотливую натуру, мой сладкий. Калеб вышел из Алмиэля и резко перевернул его на живот. Раздвинул руками ягодицы в стороны и посмотрел на анус. Дырочка припухла по краям, и из неё вытекло немного спермы вместе со смазкой. От осознания того, что его омега теперь уже всецело принадлежит ему, и никто это не посмеет оспорить, альфа вновь возбудился. - Братец… Я ещё хочу… - заныл омега и призывно завилял задом. - Ведёшь себя, как последняя потаскуха, - изрёк Калеб. Алмиэль звонко рассмеялся, но в следующее мгновение почувствовал сильный толчок сзади. Он выпятил задницу для более глубокого проникновения члена альфы и прикрыл глаза, наслаждаясь, как его имеет старший брат. Они трахались, как кролики, почти всю ночь. Калеб вертел Алмиэля, будто марионетку, сношал в различных позах, не ощущая никакой усталости, вылизывал его везде, доводя до потери сознания, и не хотел, чтобы эта ночь вообще заканчивалась. Уснули они уже тогда, когда пропели первые петухи. Алмиэль засопел, свернувшись клубочком, а Калеб обнимал его со спины, уткнувшись носом в любимый затылок. Первым из них пробудился альфа. Ощутив под вечер нешуточный голод, он кинулся к печи за чем-нибудь съестным. Отыскав овсяную кашу в кастрюльке, Калеб принялся жадно её поглощать. Он даже не взял ложку, а ел голыми руками, до того проголодался. - Я могу приготовить что захочешь, - услышал он голос омеги. Альфа обернулся и замер, разглядывая нагого Алмиэля, который уже не выглядел болезненным, как вчера, а даже наоборот, но при этом в нём что-то изменилось. В омеге теперь появилась некая притягательность и обольстительность. При дневном свете на его шее были видны многочисленные засосы, а на светлой коже запястий зияли синяки от слишком сильного сдавливания пальцами альфы. Кастрюлька выпала из рук Калеба на пол, замарав кашей деревянный настил, и любовники уже скоро испытывали на прочность обеденный стол. *** Алмиэль мирно спал, и Калеб, воспользовавшись передышкой, пошёл попить воды. Любовный марафон выжал из обоих чуть ли не все силы, но альфа и омега всё ещё никак не могли насытиться друг другом. Алмиэль оказался довольно ненасытным любовником и с богатой фантазией. Калебу оставалось только удивляться, где его младший братишка всего этого понахватался. За окном уже была ночь. Утолив свою жажду, альфа хотел было отправиться спать, но, услышав скрип открывающейся двери, вздрогнул и буквально прирос к полу. Он совсем забыл, что родители должны вскоре вернуться, и не был готов к серьёзному разговору с ними. Он боязливо оглянулся, предчувствуя надвигающуюся бурю. - Ты ещё не спишь, сынок? - радостная мать подошла к нему и обняла, но в ту же секунду отпрянула, почуяв на альфе запах омеги. – Что происходит? Почему ты пахнешь Алмиэлем? Отцу же не надо было ничего объяснять, по его взгляду было понятно, что он сразу обо всём догадался. Да и воздух в доме был наполнен смешавшимися ароматами любовников. Лицо Гатула исказилось в злой гримасе, и он буквально налетел на сына. - Что ты наделал?! – схватив альфу за плечи, кричал отец едва ли не на весь дом. – Зачем?! Тебе мало, что ты его постоянно мучаешь?! Он из-за тебя места себе не находит! А теперь ты решил воспользоваться его положением и ещё больше унизить?! Да как ты мог?! - Не трогай меня! – Калеб со всей силы оттолкнул от себя Гатула. – Да, я воспользовался! Но я взял только то, что принадлежит мне! Алмиэль – моя омега! Моя истинная пара! И теперь это уже ничто не изменит! Родители ошарашенно переглянулись от такого заявления. Не в правилах Калеба было врать им в наглую. - Алмиэль – твоя истинная омега? – уточнила Керинда. – Но как? - А я знаю как? – развёл руками Калеб. – Это случилось и всё! Я не просил этого, да и Алмиэль тоже. Природа сама всё за нас решила. - И когда ты это понял? – прищурив глаза, допытывался Гатул. – Когда ты почувствовал, что вы истинные? - Полгода назад, когда у него случилась первая течка, - ответил альфа. - Полгода? – отец вытаращил на него глаза. - И ты всё это время молчал?! Изводил нас всех и молчал?! Для чего? Чего ты хотел этим добиться? - А что мне оставалось делать? – вскипел Калеб. – Как я мог что-либо сказать, если ты сам меня выставил из его комнаты! Ты сам меня выгнал и сказал, чтобы я и близко к нему не подходил, пока он болен! А сейчас ты меня спрашиваешь почему? А вот потому что ты мне запретил быть с ним! Гатул поначалу растерялся от слов сына и издал нервный смешок. Но вскоре опомнился и отвесил ему звонкую пощёчину. Он никогда не поднимал руку на своих детей, но в данный момент подумал, что разок можно. Голова альфы мотнулась в сторону, а сам он едва не упал, отметив про себя, каким сильным может быть удар его отца. Керинда вскрикнула, но не стала вмешиваться. - Мой сын – идиот! – произнёс стальным голосом Гатул. – Да какой ты после этого альфа, и как ты можешь претендовать на свою истинную омегу, если не смог отстоять её перед бетой? Ходил тут, злобой пыхтел, а на самом деле трусливо тявкал. Настоящий альфа, почуяв свою омегу, порвёт в клочья любого, чтобы заполучить желаемое, а ты пробрался к нему только в наше отсутствие. Хочешь на меня всю вину свалить? Не получится! Если бы ты сразу мне всё рассказал без утайки, я бы сам тебя к Алмиэлю отвёл, но сегодня я сомневаюсь, достоин ли ты его. У Калеба свет перед глазами померк от хлёстких слов отца. Он сжал кулаки, посмотрел на родителя исподлобья и прорычал, как дикий зверь: - Только попробуй отнять его у меня! Глотку перегрызу! - Да неужели! – осклабился Гатул. – Даже против меня пойдёшь? - Пойду! – твёрдо ответил альфа, сверля отца взглядом. – Ныне уже и против тебя пойду! Любого в порошок сотру! Отец смерил его внимательным взором и одобрительно кивнул. - Вот теперь я узнаю своего сына и вижу настоящего альфу, - сказал он и махнул рукой в направлении комнаты омеги. – Иди к нему, он в тебе нуждается. Течка ещё не закончилась. Калеб до конца не мог поверить в произошедшее. Он всё это время пожирал себя изнутри, считая, что родители будут препятствовать их союзу с Алмиэлем, но всё вышло с точностью до наоборот. Он проклинал себя за всё, что творил последние месяцы, и понимал, что отец полностью прав насчёт его трусливого поведения. - Я думал, что вы не одобрите наши отношения, - проговорил альфа как-то робко. - Ну я ж говорю: идиот! Вырастили на свою голову, – обратился Гатул к Керинде. – Думал он! И надумал какой-то бред. - А я так боялась того момента, когда нашего Алмиэля придётся отдавать в чужую семью, - молвила мать. – Он же у нас такой трепетный и стыдливый. «Ага, стыдливый и трепетный, конечно…» - подумал Калеб, вспоминая, как совсем недавно омега скакал на его члене и в запале ругался нецензурной бранью, и поёжился. - Ну что же ты стоишь столбом? Он тебя уже, небось, заждался, - усмехнулся отец. – Гляди, уведут, если будешь оставлять его надолго в одиночестве. - Пусть только попробуют, - парировал альфа и тотчас метнулся в комнату к омеге. Когда дверь за ним закрылась, Гатул игриво взглянул на жену и шлёпнул её по заднице. - Пойдём и мы приляжем… - Ты чего удумал, старый чёрт? – Керинда не больно стукнула его по руке и смущённо заулыбалась. – Не при детях же! Вдруг услышат! - Им сейчас не до нас, - ответил Гатул, прижимая свою женщину к себе и тиская её грудь. – Или ты боишься, что Калеб и Алмиэль узнают страшную тайну, откуда они взялись? Керинда рассмеялась его шутке и не стала возражать против желания мужа взять её прямо у стены. *** Устроившись на кровати подле Алмиэля, Калеб счастливо улыбался. Омега спокойно спал на груди альфы, закинув на него ногу, и что-то бормотал во сне. Калеб обнял его покрепче и бросил взгляд на окно, из которого в комнату лился яркий лунный свет. Внезапно в этих белых лучах он разглядел Мариель, стоявшую за окном почти впритык к дому. Она тепло улыбалась альфе и омеге и выглядела не такой изнурённой и грязной, как в его снах. Её можно было даже назвать красавицей, и Калеб подумал, что именно такой она и была до рождения сына. Альфа и призрак смотрели друг на друга не более минуты, после чего Мариель обернулась светящейся птицей с длинным хвостом и, взмахнув крыльями, улетела. С той ночи Калеб больше никогда не видел Мариель, ни во сне, ни наяву.