Звёздная пыль

Dark Sanctuary — Le Paradis Noir

      Для ночной стражи это было самое трудное время суток. Охрана нерушимой высоты Границы, что прозрачной завесой еле видимых простому глазу частиц света и тени незримо возвышалась над всеми мирами: тёмными и светлыми. В предрассветное время недолгие секунды истлевали, что капли кислотной росы на выжженных камнях, и тени спешили укрыться в этом проклятом, как и его обитатели, мире.       Прислужники теней — кокучи, порыкивая и скаля пасти на змееподобных головах, скользили вдоль призрачной взвеси, уходящей в космос, ища прорехи, неизменно образующиеся в том или ином мире, после неудачных катаклизмов, или изменений в балансе. К тому же, вечное соперничество света и тени над господством в мирах, всегда вызывало колебания Границы, вплоть до её разрыва в некоторых частях, и тогда бывало, что мир, целиком погруженный в первородную тьму, вдруг прорывался в светлый, поглощая и уничтожая его. Или наоборот, вплетаясь подобно близнецам или любовникам в момент соития, свет и тьма рождали новый мир, преисполненный зыбкой гармонией. В последнее время таких миров стало больше. Но баланс оказался хрупок. Свет и Тьма не могут долгое время существовать, объединившись, и тогда наступает — Прорыв.       Рвётся сама суть материи, гаснут звёзды, взрываются сверхновые в тщетной попытке осветить и обуздать ярость, неумолимо ползущей и захватывающей новые миры Тьмы. Свет — мстит, по-своему. Его ответ, как и ожидалось — яркий, до боли в глазах, обжигающий до гнойных нарывов, иссушающий солнечным ветром, отравляющий радиацией, свет, что губителен для тёмных миров. А когда, вдоволь наигравшись в противостояние, свет и тьма расходились, договорившись на ближайшее время оставаться на своих границах, то позади осколками торчали лишь изувеченные, словно калеки вдоль городской стены, миры. Обугленные до чёрного пепла гуляющих ветров или замороженные планеты, уничтоженные геноцидом расы, или вовсе прекратившие существование цивилизации.       В Свартальфхейме, древнейшем из тёмных миров, предрассветное время всегда задерживалось ровно настолько, чтобы два солнца — подарок светлых сил Асгарда, — сделали своё суточное путешествие, и снова исчезли на двое суток за линией горизонта, отравляя другую половину планеты, а здесь воцарился спасительный полумрак. Только вот спасать и излечивать было уже некого.       Дождавшись, наконец, что последние сполохи граней солнечного диска скроются за острой, как резная рама картины лиловой линией горизонта, последний король тёмных эльфов Малекит смог покинуть безопасный звездолёт и ступить на землю своего изнасилованного светом мира.       Под мягкими подошвами знакомо зашуршал гравий — страшная смесь обломков камней, сплавленного хитина, осколков костей всех обитавших в прежнее время существ, в том числе и ему подобных. Жирная копоть, въевшаяся во всё, что имело форму, придала этому миру однотонно чёрно-серый свет.       Ещё в первую кампанию по принуждению к свету тварей тьмы, когда последние, превосходя противников из Асгарда, технологиями и мощью армии, позорно проиграли из-за глупой бравады неумелых полководцев, Малекит, приняв на себя право быть предводителем, увёл свой народ под землю, в ещё безопасные пещеры. Боясь обвалов и эльфов-камикадзе, асгардцы, и тогда, и позже, не преследовали их, посчитав, что без еды и воды те издохнут сами. Они ошиблись.       Иногда выходя на поверхность, король Свартальфхейма видел, как асгардцы приводили территорию в порядок, сжигая огромные, чадящие кострища из трупов эльфов. Хмурились, что плохо горят, теплее кутаясь в шерстяные накидки, глубоко дышали. Этот мир так и не принял до конца власть света даже после уничтожения 98% разумной жизни. Костры тлели сутками, годами, десятилетиями отравляя и без того уже заражённый воздух, гарь опускалась на поверхность, превращая почву в окончательно непригодную к каким-либо хозяйственным нуждам. Последних асгарцев, с выеденными до черна лёгкими, хрипящих и плюющихся кровью, уже выносили под руки. Больше на поверхности жизни не наблюдалось, кроме продолжающих чадить едкими испарениями кремационных костров.       Остановившись возле остова рухнувшего корабля, эльф присел и, смахнув рукой в защитной перчатке кусочки жирного нагара, поднял фрагмент чей-то маски, всмотревшись в пустую глазницу. В ореоле провала его взгляду показался ещё один беловатый фрагмент. Отложив в сторону маску, Малекит расшевелил и поднял из грунта кусок челюсти с маленькими, острыми зубами. — Подросток, — сухо сказал он одними губами, уверенный, что его никто не услышит. Все кто мог, а их осталось пятеро, стараются редко покидать вросший в поверхность флагманский звездолёт и уж тем более, бродить среди руин рядом с повелителем. В их устах слово Проклятый приобрело более громкий и выразительный смысл, и заставляло их почтительно и боязливо сторониться.       Он положил находки в мешок, бережно подписав под каждым этикетку резкими и угловатыми буквами. Позже, он относил их в огромный склеп под землёй, вне света. Последняя дань своему погибшему народу. Именно такие, как этот безымянный молодой эльф, пошли за ним, когда он впервые вывел их на поверхность, отказавшись больше слушать красивые сказки, рассказываемые стариками-жрецами детям подземелья о надежде на тёмное будущее среди мхов и лишайников, буйно растущих на уходящих в небо скалах. Глупые старики, доживающие свои года мечтами о прошлом, заражающие молодые умы. Слушая с открытыми ртами, представляли мир простым и ясным. Слишком простым. Как мог бы молодой король, отягощённый знанием, каков мир на самом деле, состязаться с ними, несущими мудрость? Они предлагали им сияющую, но недостижимую мечту. А он предоставил им неприглядную истину. Малекит показал наследие тёмных эльфов, мёртвый мир Свартальфхейм, дал вдохнуть фильтрованный воздух, потрогать пепел времён под ногами и воззвал к отмщению. Ни победе, ни свободе не сравниться с единственно упоенным желанием достойно погибнуть, дав последний бой своему великому врагу. Старики оплевали его словом — Проклятый, и ушли во мрак пещер, уводя за собой немногих калек, женщин и детей.       Намного позже он нашёл их под завалами этой пещеры, погибших от истощения и асфиксии, в тщетной попытке отодвинуть большой валун, заслонивший циркуляцию воздуха в вентиляционном отверстии. Погибли, как крысы в замурованной трубе, пожирая друг друга.       Тогда Малекит убедился в том, что был прав, когда заново оснащал войско, поднимал почти истлевшие звездолёты, высвобождал мощь материи тёмного фактора из своей груди, чтобы дать нестабильной энергии первородной тьмы подобие формы.       Освобождённый из оков тела фактор, смешанный с кровью носителя, обладал немыслимым разрушительным потенциалом, и был прозван — Эфир.       Противостоять Свету можно было только первородной Тьмой. Но тьма Свартальфхейма уже однажды проиграла. И в глубине своего, бешено колотящегося о рёбра, сердца, наблюдавший с уступа за отчаянной попыткой отбить натиск сил Асгарда своей армией, Малекит боялся, что снова случится страшное. Он снова увидит те костры с густым, чёрным чадом до небес. К запаху он привык, здесь он и так въелся во всё. Но в этот раз, так он решил, всё будет гореть равно и асгардцы в сияющих золотом доспехах, и безликие эльфы. Если до этого дойдёт.       До Сошествия оставались считанные секунды, когда Эфир, с дестабилизированной тьмой в основании, снова вселится в своего обладателя и тогда… Тогда Малекит всё вернёт к изначальному, сотворённому ещё Широганэ, миру.       Эльф вздрогнул и отскочил в сторону, когда сверху, из остова, вгрызшегося в поверхность антиграва, отвалился кусок обшивки, обрушившись на то место, где только что стоял он. Только годами отточенная реакция спасла его от участи быть придавленным и похороненным в очередной случайной могиле, истлеть под гнётом времени и рассыпаться в песок из костей. Те пятеро, оставшиеся на флагмане, наверное, обрадовались бы, и с чистой совестью покинули Свартальфхейм, чтобы заселить другой тёмный мир.       Южный полюс Йотунхейма вполне бы подошёл, там есть тёплые подземные источники и никакого света, но Малекит отдал строгий приказ оставаться на месте. Глупые, молодые эльфы, разочарованные в сказках стариков и в своём, искалеченном шрамами прошлых стычек предводителе, бродящим, словно жнец смерти, собирая кости вокруг. Иногда ему было жалко их, и он подолгу мог пристально наблюдать за кем-то, чётко, изо дня в день, выполняющим свои обязанности по кораблю. На что, такой как этот, мог надеяться в чужом мире? Их пятеро, и все они мужчины. Становилось даже смешно и жутко оттого, что они могли наделать, начав совокупляться с другими расами. Их тьма не приемлет никаких других оттенков. Архаичные твари для других новородков.       Сверху снова что-то хрустнуло, и Малекит задрал голову, всматриваясь, с чего вдруг антиграв пришёл в движение. Он вдохнул, но забыл, как выдохнуть, медленно опуская руку с куском маски и челюстью неизвестного эльфа, смотря как на самой вершине полуразвалившегося от эрозии корабля, на фоне поднимающейся за горизонтом бури, вырисовывается тёмный силуэт. Он узнал бы его во все времена, сколько бы ни прошло веков. Создатель тёмных миров, хозяин его фактора — Широганэ.       Что сейчас он ему сделает? Чем поможет? Если от этого существа, как и от всех богов вообще есть какая-то польза. Малекит поднял руку и, щёлкнув держателями, снял маску с лица, непроницаемо глядя на тёмного бога с развевающимися белыми, как и у него, волосами на усиливающемся ветру. — Добро пожаловать с Свартальфхейм, — сказал эльф на своём языке, уверенный, что Король Теней поймёт его и чуть склонил голову в монаршем поклоне. — К Вашим услугам, вечная тьма в её первозданном виде, — он уже успел пожалеть, что продолжил говорить, но слова сами срывались с языка, и Малекита начинало ощутимо потряхивать от нервного возбуждения. Хотелось, именно сейчас, за долгое время выговориться, сорваться и накричать на бога, к которому они взывали, ползая обгоревшие, среди гниющих трупов, ища пропитание и укрытие от света. — Прекрасные пейзажи! Оглянитесь, и Вы увидите множество эльфов, приветствующих Вас, как своего тёмного создателя! Как, Вы не видите? Может Вам стоит спуститься со своих вершин на эту… эту землю?       В порыве Малекит отбросил находки и сорвал с рук перчатки, опускаясь на колени и загребая пальцами чёрные гранулы. — Неужели Вы не слышите? — он закрыл глаза и напрягся, обнажая из-под узких, потрескавшихся губ острые клыки. — Не слышите их крики, их мольбы. Их проклятья, адресованные Вам.       Он открыл глаза и резко поднялся на ноги. С раскрытых ладоней посыпался чёрный песок, а кожа на них закровоточила – так сильно эльф сжал гранулы в кулаках. — Или Вы просто разучились слышать? Свет пришёл и его подданные уничтожили нас всех. Без причины, без объявления войны. А Вы так же стояли и наблюдали, как мы гибнем. Думаешь, я не видел, Широганэ?! — Мне жаль. — Я использовал всё, что у меня было. Пожертвовал всем и всеми. Посмотри, во что они превратились и чем стали! Звёздной пылью, унесённые ураганами с поверхности Сваратальфхейма! Твой приказ был мной исполнен и таков твой ответ? — Я, правда, сочувствую…       Малекит помотал головой, прогоняя прочь случившееся помутнение в его всегда рациональном поведении, и снова под маской спрятал чуть блеснувшие влагой глаза. Если и рыдать, то тихо, в одиночестве своих покоев, царапая когтями и вгрызаясь зубами в обшивку стены. Это будет позже, а сейчас выдержать пристальный до невозможности взгляд тех светящихся синих глаз с высоты остова антиграва. — Где фактор? — Асгардцы забрали его, — король эльфов застыл в неподвижности, понимая, наконец, зачем пришёл Широганэ. И это точно не сочувствие. — Спроси Бёра, если, конечно, он ещё жив. Ты найдёшь его в Асгарде, в мире Света. — Сейчас правит Один, если ты не заметил в последний свой визит. — Зачем тебе Эфир? — пропустив колкость, Малекит переступил с ноги на ногу и, потянувшись за своими сегодняшними находками, снова бережно поднял, неожиданно слишком близко встретившись с глазами сошедшего с антиграва монохромного Короля. — Хочешь знать?       Рука в белой перчатке прикоснулась хитинового нагрудника, ровно над тем местом, где раньше хранился тёмный фактор. Эльфа пронзила боль тысячи раскалённых игл так, что пошатнувшись, он всё-таки упал на колени. Не в силах закрыть глаза, и снова, и снова, видел перед собой вспыхивающие в тумане мрака образы. — Какая… месть. — Прохрипел Малекит и улыбнулся бы, если мышцы на лице не атрофировались на проявление радости. — Часть Эфира была рассеяна землями Свартальфхейма, часть ушла на восстановление моего тела. Но большая часть была похищена. — Где? — У Коллекционера.       Они смотрели друг на друга. В светонепроницаемых стёклах глазниц маски эльфа отражались по две пары звёзд. Сам повелитель теней не отражал никакого света — силуэт, полностью состоящий из Тьмы. Малекит оглянулся на флагманский звездолёт, который успел прирасти и слиться с пейзажем, став неизменной частью его. За защитным полем смотрового окна виднелись пять любопытных лиц. Наблюдают, чем кончится свидание с богом. — Я верну фактор. — Я буду ждать здесь. Мой Король.       Последний правитель тёмных эльфов поднялся и, не дожидаясь, когда исчезнет монохромный бог, чуть прихрамывая, пошёл в сторону склепа, иногда останавливаясь по пути, чтобы поднять какие-то осколки.