Изъян

Сильные руки, сжимающие бёдра почти до синяков. Пьянящий запах, смешивающийся с моим собственным. Гулкое биение сердца где-то в горле, мешающее сглотнуть. Чужое дыхание, горячим облаком прожигающее кожу в ночной прохладе. Ни единого слова в тёмной тишине спальни. Поцелуй. Без единого следа нежности, подчиняющий, с привкусом жестокости. Разрушающее желание причинить боль, поцарапать, оттолкнуть. Но не хватит сил. Несправедливо. Губы на шее. Горькая усмешка от условной нежности. Отвернуться, отгородиться, как будто всё это происходит не со мной. В отчаянной вере, что, если я захочу, меня услышат и поймут. Но никому нет дела. Внезапная боль от сомкнувшихся на плече зубов. – Нет! – вскрикнул я, просыпаясь. Дыхание сбилось, а сердце продолжало отбивать марш, только уже в груди. Пальцы, опережая панику и приказ мозга, тянутся к плечу. Ничего нет. Облегчение до красных кругов под зажмуренными веками. Просто сон. Я дотянулся до телефона, лежащего на тумбочке рядом, и, щурясь, посмотрел на время. Только четыре часа. Со стоном закрыв лицо руками, я сполз с кровати и, покачиваясь, двинулся в сторону ванной. В доме стояла тишина, значит, родители ещё не проснулись. Ненавижу его, просто ненавижу до зубовного скрежета. Самоуверенный ублюдок, решающий всё за других и возомнивший себя неизвестно кем, добрался-таки и до моих снов. Какой же спокойной была моя жизнь ещё совсем недавно. Или это плата за появление в моей жизни Ильи? Доброго, понимающего, весёлого омежки, который явно не заслуживал ни такого припадочного субъекта в друзья, ни такого венценосного осла в женихи. Умывшись и присев на край ванны, я устало посмотрел себе в глаза. Невозмутимость и безразличие, ироничность и самодостаточность… Стоило альфе щёлкнуть пальцами – и вот я уже дёрганный и истеричный омежка, которому внезапно указали на его место. Нет, не дождётся. Слишком много чести дать ему понять, насколько сильно меня ранили его слова и ничем не заслуженное отношение. Насколько унизило подозрение, что я влезу в чужую жизнь, не думая о чувствах других. Насколько возмутила небрежность, с которой моя пара спокойно давала распоряжения, даже не подумав узнать, как я ко всему этому отношусь. Я не встретил истинного. Его просто не существует. В воскресенье, в разгар насыщенного дня, отрывая меня от увлекательного разглядывания монитора выключенного компьютера, внезапно позвонил Илья. Омега твёрдо вознамерился не дать мне провести все выходные в компании себя любимого, бодро объявив, что мы просто обязаны почтить присутствием премьеру очередного фильма. Я подозревал, что это будет не самая лучшая затея, и думал отказаться, но всё же остановил себя. Если я могу хоть что-то сделать, чтобы порадовать Илью, значит, стоит оторвать свою жопу от кресла и постараться побыть нормальным. В узких джинсах и кожаной куртке, чуть покачивающийся с носка на пятку омега, заметив меня, тут же бодро замахал рукой, стоя у входа в кинотеатр. Я, тщательно пряча мягкую усмешку, приблизился к нему, ощущая, как волны энергии и радости, расходящиеся от Ильи, начинают воздействовать и на меня. Он менял всё одним своим присутствием, добавляя в серую картину реальности яркие краски. Сжимающие кольцами пустота и одиночество как будто отпускали на время, позволяя взглянуть на мир иными глазами. За что ещё я ему был благодарен, так это за то, что он никогда не звал в нашу компанию других людей. Он замечал моё нейтральное отношение к окружающим и нежелание сближаться с кем-то ещё, и ни разу не предложил познакомить с остальными своими друзьями, что полностью соответствовало моим желаниям. Неужели это нежное чудо должно достаться такому альфе? Что с этим миром не так? Я покачивал головой и хмурился в недоумении, не понимая, что могло заставить Илью связаться с этим человеком. Ведь нет же сильных чувств, даже нет истинности. Или я чего-то не знаю? Даже наш конфликт не умалил моего интереса к тому, как эти двое познакомились и какие между ними отношения сейчас. Хотя, учитывая то, что Илья терпит такого друга, как я… И всё-таки лезть в его личную жизнь, пусть мы и подружились, не в моих принципах. Я был искренне поражён выбором фильма – качественный и явно высокобюджетный боевик с хорошо поставленными сценами боя и эффектными 3D-взрывами. Да, недооценивать омегу, весь фильм с восторженным лицом и удивлёнными ахами следящего за сюжетом, не стоило совершенно. Как и забывать о собственном недуге; благо, грохот от спецэффектов позволял мне успешно скрывать редкие постыдные восклицания, которые я также старательно заглушал собственной ладонью. После мы купили в уличном ларьке мороженое и газировку и долго гуляли по городу, делясь впечатлениями и строя предположения «как бы изменился конец, если бы…». Я вдыхал холодный осенний воздух и не замечал, как часто улыбаюсь и даже пытаюсь спорить с воодушевлённым просмотром Ильёй. Несмотря на погоду, это был самый тёплый вечер, который у меня когда-либо был. И всё же сомнения не отпускали. Что, если я ошибаюсь, скрывая от Ильи то, что, пусть не напрямую, но касается и его тоже? Да, сам факт, что мы с его женихом истинные, ничего не меняет в наших жизнях, и я, пусть этот самовлюблённый идиот думал иначе, совершенно не собирался рушить их отношения и заявлять какие-то права на свою пару. Тем более, не собирался причинять боль своему другу. Но он, наверное, хотел бы знать правду… Однако малодушная тревога, что Илья не захочет больше со мной общаться, если посчитает угрозой своему будущему браку, останавливала меня от излишнего, но вполне справедливого откровения. А уверенность, что даже те слабые зачатки интереса, которые появились во мне по отношению к паре вначале, вскоре увянут окончательно под гнётом неприятия и взаимного игнора, заставляла увериться в правильности собственных выводов. Когда я в понедельник мельком увидел альфу в коридоре возле нужного мне кабинета, то прошёл мимо, не поднимая глаз и равнодушно бросив: – Здравствуйте, Эдгар Данилович. Глупое волнение и неизвестно откуда бравшееся стеснение больше не довлели надо мной, и заговорить в присутствии пары удалось почти без труда. Почти без усилия. Лишь сердце, почему-то упрямо решившее не поддаваться доводам рассудка, на секунду замерло, да проклятый запах тут же проник в лёгкие. Но ноги твёрдо несли вперёд, больше не подводя меня и уводя подальше от человека, который в какой-нибудь параллельной вселенной мог бы действительно стать моим альфой. Но не в этой жизни. Шум коридора и гомон внутри кабинета не позволили узнать, ответил ли мне альфа, да этого и не требовалось. Стремясь закрыть душу от разрушительного чувства безнадёжности из-за потери возможности даже просто поддерживать хорошие отношения с парой, я не позволял разуму развивать эти мысли и старался переключить его на что-нибудь другое. И этим оказались Илья и ежедневные учения-мучения. Теперь, когда омега был рядом, сбегать постоянно в туалет, как только прижмёт словесный поток, оказалось гораздо труднее. Омега шёл вместе со мной, как будто не желая оставлять одного, в то время как мне именно это и было необходимо. Однако я не осуждал его, понимая, что омега не имел представления о моих затруднениях, и не собирался его в них посвящать. Хватало с нас и моей отстранённости вкупе с вечно скребущими руками. Так что теперь только дома я мог найти выход негативным эмоциям, которых после выходок альфы стало гораздо больше, как я ни старался убедить себя, что реагировать так – лишь идти у него на поводу. Причина, по которой альфа так равнодушно указал мне на моё место и подтвердил догадку о том, что единственный исход нашей встречи – это взаимный игнор, казалась простой и понятной – у него уже есть тот, кого нужно оберегать и любить. Как было понятно и желание оградить Илью от моего общества – страх, что он узнает о моём статусе, и это приведёт к разрыву. И, вероятно, толика беспокойства, что моя компания окажет не самое лучшее влияние на его жениха. Я же осквернитель чистоты и невинности, распущенный омега. Уж не представляю, каким я выглядел в глазах этого альфы, но явно его замечание по поводу проявлений моего синдрома было отпущено не просто так. Выступления на семинарах в первое время приносили непривычный дискомфорт, однако совсем скоро я понял, что преподавателям здесь глубоко плевать на меня и мой изъян. Как и школьные учителя, они ждали от меня лишь соблюдения установленных правил и учебных планов, в остальном же я мог хоть котят в подворотнях душить. Что разительно отличалось от школы, так это сам факт того, что Илья сидел рядом со мной на занятиях. Он дарил мне странное успокоение и поддержку, в его присутствии я не чувствовал себя странным. Так что не было ничего удивительного в том, что ему удалось занять в моём сердце место, которое прежде пустовало. И этот дар, который мне оказала в кои-то веки милостивая судьба, я собирался отстаивать со всем возможным рвением. Не прошло и нескольких дней, как моя глубокоуважаемая пара решила вновь снизойти до контакта, никак не связанного с процессом обучения. В этот раз он настиг меня в одном из дальних отсеков библиотеки, куда я устремился в поисках какого-нибудь интересного чтива, чтобы скоротать время. Илья же выпрашивал у методиста одно из пособий, не входящее в список обязательных, но несомненно ценное для омеги. Альфа появился в проходе между стеллажами, отрезая мне выход и заставляя отступить на шаг назад, в сторону стены. Пару секунд он лишь пристально смотрел на меня с едва видимым недовольством, но этого времени хватило, чтобы возникшее было при его появлении оцепенение сошло на нет, и я резко захлопнул книгу, держа её между нами, словно щит. Альфа чуть приподнял бровь, но никак не прокомментировал это, делая шаг вперёд и сокращая и так катастрофически небольшое расстояние между нами. Я вновь отступил и упёрся в стену, раздражительно фыркнув и прикинув, хватит ли расстояния от его плеча до стеллажа, чтобы протиснуться мимо. Не хватало. Да ебись оно всё колом, что с этим головастиком на ножках не так?! Нет, мне было ясно, что им руководило желание скрыться от посторонних взглядов, однако сам факт наличия раздражающего объекта в моём личном пространстве заставлял нервничать и терять терпение. Невольно вспомнился недавний сон с его участием – сейчас я чувствовал себя таким же беспомощным и подавляемым. Глубоко вздохнув и прокляв его притягательный даже в такой ситуации запах, я почти без эмоций спросил: – Что вы хотели на этот раз, Эдгар Данилович? Он чуть повёл плечами, будто собственное имя вдруг вызвало у него дискомфорт. Видя, что я не собираюсь с боем отвоёвывать себе свободу, альфа чуть повернулся и посмотрел на корешки книг, которые вызвали мой интерес. Даже теперь я не смог бы пройти, не коснувшись его, поэтому остался на месте, отметив про себя, что меня вновь заперли. Правда, теперь уже без моего согласия. – Думаете, в прошлый раз вы недостаточно ясно донесли до меня всю нежелательность посягательств на вашу священную персону? – я не удержался, подпустив в голос немного сарказма. Совсем чуть-чуть. – Думаю, что в прошлый раз я недостаточно донёс до тебя всю нежелательность общения с Ильёй, – продолжая разглядывать книги и даже взяв одну в руки, отозвался альфа. Я впился пальцами в книгу, которую в этот момент держал в своих руках, и возвёл глаза к потолку. Воистину, этот альфа просто специалист по разведению суеты там, где в этом нет никакой нужды. – Если вы боитесь, что я раскрою наш неебически страшный секрет, то можете отныне спать спокойно, – прошипел я, ставя книгу на полку и скрещивая руки на груди, чтобы иметь возможность впиться ногтями в собственный бок. Он поднял взгляд от книги, сталкиваясь с упрямством в ответном взгляде и чуть скривив уголки губ. – Я не хочу, чтобы он пострадал, и дело не только в том, что он может узнать. Я, не сдержавшись, широко улыбнулся, приподняв брови. Хрен и все его производные! Это всё настолько напоминало грёбанный фарс, что хотелось хохотать во весь голос, но я осадил себя, помня, что мы в библиотеке. – То есть… бля, вы реально думаете, что я сблизился с Ильёй только для того, чтобы в удобный момент ему навредить? Сначала из-за его статуса жениха, а теперь и из-за того, что вы меня отвергли? Я сделал вид, что глубоко задумался. Альфа следил за мной, чуть нахмурив брови, будто я в любой момент мог выкинуть что угодно. – Действительно, Илья – самый короткий путь добраться до вас. Судя по всему, он вам очень дорог. Несомненно, это было бы замечательной идеей… Я вздохнул и прикрыл глаза. Он что, блядь, серьёзно в это верит? На что ещё, интересно, я способен, по его мнению? Откуда вообще в нём взялась эта уверенность, будто он может судить обо мне и о том, как я могу поступить? И куда бы ему его скипетр с державой засунуть?.. – Вы ебанулись, – процедил я, открывая глаза и прикидывая, когда уже наконец жалоба на неподобающее отношение к преподавателю достигнет деканата. – Уж не знаю, что послужило поводом для такого мнения обо мне, но я никогда, сука, никогда не действовал за чьей-то спиной и не собираюсь. Для того, чтобы выразить своё к вам отношение, мне нет нужды обижать ни в чём не повинного омегу, тем более Илью. Он единственный, блядь, человек здесь, который отнёсся ко мне с теплотой и дружелюбием, и последнее, чего я хочу, это причинять ему боль. Я не собираюсь делать его каким-то орудием мщения, какие бы охуенные предположения вы ни строили. Меня переполняли злость и отвращение. Я презирал в эту минуту стоящего напротив меня мужчину, хоть и понимал, что в такой вот манере он пытается защитить близкого человека. Но это не отменяло того факта, что он вновь незаслуженно унизил меня подозрениями в бесчестии и малодушии, словно я уже успел в чём-то провиниться перед ним. Да, Илья был ему дорог, но я ведь был его парой. Его истинным омегой. Неужели с такой лёгкостью можно очернить человека, которого инстинкты велят защищать и любить? Отчаяние и какая-то пронзительная безысходность сковали всё внутри, отрешая меня от окружающего мира. Как бы я ни притворялся, будто связь не имеет никакой силы и меня не должно волновать отношение этого конкретного представителя рода альф, осознание, что даже мой истинный оказался по другую сторону баррикад, среди сотен незнакомцев, всю жизнь выносящих мне приговор на основе каких-то своих выводов и взглядов на жизнь, неудержимо ломало во мне что-то. Чем я заслужил это? Кто мог защитить меня, если тот, кому природой положено всегда быть на моей стороне, отвернулся, даже не попытавшись узнать получше? Вдруг в поле моего зрения оказалась чья-то рука, тянущаяся к моему плечу. Я тут же дёрнулся в сторону, ударившись другим плечом о стеллаж и выругавшись от боли. В этот момент вернулись звуки окружающего мира, и я понял, что альфа пытался дозваться меня из мира мыслей, но потерпел провал. Увидев, что я вернулся в реальность, мужчина оставил попытки прикоснуться ко мне и теперь смотрел куда-то в сторону отрешённым, пустым взглядом. Казалось, будто всё, что я сказал, прошло мимо него, не найдя в этом странном человеке никакого отклика. – Надеюсь, ты останешься верен своим словам. Вернув книгу на полку, альфа развернулся и покинул проход. Я, проводив его подозрительным взглядом, тут же тихо охнул и схватился за пострадавшее плечо. Что ж за блядский день-то сегодня? Очередная встреча не принесла ничего, кроме горечи и разочарования. Неужели ему доставляло удовольствие причинять мне боль? Не мог же он не догадываться, какую реакцию получит в ответ? То, что я не мог оставаться к нему равнодушным, будь то любопытство или гнев, вызывало досаду и обречённость. А ведь до конца семестра ещё далеко. Как часто этот альфа вознамерился загонять меня в угол, требуя подчиниться каким-то приказам и подозревая в том, чего я не совершал? Казалось, на время Эдгара Даниловича вполне устроила моя пламенная речь. На его семинаре мне пришлось отвечать по теме, и, хоть я ожидал каких-нибудь каверзных вопросов, альфа лишь сухо кивнул и продолжил опрос. Я получил четвёрку, что меня удивило. Разве после того неуважения, что я выказал к нему, как к преподавателю, он не должен был отыграться на мне? Я с грустной усмешкой подумал, что становлюсь таким же подозрительным, как он, ожидая от него какой-нибудь пакости. Вот только у меня был мотив опасаться, а у него – нет. Однако альфа, судя по всему, думал иначе. В какой-то момент я внезапно осознал, что уж слишком часто один бета с нашей группы, ничуть не меньше Ильи помешанный на учёбе, оказывается неподалёку от нас в самых различных местах. Сидели ли мы в столовой, выходили из туалета или просто шли в другой кабинет – он неизменно бродил или сидел в нескольких метрах, однако стоило мне на него взглянуть, как я видел лишь сосредоточенный над учебником или тетрадкой затылок. Это могло быть совпадениями... но уж больно частыми. Неужели мои подозрения всё же были не беспочвенны? Как только я начал постепенно успокаиваться и решил было, что многоуважаемый преподаватель оставил свои необоснованные подозрения, как Илья вдруг пригласил меня после занятий пройтись по небольшому парку, располагавшему неподалёку, и задумчиво выдал примерно на второй минуте: – Помнишь, я тебе говорил, что мы с Эдгаром Даниловичем обручены? Я, чуть затаив дыхание от неожиданности, кивнул. Илья не мог поднять эту тему просто так. – Недавно он почему-то попросил меня не общаться с тобой. Я мысленно застонал и впился ногтями в ладони. Ну что за хренов манипулятор? Что ж ему спокойно-то не живётся? – На мой вопрос, почему, он сказал, что считает твою компанию неподходящей для меня, – Илья чуть удивлённо приподнял брови и поджал губы; очевидно, слова жениха его раздосадовали. – Почему ты говоришь мне об этом? Хочешь прислушаться к его совету? Омега оскорблённо посмотрел на меня и отвернулся, глядя на низкие деревца возле дорожки. Я молчал, понимая, что именно настойчивость Ильи является причиной, по которой наша дружба вообще имеет место быть. Я не стал бы ему навязываться, даже если бы захотел. Как не стану навязываться, если он вдруг прекратит общение. Одно дело – мнение окружающих, другое – самого омеги. – Ты иногда такой невыносимый твердолобый баран, что мне хочется тебя стукнуть, – ворчливо, но совсем не зло заметил Илья. Я улыбнулся, понимая, что никто меня гнать не собирается. – Мне просто непонятно, с чего вдруг он заговорил со мной о тебе, я ведь ничего ему не рассказывал про наше общение. Нет, не думай, что из-за тебя! – омега тут же повернулся, умоляюще посмотрев на меня. – Дело в нём, он вообще такой… слишком опекает. Илья так кисло улыбнулся, что я выдавил из себя смешок, хотя смешно мне и не было. – Вот я и подумал, может, ты знаешь, из-за чего он… – омега сделал непонятный жест рукой, очевидно, имея в виду блажь своего жениха. – Ну, думаю, ничего удивительного в его выводах о нашем близком общении нет, мы ведь всё время рядом сидим. Да и так он видел нас вместе. Что же до его слов… Вероятно, узнал о моей болезни и хочет оградить тебя от последствий общения с невоспитанным омегой, – я чуть криво усмехнулся. Не говорить же ему, что альфа считает меня горе-махинатором, строящим планы коварной мести. Что ему стоило просто поговорить со мной?.. Ладно, всё это вопросы без ответов. Момент упущен, флажки развешены, ярлыки выжжены. – Нет, не может быть! – горячо воскликнул Илья, сжав кулачки и пронзая меня убеждённым взглядом. – Он не стал бы так думать о тебе! Я лишь мысленно горько посетовал на то, что Илья не всё знает о своём будущем муже и что тот думает обо мне даже хуже, чем могло показаться. – И всё равно как-то странно… – успокоившись, заметил омега, и мы продолжили неспешную прогулку. – Это на него не похоже. Я не рассказывал тебе, но, думаю, теперь стоит, иначе у тебя сложится о нём неверное впечатление. Я с сомнением взглянул на друга. Ни кто иной, как сам альфа приложил все усилия, чтобы создать у меня именно такое впечатление. Тем временем омега продолжил: – Мы с Эдгаром знакомы всю мою жизнь. Так сложилось, что его родители и мои дружили ещё со школы и часто общались. Когда я родился, а-папы договорились, что, если я буду омегой, они соединят наши семьи. Но прежде, чем это случилось… – омега замолчал, а его глаза приобрели столь печальное выражение, что я невольно нахмурился, ожидая не самый счастливый поворот. – Мои родители… попали в автокатастрофу в день моего пятнадцатилетия. Они как раз ехали домой, вместе с моим подарком. Я чуть сжал ладонь омеги в попытке разделить с ним его старую печаль. Рану, которая со временем не становится меньше, пусть даже все стадии принятия пройдены. Илья благодарно сжал мои пальцы в ответ и слабо улыбнулся. – Думаю, не стоит тебе говорить, какие мысли посещали меня и как я ненавидел себя и своё рождение. Скажу лишь, что окончательно впасть в отчаяние мне не позволили родители Эдгара и он сам. Они забрали меня к себе, и с того времени по сегодняшний день я живу вместе с ними. Дом, в котором мы с родителями жили раньше, перешёл ко мне по завещанию. Но вернуться в него я не смог, попросив родителей Эдгара и теперь уже самых близких мне людей продать его, а деньги взять себе в благодарность за ту доброту и заботу, что они проявляли ко мне. Денег брать они не стали, и тогда я решил исполнить волю наших отцов, чтобы хотя бы так отблагодарить их и не нарушить желание родителей. Омега посмотрел на затянутое тучами небо, грозящее очередным дождём. А я начинал понимать, насколько глубже и серьёзней всё оказалось на самом деле. – Но свадьбу решили отложить из-за того, что я поступил в институт, в котором работал Эдгар, а он не желал широкого освещения нашего статуса. Отчасти из-за разницы в возрасте и возможного предвзятого отношения одногруппников, отчасти – и это только моя догадка – давая мне шанс найти истинного. Он никогда не говорил об этом, но я-то понимал, что между нами нет притяжения, только уважение и братская любовь. Эдгар же всегда исполнял волю родителей, никогда даже не строя попыток завести отношения с другим омегой и ожидая моего совершеннолетия. Но, думаю, и он бы хотел найти своё счастье. Что ж, видимо, чувства самого альфы к Илье были всё же глубже, чем думал сам омега. То, как он без раздумий оттолкнул меня и в дальнейшем беспокоился лишь об омеге, только убеждает меня в этом. Как и то, насколько легко он игнорирует связь между нами, в то время как я, к собственному несчастью, рядом с ним становлюсь сам на себя не похож. Находил подтверждение и вывод о том, что он не хотел, чтобы Илья знал правду обо мне, ведь тогда у омеги был бы повод разорвать помолвку. Только вот почему на самом деле он не закрепил свои права на Илью сразу после совершеннолетия? Так или иначе, я смотрел на Илью, на себя и мысленно соглашался с выбором альфы. Сам бы я не выбрал из нас двоих меня, потому и не скажу никогда правды о том, что мы пара. И это оказалось единственным, в чём я был солидарен со своим истинным.