Изъян

Я молча следил за альфой, приблизившимся ко мне, стоило входной двери закрыться за Ярославом. Сердце всё ещё билось с перебоями, застигнутое врасплох внезапным откровением, и встреча с парой явно не способствовала его успокоению. Видимо, в отличие от меня, Эдгару всё же удалось взять эмоции под контроль, потому что сейчас грозовое небо его глаз вновь сменилось холодным стальным блеском. Я не мог догадаться, как он тут оказался, и ещё меньше понимал, чем была вызвана такая бурная реакция. – Что случилось? – спокойно, почти равнодушно поинтересовался Эдгар, замирая возле кофейного автомата. Я отмер и опустил руку с монетой, которую мне дал Ярослав, сжав ладонь и почувствовав, как впивается в кожу её твёрдое ребро. – Могу спросить вас о том же, – так же невозмутимо отозвался я, внутренне съёживаясь. Всякий раз, чувствуя плохое настроение своей пары, мой внутренний омега, живущий инстинктами, испытывал дискомфорт и беспокойство. – Как вы здесь оказались? Хмурясь и кривя уголки губ, альфа нехотя проговорил: – Я увидел тебя на стоянке, когда садился в машину. Ты выглядел… взволнованным. Испуганным. Я позвал тебя, но ты, похоже, меня не заметил. Поэтому я просто поехал за такси. Видимо, наш шпионский опыт повлиял на меня больше, чем я того ожидал, – на последних словах он чуть улыбнулся, и из глаз на секунду исчез холод. – Вы… волновались за меня? – вырвалось у меня прежде, чем я успел дать себе мысленный приказ молчать. От ужаса из-за сказанных слов я даже не смог отвести от него взгляд и увидел, как дёрнулись желваки на его лице. – Я хотел подождать снаружи, но подумал, что может понадобиться моя помощь… Теперь вижу, что ошибался. Я помешал чему-то важному? – он пронзительно взглянул на меня, словно хотел просканировать мои мысли. – Мы с Ярославом встретились случайно. Он увидел меня снаружи… – начал я оправдываться, хоть и не понимал, в чём виноват. – Вы с Ярославом? – спокойно повторил он, однако я явственно почувствовал новую волну холода. Эдгар ведь даже не догадывается, кто такой Ярослав, он не был на суде. И он не может знать, что альфа – пара Ильи. Получается, что со стороны это выглядит… Охренеть. Неужели он ревнует?.. Или просто переживает за меня, как за друга Ильи? Да, скорее, второе. С этими чувствами всё время принимаешь желаемое за действительное. Желаемое?.. Кто-нибудь, убейте меня. А ведь его я до сих пор зову по имени-отчеству и на «вы». – Эдгар Данилович… – решил я провести эксперимент, за что тут же был награждён сжатыми в полоску губами и нечитаемым взглядом. – Я благодарен за ваше беспокойство. Но ничего плохого не случилось. Вернее, я думал, что случилось, но, к счастью, ошибся. Увидев, что мои слова нисколько не убедили альфу, продолжающего смотреть на меня с ожиданием, я мысленно вздохнул. Сегодня день откровений, не иначе. – У меня скоро родится брат, – непроизвольно смягчив интонацию, раскрыл свою маленькую радость я. Очевидно, скрыть улыбку из глаз мне не удалось, потому что несколько секунд Эдгар молчал, неотрывно удерживая мой взгляд, а затем вдруг разом сбросил с себя маску отчуждённости и тепло улыбнулся. – Поздравляю. Ты из-за этого сорвался?.. – Да, отец позвонил, сказал, что папа в больнице. Только что узнал. Мы помолчали, и более неловкой паузы я ранее не переживал. Заметив, как старательно альфа отводит взгляд, я пришёл к выводу, что он корит себя за внезапный порыв. И я мог бы ему посочувствовать, если бы не испытывал… радость. Чёрт возьми, я рад, что он сорвался следом за мной, решив, что что-то случилось. Я больной ублюдок. Нужно немедленно убрать эту тишину, она съедает мне остатки разума. – А… вы как? Как прошёл день? Изумлённый взгляд Эдгара заставил уже меня старательно отводить взгляд. Ну я просто гений мысли. Само дружелюбие и непринуждённость. – Спасибо, неплохо. Правда, перед сессией нагрузка всегда выше, и толпы страждущих получить допуск жизнь не облегчают. Но грядущие праздники скрашивают это время, – чуть помедлив, с ноткой осторожного удивления отозвался альфа. Я опомнился, почувствовав, что сжатая ладонью монета чуть не прорезала мне кожу. Чтобы сгладить очередной неловкий момент, я повернулся к автомату, заказывая кофе под изучающим взглядом стоящего рядом Эдгара. – Ты рад? – спросил он, и в его голосе я почувствовал улыбку, что тут же напомнило мне недавний разговор с о-папой. Я потянул время, предложив ему кофе, и, получив отрицательное покачивание головы и вздёрнутую бровь, выражающую отношение альфы к моим перепадам в поведении, вздохнул и аккуратно обхватил стаканчик двумя ладонями, согреваясь. – Я… напуган. В ужасе. Это огромная ответственность, да ещё и разница в возрасте. Я никогда не был готов к тому, чтобы стать старшим братом. И в то же время… это необыкновенно. Столько лет родители хотели завести ещё одного малыша, и вот теперь, когда мы уже смирились… Это дар, который ждёшь настолько давно, что уже перестаёшь надеяться. Думаю, в благодарность за это мне стоит постараться стать ему достойным братом. Я сам не ожидал, что мне будет так легко рассказывать ему о своих тайных мыслях и страхах. Может быть, в этом было виновно то чувство доверия, которое я испытал в его доме, появившееся следом за уважением и благодарностью. Закрываться от этого человека становилось всё более трудной задачей: он, практически ничего не говоря и не делая, был способен выудить из меня всё, чего бы ему ни захотелось. Имел надо мной пугающую власть, при этом всё так же оставаясь абсолютно, безоговорочно недоступным. Я вдруг показался себе смешным и жалким. Я и раньше испытывал подобное чувство, но рядом с истинным оно приобрело поистине пугающие размеры и острое жало, довольно метко попадающее по и так уязвлённому самолюбию. Годами я считал себя неприкасаемым, ловко избегая ту боль, что могли причинить мне окружающие, стоило им только проникнуть под мою кожу, в мои мысли и моё сердце. И какое-то время, уже увязнув в чувствах к своей паре и просто об этом не догадываясь, я верил, что и теперь смогу выйти из этого непобеждённым. Но я проиграл самому себе, оказавшись слабым омегой, лишившимся единственного шанса сохранить достоинство и пройти свой путь до конца, не потеряв самоуважение. Лучше бы я родился бетой. Извинившись и вновь поблагодарив, я сказал, что должен вернуться к папе, одеревеневшей спиной поворачиваясь к молча кивнувшему Эдгару. Уговорив медбрата, я просидел в палате с о-папой до вечера, чувствуя, как его тепло и улыбка наполняют меня, успокаивают и излечивают. Я не был готов к тому, к чему вплотную подводила меня жизнь, потому что считал себя неспособным к этому. Виня окружающих в равнодушии и циничности, я сам оказался ничем не лучше, так и не научившись жить с теми эмоциями и чувствами, которые были привычны для всех остальных людей. Но я также не был способен теперь выдрать из своей души то, что уже там поселилось, и мне нужно было суметь с этим жить ради тех, о ком я хочу заботиться и переживать. Это было безумием для меня прежнего, но я уже не был им. И не хотел вновь становиться. Когда в палату влетел а-папа, нервничающий и не верящий, я мог только с улыбкой наблюдать за их немым диалогом взглядов и осторожных прикосновений. Оставив их наедине, я сидел в коридоре, прислушиваясь к больничной тишине в поздний час, изредка прерываемой чьим-то кашлем и лёгким храпом. Загадка прошлого Ильи и Ярослава не отпускала меня, вновь и вновь заставляя мысленно возвращаться к его словам. Был ли он невиновен на самом деле или просто считал себя таковым? Чтобы доказать это, недостаточно было просто верить в то, что говоришь. И как тогда объяснить слова родителей Эдгара, уверенных в том, что альфа просто откупился, чтобы не сесть в тюрьму? Кто-то из них лжёт, но кому верить? Так или иначе, я должен попытаться во всём разобраться. Но ощущение, что всё происходящее неправильно, не отпускало меня, и я понимал почему. Илья ни о чём не знал, хоть имел на это не меньшее, даже большее право, чем я. Но стал бы он слушать Ярослава? Со всей этой историей с Эдгаром я совершенно не ожидал, что окажусь втянут в ещё одну тайну, касающуюся моего друга. Значило ли это, что Ярослав не верит, что сможет убедить пару, потому и обратился ко мне? Но как я смогу его убедить, если сам ни в чём не уверен? Вся эта мешанина мыслей и эмоций не отпускала меня ещё несколько дней. О-папа вернулся домой, под пристальную опеку взявшего отпуск а-папы и меня, Илья продолжал готовиться к концерту, в предвкушении улетая на репетиции сразу после пар, а я старательно делал вид, что всё замечательно. И только, казалось, всюду преследующий меня взгляд пары рушил возводимую раз за разом иллюзию нормальности. Когда до новогодних праздников осталась всего неделя, начались зачёты. Толпы студентов паломничали от одного преподавателя к другому, то пытаясь надавить на жалость, то, воровато оглядываясь, заключить материально подкреплённый договор. Я, перечитав лекции, пожал плечами и удовлетворился осознанием, что смогу накарябать что-нибудь приемлемое. Пропусков у меня не было, поэтому допуск получить оказалось нетрудно. К первому курсу требования оказались не сильно завышены: многие и так находились в предобморочном состоянии, но всё равно все неустанно жаловались на трудную программу и зверей-преподавателей. Эдгар свирепствовал сильнее всех. Нацепив маску холодной отчуждённости, он не поддавался на слезливые мольбы и игнорировал откровенные взятки, молча отправляя нерадивых юношей учить необходимые для допуска темы и писать рефераты. Мы с Ильёй, получившие у него допуск в числе первых, с исследовательским интересом наблюдали за мучениями ленивых одногруппников, предпочитавших в течение семестра строить глазки преподавателю и вынужденных теперь спешно восстанавливать пробелы в записях лекций. Я понимал, что экзамен станет последней официальной причиной для встречи с парой. Потом мы будем лишь случайно пересекаться в коридорах и периодически встречаться вместе с Ильёй на нейтральной территории, вынужденные поддерживать нашу легенду ради его спокойствия. Его ли?.. Делал ли я это ради Ильи или ради самого себя? Я не мог определиться, беспокоит ли меня больше то, что встречи с альфой продолжатся, или то, что они сократятся. Я бы хотел сказать, что рад, ведь теперь мне реже придётся лгать самому себе и близким людям, изображая равнодушие, но и это была бы ложь. Моя жизнь стала сплошным обманом, и я не знал, как выбраться из той ловушки, в которую сам себя загнал. Илья заканчивал раньше нас обоих, добираясь до дома на автобусе, конец же моего рабочего дня в библиотеке иногда совпадал с возвращением домой Эдгара. Поэтому я периодически видел его на стоянке, идя мимо неё к остановке. Сегодня я вновь закончил раньше обычного: бета-библиотекарь печально покачал головой, сетуя на сессию, но признал значение учёбы для всех и каждого и важно отпустил меня грызть гранит науки. Знал бы он о моей успеваемости… Так что, спустившись по ступенькам и направившись своим обычным путём, я по привычке глянул в сторону нестройного ряда машин. И резко остановился. Облокотившись на машину, стоящую практически у выезда, на меня пристально смотрел Ярослав. Он кивнул мне, и я неспешно пошёл в его сторону, тревожно хмурясь. Садиться в машину к незнакомцу нам запрещают с самого детства, и я никогда не считал это пустыми словами. Очевидно, наша с ним поездка тогда, после больницы, была совершена мною в состоянии аффекта. И реакция на это Эдгара теперь кажется мне вполне разумной. – Дан, – поприветствовал меня альфа. Я кивнул, остановившись в нескольких метрах от него. Ярослав, заметив это, отодвинулся от машины и сказал: – Я хотел предложить тебе поехать куда-нибудь в спокойное место, чтобы поговорить. – Не думаю, что могу себе позволить такое доверие, – отозвался я, пожимая плечами. Альфа, окинув взглядом стоянку, на секунду задержал на чём-то взгляд и едва заметно ухмыльнулся. Я оглянулся, но никого не увидел. – Если ты не сможешь мне поверить, то и встреча наша изначально обречена на провал. – Смешно, если ты надеялся, что я без причины поверю постороннему человеку. К тому же, эта встреча нужна тебе, а не мне. Ярослав, прищурившись, смотрел на меня, уже открыто улыбаясь кончиками губ. – Не буду спорить. Что ж, тогда давай зайдём в какое-нибудь кафе. Есть поблизости что-нибудь приемлемое? Я успокоился, поняв, что пихать в машину меня никто не планирует и даже позволяют самому определиться с местом. Мы с Ильёй как-то посещали одно небольшое кафе за рынком, спрятавшись в нём из-за проливного дождя. Илья тогда смеялся над тем ужасом, в который превратились мои мокрые от воды волосы. В отместку я потряс головой и забрызгал и омегу, и стол. А потом долго извинялся перед смеющимся Ильёй и подошедшим работником. Мда… Усевшись за дальний столик, мы заказали по чашке кофе. Вопросов было настолько много, что я не знал, какой стоит задать прежде. В кафе было жарко, и я снял пальто, чуть приподняв рукава. Свою ошибку я понял тут же, заметив внимательный взгляд, которым альфа наградил мои исполосованные руки. Матерясь про себя, я вновь спустил их, припоминая довольно тяжело прошедший для меня сегодня семинар с Эдгаром. Само занятие прошло как обычно, просто некоторых… подверженных привычке причинять себе боль лиц немного клинило. Хотя… и в этом не было ничего непривычного. – Смысла спрашивать нет? – поинтересовался Ярослав. – Никакого, – подтвердил я, поглаживая чашку, чтобы чем-то занять руки. Постучав кончиком ногтя по ободку, я решился: – Может, расскажешь всё с самого начала? Альфа смотрел в сторону, собираясь с мыслями. Или решая, что стоит говорить, а что нет. Или вообще придумывая. Мне определённо нужно было успокоиться. В конце концов, верить ему или нет – решать мне. – Это было не начало, а конец, – наконец, заговорил он, продолжая смотреть в сторону и позволяя тем самым следить за сменой эмоций на его лице, – потому что в тот момент смерть забрала двух человек, прихватив заодно и мою прежнюю жизнь тоже. Ты когда-нибудь чувствовал, что к любому фатальному исходу, который другие считают стечением обстоятельств или случайностью, тебя подводили десятки принятых тобою различных решений? Потому что, если так оно и есть, ничего на свете нельзя назвать случайным. В тот день одно из моих решений привело к тому, что уже четыре года я не живу, а существую. И к тому, что сейчас, встретив свою пару, я не могу решиться даже показаться ему на глаза. – Мне казалось, ты говорил, что не виновен, – нахмурившись, проговорил я. Всё это больше походило на признание, нежели на оправдание. – Я виновен в том, что именно в тот день не поехал привычным путём. На повороте возле моего дома случилась авария, и я свернул налево. Так ехать было дольше, поэтому я нервничал на каждом светофоре, боясь, что опоздаю на работу, но всё равно стараясь не превышать скорости. Была зима, снег плохо таял, а дороги не расчищали как следует. Они вылетели на перекрёсток как раз в тот момент, когда я уже поехал на зелёный. Возможно, надеялись проскочить или просто не заметили. Я вывернул руль, и мы разъехались, не столкнувшись, но… Он помолчал, стискивая пальцами ручку чашки с остывающим кофе. – От резкого торможения меня тряхнуло, и я на секунду перестал понимать, что происходит. А когда выскочил из машины, всё уже было кончено. Дерево остановило их на полном ходу… Он отпил кофе, и я заметил, что его правая рука немного подрагивает. Увидев мой взгляд, альфа сказал: – Началось после суда. Неловко отведя взгляд, я спросил: – Но почему был суд? Стараясь приглушить чувство боли за пережившего весь этот кошмар Илью, я попытался логически мыслить. Фактически… они нарушили правила, проехав на красный, да ещё и на большой скорости по гололёду. Куда они могли так торопиться и зачем? – На суде настояли родители Эдгара. Чашка в моих руках тихо звякнула, столкнувшись с блюдцем. Расширенным взглядом я смотрел, как Ярослав медленно отпивает кофе, чувствуя, как звуки вокруг меня становятся глуше. Родители Эдгара… Они ведь дружили с погибшими. Получается, что Ярослав знал в прошлом и его тоже? Но ведь альфы не было на суде, как он… – Разумеется, я не подозревал, кто они, до недавнего случая. Какая ирония – я, чуть не собственноручно убивший родителей истинного, чудом избежал его собственной смерти под колёсами моей машины, – без улыбки заметил Ярослав, пронизывая меня взглядом, – только в этот раз мне повезло больше. И за спасение пары у меня перед тобой долг жизни. Я поморщился, стягивая рукава и прикрывая ими собственные дрожащие пальцы. – Тогда откуда ты узнал, кто они? – На суде они представились опекунами сына погибших. На самого Илью я почти не смотрел, не мог заставить себя поднять взгляд. Ему было всего пятнадцать, так что, даже не будь стеклянной перегородки, я бы не смог узнать правду… Они утверждали, что из-за вышедших из строя в ту неделю на перекрёстке камер установить, кто именно виноват, без разбирательства невозможно, и что одной экспертизы по тормозному следу и амплитуде удара мало. Мой адвокат, которого нашёл папа, сумел доказать, что показания видеорегистраторов, изъятых в тот же день из обеих машин, в дополнении к уже проведённой экспертизе, подтверждают мою невиновность, – он горько усмехнулся, прикрыв глаза. – Я чувствовал себя ужасно. Ведь именно я решил в тот день поехать через тот перекрёсток. Я не заметил несущуюся на красный машину, потому что торопился на работу. Если бы я съехал с места не сразу, а секундой позже… Если бы увидел их… Полный безнадёжности взгляд остановился на мне, лишая и без того не слишком искусного дара речи. Даже свернув в сторону, он не смог предотвратить аварию, и осознание этого мучило мужчину до сих пор. Мог ли я обвинить его?.. Я не знал, что заставило родителей Ильи нарушить правила, создав на дороге опасную ситуацию, в которой не каждый опытный водитель сможет правильно среагировать. А Ярослав явно опытным не был, и всё равно смог предотвратить столкновение. Как бы сложилась его судьба в ином случае… – Через месяц после суда я вновь нашёл нашего адвоката и через него смог узнать адрес погибших. Мне хотелось… не знаю, в те дни я практически не мог думать, спать, даже просто закрывать глаза, тут же видя покорёженную машину. Я надеялся, что смогу как-то помочь их сыну, понимая, что, скорее всего, видеть меня он не захочет. Какие бы ни были обстоятельства, для него я наверняка был убийцей. Однако по указанному адресу мне сказали, что прежние владельцы продали дом. Тогда я узнал у адвоката адрес самих опекунов и отправился к ним, предполагая, что найду парня там. Но увидеть его мне не дали, – альфа застывшим холодным взглядом уставился в окно, – вместо этого мне дали понять, что в подачках мерзавцев, сумевших откупиться от крови на руках, никто из них не нуждается, и что я могу поплатиться за своё преследование пережившего потерю мальчика. Ярослав догадывался, что Илья никогда не верил в его невиновность. Каково же было ему узнать, что омега – его пара… – Я мог понять их боль. Мог понять, что они пытались добиться правды и справедливости. Но я никому не платил за то, чтобы избежать наказания. Я был готов к нему, я чувствовал, что должен искупить последствия и моей, и их ошибки. Вот только никому моё искупление было не нужно. Папа попал в больницу с приступом сразу после суда, и я заменил его в фирме отца, давно умершего. Я оплачиваю его лечение по сей день, но улучшений нет и не предвидится. Мы с ним практически не разговариваем, хоть я и навещаю его каждую неделю. Он не смог перенести, что я мог быть виновен в смерти других людей. А я не могу перенести то, что каждый раз, глядя на него, понимаю, что испортил и его жизнь тоже… Альфа прикрыл глаза ладонью, сжимая переносицу. Тишина над нашим столиком была физически ощутима и давила на плечи тяжёлым, вязким облаком. – И вот я нашёл своего истинного, чуть не лишившись его прежде, чем успел понять это. Я видел Илью лишь раз и не смог сразу узнать его. Лишь лицо показалось мне смутно знакомым. Заявить о своей истинности в тот же вечер показалось мне грубым: я хотел дать омеге время прийти в себя и ощущал вину за очередную почти-аварию. Поэтому я отправился домой и отвёз тебя, по дороге решив прощупать почву. Ты проявил осторожность, в которой я не мог тебя винить. На следующий день я планировал навестить папу, а после зайти к омеге, так как слышал слова врача о том, что его оставят ещё на день. Каково же было моё удивление, когда я с другого конца площадки увидел, как из входа в неотложку идут мои давние знакомые, опекуны сына погибших. И рядом с ними был Илья. Они приблизились к каталке, мне было почти не видно, кто на ней лежит, но они звали его по имени. Называли его сыном. И я увидел, как моя пара плачет и держит руки мужчины, который ещё вчера обнимал и успокаивал другого омегу, который не позволял ему ехать домой с чужим альфой и явно ревновал. Мой истинный, которого я лишил родителей, смотрел на сына людей, обвинивших меня в убийстве, таким взглядом, что мне всё стало ясно. Я знал, что Илья не был влюблён в Эдгара как в альфу, но искренне любил как брата. Но Ярослав, шокированный и ослеплённый болью, смог увидеть совершенно иное. Я бы солгал, если бы сказал, что не понимаю его чувства теперь, когда и сам… – Я знал их адрес, они его не сменили. И смог следить за Ильёй, всё время оставаясь в стороне. Они живут вместе. Вместе приезжают в институт. Что я мог подумать? На моей паре не было колец, метки и запаха, но он жил с другим альфой в одном доме. И… я никак не мог забыть его взгляд. Если мой омега уже был влюблён, это лишало меня даже тех ничтожных шансов, что у меня были. Я не мог встретиться с ним, не был готов к ненависти и презрению, к окончательному отказу, призрак которого уже звучал у меня в голове. Поэтому, встретив тебя в торговом центре, испугался, что где-то поблизости находится Илья. Но, увидев рядом с тобой Эдгара, возненавидел его ещё больше. Я не мог понять, в какие игры он играет, и гнал от себя мысль, что вы вдвоём встречаетесь за спиной Ильи. Там, в больнице, ты не проявил к альфе каких-либо чувств, кроме раздражения и злости. А потом я увидел вас у того антикафе. Ты так спокойно отпустил альфу вместе с Ильёй, что я испытал и боль, и облегчение. Между вами ничего не было, но Илья… уехал с другим альфой в тот самый момент, когда омега не способен себя контролировать. И, увидев тебя, я решил рискнуть. Остальное тебе известно. Я смотрел на совершенно опустошённого альфу, сидящего напротив меня, чувствуя столько эмоций сразу, что хотелось закричать. Пытаясь прийти в себя, я отпустил чашку и схватился за подлокотники кресла, вдавливаясь в спинку и сжимая ладони. Как бы это ни было странно, я верил ему. Не мог логически объяснить поведение родителей Эдгара, но не сомневался в его словах. Этот альфа любил Илью, хотя абсолютно его не знал, и по-своему заботился о нём. Я мог понять его и как ему тяжело держаться вдали от своей пары. Промелькнувшее воспоминание на секунду вытеснило из головы все остальные мысли. Омега с цветами в руках. Я подался чуть вперёд. – Получается… это ты все эти годы приносил цветы на могилу в годовщину их смерти? Я почти не сомневался в ответе. Но альфа непонимающе посмотрел на меня, отняв ладонь от лица. – Цветы? Нет. Это был не я. Снова откинувшись в кресле, я растерянно нахмурился. Но… если это был не Ярослав, то кто?