Изъян

Разговор с Ярославом дался мне тяжелее, чем я ожидал. Рассуждения альфы, вынужденного оставаться в тени и полагаться лишь на то вырванное из контекста, что являлось его взгляду, оказались неожиданными. Я внезапно довольно ясно понял, что именно моя агрессия к Эдгару в прошлом привела к тому, что сейчас альфа смог довериться мне. Если бы уже в то время я испытывал к истинному чувства и как-то выдал их, Ярослав, посчитав меня предателем, развлекающимся с мужчиной, в которого влюблён его друг, за его спиной, никогда бы не доверился мне. Цепь решений, случайно приведшая к нашей встрече в этом кафе… или не случайно. После всего сказанного нам было довольно неловко смотреть друг на друга. Альфа явно чувствовал себя некомфортно после раскрытия всего, что его волновало, перед чужим человеком. Я же, испытывая странное чувство дежавю, не мог поднять взгляд на этого человека, так твёрдо уверенного в моём благородстве. Я снова вынужден скрывать правду, и снова неизвестно, ради чьего блага на самом деле. И в то же время… ничего из того, в чём Ярослав мог бы нас обвинить, узнай он правду, на самом деле не было. – Я… – решив первым нарушить молчание, подал голос я, абсолютно не представляя, что сказать, что вообще стоит говорить в таких случаях. – Мне очень жаль. Я даже не думал, что такое возможно на самом деле. Что ваши с Ильёй судьбы пересекутся именно так… Мне не всё ясно до конца, но я не думаю, что ты лжёшь. – Спасибо, – кивнул Ярослав, вновь поднимая на меня взгляд, – для меня важно то, что нашёлся человек, который мне поверил. Теперь я хотя бы могу надеяться, что, когда Илья узнает правду, мне будет на кого опереться, – кивнул альфа, чуть улыбнувшись. – Значит, ты решил всё ему рассказать? – я усталым взглядом следил за тем, как Ярослав расслаблено расправляет плечи и спокойно отпивает остывший кофе. – Ты ведь понимаешь, что у нас нет ничего, кроме твоих слов? Ни одного доказательства? – Я знаю. Но и не говорю, что это случится сейчас. Мне нужно время, чтобы обдумать, как сделать это так, чтобы всё не пошло прахом в первые же минуты. Я собрался с духом, понимая, что сказать это будет тяжелее, чем я думал. – Возможно, было бы лучше просто оставить всё как есть? Альфа замер с чашкой в руках. – Что? – Знание правды причинит Илье боль и, возможно, отвратит его от близких ему людей, по какой-то причине обманувших его, ты ведь понимаешь это? Ярослав, в отличие от меня, не собирался довольствоваться возможностью просто видеть своего истинного, ни на что более не претендуя. Но я, столько времени скрывавший правду про нас с Эдгаром, чтобы избежать боли близкого друга, не мог принять желание его собственной пары так ударить по своему истинному. Альфа медленно поставил чашку на стол и сцепил пальцы в замок, с твёрдой решимостью глядя мне в глаза. – Скажи, что будет честнее – продолжать молчать, зная, что мой омега влюблён в другого альфу, у которого неизвестно, что на уме, и даже не подозревает о близости истинного, или сказать ему правду, которую он заслуживает? Я почти открыл рот, собираясь сказать, что Илья вовсе не влюблён в Эдгара, как вдруг резко дал задний ход. Эдгар любил Илью, это было правдой. Я вдруг с ужасом осознал, что будет с ним и его чувствами к омеге, если тот поверит Ярославу. Вне зависимости от моих чувств, боль Эдгара была последним, чего я хотел. И на секунду мне пришла в голову ужасная мысль. На секунду я захотел, чтобы Ярослав продолжал верить в то, что Илья действительно влюблён в Эдгара, и оставил свои попытки. Чтобы просто позволил им быть вместе. Я застыл. Я готов был пойти на осознанный обман. Не просто на утаивание во благо других, а на намеренное искажение правды. И мне стало жутко. В какой момент забота о близких мне людях превратилась в манипулирование их судьбой без их ведома и согласия? Неужели я действительно был способен обмануть сидящего напротив меня мужчину, который оказался честнее меня в своём намерении добиться правды? Я не ответил на его вопрос, и мы молча допили кофе. На выходе из кафе Ярослав, пропустив меня вперёд, произнёс: – Илья каждый день задерживается после занятий, хотя раньше уходил позже лишь два раза в неделю. Я видел его расписание возле деканата. У него проблемы с учёбой? Я растерянно посмотрел на него, про себя задаваясь вопросом, как часто и долго он за ним следит. – Нет, он ходит на факультатив. Ярослав с интересом посмотрел на меня. – Какой? – Музыкальный, – я слегка улыбнулся, чувствуя заботу и нежность в его словах. Почему всё должно быть так сложно… – Он играет на чём-то? – чувствовалось, что альфе была интересна любая новая информация об истинном, с которым он сам не мог даже просто поговорить. – Нет, поёт. – Красиво? – печально улыбнулся Ярослав. – Не знаю, он никогда мне не пел, когда я просил. Хотел сделать сюрприз. – Сюрприз? Я закусил губу, коря себя за неосторожность. Следить за словами мне всегда удавалось с трудом, хоть матерными они были, хоть просто неуместными. А уж выпутываться из подобных ситуаций и подавно. – Да. Хотел, чтобы я впервые услышал его во время выступления. Альфа выжидающе смотрел на меня. Я выразил удивление, немного переигрывая с поднятием бровей и распахиванием глаз. – Когда оно будет? – пояснил своё ожидание Ярослав. – Ты же не собираешься приходить? Это слишком рискованно, – заметил я, мало надеясь на его и так истощённую выдержку. Альфа просто не смог бы пропустить выступление своей пары. – Я не собираюсь светиться. Просто посмотрю со стороны, – я явственно почувствовал его нетерпение и вздохнул. – В эту пятницу, в четыре. Я с тревогой надеялся, что Ярославу удастся во всей той толчее, что будет царить, остаться незамеченным самим Ильёй. Он кивнул, глядя куда-то поверх моей головы. – Сейчас, если ты не против, я пойду. Кое-какое дело не терпит отлагательства. Я проводил взглядом его фигуру, скрывшуюся за ближайшим поворотом. Мне почему-то было тяжело сделать глубокий вдох; я чувствовал, что происходящие события развиваются всё быстрее, и не представлял, как их замедлить. Я не мог понять мотивы родителей Эдгара, сознательно исказивших восприятие произошедших событий у Ильи и вызвавших в нём ненависть к альфе. Они знали Ярослава прежде? Что они пара, не знал никто, включая самих альфу и омегу. Возможно, они не хотели, чтобы Илья знал, что именно его родители виновны в аварии? Кажется, это единственное возможное логическое объяснение. Но всё равно, обвинить человека, зная, что он этого не совершал… Неужели это было легче, чем сказать, к примеру, что это был просто несчастный случай? С другой стороны, возможно, они не хотели ранить правдой уже пережившего боль потери омегу. Но откуда они могли знать, что мысль о несправедливо избежавшем наказания альфе не сломит Илью ещё больше, а, наоборот, придаст ему сил? Одни догадки… А как узнать правду? Просто подойти к родителям Эдгара и спросить: «Скажите, почему вы вынудили Илью думать, будто Ярослав виновен в той аварии?» Самое лёгкое, на что я могу рассчитывать, это вежливое недоумение и просьба закрыть дверь с той стороны. Ни у Эдгара, ни у Ильи нет причин не доверять их словам. Какую для них будут иметь ценность слова Ярослава или мои? Здесь нужно что-то посерьёзнее… Интересно, что было на записях видеорегистраторов? Родители Эдгара ведь видели их? Или только судебные представители? Раз их использовали в суде как доказательство, значит, должны были ознакомить обе стороны. Объясняли ли эти записи мотивы поведения родителей Ильи, вынудившие их проехать на красный на большой скорости по скользкой дороге? И могло ли в них содержаться что-то, что повлияло на родителей Эдгара? Меня выводило из себя, что я был вынужден довольствоваться лишь собственными предположениями. Хотелось наконец-то узнать всю правду, до самого конца, потому что что-то постоянно ускользало из поля зрения, оставалось в тени, являясь при этом ответом на все вопросы. Хоть я и узнал правду о Ярославе, я совершенно не представлял, что мне теперь с ней делать. Как помочь доказать его слова, если сами доказательства – вне границ досягаемости? Тем временем день концерта, подводящего финальную черту уходящего года и сданных зачётов, приближался. После каникул нас ждали экзамены, но сейчас все лихорадочно думали лишь о предстоящем разгуле. Сам концерт собирались проводить в большом актовом зале, из которого в последние дни спешно выносили ряды стульев и приводили в приемлемое состояние. Как поделился со мной по секрету Илья, они решили не выступать все вместе, а разделиться на небольшие группы, каждая из которых исполнит по несколько песен. Постоянные переживания озабоченного здоровьем мужа и ребёнка а-папы и усталые подтрунивания над ним измученного тошнотой о-папы привносили в мой мир, дрожащий от напряжения, словно натянутая струна, равновесие и покой. Рядом с ними я снова мог улыбаться, на время забывая о собственных мыслях, и благодарить судьбу за то, что подарила моей семье это счастье. В пятницу после занятий я заскочил в библиотеку, поздравить библиотекаря с наступающим праздником и поблагодарить за то, что разрешил уйти на выходные раньше. Когда я вошёл в зал, там уже собралось приличное количество зрителей. Я представил, как сейчас переживает Илья, и поспешил в расположенную за сценой костюмерную. Омега в растерянности сидел на стуле возле кучи вешалок, водя взглядом по сумбурно готовящимся к выступлению парням. Увидев меня, он вскочил и порывисто стиснул в объятиях, тут же отпуская и улыбаясь. – Я боялся, что ты опоздаешь. Мы первые выступаем. Я оглядел его костюм, состоящий из чёрной сетчатой майки и кожаных шорт, и фыркнул. – Я бы всё равно легко пробрался в первые ряды. Их в это время как раз бы уносили с сердечным приступом. – Ну Дан, как это грубо! – пожурил меня Илья, смущённо улыбаясь от моего топорного комплимента. В этот момент один из ведущих, которого я опознал по бабочке, несколько нелепо смотрящейся на фоне джинсов и джемпера, поторопил выступающих, у которых оставалось несколько минут. Илья судорожно выдохнул и жалобно посмотрел на меня. – Всё будет хорошо, – успокаивающе проговорил я, ощущая укол где-то в районе сердца, а затем сжал его пальцы. Омега кивнул, от волнения сжав губы и сморщив лоб. Я отпустил его и вышел, стараясь выбрать свободное место среди переговаривающихся групп студентов. Оглядывая зал, я вдруг увидел Эдгара. Сложив руки на груди и прислонившись к стене боком, он смотрел на сцену, а стоящая рядом с ним толпа омег о чём-то перешёптывалась, бросая взгляды в его сторону. Борясь с желанием подойти и логическим отказом от этой глупой затеи, я услышал голос ведущего, поздравляющего всех с наступающими каникулами и представляющего первых выступающих. Оставшись на месте, я смотрел, как старшекурсник-альфа скрывается за кулисами, а сам зал погружается в темноту, оставив освещённой лишь сцену. Внезапно свет на сцене поменялся на насыщенный красный и зазвучали вступительные звуки музыки. На первых словах на сцену выскочили пятеро парней, одетых так же, как и Илья, выбежавший последним. По всему залу забегали красные пятна света, олицетворяющие огонь, и в одном из пятен я увидел лицо Эдгара, внимательно следящего за выступлением. Стоящий впереди альфа прохаживался перед слаженно двигающимися в танце партнёрами, громко и агрессивно выплёскивая в зал эмоции вместе со словами.

      Be careful making wishes in the dark, dark,

      Can't be sure when they've hit their mark, mark.

      (Будьте осторожнее, когда загадываете желания во мраке,

      Ведь нельзя быть точно уверенным, когда они достигнут своей цели.)

       Я с широкой улыбкой восторга следил за Ильёй, вдохновенно танцующем с блестящими глазами. Вновь переведя взгляд на истинного, я увидел его лёгкую улыбку. Господи, я так не хочу, чтобы ему было больно… Как же мне его защитить?

      And besides in the mean, meantime

      I'm just dreaming of tearing you apart.

      (И, кроме того, в то же время

      Я просто сплю и вижу, как разрываю тебя на части.)

Эдгар, возможно, почувствовав мой взгляд, повернулся и посмотрел на меня. Я, застигнутый врасплох, мог лишь продолжать смотреть в ответ, чувствуя, как из-за грохочущей музыки внутри всё дрожит.

      I'm in the de-details with the devil,

      So now the world can never get me on my level.

      I just got to get you out of the cage,

      I'm a young lover's rage,

      Gonna need a spark to ignite.

      (Я, как и дьявол, прячусь в мелочах,

      Так что сейчас миру никогда не добраться до моего уровня.

      Я просто собираюсь вытащить тебя из клетки,

      Я – пылкость юного воздыхателя,

      Нужна искра, чтобы разгорелось пламя.)

Толпа вокруг прыгала и свистела, а мы продолжали смотреть друг на друга, словно завороженные. И мне вдруг показалось в его глазах что-то… чего там быть не должно было. Чего там просто не могло быть.

      My songs know what you did in the dark…

      (Мои песни знают, что вы сделали во мраке...)

Начался припев, и запели остальные выступающие. Я отвёл расширенный взгляд, уставившись в пол, на границе сознания выделяя в созвучии голосов нежный тенор моего омежки.

      So light 'em up up up,

      Light 'em up up up,

      Light 'em up up up,

      I'm on fire.

      In the dark dark.

      In the dark dark…

      (Так озари же их,

      Озари их,

      Озари их,

      Я горю.

      Во мраке, во мраке,

      Во мраке, во мраке...)

       Вновь посмотрев на альфу, я с каким-то мазохистским отчаянием понял, что мне не почудилось. Он смотрел на меня так, словно… Словно всё, о чём пели на сцене, испытывал прямо сейчас. Он удерживал мой взгляд, гипнотизируя и обнажая всё, что ещё оставалось скрытым от его глаз.

      All the writers keep writing what they write, write,

      Somewhere another pretty vein just died.

      I've got the scars from tomorrow and,

      I wish you could see, see,

      That you're the antidote to everything except for me, me.

      (Все писатели продолжают писать то, что пишут,

      Где-то там очередная симпатичная венка умерла.

      У меня есть шрамы из завтрашнего дня,

      И мне так жаль, что ты не можешь увидеть,

      Что ты – противоядие ко всему, за исключением меня самого.)

Он не мог так смотреть на меня. Не мог. Но смотрел. И в какой-то момент мне показалось, что два мира – тех, кто прыгал и вопил под музыку, старательно подражая танцующим на сцене, и наш, словно замедливший ход – просто случайно пересеклись, продолжая существовать по отдельности.

      A constellation of tears on your lashes,

      Burn everything you love, then burn the ashes.

      In the end everything collides.

      My childhood spat back out the monster that you see.

      (Плеяды слёз на твоих ресницах,

      Предай огню всё, что любил, а затем сожги и пепел.

      В конце концов, всё друг другу противоречит.

      Моё детство вышвырнуло обратно монстров, которых ты видишь.)

Чувства смешались, обжигая и мешая дышать. Мне нужен был воздух. Я оглянулся, ища возможность выйти из этой разгорячённой толпы и от этого горячего взгляда, который мне просто померещился. И наткнулся на взгляд Ярослава, стоящего в нескольких метрах от меня.

      My songs know what you did in the dark…

      (Мои песни знают, что вы сделали во мраке...)

Он смотрел на меня, слегка склонив голову набок, таким пристальным взглядом, что я непроизвольно сжался. Затем медленно перевёл его на Эдгара, и у меня всё внутри покрылось льдом. Он видел наши взгляды, которые даже слепой смог бы расшифровать. Видел, и в этот раз скрыть мне ничего не удалось. Песня закончилась, и я отвлёкся на зазвучавшие отовсюду громкие аплодисменты. Парни на сцене поклонились, Илья помахал рукой и скрылся вслед за остальными. Глубоко дыша, я вновь оглянулся, но Ярослав исчез. Пройдя несколько шагов, я отчаянно завертел головой, но не смог его увидеть. Собираясь направиться дальше, я чуть не вскрикнул от внезапного прикосновения к руке, и повернулся к появившемуся рядом Эдгару. Снова зазвучала музыка, и на сцене появились следующие певцы, подбадриваемые заведённой толпой. – Кого-то ищешь? – спросил он, пронизывая меня отчего-то холодным взглядом, хотя ещё минуту назад буквально купал в огненной бездне. Я замялся, вновь оглядываясь и чувствуя отчаяние. Теперь Ярослав знал правду. Альфа, доверивший мне самое ценное, что у него было, и стремящийся добиться правды, теперь уверен в моём предательстве. Альфа, чьё терпение висит на волоске и от чьих действий зависит будущее всех нас. – Дан! Я вздрогнул от властного баритона, прошедшегося мурашками по всей коже. – Я видел его. Снова случайная встреча? – Эдгар, прищурившись, иронично приподнял бровь. Я вскинулся, чувствуя в его словах насмешку. Как же меня достали эти альфы со своими скоропалительными выводами! – Вы ничего, блядь, не знаете, – процедил я, сжимая дрожащие пальцы и выдерживая его убийственный взгляд. – Кажется, нам стоит кое о чём поговорить, – раздражённо бросил он, крепко схватив меня за локоть и поведя прочь из зала.