Не "просто".

***

      Абигейл — не истеричка. Просто ее уже несколько месяцев каждый день душат слезы, и воспоминания бьют, как только могут. И уже тогда от них никуда не деться.       Абигейл — не сумасшедшая. Просто образы отца и юного жениха, так и не ставшего мужем, всё ещё блуждают по ее квартире, хоть профессор и жив. И, несмотря на худобу девушки, кольцо на безымянном пальце всё же иногда леденит кожу, и снять его невозможно.       Абигейл не злопамятная. Просто она сразу после возвращения домой уволилась с высокооплачиваемой работы, с трудом удержавшись, чтобы не плюнуть в лицо «ни в чем не виноватому» начальнику. И долго еще обходила стороной ненавистное двадцатиэтажное здание.       Абигейл не боится летать. Просто каждый раз, когда она подходит к летательным аппаратам, ее горло сдавливает и не отпускает иногда до вечера, а руки бьет мелкая дрожь.       Абигейл не отшельница. Просто она не любит, когда к ней домой ни с того, ни с сего приходит оравакоманда малолетних психовмолодых героев, из которых особенно бесит высоченная блондинка с таким же высоченным голосом и до противного ярко-малиновыми очками, вечно твердящая, что «это пройдет». И из которых особенно жалко мальчишку с взъерошенной шевелюрой — единственного, знавшего, кто именно подарил ей такое дорогое и теперь такое тяжелое кольцо.       Абигейл — не маленькая девочка. Просто ей часто слышатся слова отца «Не плачь, родная» и видится его честный, благородный, чистый взгляд. И кажется, что вот-вот теплая, большая отцовская рука проведет по мягким каштановым волосам, которые девушка специально для жениха завязывала в забавный хвостик. И оба говорили, что эта прическа — самая красивая.       Абигейл — не барахольщица. Просто самые мелкие безделушки, самые размытые фотографии в телефоне и самые старые, негодные, но некогда любимые, диски она уничтожить не смогла, и они так и находятся, где были.       Абигейл ни от кого не зависима. Просто иногда ей так хочется прижаться к обоим самым дорогим своим людям, которые когда-то горой стояли за нее. И она не может перестать обивать порог СИЗО, упрашивая и унижаясь, чтобы ей дали поговорить с отцом — «опасным преступником». И не может перестать приходить каждый день на кладбище, забывая про всё на свете, и сквозь всё те же треклятые слезы вчитываться в текст на надгробии, вглядываясь в улыбающееся лицо любимого человека…