Патология

— Тебе больно, Катерина? — Тебе больно, Катерина? — Тебе больно, Катерина? Она едва различала этот голос сквозь толщу пульсирующей в ушах крови. Хорошо. Кэтрин не желала слышать. Чувств, вызываемых Клаусом и его жалкой пытки, длившейся уже — сколько? день? час? век? — Кэтрин потеряла счет времени, когда Клаус решил, что кроме того, как вновь и вновь резать ей вены, можно еще сыпать внутрь соль, — ЭТИХ чувств хватало. Оказывается, все это время он знал о вербене, которую Кэтрин давал Сальваторе-старший. Знал и играл с ней, точно с ребенком. Кэтрин не позволяла себе роскошь надежды долгие века, и все же на мгновение — идиотка — она верила, как не смог бы и верховный апостол. Клаус оборвал эту ниточку. Он делает так. Всегда. — Я задал вопрос. — Наклонившись вперед, он схватил ее за подбородок скользкими от крови пальцами и заставил смотреть на себя. Если бы у нее оставались хоть какие-то силы, она бы плюнула. — Катерина. Я знаю, ты слышишь. — Не зови меня, — прохрипела она, — так. Клаус состроил удивленное лицо. Казалось, еще немного, и он рассмеется ей в лицо. — Но это твое имя. Или только моему брату дозволено называть тебя им? Брату, кто предал МЕНЯ ради ТЕБЯ. — Его глаза почернели, и он с размаху пырнул Кэтрин ножом в живот. Задохнувшись, она хотела было наклониться вперед и сплюнуть кровь, но веревки, по рукам и ногам приковавшие ее к стулу, не дали ей и малейшего шанса. Кровавый сгусток заляпал ее лохмотья, отдельные капли падали на рукоять ножа, который Клаус так и не удосужился вытащить из нее. Когда Кэтрин подняла взгляд, то увидела, что гибрид возвышался рядом. — Никогда не понимал его, кстати. В вас двойниках нет никакой искры, огня. — Клаус щелкнул ее по носу и без предупреждения вытащил свое орудие. Кэтрин против воли всхлипнула. — Признаться, однажды я тоже пал перед чарами одной из вас, но я был чистым мальчишкой. — Встретимся в аду, ублюдок, — заставила себя сказать Кэтрин. Больше ей бояться было нечего. Все самое ужасное, что только могло случиться, случалось здесь и сейчас, и она занимала в этом кукольном спектакле главную роль. Рука Клауса дернулась. Кэтрин решила, что он ударит ее, но гибрид просто сжал кулаки. Она знала, очень хорошо знала, как заводило Клауса упоминание о его бастардовом происхождение. — Как ты меня назвала? Катерина, я думал, ты знаешь лучше… Повтори, — он схватил ее за горло, — Сейчас или я оторву каждый член твоего маленького тела, а обрудки полью вербеной. Это мне едва ли наскучит в ближайшие, я не знаю, пару часов. ПОВТОРИ. — Что будет, если я скажу это? — Слова сопровождал кашель и хрип, перед глазами с левой стороны закружилась темнота. «Нет, только не это». Кэтрин не вынесла бы позора, упади в обморок. В первый день. «Не здесь, не перед ним». Клаус, будто читая эти отчаянные мысли, улыбнулся и, придвинувшись к ней вплотную, шепнул: — Не хочу портить сюрприз. — КЛАУС. Гибрид раздраженно закатил глаза и отпустил ее. Кэтрин втянула воздух через рот. — Не сейчас, Стефан. — Нам нужно поговорить. — Пауза. — Ты и позже можешь закончить. Чтобы ты не делал. Кэтрин так ослабла, что не могла даже поднять взгляд на своего невольного (Или? Возможно ли.?) спасителя, но так даже лучше. Стефан не должен видеть ее такой; не должен ассоциировать это грязное, изрубленное, шипящее от вербены тело с ее лицом, глазами и губами. Никогда. Еще раз «на прощание» проведя указательным пальцем от ее левой ключицы до правой груди, разбередя еще незажившую рану, Клаус удалился вслед за Стефаном в соседнюю комнату. И, пускай зрение Кэтрин чуть затуманилось, и сама она готова была немедленно потерять сознание, слух еще не подводил ее. — Зачем ты делаешь это с ней? Клаус. Разве она недостаточно страдала? Кэтрин улыбнулась. Даже с отключенной человечность, когда ни ему, ни ей не за что было цепляться, Стефан оставался героем. Она любила это в нем, больше чем что-либо еще. — Мне казалось, это она превратила тебя в то, что ты так ненавидишь, Стефан. В вампира, риппера. Зачем защищать ее? — Голос Клауса понизился, в нем проступили презрительно-любопытные нотки. — Или, может, ты так глуп, что все еще чувствуешь к ней что-то? Пару невыносимых секунд стояла тишина. Кэтрин вся натянулась в ожидании; стук в ушах усилился. — Нет. Конечно, нет, — ответил Стефаг и затем: — Меня тоже будешь пытать? — Ммм… я на самом деле еще не до конца решил, но каждое твое последующее слово будет иметь вес. Вздох. — Могу я дать ей крови? Очевидно, Клаус действительно имел слабость к «старым друзьям». — Один раз, — предупредил он, и по звуку шагов, а также звонкому скрипу замков, Кэтрин определила, что он ушел. Клетка в форме отельного номера захлопнулась, оставляя их со Стефаном одних. Они не могли ничего сделать, что было бы против воли Клауса, не могли уйти, не могли НИЧЕГО. И все равно это была маленькая победа. «Наконец-то». — Мой герой, — промурлыкала она, когда Стефан поднес к ее губам свое запястье. — Развяжи меня. — Ты знаешь, я не могу. — Тишина полнилась хлюпаньем крови и ее вздохами. — Плюс, Клаус внушил тебе не двигаться. — Он не внушал тебе, — указала Кэтрин и уже тише: — Он никогда не внушает тебе — без острой необходимости… — Нет. — Хмурость была ему к лицу, но ей так хотелось бы разгладить все эти линии. — Ты что-то знаешь? Кэтрин. Скажи мне. — Боюсь, еще не время, Стефан. Тебе придется потерпеть. А, может, он сам скажет. Кэтрин знала, что этого не будет. До тех пор, как на них надвинется во всем своем великолепии Чикаго, Город ветров. *** Казалось, прошла уже вечность. Наполненная кровью и разбитыми принципами уродливая вечность. Для вампира одно лето должно значить не больше, чем для обычного человеком — день, но сейчас Стефан ощущал, что день равен году, а неделя веку. — Ударь ее. Жажда крови закрыла для него багряным полотном все остальное. Стефан пытался контролировать себя, и как обычно это не приносило никакой пользы. Все было бесполезно. Раз попробовав, он уже не мог остановиться. Никогда — без Лекси, а Лекси мертва. Взамен нее был Клаус, а тот, казалось, поставил своей целью лишить Стефана последних остатков совести. — Ты слышал меня. Я сказал, ударь. Ну или вонзи клыки ей в шею, мне все равно. ДЕЛАЙ. Между тем, он должен поправить себя. Жажда перекрыла ему путь ко всему, кроме Кэтрин. Не давая себе времени на раздумья, Стефан шагнул к стоявшей навытяжку вампирше. Даже в такой непривычной, слишком простой для нее позе Кэтрин была эффектна. Хватит. Он и так колебался подозрительно долго. Это всего один укус — он ни за что не ударил бы ее, — один маленький укус. Сама Кэтрин делала это с ним тогда, в 1864, почему же он должен поступать с ней иначе? — Нет. Разумеется, лишь жалость подтолкнуло его к бунту, но сострадание и презрение к себе не мешали Стефану исполнять приказы Клауса в отношении других людей. Кэтрин «другой» не была. Глаза Кэтрин вспыхнули торжествующим мятежным огоньком, а кончик кровавых губ приподнялся. С Клаусом же происходили перемены обратного характера. — Что ты сказал? — прошипел он и, схватив Стефана за плечо, развернул к себе. — Нет, — вновь сказал Сальваторе, уже громче. — Не включай меня в свои игры, Клаус. Я буду исполнять твои приказы, но не… капризы. Стефан успел дойти до двери и уже знал, какая фраза за этим последует. — Мне надо напоминать, что так же легко, как я спас жизнь твоего брата, я могу забрать ее? Все всегда возвращалось к этому. Угрозы. И повиновение. Вкус у крови Кэтрин Пирс был кисло-сладкий, и она застонала, когда его зубы пронзили ее шейную вену, будто он целовал ее, а не насыщался. *** — Видишь это, Катерина? Подарок от одного друга в Испании. Невероятная страна, а главное, какая фантазия в области… ммм… НАКАЗАНИЙ. — Пытки, — прохрипела Катерина. На удивление, она выглядело довольно опасно с этими прилипшими ко лбу волосами-змеями и тяжело вздымавшейся грудью. Хотя нет. Тут больше подошло бы слово «строптиво». Клаус пожал плечами. Он успеет выбить это из нее. — Как хочешь. Главное, это то, что теперь наше с тобой времяпрепровождение станет куда более изощреннее. — Я думала, ты мастер в области пыток, — выплюнула Катерина, и гибрид точно знал, откуда в ней столько храбрости. Язык Петрой заплетался, но она продолжала говорить то, что в ее ослабленном мозгу звучало оскорблением. — Знала бы, что ты… не можешь сам придумать способ мучить… — Катерина, зачем говорить то, что, мы оба знаем, является ложью? К чему? — Он сжал ее плечи, раздался хруст, и Катерина тихо всхлипнула. — Думаешь, я не знаю, каким способом ты пытаешься перетянуть верность Стефана? — Его верность тебе не принадлежит. — Ты лишь замена для мертвого двойника, Катерина. — Это она была заменой для меня, — мигом ощетинилась вампирша. Клаус улыбнулся. — Какая скромность. Ты знаешь, у меня на тебя большие планы. После того, как мы закончим с этим, — он махнул на испанский сапожок, — я планировал внушить тебе кое-что. Есть идеи? Катерина побледнела. Очевидно, пятьсот лет побега научили ее быстро соображать. — Нет. Не смей. — ДА. К сожалению, я не могу убить твою семью снова, но я могу заставить тебя переживать это вновь и вновь. А теперь ты подала мне еще одну идею. Я приказываю тебе сказать, что за пытка страшнее всего для Катерины Петровой. ***

— Неужели легендарная Кэтрин Пирс — так ты себя называешь, кажется? — умеет плакать? Я разочарован

.