Петербуржские зарисовки

Аркадий любил Петербург со всей горячностью молодого сердца, на которую только был способен. Он мог часами бродить по торжественным улицам столицы, наблюдать за людьми, разглядывать здания, даже замерзать и мокнуть. Петербургу была простительна любая непогода. Зимой же он становился и вовсе магическим местом — воплощением света и красоты, ожившей сказкой. Вся грязь и убожество, изредка смущающие пытливый взгляд, укрывались ровным слоем снега. И обновленный, будто отмытый до блеска и посеребренный инеем город во всей красе раскидывался перед потрясенным зрителем. Кирсанов в очередной раз замер посреди улицы, не в силах оторвать взгляда от блестящего на солнце храмового шпиля. Он вздымался вверх, сам будто отлитый из чистого солнца, и Аркадий в очередной раз пожалел, что природа обделила его художественным талантом. Базаров заминки ученика не заметил, продолжая невозмутимо шагать вперёд и даже не сбавив темпа. Поэтому Аркадию всё-таки пришлось оставить своё занятие и нагнать его. — Красивый сегодня день, — заметил Кирсанов, стараясь шагать в ногу с наставником. Базаров пожал плечами и поднял повыше меховой воротник, почти закрывая лицо. — Очень ясный и светлый. В Петербурге редко приходится видеть солнце, — предпринял ещё одну, заведомо тщетную, попытку Аркадий. Разговорить Евгения на одну из таких вот отвлечённых, любимых светским обществом тем было почти невозможно. В молчании они прошли по Невскому, повернули у Мойки и неожиданно для Аркадия оказались в каком-то незнакомом досель переулке. Базаров уверенно двинулся вперёд, и его спутнику осталось только последовать за ним, лишь смутно догадываясь, что они идут прочь от центра. — А ведь сегодня рождество, — вдруг вспомнил Аркадий, заслышав колокольный звон где-то в отдалении. Ответа он не ждал, поэтому даже удивился, заполучив заинтересованный взгляд, в котором не было ставшего привычным оттенка превосходства, и короткий вопрос: — Что ты этим хочешь сказать? — Да ничего, — Аркадий растерялся, пытаясь придумать ответ, — просто праздник. Базаров хмыкнул и вновь вернулся к своим размышлениям, оставив Аркадия практически в одиночестве. Кирсанов никогда не был особенно религиозен, но по старой памяти любил рождество, его праздничность и радость, царящую вокруг. Любил он и морозное светлое утро 7-го января, когда после длинного поста на столе вновь появляются молоко и мясо. Любил играть с дворовыми мальчишками, сооружая крепости и перебрасываясь липкими снежками. Аркадий невольно улыбнулся. Пожалуй, он всё же скучал по родительскому дому. А впрочем, некоторые «атрибуты» прошлой жизни вполне имели место быть и в нынешней… Базаров снова успел уйти вперёд и, конечно, не заметил, как хитро улыбающийся Аркадий приостановился и наклонился за порцией снега, в избытке украшавшего безлюдную и довольно невзрачную улицу — они успели выйти практически к окраине города. «Ну, господин нигилист…» — чуть мстительно подумал Аркадий, прицеливаясь в ничего не подозревающего Базарова. «Снаряд» пролетел в нескольких сантиметрах от уха атакуемого и приземлился у его ног. Аркадий даже руками взмахнул от досады, с лёгкой тревогой наблюдая, как наставник медленно оборачивается к нему. — Шалите, Аркадий Николаевич? — с еле заметной усмешкой спросил Базаров. Аркадий незамедлительно послал в полёт второй заготовленный снежок. Но и он не достиг своей цели, во многом благодаря тому, что Базаров умудрился увернуться. — И ты, Аркадий, считаешь подобное ребячество уместным для человека столь почтенного возраста? Вопрос, видимо, был риторическим, потому что сам Евгений в тот же момент наклонился, по-видимому, устав чувствовать себя безоружным, но Аркадий всё же счёл нужным ответить. — А я нигилист! — задиристо воскликнул он, поспешно сооружая снежок. — Мне чужды надуманные принципы. Хочу ребячествовать — и буду! — Вот это по мне… — начал было Базаров, но третий "снаряд" не дал ему закончить, облепив лицо мокрым снегом. Кирсанов, довольный своей меткостью, покатился со смеху и сам чуть было не свалился в сугроб. — Ну, всё, Аркадий, — вполне внушительно погрозил Базаров, отплевавшись от снега, и сам нагнулся за новой партией снежков. Так весело Кирсанову, кажется, не было даже в детстве! Как выяснилось, «стрелял» он даже более метко, чем Базаров. Зато тот умудрялся докидывать до него целые комья снега, окатывающие его лавиной, если они приземлялись около него. Аркадий увлёкся игрой настолько, что даже не заметил, как Евгений подобрался на опасно близкое расстояние. Опомнился он, только когда Базаров с утробным рыком повалил его в снег и навалился сверху, как большой медведь. — Ладно-ладно, сдаюсь! — отплевываясь от снега и смеясь воскликнул Аркадий, но Базаров и не подумал слезть, уютно устраиваясь у него на груди. Кирсанов перестал барахтаться и затих, глядя на успевшее затянуться неведомо откуда взявшимися тучами небо. На нос ему опустилась снежинка и быстро растаяла, оставшись на кончике щекочущей капелькой. Высвободить руку, чтобы её стряхнуть, не представлялось возможным — Базаров крепко придавил его к земле и обжигающе жарко дышал в шею, так что всё тело наполнялось приятным теплом. Аркадий наморщил нос, и капелька медленно стекла по щеке. Снегопад усиливался, большими хлопьями засыпая их, лежащих на снегу. Базаров зашевелился, и теперь его раскрасневшееся от мороза и дикое лицо оказалось прямо напротив лица Аркадия. Кирсанов неловко улыбнулся. — Так значит, тебе чужды надуманные принципы? — тихо и без шальной веселости спросил вдруг Базаров. Полные серьёзности зелёные глаза оказались так близко, что Аркадий едва не зажмурился, с трудом выдерживая этот пронзительный взгляд. Щеки опалило горячее дыхание, и он всё-таки закрыл глаза, чувствуя легкое прикосновение к своим губам. Поцелуй, если так можно было назвать это почти целомудренное касание, продолжился совсем недолго. Аркадий открыл глаза только когда понял, что на него больше не давят сверху. Дышать стало легче, и он сел, ощущая, как горит лицо. Базаров в нескольких шагах от него отряхивал пальто. Светлые волосы его намокли от снега и теперь выглядели менее представительно, нежели обычно. — Не сиди на снегу, простынешь, — бросил он Аркадию, поправляя высокий воротник. Кирсанов отвел глаза и поспешно поднялся, тоже отряхиваясь. Руки слегка дрожали, и Аркадий мысленно укорил себя за такое малодушие. Он несмело оглянулся на Базарова и тут же поспешно отвел взгляд, уловив, что тот наблюдал за ним. — Пойдемте домой, Аркадий Николаевич. Негоже в мокром расхаживать, так и заболеть недолго, — как ни в чем не бывало заключил Базаров и бодро зашагал вперед.