Петербуржские зарисовки

От воротника Базарова пахло сыростью, табаком и — почему-то — лесом. Аркадий хихикнул. Он не помнил толком, как оказался в бричке и, к тому же, тесно прижатым к Базарову, но сейчас его соображения хватало только на то, чтобы бездумно цепляться за друга, не дающего ему провалиться в алкогольное небытие. Сам Евгений, кажется, пьян не был. Только необычайно хмур. Ранее Аркадию, конечно, приходилось, выпивать. Но «выпивать» и «напиваться» — невыразимо разные вещи. Первое отдавало лёгким привкусом веселья и приятным теплом в груди. Второе сулило мутящую тошноту, головную боль, но всё же, самую малость, веселье. По крайней мере там, откуда они уехали, никто, кроме Базарова, не хмурился. Особенно весел был Иван, подсунувший Аркадию первый бокал с шампанским. «Ну же, Аркаша! Сегодня твой день! Ты обязан!» — и игристая, почти воздушная жидкость огнём прошла по пищеводу и опалила желудок, тут же ударяя в голову и туманя взор. Потом было ещё шампанское. Вроде бы, кто-то пел. Кто-то с присвистом высаживал окно. Кто-то без конца отпускал пошлые, но безумно смешные шутки, от которых Кирсанов краснел, закрывал лицо руками и смеялся до слёз, почти забывая о неодобрительном взгляде Евгения. Потом, кажется, было ещё что-то, а теперь они катились в бричке по петербургской мостовой, и копыта выстукивали ритм, а Аркадий горячо дышал Базарову куда-то в промежуток между линией подбородка и яремной впадиной, чувствуя дождь, лес и табак. И ему было хорошо. — Евгений, — шепнул Кирсанов, крепче сжимая объятия и бездумно улыбаясь. Базаров вздохнул и попытался отодвинуться. — Евгений, почему мы уехали? Лицо Базарова оказалось очень близко. Он не улыбался. — Ты не помнишь? — поинтересовался он не без доли сарказма. Аркадий сокрушенно покачал головой. — Что ж, возможно, это к лучшему… — как-то обреченно выдохнул Евгений и вновь уставился в окно. Аркадий слегка обиделся на подобное невнимание и сокрушенно молчал до самого конца поездки. Однако, даже пьяный, он понял, что едут они явно не домой — слишком уж долго длился путь. Предположение подтвердилось. — Прогуляемся, — то ли спросил, то ли утвердил Базаров, распахивая дверцу кареты. Аркадий едва не вывалился наружу, но наставник вовремя его поддержал и помог выбраться на улицу и устоять на ногах. Платил извозчику он, кажется, из своих денег. Кирсанов подумал, что надо будет после возвратить ему долг — Базаров жил более, чем скромно. Продолжая поддерживать Аркадия — кажется, ему это не причиняло видимых неудобств — Базаров неторопливо двинулся вперёд, позволяя, тем самым, Кирсанову оглядеться. Место их нахождения представляло собой не то парк, не то редкий лесок. По несильному ветерку, поддувавшему откуда-то слева, легко было догадаться о близости водоема. Предположение подтвердилось: стоило им немного пройти вперёд, как за деревьями блеснула река, степенно несущая свои воды в свете луны. — Евгений, — немного робея, шепнул Аркадий. Хмель ещё не выветрился из его головы, а потому он не был вполне уверен во всем происходящем, — зачем мы сюда приехали? — Гулять, — повторил Базаров. Облик его был не в меру загадочен. Наверняка он хотел закурить, но ноша в лице повисшего на нем Аркадия не давала этого проделать. Кирсанов попробовал освободиться, но Евгений, расценив эти трепыхания как потерю контроля над ситуацией, теснее прижал того к себе, вынуждая продолжать путь в устоявшемся положении больше груза, чем самостоятельного (во всех смыслах) спутника. Так они шли, по прикидкам Аркадия, минут двадцать. И всё это время молчали, потому что едва ли Евгений воспринимал его, особенно в нынешнем состоянии, как равного собеседника. По ту сторону реки темнел в молочных сумерках город. Аркадий сощурился, пытаясь разглядеть в чёрных силуэтах знакомые здания, но те были слишком далеко, чтобы узнать их контуры. Даже блистающий шпиль адмиралтейства не был заметен на фоне бледно-сиреневого неба. Впрочем, Аркадий не знал наверняка, в какой части города (и вообще, в его ли пределах) они находятся. Так или иначе, вглядываться в даль он прекратил. Евгений остановился ровно в тот момент, когда Кирсанов уже успел привыкнуть к своему положению, и, почти бережно опустив Аркадия на импровизированное сидение в виде сваленного грозой или людьми дерева, он уселся рядом, с видимым наслаждением закуривая. Ещё несколько долгих минут прошли в полном молчании. Базаров курил, стряхивая пепел с сигары прямо себе под ноги, на нежную майскую зелень, а Аркадий с безотчетным любопытством озирался по сторонам, разглядывая ажурную крону дерева, шатром раскинувшуюся у них над головами, таинственный блеск реки и сине-серое майское небо с золотистой полоской заката у самого края горизонта. Из оцепенения его вывел лёгкий толчок в плечо. Аркадий обернулся к Евгению и наткнулся взглядом на раскрытый жестяной портсигар, слегка помятый жизнью и временем, протянутый щедрой рукой. — Ну же, кандидат, раздумал учиться курить? — несмотря на насмешливость фразы, вопрос звучал почти ласково. Аркадий помотал головой, чувствуя, как тошнота, вызванная выпитым алкоголем, отступает перед свежей прохладой весенней ночи. Теперь мир для Аркадия пах не лесом и табаком, а речной водой, сыростью и холодом. Он зябко запахнул пальто, улыбаясь ситуации, реке, Базарову, своей всё ещё хмельной веселости. — Не мерзнешь? — Нет… Хорошо… — Говори, если замерзнешь. Аркадий покорно кивнул, вновь утыкаясь взглядом в пасмурную, но прекрасную даль сумеречного неба. До настоящих белых ночей надо было ждать ещё месяц, но и то, что происходило сейчас, было безмерно красиво. По крайней мере, Аркадию казалось сейчас, что ничего красивее в своей жизни он не видел. Эта их «прогулка» явно отличалась от прочих. Ранее, совершая променад, они с Базаровым активно спорили, вели переговоры, выслушивали друг друга, доказывали свою правоту, упирая на личные суждения и неопровержимые доказательства… Победы в таких спорах всегда оказывались за Базаровым, а Кирсанов убеждал себя, что ученикам свойственно ошибаться, и редко всерьез и долго держал обиду на резкого и не всегда деликатного, а порой и откровенно грубого наставника. Но сегодня… Базаров был непривычно тих, задумчив и, что волновало Аркадия больше всего, необычайно ласков и заботлив с ним. Он будто прощался… Неожиданная догадка пронзила сердце Аркадия. — Красивая ночь, — сказал Евгений, не оборачиваясь. — Белая ночь, пусть только в гражданские сумерки. Аркадий пораженно молчал, не зная, как реагировать на подобные заявления Базарова — нигилиста! Тот, тем временем, продолжал. — До звёздных ночей ждать ещё два месяца, так что не уверен вполне, что смогу разделить с тобой одну из них. Но и такая ночь — достойное чудо природы, верно? Он докурил и, кажется, впервые на памяти Аркадия чувствовал себя неуверенно, не зная, куда деть руки. И, похоже, Кирсанов сверлил его глазами слишком пристально, потому что он не замедлил обернуться и наградить друга чуть снисходительным взглядом. А потом просто улыбнулся. И Аркадий замер. В этой улыбке не была ни грамма лжи, снобизма и чувства собственного превосходства над окружающими, которые наполняли воздух вокруг Базарова в каждую минуту разговора с ним. В этой улыбке было столько искреннего расположения, что Аркадий едва сдержался, чтобы не закрыть лицо руками, заплакав от эмоций. — Да ты никак плачешь, — тревожно проговорил Базаров, подвигаясь ближе. Улыбка пропала с его губ, но осталась — тысячью сияющих граней — в его глазах, цепляясь за короткие густые ресницы, скапливаясь в уголках глаз. — Нет, нет, что ты! — возразил Аркадий, наблюдая за тем, как светлое лицо Базарова распадается перед ним на много-много Базаровых в сентиментально-мокрых капельках. Евгений устало вздохнул, обнимая его за плечи и позволяя снова уткнуться носом себе в шею. — Ну, Аркадий, — ни к кому не обращаясь, протянул он, успокаивающе поглаживая Кирсанова по плечам. А у Аркадия внутри будто что-то переворачивалось — отрезвляющим обухом по голове, очередной порцией слез внезапно пришло осознание, что завтра он сам уедет в родное Марьино, а Базаров — куда-то ещё, и не встретятся они более никогда, раскиданные по разным сторонам необъятной России. — Ев-евгений, — простонал Аркадий через свои горькие и все ещё пьяные слёзы. — Я так не хочу-у-у… — Как? — поразился Базаров. — Прощаться! — Кирсанов отнял лицо от лацкана Базаровского пальто, с неудовольствием замечая, что на нем остались мокрые пятнышки его бурных, неприсущих нигилисту проявлений эмоций и горестно закусил губу, глядя на наставника чуть исподлобья. Евгений хмыкнул. Печально, как показалось Аркадию. Молчание длилось слишком долго, и Аркадий устал ждать, искренне жалея, что отнял лицо от уютного плеча. Его клонило в сон, но клокотавшие внутри эмоции не давали дрёме овладеть им в полной мере. Тихая и немного пьяная слезинка щекочущей дорожкой пробежала по щеке. Аркадий вздохнул. — А как ты хочешь? Базаров снова был одуряюще-близко, и это пьянило сильнее дешевого шампанского. Коротким и будто бы равнодушным — Евгений умел делать так что угодно — жестом он стёр влажную дорожку с щеки Кирсанова, чуть царапая кожу огрубевшими от работы подушечками пальцев. И то ли жест это был такой, то ли голос, но после него худо-бедно сдерживаемые слёзы потекли в три ручья, заставляя Аркадия совсем не по-взрослому всхлипывать, щуриться и вытирать глаза тыльной стороной ладони. И на этот раз Базаров не смеялся и даже не усмехался, притягивая его к себе, целуя (в третий раз. Всего лишь в третий раз) посолоневшие дрожащие губы, гладя по голове. Но, что характерно, Аркадий это запомнил с особенной отчетливостью, абсолютно молча. Базаров оставался верен себе и даже в утешение не позволял себе утопических обещаний о новой встрече или чем-то вроде. Кирсанову стоило большого труда успокоиться и перестать всхлипывать, утирая глаза уже не рукой, а поистине огромным Базаровским платком, тоже пропахшим хвоей и табаком. Ещё несколько томительных, почти ужасных минут прошло в молчании. Аркадий невидяще смотрел в бледную околорассветную даль, и тёплая рука Евгения лежала у него на плече, не успокаивая, нет, но хотя бы пытаясь успокоить. — Поедем ко мне, — неожиданно хриплым и каким-то чересчур громким голосом проговорил Аркадий. Он уже не был пьян и ни на что не надеялся, но на мгновение возникшая перед его мысленным взором картина, совмещавшая два его любимых состояния — Марьино и Базаров — была настолько прекрасна, что заставила его мечтательно выдохнуть. — Что? — едва ли Базаров не услышал или не понял его, но вопрос был необходим им обоим. — Ко мне. В Марьино, в гости. На пару недель… — отрывисто сказал Аркадий, поворачиваясь к Евгению, и поймал серебристо-внимательный взгляд вечных Базаровских глаз. На дне их угадывалась неясная тоска, удивление и… Аркадий боялся в это поверить. — Я обещался к родителям, — Базаров задумчиво запустил руку в растрепанные волосы и отвел глаза, на секунду делая их бессмысленными. — Я два года у них не был… Но… На этом «но» сердце Аркадия, кажется, пропустило удар. — Евгений, звёздная ночь, — пробормотал он. Базаров снова посмотрел на него как-то странно, будто вспоминая о чем-то, и, вдруг вдохнув, как перед прыжком, проговорил: — Решено. Еду, — улыбнулся и добавил, — едем. А через мгновение поймал в объятия солнечно заулыбавшегося Аркадия и ответил — впервые ответил — на его тёплый, благодарный и всё ещё немного соленый поцелуй.