Что мы делали всю жизнь

— Я рад был побыть твоим рыцарем в сияющих доспехах, особенно учитывая, что мне наконец удалось завоевать мою принцессу, — прозвучало из колонок, и Дин откинулся на скрипнувшую спинку кресла. На экране монитора крутился какой-то проходной фильм, в котором определенно не хватало взрывов и перестрелок, перевернутых машин и искрящих проводов. Стереотипный боевик — вот что бы он сейчас с удовольствием посмотрел под пиво и чипсы. Да Сэма на него не было с такими пристрастиями. — Я так счастлива, что мы с тобой встретились, — прочирикала блондинка, и жгучий брюнет с голубыми глазами и тонкими аристократическими пальцами сжал ее плечи и впился в губы жарким поцелуем, умудряясь одновременно шептать слова о горячей и вечной любви. «Буэ», — подумал Дин, но, пересиливая себя, не выключил эту ерунду. Запивая сладость происходящего горчащим пивом, он смотрел на экран сквозь фэйспалм, краем сознания отвлекаясь на покачивание в кресле. Мучить себя концентрацией на фильме он не мог, как бы ни старался. Даже ради того, ради чего все и затевалось. Да какого, Господи, черта это вообще пришло ему в голову. Или Сэму?.. Кто там первый ляпнул про испытания настоящих чувств, без которых не может быть никакой свадьбы? Бенни? Если вина этого типа, то Дин совершенно точно никогда больше руки ему не пожмет. Да что там руки — на порог дома не пустит и пива не даст, кому эта рука вообще нужна. А не Чарли ли предложила?.. Вполне в ее духе — романтика, слюни-сопли, испытания и остальная никому не нужная чушь. Даром что лесбиянка, все равно девчонка-девчонка, которой подавай хеппи енд и розовых пони с Гермионой на спине. Вот кто ее просил? Или Чак?.. Который все подливал и подливал и бормотал о какой-то любви, ради которой стоило совершать подвиги, ради которой шли на смерть, и остальные глупости. Тогда они все как сговорились, прижав их с Касом друг к другу и поздравляя с грядущей свадьбой, а ведь Дин хотел всего лишь скромную церемонию, никаких тебе цирков с голубями и стоэтажным тортом на пятьсот персон. Но каждый — каждый, совершенно каждый — счел необходимым сказать, что свадьба должна быть свадьбой, иначе это не любовь, но если Дин так грозится разбить всем лица, то пусть они с Касом хотя бы подтвердят свои чувства испытаниями. Маленькими испытаниями. Ничего не значащими. Безобидными. — Твои губы слаще самой сладкой карамели, любовь моя, слаще меда, — исступленно шептал жгучий брюнет с аристократическими тонкими пальцами, выцеловывая причудливые узоры на животе блондинки. Эти двое уже лежали в постели, полуприкрытые простынями, и брюнет ласкал ее, а она стонала и всхлипывала так картинно, что у Дина от отвращения свело пальцы на ногах. «Вот это любимый фильм Кастиэля, — сказал Габриэль, когда каждый из друзей внес свой пункт в список любимых вещей Каса. — Если ты его не посмотришь, Дин-о, то ты не достоин моего братишки. Нет-нет-нет, Кастиэль, не подглядывай, мне лучше знать, что ты любил в четырнадцать», — и так хитро посмотрел на Сэма, что тот рассмеялся в кулак и, закусив губу, старательно вывел что-то в списке Дина. Надо было ему еще тогда что-то заподозрить, но Кастиэль сидел рядом, и отвлекаться больше ни на что не хотелось. «Я боюсь, — сказал тогда Кастиэль, криво усмехаясь, — что после этих списков мы расстанемся». «Не переживай, - ответил ему Дин, вжимая пальцы в крепкое бедро, — ни один фильм на свете не заставит меня это сделать». Ох, как он был самоуверен. — Я буду любить тебя всю жизнь! — воскликнула блондинка над умирающим брюнетом, закрывшим свои голубые глаза. На груди, облаченной в белое, расцветало алое пятно, и девушка рыдала горючими слезами, убиваясь над телом. — Я вернусь к тебе, любимая, — на последнем издыхании брюнет резво приподнялся на локтях и быстро поцеловал блондинку. Та прижала ладонь к губам и зарыдала еще бездарнее, когда брюнет рухнул обратно, раскинув руки в разные стороны. Побежали титры. Дин несколькими большими глотками допил пиво и потянулся за следующей бутылкой. Салютнув их общей с Касом фотографии, он, набравшись смелости, потянулся за книгой, которую Кастиэль любил в шестнадцать, откровенно боясь, что его может там ждать. Пробежав взглядом по аннотации и эпиграфу, он облегченно выдохнул: с этим дело явно пойдет легче. И, расслабившись, он прочитал вслух первую строчку: — День выдался тёплым, безоблачным и безветренным — таким, какие редко случаются в начале октября, когда индейское лето осталось далеко позади...