Парень что надо

– Иолай! Нет ответа. – Иолай! Нет ответа. – Я тебя вижу. И я вижу, что ты живой. – Ты ошибся. Геракл подошел ближе, наклонился и положил ладонь на грудь друга. – Сердце бьется. Дыхание в порядке. Я прав. – Я мертв. – Не выводи меня из себя! – Убери руку! – Мешает? – Да! – Какой чувствительный покойник... – Да, я покойник и мне нужен покой! Я заслужил покой, Герк. Геракл неохотно убрал руку. Ему было лучше, когда каждое биение отдавалось в его пальцах. Иолай лежал на небольшом скальном выступе, из-под него торчала какая-то полусгнившая солома. – Я не оставлю тебя здесь. – У тебя нет выбора. – Уверен? Иолай не выдержал и в тревоге открыл глаза. Выражение Гераклова лица предвещало долгие утомительные переговоры. С этим еще можно было как-то иметь дело, он опасался, что не в меру дюжий полубог просто перебросит его через плечо и потащит наверх. Он снова опустил веки, всем своим видом изображая приобщение к вечности. Геракл не пропустил ни единого оттенка этой смены настроений. Больше всего на свете ему хотелось схватить Иолая за плечи и как следует потрясти, чтобы мозги встали на законное место. Но многолетний опыт подсказывал, что это будет неверным решением. "Клин клином", – прошептал он и небрежно сдвинул компактное тело. Устроился рядом. Так близко, что ощутил бы любое движение соседа. Закрыл глаза. Благословенная тишина. И долгожданный покой. И от Геракла несет жаром, как от кузнечного горна. Он лежит, просто лежит и ничего не предпринимает. Что он задумал? Аид не мог оторваться от зеркала, хотя знал, что если его застанет жена, не избежать неприятного разговора о подсматривании, морали и прочих неинтересных вещах. Но пропустить такую игру он был совершенно не в состоянии. Раскаленный от ярости полубог затаился, предоставляя смертному сделать первый ход. Тишина. И покой. И что-то холодное касается руки. Ах да, металл Гераклова наруча. Как он может лежать так долго, не шелохнувшись? Молчит. Не уговаривает, не совестит, не ругается. Что он задумал? Мимо на цыпочках прошел Харон, бормоча: "Разлеглись, красавчики. Записывать на счет ничего не буду. Хоть одного, хоть обоих... Не повезу и всё. Повадились шастать всякие... Туда-обратно." Тишина. И покой. Сколько времени прошло? День? Год? Уже есть хочется. Нет, почесаться, точнее, повернуться. Что он задумал? "Не оставлю тебя." Никуда не волочит, ни о чем не просит. Он что, решил остаться со мной ТУТ? У Геракла ныло всё, включая наручи. Стискивать зубы, не давая вырваться словам, становилось всё труднее. Лежать, доверяя только своему слуху и легкому контакту рук, было невыносимо. Как удается терпеть это Иолаю, с его неуемной энергией? Может, он что-то делает не так? Тишина. И покой. В тишине появляются звуки – едва слышные – всхлипы, шепоты, шорохи, постукивания, бряцания, сипение, вздохи. Вдруг это опасно? Нет. Мертвым бояться нечего, с ними всё уже произошло. И они могут быть покойны. А если это угрожает Гераклу? Ведь они до сих пор не поняли, бессмертен ли он. Вот наконец и узнаем. Кербер смотрел на них с другого берега Стикса. Левая голова понимающе перемигивалась с правой, так что средней пришлось укусить ее за ухо, привлекая внимание. Взгляды встретились, решение было принято. Тишина. И покой. Какой тут, к гекатонхейрам, покой?! Он же что-то задумал. Что он задумал? Как он может так долго молчать? И почему он не шевелится? А может, с ним что-нибудь случилось? Персефона подошла сзади и положила руку на плечо мужа. "Аид, нехорошо..." – начала было царица Подземного мира, но тут она получше разглядела, что именно приковало его к зеркалу. – "Подвинься." Вой Кербера был тщательно разложен на три голоса. Средняя голова почти гудела, низко, глухо, очень мрачно. Правая выла громко, печально и прочувствованно. А левая жалобно подвывала, не скупясь на фиоритуры. Ни тишины, ни покоя. Какой жуткий вой. И мертвый проснется. Стоп! Псы воют над покойниками. Это над кем, спрашивается? Никто новенький не прибывал, я еще все-таки, как ни стараюсь, не умер. Геракл? Герк! Шшш... Он же полубог. И он лежит рядом. А если он умирает? Ну и что, умрет – будем вместе спокойно рвать цветочки на асфоделевом лугу. Чего эта псина разоряется? Нет тут никаких трупов. Или есть? Иолай! Нет, я бы заметил. А вдруг? Нет, он в порядке, точно. А если? Геракл осторожно придвинул руку еще плотнее. Кожа под кончиками пальцев показалась слишком холодной. Неужели? Нет, нет, она только прохладная, что вполне объяснимо – местечко-то не из солнечных. Ни тишины, ни покоя. И так целую вечность? Да иди она... Керберу под хвост! Что? Что такое?! Геракл пошевелился. Не может быть. С его знаменитой выдержкой? Но вот, движение пальцев. Нет. С ним все в порядке. Такое слабое, чуть живое. Как в агонии... Сначала позвякивания, шуршание, легкий стук. Теперь этот вой. Может, я что-то пропустил? Замер. Всё. Он неподвижен. Совсем. – Герк! – Иолай! Два отчаянных крика слились в один, перекрывая Керберову похоронную. Персефона попросила мужа помассировать затекшую во время сидения у зеркала спину. – Надо нашего песика чем-нибудь побаловать. – Милая, неужели ты думаешь, он сделал это специально? Он ведь животное! – Однажды Геракл смог с ним договориться. – Ну и что? – Значит, хоть сколько-то разума у него есть. Уже наверху, отогреваясь под щедрыми лучами полуденного солнца и заботливо отряхивая клочья несвежей соломы с заднего фасада Иолая, Геракл наконец, перевел дыхание и спросил: – И что всё это означает? – Что ты опять добился своего. – Я спрашиваю не об этом. Иолай насупился: – Какая разница?! – Разумеется, никакой. Я ведь совершенно не расстроился, обнаружив на рассвете, что ты ушел неизвестно куда. Какая мне разница? – Геракл почувствовал, как в нем нарастает желание придушить лучшего друга. – Никакой разницы! Мне, конечно же, нет дела до тебя и твоих проблем!!! Иолай опустил голову. Молчал, водя носком сапога по земле, вырисовывая самому непонятные узоры. – Ну что ты пристал, Герк? – При... – Внезапно Геракл подумал то, что ему никогда в голову не приходило подумать – а вдруг он надоел своему спутнику? Он же бывает разным, он живой, и у него есть недостатки. Вот и настал день, когда Иолаю надоело его терпеть. – Если ты хочешь избавиться от меня, не обязательно заодно избавляться от всего мира. – Что? – Пожалуйста, я оставлю тебя в покое. – Ты... – До Иолая дошел смысл сказанного и у него перехватило горло. Он толкнул Геракла и тот плюхнулся на траву. – Ты так уверен, что всё крутится вокруг тебя, да? – Нет, конечно. Но какая еще причина? Со всеми остальными ты мог бы и по-другому. Ты же знаешь, я переверну все, чтобы тебя найти, если ты просто исчезнешь. И не отпущу, стану уговаривать остаться, если заведешь разговор. В общем... – Я всегда догадывался, что ты глуп. Но не знал, что настолько. – Иолай... – Мне без тебя было бы скучно. – Иолай устроился на траве рядом с другом. Толкнулся плечом в плечо. – Прости. Это была дурная предрассветная мысль. Они не пришли. Ни блондинка, ни брюнетка. Я... Я уже не слишком молод. Помнишь, ты сам говорил мне о седых волосах. Я не заинтересовал ни одну из них. А потом я вспомнил, что здесь неподалеку один из входов в Аид, вот и... Геракл не просто смеялся – он захлебывался смехом. Пытался что-то сказать, но не получалось ни одного внятного звука. Иолай рассердился не на шутку – он поведал свою самую страшную тайну, он открыл эту типу то, в чем самому себе старался не признаваться, а он! Сильный удар в бок привел Геракла в чувство, по крайней мере настолько, что он оказался в состоянии проворчать: – И ты еще жалуешься на дряхлость? – Он потер ушибленное место и откинулся назад, свободно вытянувшись во весь рост. Подложил руки под голову. – Послушай, они узнали, что ты назначил свидание обеим и вместо того чтобы, должен признать вполне справедливо, накостылять по шее тебе, подрались между собой – за право прокрасться в амбар. В результате придти не смогла ни одна из них. И если бы некий Господин Торопыга дождался моего возвращения, я бы всё ему изложил в подробностях. – Дождешься тебя, когда ты ушел с танцев с той рыженькой. – Не начинай! – Молчу. – Иолай устроился рядом, убрал травинку, щекотавшую шею. – А почему ты не рассказал мне это там, внизу? – Да как-то в голову не пришло. – Я и говорю – бестолковый. Геракл усмехнулся: – Зато ты у нас – парень что надо. Харон болтал ногами в Стиксе и косился на Кербера. Тот чесался. – Ну что, трехглавый? Заблошал? Эт ничего. Эт мы на днях исправим. Как только кто подходящий попросит его на лодке подвезти. Тут мы ему и скажем, что вместо оболов теперь за перевоз берем чих-травой. Сделаем тебе из нее подстилочку, все блохи разбегутся и будешь ты как новенький. Бессоная ночь, пережитое волнение и ласковое тепло сделали свое дело – глаза у них закрывались, мышцы расслаблялись. Слова звучали всё реже и паузы между ними были всё длиннее. В конце концов они заснули. Иолай – крепким сном, Геракл – сторожким. По привычке, на всякий случай. Гераклу снилось, что Иолай чешет Керберу за ухом, вернее, за ушами. А Иолаю снился Геракл, поправлявший почему-то всё время расползающуюся подстилку из чих-травы.