Love Illumed by Stars

      Нан-Эльмот. Лес звездных сумерек, укутанный покровом тишины.       Нан-Эльмот. Лес тайн, хранящий память о прошлом с самого сотворения мира.       Лучи солнца никогда не проникают сюда. Под сень исполинских деревьев, шелестящих зелеными листьями на легком ветру. А свет Луны лишь серебрит их верхушки, играя теня и бликами на изумрудно-зеленых листьях.       Деревья так высоки, что закрывают собой все небо. И все же в лесу не темно. Это царство сумрачного света. Царство мглы, что полна серебристых бликов. И порой кажется, что в этой земле блуждают звезды. Кружатся меж густых ветвей. Освещают прогалины и узкие тропки, вьющиеся среди темных стволов.       Нан-Эльмот. Здесь, когда-то, все началось. Здесь все и закончится. Здесь и сейчас.       Она идет по звездному лесу. Хрупкая, темноволосая женщина, обладающая статью королевы. Высокий рост и гордая осанка в ней сочетаются со стройностью и истинно-женским изяществом. А дивная, неземная красота – с ощущением силы, исходящим от хрупкой фигуры. Распущенные волосы цвета ночи свободно развеваются за ее спиной. Хрупкое тело облегает черное, с синим отливом платье, перехваченное узким серебряным пояском.       На бледном лице женщины ярко сияют бездонные серые глаза, хранящие многовековую мудрость. Она идет, вслушиваясь в тончайшие мелодии жизни, которыми пронизано все вокруг. Пение птиц и шорох ветвей. Мелодия высоких древних деревьев, в которую вплетаются задумчивые, серебристые ноты реки Эсгалдуин. Музыка Мира.       Губы женщины растягивает печальная улыбка. Она вспоминает о временах юности Белерианда, когда вечные звезды чертили на небесном своде совсем иные узоры. Когда здесь еще никого не было. Только река все так же несла свои воды на юг, да деревья нависали над ее головой и шептались, будто хотели рассказать о чем-то важном…       Когда-то, она пела здесь, у водопада вниз по течению, окутанного кисеей брызг. Сплетала музыку и красоту природы. Красоту, которую некому еще было ценить. И тишина пустынных земель наполнялась веселым щебетом птиц, а воздух зазвенел от ее песен, воспевающих жизнь. Жизнь, которая пришла, чтобы наполнить землю.       Улыбка женщины становится ярче, когда она вспоминает о той любви, что привела ее в эти края. Подвигла променять свет и блаженство на опасности и сумрак Покинутых Земель. Любви к эльфам, что пробудились в ту далекую пору на берегах озера Куйвиэнен.       Точнее – то было лишь предчувствие настоящей любви, которую ей только предстояло познать.       Женщина останавливается на мгновение, памятью возвращаясь в далекую звездную ночь ее первой встрече с возлюбленным супругом. Эльвэ Тинголом.       Тогда она, по своему обыкновению, воспевала красоту Белерианда, яркую зелень его лесов и глубокую синь озер. Восхищалась непокорной и суровой красотой диких земель, которые только лишь предстояло обжить. А потом…       …она увидела его. Сереброволосого эльфа, прокладывавшего свой путь вдоль опушки Нан-Эльмота. Он был исполнен внутреннего достоинства и скрытого, до времени, величия. Его бледное лицо оставалось спокойным, а светло-серые глаза сияли небывалой жизненной силой. Походка была тверда и решительна. Он прокладывал путь сквозь лесной сумрак с уверенностью опытного воина и длинные серебристый плащ крылом реял за его плечами.       Эльвэ... кажется, лишь увидев его, она поняла, что значит любить по-настоящему. Конечно, maiar, испытывают какие-то чувства друг к другу, но они холодны, бессодержательны и очень абстрактны.       Мышление большинства ainu, духовных существ, сугубо-рационально и не окрашено эмоциями или чувствами.       Мелиан сумела пойти дальше и преодолеть эту отстраненность. Сумела полюбить, как любят воплощенные.       А полюбив, поняла, почему Мелькор и Саурон так стремились обрести hroa, живое тело. Не fana, не одежды для духа, которые так легко сбросить, а настоящую плоть. Поняла это их стремление к физическому проявлению, воплощавшееся в тяге к физическим ощущениям. Но вместе с этим Мелиан поняла так же и свое отличие от них.       Тех двоих вела лишь жажда удовольствий, присущих физическому существованию. Тела нужны были им только для того, чтобы удовлетворять свои желания. Которые со временем становились все более извращенными. Ею же двигало стремление познать все грани любви, а не только ее духовное проявление, доступное бесплотным ainu.       Так Мелиан связала свой дух узами плоти, и полностью воплотилась в новом теле, сотворенном из erema, вещества Арды. Теле женщины с белой, до нереальности, кожей и черными волосами, спадавшими до самой земли.       И в этом теле Мелиан открыла для себя непривычный, но бесконечно-прекрасный мир физических ощущений. Дышать, наполняя легкие свежим лесным воздухом; наслаждаться ароматом распускавшихся цветов; прикасаться к стволам деревьев, ощущая их жесткую и шершавую кору – все это оказалось таким… захватывающим.       Даже просто мыслить было для нее в новинку. Maiar разумеется, мыслили, но не совсем так, как воплощенные. Этот процесс не приносил им удовольствия. Мелиан же смогла ощутить линейность времени, по-новому взглянуть на красоту и найти, наконец, ответы, ранее ускользавшие от ее бесплотного разума.       Справившись с каскадом нахлынувших ощущений майэ раскинула руки и запела. Закружилась в колдовском танце, наполняя Нан-Эльмот музыкой своего звенящего голоса и силой своих чар, что навевали дремотные грезы.       И Эльвэ услышал ее песню и последовал за ней в Нан-Эльмот. Забыв о цели своего путешествия, он свернул в странный и невиданный лес, наполненный тенями. Деревья закрывали свет звезд, но он уверенно шел в сумраке.       Звездные огни, сотворенные магией Мелиан, освещали ему путь. А песня, перекликавшаяся с голосами соловьев – вела за собой. Звала вперед. Побуждала быстрее двигаться к неведомой пока еще, но уже желанной цели.       Так Эльвэ пришел на поляну, что Мелиан сотворила для них. В ее центре был маленький пруд, окруженный белыми камнями, и серебристый свет звезд мерцал и отражался на поверхности спокойной, темно-синей воды.       И там увидел ее. В телесном облике. Воплощенную. И полюбил ее. С первого взгляда. Равно как и она его.       Мелиан же позвала его по имени. Своим высоким голосом, сладким, как пение соловья в тишине Нан-Эльмота. И околдованный блеском ее красоты Эльвэ приблизился. Он был достаточно дерзок, чтобы принять руку, которую она протянула к нему, и запечатлеть на совершенной коже нежный поцелуй.       А потом ее губы коснулись его, и они на долгие века потерялись друг в друге... Все, остальное, вдруг, потеряло какую-либо значимость, поблекло и выцвело, утратив краски и смысл. Подернулось мутной пеленой…       В легендах потом писали, что Эльвэ попал под ее чары и был скован заклятьем… Но это было не так. Та сила, которую пробудил их поцелуй связала их обоих. Происходившее потом осталось за гранью понимания…       Слияние душ… единство сущностей… восторг которого невозможно ни описать словами ни воспеть в песне... Любовь, озаренная звездами...       Стоя рука об руку они открывали друг друга. В бесконечном единстве познания медленно прорастали друг другом, становились единым целым. Одна любовь, одно сердце, одна душа и одна судьба. Отныне и навеки…       Они простояли вот так бессчетные годы. И звезды кружились над их головами в бесконечном хороводе, вычерчивая узоры созвездий. А деревья Нан-Эльмота становились все выше, все темнее и гуще. Стволы сомкнулись, вокруг них, отрезав от остального мира. Листья и ветви приглушили все звуки, и двое остались в тишине.       Многие века прошли прежде, чем они сказали хоть слово друг другу.       И первым словом в новом для них обоих мире стало слово.       Имя, нареченное ей супругом. Мелиан. Возлюбленная.       Когда наваждение спало, они посмотрели друг на друга с удивлением обнаружили, что время не осмелилась оставить ни следа на их телах и одеждах. Лишь слезы катились из их глаз, устремленных друг на друга.       Затем Эльвэ взял ее за руку повел мимо темных деревьев к лесной опушке. Туда где сияли звезды.       С тех пор Мелиан следовала за своей любовью, позволяя Эльвэ вести себя. И куда бы они ни шел, она следовала за ним, как и подобает верной супруге.       Он хотел вернуться к своему народу. К тем, кто отказался следовать по предначертанному пути без своего короля и долгие годы тщетно искали его среди теней Нан-Эльмота. К тем, кто назвали себя Эглат, Покинутыми. Разумеется, Мелиан помогла Эльвэ собрать их под свои знамена и привести к миру благоденствия и процветания.       Сделать из них Синдар, Сумеречных Эльфов Прекраснейший, мудрейший и искуснейший народ Белерианда.       Он хотел быть королем, и даже сменил имя. Назвался Тингол, Владыка Серебристый Плащ. А она стала его королевой. А затем тихо самоустранилась от государственных дел. Позволила Эльвэ по собственной воле править в его королевстве Эгладор, и не вмешивалась. По большей части. Лишь иногда советовала, подсказывала, направляла.       Использовала свой дар предвидения, чтобы предупреждать о грядущих опасностях и изменениях.       Потом, в легендах стали говорить, что именно Мелиан даровала супругу такое могущество. Но разумеется это было ошибкой. Наивным заблуждением. Эльве Тингол всего достиг сам, силой собственной мудрости.       Мелиан же предпочитала заниматься тем, что ей было понятно и привычно. Она пела чарующие песни, что наполняли сердца покоем и радостью. Врачевала раны не только тела, но и духа. И многие эльфы приходили к ней, чтобы прогнать кошмары или избавиться от тяжести мучительных воспоминаний через колдовской сон.       Исполненный света взгляд женщины падает на ее руки. Нежные, белые и ласковые руки целительницы.       Да, многих спасла сила ее искусства. Подданные любили королеву Мелиан, да и она привязалась к ним. Так же, как привязалась к тем маленьким сладкоголосым птичкам, чьи стайки повсюду сопровождали ее.       Любила ли она их? Нет. Но это не мешало ей заботиться о народе, что был так дорог ее мужу. Украшать их земли и наполнять их жизнью. Под ее властью Эгладор превратился в чудесный, благоуханный сад.       И там, в лесу Нельдорет, в век всеобщего мира и благости произошло величайшее из чудес, которые когда-либо происходили или еще будут происходить. Тихой весенней ночью, когда небо сияло звездными огнями, а соловьи пели свои чарующие песни, радостно приветствуя весну, в мир пришла Лютиэн. Единственное их с Тинголом дитя.       И звездно-сияющие цветки niphredil распустились по всему лесу. Выросли всего за одну ночь. Их было так много, что они ковром покрыли темную землю, с которой еще не сошел снег. Хрупкие, полные надежды, бесконечно прекрасные. Их крохотные головки, коронованные венчиком из трех лепестков, сияли словно земные звезды.       Такой была ночь рождения Лютиэн. Ночь, когда ее мать отринула мудрость и величие расы maiar и второй раз за бессчетные годы, за века, за тысячи лет существования, плакала от счастья, переполнявшего все ее существо.       Именно тогда Мелиан впервые познала счастье. Не светлый покой, в котором по сей день пребывают ее удалившиеся из-за Кругов Мира собратья. Не радость от обретения чего-то нового. И даже не окрыляющее чувство творческого вдохновения. А подлинное счастье, что, как она теперь знала, ведомом лишь воплощенным.       Эльвэ всегда хотел наследника, но Мелиан и подумать не могла, что сумеет выносить и родить ему ребенка. Чудесную дочь, что унаследует от своей матери красоту и силу, а от отца – мудрость и эльфийскую кровь.       Это небывалое деяние потребовало от Мелиан колоссальной затраты сил и истощило ее не только физически, но и духовно. И все же она была счастлива, чувствуя, как новая жизнь медленно растет внутри ее тела.       Эльфы и люди относились к рождению детей спокойнее, но для той, что пришла из-за Кругов Мира и была равна духам солнца, луны и звезд это был акт творения новой жизни, которую она привела на землю.       И на протяжении всех последующих веков Мелиан неустанно возносила хвалы Создателю за одно лишь то, что он дал ей возможность испытать это счастье. Хоть изначально оно и не было предначертано таким как она.       Свою дочь, свою плоть и кровь майэ тоже смогла полюбить. Не так, как мужа, и все же…       Это была любовь-нежность, любовь-защита, любовь матери к своему ребенку. И глядя на это крохотное, хрупкое сокровище, так доверчиво тянувшееся к ней своими маленькими ручками Мелиан понимала, что сделает все что угодно, только бы уберечь ее от опасностей, которых с каждым годом становилось все больше и больше.       Рождение ребенка изменило Мелиан. Она стала чаще задумываться о том, в каком мире буде жить ее дочь. Стала пытаться сделать его лучше к тому моменту, когда Лютиэн войдет в пору юности и полностью погрузилась в новые заботы.       С тех пор она принимала живое участие в делах государственных, от коих прежде уклонялась.       Именно Мелиан подсказала Тинголу идею строительства Менегрота. Подземного дворца, в котором, можно было бы переждать осаду. И дворец должен был быть прекрасен. В нем предстояло жить ее семье.       Поэтому Мелиан, наверное, впервые с того момента, как эльфы признали ее королевой, взялась руководить чем-то. Она ткала видения для каждого из мастеров, работавших над строительством Менегрота. Воплощала свое видение и представление о красоте во снах и грезах, которые посылала им. И это тоже оказалось новым для нее.       Работать вместе с воплощенными, наравне с ними. Направлять творение, но не участвовать в нем напрямую. Это было непривычно. Это было захватывающе. В определенные моменты Мелиан начинало казаться, будто она понимает, что именно чувствовал Создатель, когда направлял ainur во время Великой Музыки.       Эта мысль была почти кощунственной, но вдохновляющей. Она лишь задавала тему, общий набросок. Детали каждый продумывал сам. А потому конечный результат отличался от того, что было задумано изначально.       И бродя по пещерам, превращенным в дивные залы Мелиан восхищалась ими, так словно видела впервые.       Она дивилась колоннам Менегрота, что были подобны букам, поддерживающим замковый свод. Дивилась им потому, что хоть и знакома была ей их форма, она не ожидала увидеть высеченные в камне изображения птиц, прятавшихся среди ветвей, и животных, что бродили среди могучих корней и карабкались по стволам.       Форма золотых светильников, так же удивляла ее, потому что не представляла себе их в виде цветов, в чашах которых горели звездные огни. И даже мозаичные полы, порой, приводили Мелиан в восхищение, потому что совсем по-иному виделся ей выложенный из камней рисунок. Эльфы и гномы, нанятые специально для этой цели, сумели не просто воплотить ее идею в камне и металле, но и преумножить красоту, привнеся в Менегрот что-то свое.       Когда замысел начал обретать форму Мелиан занялась его украшением и отделкой. Ей хотелось оставаться сопричастной творческому порыву, охватившему целый народ. И она творила. С самоотдачей, которой прежде не замечала в себе. Творила уже не с помощью песен или голоса, но одной лишь своей искусностью.       Ткать полотна оказалось не сложнее, чем плести узорны снов. Из-под рук Мелиан выходили прекраснейшие гобелены, на которых она старалась отобразить значимые события, произошедшие в истории мира. И совершенно неожиданно для себя майэ вдруг поняла, что ей нравится это ремесло. Нравится ткать и вышивать узоры.       С тех пор она не оставляла этого занятия и одежду для своего мужа и дочери всегда шила сама. А впрочем – не только для них. Немало синдар, получили в награду от Мелиан плащи, вытканные ее руками. Это считалось великой честью, которой чужеземцев удостаивали редко. Она была привилегией лишь жителей Эгладора.       Под чутким руководством майэ, неожиданно осознавшей свою ответственность за Белерианда, сумеречные эльфы стали сильны. Научились ковать оружие, и долгое время сдерживали племена орков, стремившихся разорить созданное ими королевство. А когда их натиск стал слишком яростным, Мелиан вновь воспользовалась своей силой.       Окружила земли своего народа сетью туманов и чар. Оградила заклинаниями, укрыла королевство от чужого взгляда. И долгое время никто не мог преодолеть Завесу Мелиан, без ее ведома и позволения короля Тингола.       Так Эгладор стал называться Дориатом, Хранимой Землей. Ведь под защитой Завесы эльфы по-прежнему вольно бродили в лесах и селились вдоль рек. Танцевали на одиноких полянах, наслаждаясь благоуханием цветов. И любовались далекими звездами, устраивать на берегу рек и горных ручьев. И повсюду звучал веселый смех.       Мелиан растила дочь в этой чудесной атмосфере. С какой-то восторженной радостью она открывала для себя все те хлопоты, что составляют жизнь любой матери. Пела колыбельные, учила малышку ходить и говорить. А когда той понравились кошки Мелиан приручила их и поселила во дворце, чтобы девочка могла играть с ними.       Со временем Лютиэн выросла, и счастливая мать начала передавать ей свое мастерство. Это было не просто – научить телесное существо духовным практикам. Поэтому Мелиан не спешила, постепенно, на понятном примере ремесла показывая, как сплести узор слов, чтобы получить заклинание и как из образов соткать видение.       Со временем Лютиэн удалось раскрыть в себе часть унаследованной от матери силы. И день, когда юная принцесса впервые использовала ее чтобы помочь подданным, стал днем большого праздника в Дориате.       Мелиан любила Тингола и свою дочь. Она защитила их от всего, кроме Судьбы. Лютиэн полюбила человека, который одолел Завесу чар и пришел в Хранимую Землю, хоть она и была заповедна для смертной плоти. Его появление запустило цепь роковых событий, в результате которой Эльвэ Тингол был убит.       И теперь Мелиан идет сквозь звездные сумерки Нан-Эльмота отыскивая едва заметные тропки, одна из которых выводит ее на открытую звездам поляну. И чувствует, как рушится ее мир. В буквальном смысле.       То, что создано любовью, падет с потерей этой любви. И сейчас, со смертью ее возлюбленного супруга власть Мелиан покидает Хранимую Землю. Тает, словно туман под лучами солнца на рассвете. И другие мелодии слышаться уже в голосе реки Эсгалдуин, а леса Нельддорета и Рэгиона уже не отзываются, как раньше, на ее зов.       Пройдет совсем немного времени и Завеса, хранившая эти земли, падет. А впрочем – уже не важно.       Она все равно покинует Средиземье раньше, чем это случится.       Ей некого хранить и некого защищать. Ее возлюбленный мертв, а дух его ушел в Чертоги Мандоса. Ее дочь… выбрала удел смертных… а народ, который, теперь она отчетливо понимает это, так и не стал для нее по-настоящему родным, свою судьбу скоро встретит. Ей нечего здесь больше делать в Средиземье.       Мелиан продолжает идти. Ее движения изящны и плавны. Грациозны. Но поступь так легка и невесома, что не колышет ни травинки. И с каждым шагом ее фигура становится все тоньше, все прозрачнее, пока сквозь нее не начинают просвечивать силуэты деревьев. Ее ноги касаются гладкой поверхности пруда, но не тревожат воду.       Женщина доходит до его середины растворяется в окутывающем его тумане. Развоплощается, избавляясь от смертной плоти и исчезает среди бликов и теней.       Лишь деревья Нан-Эльмота будут хранить память о том, как на этой самой поляне впервые соединили свои руки и уста эльфийский король Эльвэ Тингол и майэ Мелиан, звезда, сошедшая с небес…       И об их озаренной звездами любви...