Царь и пес

День выдался жарким, и солнце палило нещадно. Хуже всего было то, что оно накаляло шлемы, что превращало поездку в предместье Коринфа еще более невыносимой. Последовав примеру своего царственного друга, Гефестион стащил шлем с головы и вздохнул полной грудью воздух, который показался ему невероятно прохладным. Заметив это, ехавший рядом с ним Леоннат, усмехнулся. – Тебе давно следовало это сделать, - заметил он. – В шлеме я выгляжу представительнее, - проворчал в ответ Гефестион. – Зато без шлема куда красивее, - на лице Леонната расплылась улыбка. В ответ его друг криво усмехнулся. – Этот железный котелок скрывает твои прекрасные глаза и портит твою прическу, - продолжил Леоннат голосом профессионального актера. – Твои прекрасные локоны… – Заканчивай ломать комедию, - отмахнулся от него Гефестион. – И так жарко. – Твоим прекрасным локонам больше подойдет диадема, - не унимался Леоннат. – Та самая с золотыми пластинами, что ты обычно надеваешь на званные пиры. – О да! – решил подыграть ему сын Аминтора. – Я надеваю ее специально для тебя. – Правда? – Леоннат изобразил на лице искренне удивление, смешанное со счастьем. – Что же ты молчал так долго?! Не удержавшись, Гефестион в ответ прыснул со смеху, да так громко, что на него обернулись остальные гетайры и сам царь. Поймав на себе удивленный взгляд Александра, Гефестион попытался стать серьезным, но у него ничего не вышло. В ответ на лице царя тоже мелькнула улыбка, и он отвернулся. – Что это Эвмен сегодня ни на шаг не отходит от царя? – ткнул его локтем в бок Леоннат. В его голосе не было уже и тени паясничества. – Небось хочет выпросить себе какую-нибудь милость. – Возможно, - пожал плечами Гефестион. – Ты же знаешь, мы с ним особо не ладим. Он вечно пытается в чем-то меня упрекнуть. Поэтому я стараюсь не иметь никаких дел с главным управляющим канцелярией. – Однако он сумел убедить Александра в собственной необходимости, - заметил Леоннат. – Не следует недооценивать его таланты. Он действительно полезен царю. – Ну да, - поддакнул Леоннат. Отстегнув от пояса небольшую флягу с вином, он сделал несколько жадных глотков. – Хочешь? – предложил он Гефестиону. – Это неплохо утоляет жажду. – Не сейчас, - отказался молодой человек. Его взгляд был по-прежнему прикован к Эвмену. Пока они ехали, кардиец ни на шаг не отступал от Александра. И если раньше Гефестион не замечал его, то после того, как Леоннат обратил его внимание, самодовольная осанка эллина, то и дело маячившая впереди, начала его раздражать. Ударив пятками бока Артемиса, Гефестион поравнялся с царем, по пути заставив недовольного Птолемея пропустить его. Увидев это, что-то говоривший Александру Эвмен невольно осекся. – Сегодня очень жарко, - не обращая на него внимания, обратился к царю Гефестион. – Как долго нам еще ехать? – Осталось немного, - ответил Александр. – Я заметил, Леоннат не дал тебе заскучать. – О да! – воскликнул Гефестион. – Если он пожелает, тот сумеет выступить лучше любого самого талантливого актера! – Я все слышу! – крикнул сзади Леоннат и наигранно надул губы. – Друг мой! Гефестион здесь восхваляет твой талант! – обернулся к нему Александр. – Мой талант ничто по сравнению с его красотой! – вновь вошел в роль Леоннат. – Я лишь предложил ему не прятать под шлемом его прекрасные локоны! Все гетайры отозвались дружным смехом. Гефестион хотел уже ответить Леоннату очередной колкостью, когда один из воинов увидел неподалеку большую бочку и удивленно воскликнул: – И это жилище философа?! Смех сразу же смолк, и все посмотрели в указанном направлении. Придержав Буцефала, Александр спрыгнул на землю и пошел к большой, наполовину уже развалившейся бочке. Обойдя ее, он обнаружил лежавшего на солнцепеке худого старика в одной набедренной повязке. Вслед за царем сопровождавшие его гетайры поспешили спешиться. Столпившись за спиной своего владыки они с любопытством разглядывали лежавшего на земле человеке. – Это Диоген? – с сомнением поинтересовался Гефестион. – Это ради него мы столько жарились на солнце? – Он тоже жарился, - с улыбкой ответил ему Леоннат. – Судя по цвету его кожи он лежит на солнце уже не один час. – В Коринфе все говорят о том, что это Диоген действительно необыкновенный человек, - заметил Птолемей. – А некоторые считают его просто безумцем, - возразил Неарх. – Все поистине мудрые люди кажутся безумными, - повернулся к нему сын Лага. – Простому люду достаточно лишь заметить, что кто-то не схож с ними норовом и повадками, чтобы объявить его выжившим из ума. – Иногда они бывают правы, - вмешался в полемику Леоннат. – Правы? – недовольно возразил Птолемей. – Правы те, кто готов объявить мудрость сумасшествием?! – Давайте сначала убедимся в его мудрости прежде, чем пускаться в бесконечные споры, - попытался остановить друзей Гефестион. Пока они спорили, Александр приблизился к философу и склонился над ним. Растревоженный шумными голосами свиты, Диоген приоткрыл глаза и увидел возвышавшегося над ним с царя. С минуту он удивленно разглядывал Александра. По дорогим доспехам и богато расшитому плащу, философ сразу же смекнул, что перед ним знатный человек. – Ты и есть философ Диоген? – первым обратился к нему македонский басилевс. – Да, это я, - хриплым голосом отозвался старик. – А кто ты? – Я Александр, царь Македонии и гегемон всех эллинов. Звуки их голосов заставили гетайров и друзей царя умолкнуть и еще плотнее обступить их. – Ты оказался единственным философом, кто не прибыл в Коринф, чтобы выразить мне свое почтение, - продолжил Александр. – Поэтому я решил сам приехать к тебе. Как вижу, слухи о том, что ты довольствуешься одной бочкой в качестве жилища, правдивы. Но я могу дать тебе больше. Проси, чего хочешь. Несколько минут Диоген мерил царя взглядом, полным сомнения. – Отойди немного, пожалуйста, - произнес он. – Ты загораживаешь мне солнце. Услышав подобный ответ, сопровождающие затаили дыхание. – Провались он в Аид! – пробормотал себе под нос Леоннат. – Он и впрямь безумец! – Что ты сказал?! – выступил вперед Гефестион. – Как ты смеешь говорить подобное царю?! – Он сам позволил попросить чего хочу, - возразил философ в свое оправдание. Внешне он оставался по-прежнему спокойным, но злоба на лице друга царя все-таки заставила его начать немного волноваться. – Ты, жалкий пес! – рука молодого воина легла на рукоять махайры. – Не надо, - остановил Гефестиона Александр. – Он прав, я сам позволил ему попросить о том, чего он желает. – Но Александр… – Все нормально, - царь был бесстрастен. – Мы выполним просьбу философа и не станем больше тревожить его полуденный сон. – Этот человек не смеет оскорблять царя, который одним словом может положить конец его жалкой жизни! И тем более, он не заслуживает твоей благосклонности! – Если на моем месте был бы сейчас другой царь, возможно, он и не остановил бы своего друга, ринувшегося воздать по заслугам обидчику. Но я поступлю по-другому. Этот человек, довольствующийся самым малым, что может дать ему жизнь, поистине заслуживает уважения. Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном. Он положил руку на плечо Гефестиона, чтобы успокоить друга. Пораженный его словами, Гефестион смотрел на него, хлопая длинными ресницами и ища, что возразить. – Был бы… Диогеном? – с трудом переспросил он. – Тебя это удивляет? – Я… я… Прости, мне никогда не постичь твоей мудрости. – А мне никогда быть таким преданным и самоотверженным, как ты. Сказав это, царь вдруг вспомнил, что тени от них все еще падают на Диогена. Сам же старик с любопытством наблюдал за беседой молодых людей. – Отойдем, - Александр взял Гефестиона под руку и сделал несколько шагов в сторону, чтобы не мешать философу наслаждаться солнечным теплом. Все еще пораженный произошедшим, молодой человек позволил басилевсу увести себя. – Прости… - проронил он, когда Диоген уже не мог его услышать. – В следующий раз я буду более сдержанным. – Я знаю, друг мой, - улыбнулся Александр. – А сейчас нам пора обратно в город. Лихо вскочив на Буцефала, он сделал своим людям знак возвращаться в Коринф. Последовав его примеру, Гефестион сел на коня и поспешил не отстать от царя. Весь обратный путь он только и размышлял о словах Александра. «Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном», - беспрестанно звучали у него в голове слова друга.